Чапаевский парк

Достопримечательность
Чапаевский парк (Парк Авиаторов)
Страна	Россия
Город	Москва
Строительство	1898—1936 годы
Основные даты: 1899 — Создание парка 1936 — Открытие детского ПКиО Ленинградского района 1950 — Начало строительства в центре парка 2008 — Открытие Парка Авиаторов
Статус	Культурное наследие Российской Федерации

Чапа́евский парк (Парк Авиа́торов) — небольшой парк в Хорошёвском районе Северного административного округа Москвы. Расположен у Ленинградского проспекта на пересечении с Чапаевским переулком. Площадь парка составляет 6 гектаров. Чапаевский парк является объектом культурного наследия (произведением садово-паркового искусства) регионального значения.

История

Парк в конце XIX — начале XX века

В XIX веке на месте парка находилась Малая Всехсвятская роща, получившая название от села Всехсвятского. На её окраине в 1878 году было основано Александровское убежище для увечных и престарелых воинов русско-турецкой войны. Располагалось оно восточнее современного парка.

В мае 1898 года Александровскому убежищу отвели участок Малой Всехсвятской рощи площадью 5 десятин, 2000 квадратных саженей. Роща была благоустроена и превращена в парк, который уже к 1899 году был открыт для посещения. По словам современников, «роща эта приняла вид довольно красивого парка, при входе в который зрителю развёртывается совершенно иная картина: всюду встречаются тщательно разделанные по всем направлениям дорожки, аллеи, красивые клумбы цветов, оранжереи и масса деревьев».

После революции парк оказался в черте Москвы. Согласно плану 1919 года, в южной части Гимназического переулка (ныне Чапаевского) располагалось кладбище (на более поздних планах оно отсутствует). На историко-архитектурном опорном плане, составленном в середине 1990-х годов, этот некрополь обозначается как кладбище воинов-инвалидов. По версии автоисторика Льва Шугурова, на этом кладбище хоронили пилотов, погибших на Ходынском поле. Согласно предположению главного архитектора проектов НПО-38 «Охраны историко-культурного комплекса Москвы» НИиПИ Генплана Москвы В. В. Коновалова, оно могло быть захоронением жертв красного террора.

Детский парк культуры и отдыха Ленинградского района

Территория парка в 1919, 1938 и 2014 годах

В 1936 году парк был расширен на юг за счёт территории бывшего кладбища и стал Детским парком культуры и отдыха Ленинградского района. Открытие парка состоялось 6 июня 1936 года. Он занимал 12 гектаров соснового бора. Южная граница парка проходила вдоль современного проезда Аэропорта. Главный вход в парк располагался со стороны Ленинградского шоссе (ныне проспекта) и был оформлен в виде деревянной арки с кассами по бокам. Два других входа располагались со стороны Чапаевского переулка и Чапаевского проезда (ныне безымянный проезд между Ленинградским проспектом и улицей Острякова). У каждого входа был фонтан. Рядом с главным входом располагались читальня, звуковой кинотеатр на 630 мест, буфет для детей и танцевальная площадка. От кинотеатра вглубь парка вела аллея, на правой стороне которой располагалась лиана для лазания, а на левой — две детские горки и тир. В парке был физкультурный городок с футбольными полями и двумя крокетными площадками. Около физкультгородка размещался павильон с игротекой для малышей, велогаражом, шахматами, шашками, бильярдом. В парке также имелся велодром и автодром.

У входа в парк со стороны с Чапаевского проезда располагался павильон техники, в котором действовало несколько кружков: авиамодельный, радио, фотографический и автомобильный. В этом же павильоне находится радиоузел. Напротив входа размещалась летняя эстрада на 120 мест. Правее располагались две городошные площадки, скетинг-ринг, теннисный корт. В парке были аттракционы: гигантские шаги, качели, качалки, «качающиеся диваны», гамаки и другие. У входа с Чапаевского переулка стоял двенадцатиместный пассажирский самолёт. Имелся душ, в павильоне игротеки размещался врачебный кабинет. В парке было несколько палаток и киосков для продажи питания, а также павильон для продажи игрушек. По периметру парк был обнесён деревянным забором.

После Великой Отечественной войны

В годы войны сосны парка были частично вырублены на дрова. С 1948 года началась активная застройка прилегающих к парку территорий. Примерно в это же время деревянный забор парка был заменён на металлический. В 1950 году в парке по распоряжению Василия Сталина было начато строительство спортивного центра Дома офицеров ВВС МВО. Однако в 1952 году его строительство было приостановлено из-за нехватки средств, а спустя ещё два года Василия Сталина арестовали. На допросе он признавался: «в этом деле я повинен ещё и в том, что отняв у трудящихся Ленинградского района Москвы их излюбленное место отдыха – парк культуры и отдыха, разрушил кинотеатр, уничтожив зеленые насаждения и не выстроив спортивного центра, я фактически уподобился собаке на сене». Вскоре архитектор Каро Алабян разработал проект Дворца культуры «Сокол», который он предполагал возвести на фундаменте спортивного центра. Но после выхода постановления «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» этот проект был отменён.

При Хрущёве ограда парка была демонтирована. Парк в дальнейшем получил название Чапаевский по одноимённому переулку, проходящему вдоль его границы. Недостроенный каркас цокольного этажа спортивного центра долгое время стоял в центре парка, став одним из излюбленных мест для игр у детей района.

Парк долгое время отделялся от Ленинградского проспекта малоэтажными домами. Один из этих домов, стоявший на углу Чапаевского переулка и Ленинградского проспекта, имел статус памятника истории, поскольку в 1917 году в нём заседали подрайком РСДРП(б) и ревком Всехсвятского подрайона. В 1960-х годах на границе парка у шоссе появилось кафе «Сокол», построенное архитектором П. И. Райхинштейном и инженером М. Ф. Дроздовым в футуристическом стиле с массивным козырьком над входом. В 1978 году козырёк частично обрушился, после чего был полностью демонтирован. Кафе было снесено в 1979 году вместе с остальными постройками между парком и проспектом в связи с расширением автодороги к Олимпиаде-80.

В 1970—1980-х годах у входов в парк со стороны Ленинградского проспекта были установлены бюсты авиаконструктора А. С. Яковлева и учёного в области авиации Н. С. Строева. В 1980-х годах на месте руин спортивного центра началось строительство Дома культуры Авиационного объединения «Знамя труда», которое тоже не было закончено. Заброшенная стройка стала объектом индустриального туризма.

Реконструкция 2000-х годов

Окружённый бетонным забором остов Дома культуры был снесён только в 2001 году, когда на этом месте началось строительство многоэтажного комплекса «Триумф-Палас», который должен был стать самым высоким жилым домом Европы. Эта стройка послужила основанием для протестов местных жителей и экологов. Люди опасались, что может пострадать Чапаевский парк, в котором произрастают редкие сорта деревьев. Отчасти эти опасения оправдались — была застроена площадка для игры в регби, находящаяся на окраине парка. Кроме того, по сообщениям очевидцев, при рытье котлована строители выкапывали человеческие кости. Компания-застройщик пообещала благоустроить Чапаевский парк сразу после окончания строительства. «Триумф-Палас» был сдан в эксплуатацию в 2006 году, однако работы по благоустройству парка были начаты только в 2008 году. После строительства «Триумф-Паласа» официальная площадь территории парка сократилась с 13,2 до 6 гектаров.

8 сентября 2008 года в присутствии заместителя мэра Людмилы Швецовой и префекта Северного округа Юрия Хардикова состоялось торжественное открытие обновлённого парка. В связи с тем, что в окрестностях парка расположено большое количество авиационных предприятий и вузов, было заявлено, что он получает новое название Парк Авиаторов. На одной из аллей парка был установлен памятный знак в честь лётчиков, погибших на Ходынском поле. В перспективе здесь планировалось увековечить в архитектурных композициях знаменитую петлю Нестерова, пилотажную группу «Русские Витязи» и легендарный самолёт-штурмовик Ил-2. Были планы установить в парке и несколько памятников известным российским авиаторам. Однако, по состоянию на 2015 год, эти планы не были осуществлены, а в официальных документах парк по-прежнему фигурирует под названием Чапаевский.

Описание парка

Границами Чапаевского парка являются: Ленинградский проспект, Чапаевский переулок, территория жилого комплекса «Триумф-Палас» и кварталы жилой застройки.

В 300 метрах от парка расположена станция метро «Сокол», а в 420 метрах — станция метро «Аэропорт». Кроме того, до парка можно доехать и наземным транспортом: автобусом № 105 и троллейбусами № 6, 12, 43, 65, 70, 82 до остановок «Площадь Марины Расковой» или «Улица Лизы Чайкиной».

В парке расположены детская и спортивная площадки, роллердром, площадка для выгула собак. Есть скамейки и искусственное освещение, дорожки вымощены тротуарной плиткой. Имеется большое количество клумб и цветников. По периметру парка высажена живая изгородь. Среди зелёных насаждений преобладают клёны — остролистный и ясенелистный; многочисленны тополь, берёза, липа. Встречаются также ель, сосна и вяз. Из кустарников распространены сирень, чубушник, боярышник, рябина. Некоторые деревья имеют возраст 80—100 лет и более. В парке обитают белки.

Чапаевский парк признан объектом культурного наследия (произведением садово-паркового искусства) регионального значения. Предметами охраны являются: местоположение и градостроительная роль парка в композиционно-пространственной и планировочной структуре района; рельеф природного и антропогенного происхождения; планировочная структура парка; ландшафтные характеристики; ценные элементы благоустройства (парковые лестницы и подпорные стенки); ценные видовые раскрытия; произведения монументального искусства.

Памятники

• Бюст А. С. Яковлева изготовлен в 1976 году по проекту скульптора М. К. Аникушина и архитектора А. А. Заварзина. Установлен у одного из входов в парк со стороны Ленинградского проспекта. Обращён на здание ОКБ имени Яковлева. Памятник имеет статус выявленного объекта культурного наследия.
• Бюст Н. С. Строева изготовлен в 1987 году по проекту скульптора И. М. Рукавишникова и архитектора Г. В. Макаревича. Установлен у одного из входов в парк со стороны Ленинградского проспекта. Относится к категории «уличная скульптура».
• Памятный камень «Авиаторам, испытателям и защитникам неба, погибшим на Ходынском поле (1910—1970)» установлен в 2008 году на аллее парка вблизи Ленинградского проспекта. Относится к категории «уличная скульптура».

Памятники в парке

Бюст Н. С. Строева	Памятник авиаторам, погибшим на Ходынском поле	Бюст А. С. Яковлева

Отрывок, характеризующий Чапаевский парк

– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.