Фредерик V

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фредерик V (король Дании)»)
Перейти к: навигация, поиск
Фредерик V
Frederik 5.<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
король Дании и Норвегии
6 августа 1746 года — 14 января 1766 года
Предшественник: Кристиан VI
Преемник: Кристиан VII
 
Рождение: 31 марта 1723(1723-03-31)
Копенгаген
Смерть: 14 января 1766(1766-01-14) (42 года)
Копенгаген
Место погребения: Роскилльский собор
Род: Ольденбурги
Отец: Кристиан VI
Мать: София Магдалена Бранденбург-Кульмбахская
Супруга: 1. Луиза Великобританская
2. Юлиана Мария Брауншвейг-Вольфенбюттельская
 
Награды:

Фредерик V (дат. Frederik 5., 31 марта 1723, Копенгаген — 14 января 1766, Копенгаген) — король Дании и Норвегии с 6 августа 1746 года. Из Ольденбургской династии. Сын датского короля Кристиана VI и Софии Магдалены Бранденбург-Кульмбахской.





Политика

Фредерик получил строгое немецкое воспитание и образование. Немецкий язык стал для него, как для его отца и деда, родным. Тем не менее, его восшествие на престол в 1746 году было встречено народом с восторгом и живейшими надеждами, чему немало содействовали привлекательные личные качества короля: Фредерик отличался приветливостью, доступностью и жизнерадостностью, в противоположность угрюмому, строгому пиетисту Кристиану VI.

Датский театр, закрытый при Кристиане VI, вновь открылся. После 16-летнего вынужденного молчания вновь стал писать знаменитый драматург Людвиг Хольберг. Возобновились в Копенгагене и итальянская опера, которой долго и успешно руководил Джузеппе Сарти, и французская комедия. При Фредерике в Копенгагене была основана Датская королевская академия изящных искусств (дат. Det Kongelige Danske Kunstakademi). Официально академия была открыта 31 марта 1754 года, в 31-й день рождения короля. Была расширена свобода печати, духовная свобода сильно возросла и окрепла.

Приписывать все хорошее в царствование Фредерика ему самому, однако, нельзя. Он лично мало оказывал влияния на общий ход государственной и общественной жизни, но и не мешал её прогрессу. Из-за пристрастия короля к алкоголю страной фактически управляли министры, среди которых были А. Г. Мольтке, И. Х. Э. Бернсторф и Г. К. Шиммельманн. Они избегали вовлечения Дании в войны того времени. Страна осталась нейтральной и во время Семилетней войны (17561763), несмотря на близость России и Швеции, участвовавших в войне.

С ранней юности Фредерик проявлял склонность к разврату и пьянству, и эти его слабости быстро превратились в настоящие пороки, которые и свели его преждевременно в могилу. Популярность короля, тем не менее, не уменьшилась даже в последние годы царствования, когда экономические условия стали крайне тяжёлыми. Народ продолжал звать Фредерика «добрейшим» и снисходительно смотрел на его крайне распущенный образ жизни.

Король умер в возрасте 43-х лет. По словам очевидцев, его последними словами были: «Большое утешение для меня в последний час, что я никого никогда преднамеренно не оскорбил и ни капли крови нет на моих руках»[1].

Фредерик похоронен в соборе города Роскилле.

Браки и дети

Первой супругой Фредерика с 1743 года была принцесса Луиза, дочь короля Великобритании Георга II и Каролины Ансбахской. Дети:

19 декабря 1751 года Луиза умерла. В 1752 году Фредерик женился на Юлиане Марии Брауншвейг-Люнебургской, дочери Фердинанда Альбрехта II, герцога Брауншвейг-Люнебурга. Юлиана Мария приходилась сестрой Антону Ульриху Брауншвейгскому и тёткой Ивану VI. Впоследствии она предпринимала усилия по освобождению своих племянников и их переезду в Данию.

От второго брака родилось семеро детей. Самые известные:

У Фредерика также было пять незаконнорождённых детей от Эльсе Хансен (дат. Else Hansen).

Напишите отзыв о статье "Фредерик V"

Примечания

  1. [monarchy.nm.ru/denmark/frederik_v.html Фредерик V, король Дании и Норвегии]

Литература

Отрывок, характеризующий Фредерик V

– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?