Терский город

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Терский город, Терка, Терки (изнач. Тюменский острог, в финале существования Терский редут, иногда в поздн. источн. Терской город, Терек) — русское поселение-крепость (острог → город → редут) на Северном Кавказе в XVIXVIII веках. Первоначально было возведено в устье Сунжи, несколько раз сносилось, восстанавливалось и переносилось[~ 1]. Как город сформировалось в дельте Терека на исчезнувшей ныне речке Тюменке — территория, соответствующая современному северо-восточному Дагестану (Кизлярский район, левобережье русла Старого Терека к северо-востоку от Кизляра[~ 2]).

Терский город являлся оплотом экспансии Русского государства на Северном Кавказе и Западном Прикаспии, его местоположение делало его важным военно-стратегическим пунктом на южных окраинах страны. Административно он относился к Астраханскому краю, имел своего воеводу, который, в свою очередь, подчинялся астраханскому воеводе. В период расцвета (XVII век — первые годы XVIII века) город был вторым после Астрахани по величине и значимости в крае, сюда сходились многие торговые пути. Образованная в 1602 году на этих землях православная епархия именовалась до 1723 года «Астраханской и Терской». В первые годы XVIII века успешное развитие Терского города было прервано в результате набега Малых Ногаев (старорусск. «кубанских татар») и последовавших за этим правительственных мер. Город превратился в чисто военное поселение, которое вскоре было оставлено.





Название

Название города связано с рекой, в долине которой он находился, — Терек (старорусск. Терка), отсюда и Терский/Терской город[~ 3]. Согласно географу-топонимисту Э. М. Мурзаеву, название реки произошло из тюркского языка, где терек — это «тополь», и полностью река именовалась Терексу — «Тополиная река». Однако существуют и другие гипотезы: например, лингвист А. В. Суперанская считает, что в основе гидронима лежит древнетюркское (хунно-булгарское) терек — «река»[1] (см. раздел «Название» в статье о реке Терек).

Изначально Терки были отстроены как острог и иногда именовались Терским острогом. После переноса острога в дельту Терека — в район прикаспийской Тюмени на реку Тюменку — поселение какое-то время могли называть Тюменским острогом[2]. Но обычно в источниках Терки именовались Терским городом или, иногда, городком. У некоторых поздних авторов встречается написание не Терский, а Терской город, или даже просто Терек. Согласно ЭСБЕ, на 10-вер. карте Кавказского края он значится под именем «быв. креп. Трехвальный городок Терской»[3]. Указанная в ЭСБЕ характеристика города, присутствующая в названии, — «трёхвальный», — встречается и у российского военного историка В. А. Потто, но несколько в другом виде — «трёхстенный»[4]. В финале своего существования, когда город фактически превратился в заселённое укрепление-редут, его стали называть Терским редутом[5].

Иногда в справочной и документальной литературе XX—XXI веков, говоря о Терском городе, авторы ошибочно называют его Тарка/Тарки — очевидно, путая с кумыкским городом Тарки. Подобная ошибка/опечатка имеется в «Советской Военной Энциклопедии» 1977 года в статье о гребенских казаках[6][7].

Регион и политическая ситуация

В середине XVI в. Русское государство добилось значительных военных успехов на Волге, завоевав территории Казанского и Астраханского ханств. На юге захваченных земель, в царствование Ивана Грозного, был основан важный военно-стратегический пункт — Терки, через который русское правительство следило за обстановкой на Северном Кавказе и укрепляло здесь своё влияние[8]. Эти события, а также активизация в Западном Прикаспии казаков[~ 4] вызвали противодействие мусульманских стран региона:

Восточные историки говорят о паническом страхе, обуявшем мусульман каспийского побережья, когда они узнали о падении Казани и Астрахани. Связанные близкими сношениями с этими странами, они с минуты на минуту ожидали собственной гибели — и были правы. Если уже казацкие атаманы распоряжались тогда как хотели по всему каспийскому побережью, то для московского царя не было бы слишком мудрёным делом покорить расположенные на нём мусульманские царства.
Российский генерал-лейтенант, военный историк В. А. Потто[4]

В XVIXVIII вв. значительное влияние на все города Астраханского края оказывал факт их местоположения на границах Русского государства. Сами границы края в тот период не были чётко установлены, и часто здесь могли проживать/кочевать народы и народности, являвшиеся подданными (или находившиеся под некоторым влиянием) различных государств — Русского царства (позднее Российской империи), Ирана/Персии или Османской империи/Турции и её союзника Крымского ханства. Постоянные вооружённые конфликты в регионе вынуждали оседлых жителей строить в поселениях мощные укрепления и содержать значительные гарнизоны[9].

В районе Терков сложилась особенно неблагоприятная обстановка в связи с определёнными геополитическими интересами Высокой Порты, которая в тот период активно противодействовала экспансии Русского государства на Северном Кавказе и, в частности, в Западном Прикаспии. За всё время существования Терков Турция постоянно настраивала против русских переселенцев местные народности и организовывала нападения на них отдельных кабардинских владельцев и ногайских мурз. К юго-востоку от Терков располагались не всегда дружественные кумыкские княжества (напр. Тарковское шамхальство, Эндирейское ханство и др.), которые в течение определённого времени были подданными персидских шахиншахов (династия Сефевидов и др.)[~ 5], с которыми у самого Русского государства периодически возникали конфликты: в 1651—1653 гг., в 1722—1723 гг. и прочие[9].

Общее описание

Расположение

Точное местоположение Терков сейчас не установлено, современные исследователи предполагают, что они переносились несколько раз и именно как город сформировались в дельте Терека. Все здешние земли именовались по названию этой реки — Терскими; это название носили и близлежащие горы, называемые Терковскими[~ 6]. Со временем эти земли закрепились за казаками — гребенскими и, также именуемыми по реке — терскими. Несколькими столетиями позднее, в 1860 году, российским правительством здесь была образована административная единица — Терская область, к которой в 1866-68 годах была присоединена северная часть дельты Терека, где когда-то располагался Терский город.

Терки 1, 2. Вероятно, первый Терский острог (1567 год) был построен русскими на левом берегу Терека, напротив впадения в него Сунжи. После его сноса, там же, повторно мог быть возведён второй острог (1578 год). Основанием для такого предположения современным исследователям служит сообщение в «Книге Большому Чертежу»: «А против устья реки Сунши, на другой стороне Терка, острог.»[11]. Но несмотря на то, что это указание кажется довольно точным, сопоставление с другими источниками заставляет ряд историков сомневаться в правильности его буквального понимания[12].

Советский кавказовед Е. Н. Кушева в своём труде «Народы Северного Кавказа и их связи с Россией» подробно рассмотрела этот вопрос и выдвинула альтернативную гипотезу местоположения Терки 1 и 2. Сначала она привела сообщение о выборе места для Сунженского острога 1651 года, который возник здесь позднее — после переноса Терского острога в дельту Терека. В этом сообщении говорится о возможности поставить острог в двух местах: «на Сунше реке на устье, где впала Сунша в Терек реку, или на старом городище от устья Сунши реки в 10 верстах». Е. Н. Кушева предполагает, что под «старым городищем» имеется ввиду Сунженский острог 1590—1605 годов. Обратившись к документам того времени, она приводит ряд ссылок на «старое городище на Сунше», на «Суншино городище, где стоят ис Терского города головы в остроге». По мнению исследовательницы, Сунженский острог 1590—1605 годов, в свою очередь, был построен на месте Терских острогов 1567 и 1578 годов. Из этих материалов она сделала вывод, что Терки 1 и 2 находились не в устье Сунжи, а около 10,6 км от него. Сохранилось пространное описание этого места: при устье Сунжи «между двух вод» «на Касыке, где Сунша с Тереком сошлась»[13].

Подтверждением локализации острога по Е. Н. Кушевой является карта Г. Герритса 1613 года, который использовал для её создания карту Фёдора II Годунова. На карте имеется острог Sunsa/Zunsa, и находится он действительно не на левом берегу Терека, а на левой стороне Сунжи[14].

Терки 3. Согласно ЭСБЕ, Терский город после переноса в дельту Терека располагался на левобережье русла Старого Терека к северо-востоку от Кизляра[15] (совр. Кизлярский район Дагестана). Несмотря на примерно верные ориентиры, в ЭСБЕ привязка к географическим объектам была осуществлена несколько позже, так как Кизляр возник после постройки Терков, а русло так называемого Старого Терека в XVII в. не существовало[10]. Главный транзитный рукав Терека в его дельте «гулял», и новый рукав образовывался примерно каждые 60-70 лет, при этом старый, как правило, отмирал. «Кущение» происходило в районе современной станицы Каргалинской. В новейшее время, в ХХ веке, для предотвращения этого процесса были организованы специальные воднохозяйственные работы[16]. На сегодняшний день имеются две версии возникновения Терков в дельте: 1) на месте прикаспийского города Тюмень (местоположение тоже неизвестно), который впоследствии был переименован в Терский город; 2) неподалеку от Тюмени, вероятно, на противоположном берегу от неё (через реку Тюменку — проток Терека).

Терки 4. Отстроен неподалёку от оставленного Терки 3, на т. н. «Копани» — участке дельты, где были начаты, а потом заброшены работы по устройству канала, который должен был направлять русло реки Терек к городу[8].

Население

Терки, как и Астрахань, были в Астраханском крае городами с наиболее пёстрым национальным составом[9]. В середине XVII в. в пригородах Терского города жило семьдесят семей кабардинских узденей, много купцов (русских, армянских, азербайджанских, персидских) и ремесленников. Северокавказская знать переселялась в Терки вместе со своими людьми, принимая подданство русского царя. В Терках имел свой дом влиятельный кабардинский владелец — Муцал Сунчалеевич Черкасский, который с 1645 г. по царскому указу стал князем над нерусским населением Терского города[17].

История

Гребенские казаки и Терский острог.

Российский генерал-лейтенант и военный историк В. А. Потто, в своём труде «Кавказская война», приводит предание о стариках гребенских казаков, приезжавших в Москву и допущенных к царю Ивану Грозному, который уговаривал их жить в мире и обещал «пожаловать Тереком». Также историк сообщает, что Терский острог в устье Сунжи якобы был передан Иваном Грозным гребенцам, и царь наказал им «служить свою службу государскую и беречи свою вотчину кабардинскую»[18].

В XVI веке Русское государство захватило Астраханское ханство и продолжило свою экспансию далее — на Северный Кавказ. Здесь одним из основных геополитических противников Москвы стала Османская империя со своим вассалом — Крымским ханством. После ирано-турецкой войны 1514—1555 годов Высокая Порта имела в Западном Прикаспии союзника — Тарковское шамхальство, через которое она пыталась усилить своё влияние в регионе. В конфликте шамхала с Кабардой (в старорусск. источниках «Черкасская земля») правительство царя Ивана IV начало активно поддерживать кабардинцев (в старорусск. источниках «пятигорских черкас»), которые периодически страдали от набегов крымских татар, что способствовало их союзу с русскими. Помимо прочих причин, благодаря этому союзу через кабардинскую территорию Москва осуществляла контакты со своим новым союзником — единоверной Грузией.

В устье Сунжи

В период экспансии русских на Северный Кавказ Кабарда не являлась однородным государственным образованием, и Ивану IV пришлось вмешаться в её внутренние дела, чтобы обеспечить здесь власть одного правителя — Москва оказала содействие партии князь-валия Темрюка Идаровича. В декабре 1566 года он, через своего сына Матлова/Мазлова, отправленного посланцем в Москву, просит поставить русского царя крепость «на Терке реке усть Сююичи реки [в устье Сунжи]» «для брежениа от недругов его»[19].

Терки 1

Весной 1567 года из Москвы на Северный Кавказ отправляются воеводы, посланные для «городового дела» — князь А. С. Бабичев и П. Протасьев. Шли они на судах по Волге «со многими людьми, да и наряд, пушки и пищали»[19]. В этом же году на Тереке, в районе впадения в него реки Сунжи, русскими был построен острог. По крымским свидетельствам, русским правительством было прислано людей «тысячи две-три»[19]. Установление тесных связей между Русским государством и Кабардой, а также постройка русскими города на Северном Кавказе, вероятно, вынудили Тарковское шамхальство искать с ними союза, и в этом же году от шамхала было прислано посольство в Москву «с великими поминки [подарками]», в числе которых имелся живой слон. Тюменский князь Токлуй сообщал в Крым, будто шамхал бил челом Ивану Грозному, «что хочет быти в его воле»[19].

10 февраля 1571 года по решению боярской думы из Москвы к османскому султану Селиму II был отправлен гонец А. Ищеин-Кузминский. Вёз он грамоту царя Ивана IV, в которой тот писал, что показал «братцкие любви знамя», велел снести город «с Терки реки из Кабардинской земли», вывести из него людей в Астрахань и «отперети дорогу» «всяким проезжим людям»[20]. Но не успел ещё гонец добраться до Константинополя, как ситуация кардинально изменилась — крымский хан Девлет I Герай осуществил свой знаменитый поход, закончившийся сожжением Москвы. После этого Иван IV был уже формально согласен на сдачу Астрахани, однако, оправившись от поражения, начал вести переговоры о том, чтобы хан «прошенье о Казани и Астрахани оставил»[21]. Блестящая победа русских в 1572 году в битве при Молодях снова изменила политическую ситуацию уже в пользу Русского государства[22].

В 1571 или 1572 годах, несмотря на победу в битве при Молодях, Терский острог был оставлен под давлением Османской империи[23]. Однако ситуация от этого не изменилась — на месте Терского острога продолжали селиться казаки. По сообщению историка В. А. Потто, «… место, где она стояла [Терская крепость], продолжало служить постоянным притоном бродяг и удальцов, селившихся здесь без ведома царя и занимавшихся разбоями. Впоследствии они испросили себе прощение Ивана Грозного и, присоединившись к Терскому войску, обязались охранять наши пограничные владения»[24].

Терки 2

Весной 1578 года в Москву из Кабарды снова прибыло большое посольство, возглавлял его брат Темрюка Идаровича — князь-валий Камбулат Идарович (Черкасский), также приехали Казый Пшеапшоков (Кайтукин) и Созоруко Тапсоруков[~ 7] (Таусалтанов). Они били челом от всех кабардинцев и просили поставить город «на Терке реке, на усть Сунцы-реки [то есть в устье Сунжи]», для обороны «от крымского царя и от иных недругов их». После шертования послов Камбулату Идаровичу была дана жалованная грамота, а в Кабарду отправлен воеводою[~ 8] Л. З. Новосильцев «со многими людьми и с вогненным боем» и с плотниками. Согласно современным исследователям, в том же 1578 году острог был построен. В «Хрониках гвардейских казачьих частей помещённых в книге Императорской гвардии» 1912 года, сообщается другая дата основания этого поселения-крепости — 1577 г., согласно «Хроникам …» к этой дате даже приурочено старшинство Терского казачьего войска[25][26].

Во время ирано-турецкой войны 1578—1590 гг. через Терек проходил на Ширван крымский калга Адиль Герай, который вынужден был просить у Л. З. Новосильцева дороги, чтобы «Сеунчю реку [то есть Сунжу] от терских казаков перелести здорово»[25].

В 1579 году острог снова был оставлен. В последующие годы острог в устье Сунжи строился русскими ещё несколько раз, но после переноса Терков в дельту реки Терек здешний острог принято называть «Сунженским»[27] (см. Сунженский острог).

Альтернативные версии основания Терки.

1. Согласно историку В. А. Потто, Терский город в дельте Терека, якобы, был основан гребенскими казаками. В подтверждение им приводится старинное предание: «… три атамана донских и волжских казаков, навлекших на себя царскую опалу, в 1579 году совещались в низовье Волги, куда им укрыться от царского гнева. Старший из них, Ермак Тимофеевич, потянул на север…, остальное казачество выплыло в море и, разбившись на два товарищества, направилось к Яику, а большинство — к тому же Тереку, в глухое приволье тюменского владения, где с давнейших пор заведён был разбойничий притон для всех воровских казаков. Там они остановились и построили свой трёхстенный городок, названный Терки, куда и стали собирать к себе кабардинцев, чеченцев, кумыков и даже черкесов. Разноплемённая смесь всех этих элементов впоследствии и образовала из себя правильное Терское войско»[28].

2. Согласно ЭСБЕ, Терки были основаны волжскими казаками в 1573 г., а в 1646 г. были сильно укреплены[3].

В дельте Терека

Терки 3

В 1588 году[~ 9], в период правления царя Фёдора I Иоанновича, в дельте Терека на его протоке — реке Тюменке, русскими был основан острог, ставший впоследствии городом. Одной из причин строительства историки называют обращения, которые русские правители получали от князей Кабарды и Грузии, искавших у Русского государства защиты от Турции[29]. В известных сегодняшней науке источниках имеются две версии основания Терки 3 (см. раздел «Расположение»). У российского исследователя Ф. И. Соймонова, в «Описании Каспийского моря», упоминаются сразу обе версии — сначала вариант с переименованием прикаспийского города Тюмени[30], а ниже он сообщает, что после завоевания Русским государством Астраханского ханства город Тюмень был заселён российскими жителями, а «… за рекою против города [Тюмени] построили новой город, Терки нареченной»[31].

Терки 4

В 1669 году из-за «потопления города морскою водою» Терки были перенесены на другой участок дельты Терека, неподалёку от старого местоположения[8]. В 1708 году[~ 10] в результате неожиданного набега ногайцев Малой Орды (в русских источниках «кубанские татары»)[~ 11] Терки были разграблены и сожжены. Во время этого нападения городу был нанесён огромный ущерб, после которого он уже не смог восстановиться. Как сообщал терский священник Ф. Яковлев:

За полтора часу до свету пришли на город Терек неприятельские люди и город Терек — жильё всё и церкви выжгли и разорили и всякую церковную утварь, ризы и книги, всё побрали без остатку… московских стрельцов жён и детей, неприятельские люди многих побрали в плен, а которые остальные ушли было в Кремль, и те стрелецкие жёны и дети многие з голоду померли… а достальные уехали в Астрахань.
Из челобитной Ф. Яковлева к митрополиту с просьбой о переводе его в другое место[8]

Терки 5

При Петре Великом большая часть гарнизона и жителей города была переведена в другие вновь построенные русские крепости, а сам город был обращён в небольшой редут на 200 человек и вскоре после этого оставлен. Валы укрепления существовали до конца XVIII в.[3].

Администрация и гарнизон

Захваченные Русским государством земли Астраханского ханства — Астраханский край — поступили в XVI в. в ведение Приказа Казанского дворца, а с XVII в. — Посольского приказа. Основанный на юге Астраханского края Терский город имел своего воеводу, но в административном отношении все города края подчинялись астраханскому воеводе во всех областях управления[32]. Воеводы Терков часто вмешивались в междоусобицы соседних с городом владельцев, осуществляя политику Посольского приказа по ослаблению северокавказских этнических и родовых объединений. По челобитным от различных князей и мурз воеводы давали вооружённые отряды с «вогненным боем» тем группировкам, которые считали «прибыльнее» «для государева дела». Обещание военной помощи было одним из способов привлечения различных местных правителей на свою сторону. Иногда терским воеводам давались указания поддерживать мир между враждующими сторонами, при условии их верности, обеспеченной выдачей аманатов. В других случаях категорически требовалось «однолично промышлять неоплошно», чтобы не дать врагам «помиритца и в соединении быти»[33].

По описанию немецкого путешественника Адама Олеария, в середине XVII в. гарнизон Терков состоял «из 2000 человек, которые находятся под наблюдением воеводы и полковника. В городе находятся три приказа, или канцелярии, и каждой из них подчинены 500 стрельцов. Князь Мусал имеет в своем придворном штате ещё 500 человек, которые в случае необходимости должны действовать заодно с остальными»[34].

Список терских воевод
Острог в устье Сунжи
1577—1578 гг. Л. З. Новосильцев
Город в дельте Терека
1589 г. А. И. Хворостинин (прозв. «Старко»)
1697 г. М. А. Волконский
1698 г. М. И. Зорында

Хозяйство и торговля

Удачное местоположение на скрещении многих степных и горных дорог делало Терский город важным торговым пунктом на юге Русского государства. Купцы провозили через Терки свои товары на юг — в Дагестан, Иран/Персию и страны Закавказья, на запад — к Черноморскому побережью, на северо-запад — к Азову и на Дон, на северо-восток — к Астрахани[8]. В период существования Терков условия торговли на Северном Кавказе фактически ещё являлись средневековыми. Например купцам, направлявшимся на юг — по так называемой «Дагестанской дороге», из Астрахани через Терки и далее в Дербент, приходилось платить пошлины всем владельцам, через земли которых они путешествовали. В 1630-х гг. на этом направлении поборы брали: в Тарках шамхал Ильдар ибн Сурхай (Тарковское шамхальство), несколько южнее — буйнакский владелец Бий-Багомат, в Кайтагской земле уцмий Рустем-хан, а также претендовал на поборы его брат — Чукук (Кайтагское уцмийство). Пошлины взимались с купцов не только согласно предварительным договорённостям, но и «лишнее»[35].

Напишите отзыв о статье "Терский город"

Примечания

Комментарии
  1. Терский острог был построен в 1567 году, не следует путать его с острогом, получившим название «Сунженский», который был построен русскими здесь же — в устье Сунжи, но несколько позднее — в 1590 году (Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. — М.: Издательство АН СССР, 1963. — С. 365-366).
  2. Точное местоположение города на сегодняшний день не установлено. Даны ориентиры согласно ЭСБЕ (Терский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.), привязка к которым была осуществлена несколько позже, так как Кизляр возник после постройки Терского города, а русло так называемого Старого Терека в XVII веке не существовало (см. раздел «Расположение»).
  3. Следует помнить, что местоположение Терского города в период его расцвета было не на берегу самого Терека, а на реке Тюменке (см. раздел «Расположение»).
  4. Казаки на реке Терек выступали союзниками Русского государства и со временем вошли в состав его вооружённых сил как «гребенское» и «терское казачество».
  5. После ирано-турецкой войны 1514—1555 гг. Тарковское шамхальство сменило ориентацию с иранской на крымско-турецкую (Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 238).
  6. Упоминаются в различных старинных описаниях, например, в труде российского исследователя Ф. И. Соймонова (Соймонов Ф. И. Описание Каспийского моря и чинённых на оном Российских завоеваний, … / Дополнения Г. Ф. Миллера. — СПб.: Императорская академия наук, 1763. — С. 242).
  7. В источниках можно встретить ещё один вариант имени этого представителя Таусалтановых — Сюзрюк Тапросуков (Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 258).
  8. Согласно «Хроникам гвардейских казачьих частей помещённых в книге Императорской гвардии» 1912 года, Л. З. Новосильцев был не терским, а астраханским воеводой (Казачьи войска (Хроники гвардейских казачьих частей помещённые в книге Императорской гвардии) / Под редакций В. К. Шенка. — Справочная книжка Императорской Главной квартиры, 1912, репринтное издание АО «Дорваль», 1992. — С. 6, 171).
  9. В труде Е. Н. Кушевой «Народы Северного Кавказа и их связи с Россией» встречаются две даты основания Терки в дельте — помимо указанного 1588 г. (Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 242, 366), также и 1589 г. (Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 106).
  10. Историк Н. Б. Голикова сообщает о рукописи неизвестного автора (ЦГАДА, ф. 199, д. 357/30), в которой этот набег отнесён к февралю 1707 г., но исследовательница считает эту дату ошибочной, так как в других источниках, современных этому событию, всегда указывается 1708 г. У самой Н. Б. Голиковой в работе «Очерки по истории городов России…» также имеется некоторое расхождение в датировании нападения на Терки: сначала это весна 1708 г., но ниже, в приведённой ею челобитной священника Ф. Яковлева, называется дата 12 февраля 1708 г. (Голикова Н. Б. Очерки по истории городов России конца XVII — начала XVIII в. — М.: Издательство МГУ, 1982. — С. 31).
  11. В одном из документов той эпохи (дело о разводе терского стрельца К. Агрыжана — Архив Астраханской области, ф. 599, оп. 1, д. 2, л. 1, д. 3, л. 4) упоминается разорение Терков от «воровских черкас» — то есть, возможно, либо черкес, либо казаков.
Источники
  1. Твердый А. В. [kubangori.narod.ru/Slovartopo.html Топонимический словарь Северного Кавказа. Ч. 1, 2]. — Краснодар, 2006.
  2. Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. — М.: «Издательство АН СССР», 1963. — С. 269, 366, 367.
  3. 1 2 3 Терский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  4. 1 2 Потто В. А. [www.vehi.net/istoriya/potto/kavkaz/11.html Кавказская война]. — Ставрополь: «Кавказский край», 1994. — Т. 1: От древнейших времён до Ермолова. — С. 13.
  5. Голикова Н. Б. Очерки по истории городов России конца XVII — начала XVIII в. — М.: Издательство МГУ, 1982. — С. 32.
  6. Гребенские казаки // Советская Военная Энциклопедия / Председатель Гл. ред. комиссии Н. В. Огарков. — М.: «Воениздат», 1977. — Т. 3. — C. 31.
  7. Также, например, см. Гродненский Н. Н. Первая чеченская: история вооружённого конфликта — Минск: «Современная школа», 2008. — С. 10.
  8. 1 2 3 4 5 Голикова Н. Б. Указ. соч. — С. 31.
  9. 1 2 3 Голикова Н. Б. Указ. соч. — С. 4.
  10. 1 2 Акаев Б. А., Атаев З. В., Гаджиев Б. С., 1996 (схема дельты реки Терек).
  11. Книга Большому Чертежу. — М.-Л., 1950. — С. 91 (л. 66 об.).
  12. Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 241-242.
  13. Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 242.
  14. Кордт В. А. Материалы по истории русской картографии, вторая серия, вып. 1. — Киев, 1906; Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 242.
  15. Терский // ЭСБЕ, 1901 — Т. XXXIII. — С. 90.
  16. Аксянов Т. М. Паводочная опасность в низовьях реки Терек и пути её преодоления на территории Дагестана//Материалы Международной научно-практической конференции «Геориск-2012». — М.: Российский университет дружбы народов, 2012. — С. 139.
  17. Бабулин И. Б. Русско-иранский военный конфликт 1651—1653 гг.//«Рейтар» № 31, 2006
  18. Потто В. А. Указ. соч. — С 12-13.
  19. 1 2 3 4 Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 239.
  20. Турецкие дела, кн. 2, лл. 144 об.-151.
  21. Крымские дела, лл. 36 об.-38, 60 об. и сл.
  22. Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 254-255.
  23. Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 254-256, 366.
  24. Потто В. А. Указ. соч. — С. 14.
  25. 1 2 Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 258-259, 366.
  26. Казачьи войска (Хроники гвардейских казачьих частей помещённые в книге Императорской гвардии) / Под редакций В. К. Шенка. — Справочная книжка Императорской Главной квартиры, 1912, репринтное издание АО «Дорваль», 1992. — С. 6, 171.
  27. Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 365.
  28. Потто В. А. Указ. соч. — С. 13-14.
  29. Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 242; Голикова Н. Б. Указ. соч. — С. 31.
  30. Соймонов Ф. И. Описание Каспийского моря и чинённых на оном Российских завоеваний, … / Дополнения Г. Ф. Миллера. — СПб.: Императорская академия наук, 1763. — С. 259.
  31. Соймонов Ф. И. Указ. соч. — С. 262.
  32. Голикова Н. Б. Указ. соч. — С. 34.
  33. Русско-дагестанские отношения. — С. 58, 98; Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 303.
  34. Олеарий А. Описание путешествия в Московию. — Смоленск, 2003. — С. 363.
  35. Русско-дагестанские отношения. — С. 105, 114, 125, 126; Кушева Е. Н. Указ. соч. — С. 303-304.

Литература

  • Акаев Б. А., Атаев З. В., Гаджиев Б. С. Физическая география Дагестана. — М.: «Школа», 1996.
  • Голикова Н. Б. Очерк 1. Города Астраханского края // Очерки по истории городов России конца XVII — начала XVIII в. / Рецензенты: И. Д. Ковальченко и Е. Н. Кушева. — М: Издательство Московского университета, 1982. — С. 31-35. — 216 с. — 3580 экз.

Отрывок, характеризующий Терский город

– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]