Всехсвятское

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Населённый пункт, вошедший в состав Москвы
Всехсвятское

Храм Всех Святых в конце XIX века
История
Первое упоминание

1398 год

В составе Москвы с

1917 год

Расположение
Округа

САО

Районы

Аэропорт, Сокол

Станции метро

«Аэропорт», «Сокол»

Координаты

55°48′18″ с. ш. 37°31′11″ в. д. / 55.8052361° с. ш. 37.5199417° в. д. / 55.8052361; 37.5199417 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.8052361&mlon=37.5199417&zoom=15 (O)] (Я)

Координаты: 55°48′18″ с. ш. 37°31′11″ в. д. / 55.8052361° с. ш. 37.5199417° в. д. / 55.8052361; 37.5199417 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.8052361&mlon=37.5199417&zoom=15 (O)] (Я)

Всехсвя́тское (Всесвя́тское) — бывшее село Московской губернии и уезда,[1] административный центр Всехсвятской волости.[2] С 1917 года в черте города Москвы.[3] В настоящее время территорию села занимают московские районы Аэропорт и Сокол. Культурный слой села Всехсвятского относится к ценным объектам культурного наследия регионального значения.[4]

Село известно с XIVXV веков. Название села — от храма Всех Святых.[5] В XVIII веке здесь существовала грузинская типография. До открытия Петровского парка Всехсвятское было одним из любимых мест гуляний москвичей.[6] В 1915 году близ Всехсвятского открыто Братское кладбище.[5]





Содержание

Название

Название Всехсвятское (или Всесвятское) село получило от церкви во имя Всех Святых, построенной в 1683 году (в настоящее время на месте этой церкви стоит новый храм Всех Святых, построенный в 1733—1736 годах). Предыдущее название села — Святые Отцы. О происхождении этого названия нет единого мнения. По одной из версий, ранее на месте села находился монастырь с храмом, освящённым в честь VII Вселенского Собора святых отцов.[5] Согласно другой версии, в том монастыре жили старцы-отшельники, что и объясняет название села.[7] Разговорное название села — Лужа Отцовская — объясняется тем, что здесь протекали речки Ходынка и Таракановка, периодически подтоплявшие местность.[5] В некоторых источниках встречается название Тресвятское.[8]

Физико-географическая характеристика

Село Всехсвятское находилось в 5 верстах (чуть более 5 км) от Тверской заставы. Оно располагалось по обе стороны от Петербургского шоссе. Границами села служили: Ходынское поле, Москва-река, Покровское-Стрешнево, Коптево, Петровско-Разумовское и Петровское-Зыково.[9]

Располагалось Всехсвятское на небольшом возвышении у границы бассейнов двух рек: Москвы и Яузы. Высота над уровнем моря — около 158 метров.[10] В почве села Всехсвятского преобладает песок. В связи с этим многие улицы и переулки села получили название Песочные (см. Песчаная улица).[11]

С запада и с юго-востока от села находились два лесных массива: Большая Всехсвятская роща и Малая Всехсвятская роща.[12][13] Через село протекали реки Таракановка и Ходынка.[5] Во Всехсвятском имелось большое количество колодцев с чистой питьевой водой.[14]

Население

Динамика населения села Всехсвятского:

Год 1686[15] 1704[16] 1748[17] 1852[1] 1859[18] 1869[19] 1884[20] 1890[21] 1897[22] 1899[23] 1912[23]
Жителей 44 119 460 325 418 431 331 671 1394 1376
Мужчин 153 187 186 144 790
Женщин 172 231 245 187 604
Дворов 31 32 40 75 73 100

Религия и национальный состав

По данным переписи 1868 года, в селе Всехсвятском был 431 наличный житель и 406 приписных.[19] По данным всеобщей переписи населения 1897 года, из 1394 жителей Всехсвятского 1346 были православного вероисповедания[22] (96,6 %). Большинство жителей села являлись прихожанами храма Всех Святых.[24] В XVIII веке в селе Всехсвятском существовало грузинское поселение. Здесь проживали представители грузинских царских родов со своей свитой.[5] В XIX и начале XX века во Всехсвятском проживали евреи.[13][25] Некоторое время у них даже была своя синагога, располагавшаяся на Барской стороне Всехсвятского[26] (на запад от Петербургского шоссе[27]).

История

Первые упоминания в летописи

Первоначально село Всехсвятское носило имя Святые Отцы. О том, когда село было основано, нет единого мнения.[28] Главным источником информации об истории села Всехсвятского считается книга И. Ф. Токмакова, изданная в конце XIX века к 500-летию села. В этой книге автор пишет, что годом основания села можно считать 1398 год. Якобы к этому году относится упоминание древнего монастыря «во имя Святых Отец», который дал название образовавшемуся около него посёлку, — «село Святые Отцы на речке Ходынке».[29] С Токмаковым согласны и некоторые современные историки (Н. М. Молева, Е. В. Лебедева), которые в своих работах указывают 1398 год как год основания села.[30][5] Однако, в книге о селе Всехсвятском Токмаков не дал ссылку на первоисточник.[28] О монастыре, давшем название селу, известно очень немного. До конца не ясно, когда и по какой причине его упразднили.[28][5] Каких-либо документальных или археологических подтверждений существования монастыря не сохранилось.[28]

Ряд современных источников (энциклопедия «Москва», К. А. Аверьянов, С. К. Романюк) считает, что село Святые Отцы было впервые упомянуто в 1498 году в духовной грамоте князя Ивана Юрьевича Патрикеева.[31][32][33] Согласно третьей версии, выдвинутой Н. Баландинским, первое упоминание можно отнести к 1389 году, когда Дмитрий Донской во второй духовной грамоте завещал «Ходынскою мельницу» княгине своей. Предположительно, эта мельница относилась к селу Святые Отцы.[34]

Село в XV — первой половине XVII века

В 1498 году князь Иван Юрьевич Патрикеев завещал село Святые Отцы вместе с другими угодьями своему сыну Ивану.[31][32] В 1499 году род Патрикеевых оказывается в опале, и село перешло в казну. В 1587 году царь Фёдор пожаловал село протопопу кремлёвского Архангельского собора.[35] С 1599 по 1615 год село Святые Отцы было отдано «на пропитание» епископу Арсению Елассонскому, приехавшему в Москву из Греции.[36]

Ещё одно упоминание в летописи относится к 1599 году, когда Борис Годунов посылал ясельничего и думного дворянина Михаила Татищева в село Святые Отцы для встречи шведского принца Густава. Царь предполагал выдать за него царевну Ксению.[37]

В 1608 году во время войны с Лжедмитрием II в селе стояли лагерем войска царского воеводы Скопина-Шуйского. В районе современного Песчаного переулка князем Скопиным-Шуйским был основан Княжий двор. После внезапного нападения Лжедмитрия II правительственная армия отступила, и самозванец ненадолго занял село. По преданию, перед бегством он зарыл на Княжьем двору свои сокровища.[38]

События Смутного времени привели к тому, что село подверглось почти полному разорению. Писцовая книга 1624 года описывала эту местность как пустошь, «что было село Святые Отцы на речке на Ходынке».[39] Пустошь Святые Отцы продолжала находиться во владениях Архангельского собора. По решению Земского собора 1648—1649 годов о передаче церковных земель государству пустошь поступила в дворцовое ведомство.[40]

Всехсвятское во второй половине XVII — первой трети XIX века

После 1678 года эти земли получил Иван Михайлович Милославский, один из главных инициаторов первого стрелецкого бунта.[41] Село стало вновь заселяться. По инициативе Милославского в 1683 году была построена небольшая каменная церковь во имя Всех Святых, после чего село стало официально именоваться Всехсвятским. В 1685 году Иван Михайлович умер, и село досталось по наследству его единственной дочери, Федосье Ивановне Милославской.[5]

По описанию 1686 года, в селе стоял «двор боярской, а в нем живет прикащик, да двор конюшенный, и скотный со всяким дворовым строением, да к селу ж Всесвятскому на речке на Ходынке построена вновь мельница, мелет в 4 колеса. Всего в селе и на мельнице дворовых, и кабальных, и задворных людей и поваров 44 человека».[39]

В 1688 году Федосья Ивановна вышла замуж за имеретинского царевича Александра Арчиловича, который вместе с отцом, Арчилом II, и братьями переехал из Грузии в Россию в 1681 году. В Москве он подружился с молодым Петром I.[42]

После смерти Федосьи Ивановны в 1695 году село Всехсвятское по именному указу Петра I перешло к царевичу Александру Арчиловичу. С этого момента Всехсвятское стало одним из двух центров грузинской колонии в Москве (второй — в районе Грузинских улиц). Среди поселившихся во Всехсвятском грузин были просветитель Сулхан-Саба Орбелиани и поэт Мамука Бараташвили (груз.).[43]

В 1700 году во время Северной войны на битве при Нарве Александр Арчилович попал в плен (где он и умер в 1711 году).[5] Управление селом перешло к его отцу, Арчилу II. При нём во Всехсвятском была основана первая грузинская типография, где печатались церковные и богослужебные книги на грузинском языке. После смерти Арчила II в 1713 году Всехсвятское унаследовала его дочь, Дарья Арчиловна.[44]

В первой трети XVIII века во Всехсвятском неоднократно останавливались императоры перед въездом в Москву. В январе 1722 года во Всехсвятском гостил Пётр I, а затем из села в Кремль началось маскарадное шествие, посвящённое Ништадтскому миру — победе в Северной войне.[45] В 1720-х годах во Всехсвятское при содействии Петра I переехал освободившийся из персидского плена грузинский царь Вахтанг VI с сыновьями Бакаром и Георгием.[46]

В селе Всехсвятском происходили и важные политические события. В 1728 году в доме Дарьи Арчиловны умерла заболевшая корью дочь царевича Алексея, великая княжна Наталья Алексеевна. Эта смерть послужила поводом для слухов о тайном заговоре. В момент смерти великой княжны рядом с ней была единственная свидетельница, Анна Крамер, которую впоследствии щедро наградили.[47]

В феврале 1730 года перед въездом в Москву во дворце Всехсвятского на несколько дней останавливалась императрица Анна Иоанновна. Там она готовилась к торжественному въезду в Москву и встречалась с представителями Верховного тайного совета.[45]

В 17331736 годах по инициативе княгини Дарьи Арчиловны на месте старой церкви возвели новый храм Всех Святых, который дошёл до наших дней. Один из приделов храма — Анны Пророчицы — назвали в честь тезоименитства Анны Иоанновны.[5]

Дарья Арчиловна умерла, не оставив наследников. В 1748 году село было пожаловано её ближайшим родственникам, сыновьям Вахтанга VI, — царевичам Бакару и Георгию Вахтанговичам; Всехсвятское поделили между ними. Бакару Вахтанговичу досталось 84 дворовых и 104 крестьянина, Георгию Вахтанговичу — 85 дворовых и 187 крестьян. Спустя два года Бакар умер, и его половина села досталась его вдове Анне Егоровне с сыновьями Леоном и Александром. Другая же половина Всехсвятского после смерти Георгия Вахтанговича в 1786 году согласно его завещанию перешла к Екатерине II. Село официально разделилось на два владения — Малое Всехсвятское и Большое Всехсвятское.[17]

Александр Бакарович умер в 1791 году, и его владения унаследовал сын — Георгий Александрович Грузинский. Он обновил зимний дворец села Всехсвятского, выстроил новый летний и разбил роскошный сад.[48]

Во время нашествия Наполеона в 1812 году Всехсвятское сильно пострадало. Все постройки сожгли, пруды спустили, церковь разорили мародёры.[20] Но вскоре после Отечественной войны село восстановили с новой роскошью. В саду Всехсвятского установили статуи, изображавшие российских воинов в различных формах амуниции.[48]

Всехсвятское во второй трети XIX — начале XX века

После прокладки в 1830-x годах Петербургского шоссе Всехсвятское превратилось в шумный московский пригород. Князь Георгий Александрович уехал из села в своё нижегородское имение Лысково, где и умер в 1852 году. Его имения достались по наследству его дочери, графине А. Г. Толстой, известной своей благотворительностью и покровительством Н. В. Гоголю. Она вскоре продала свою часть Всехсвятского в частные руки. Другая же часть села перешла от князей Грузинских в казну.[50]

После крепостной реформы 1861 года Всехсвятское стало волостным центром.[20] Земли села распродавались и приспосабливались под дачи. На этих дачах предпочитали селиться семьи офицеров, служивших в летних военных лагерях на Ходынском поле.[5] Одна из дач принадлежала сиреневоду Л. А. Колесникову, там он занимался селекцией сирени.[51][52] В конце XIX века население Всехсвятского увеличивалось быстрыми темпами.[24]

В конце XIX века во Всехсвятском открылись несколько фабрик и заводов. Рядом с платформой Подмосковная Виндавской железной дороги появились ремонтные мастерские и рабочий посёлок.[20] Многие рабочие-мигранты снимали квартиры у местных жителей или жили прямо на фабриках.[53]

На рубеже XIX—XX веков во Всехсвятском открыли несколько инвалидных домов, известных далеко за пределами Москвы: Алескандровское, Алексеевское и Сергиево-Елизаветинское убежища.[54] С началом Первой мировой войны во Всехсвятском появилось Московское городское Братское кладбище, где хоронили погибших воинов.[55]

Всехсвятское в годы Советской власти

В 1917 году село Всехсвятское вошло в состав Москвы. Оно стало частью Бутырско-Всехсвятского района (с 1920 — Краснопресненского, с 1939 года — Ленинградского района).[3] В 1920-х годах на окраине села в Большой Всехсвятской роще возник первый в Москве кооперативный жилой посёлок «Сокол», который сохранился до наших дней.[56] В честь этого посёлка впоследствии получили названия станция метро и весь окружающий район.[57]

В литературе 1990—2000-х годов встречается утверждение, что, поскольку историческое название села было неприемлемо для советской власти с идеологической точки зрения, в 1928 году Всехсвятское переименовали в посёлок Усиевича в честь революционера Г. А. Усиевича.[5] Тем не менее, в документах и на картах Москвы вплоть до конца 1940-х годов эта местность обозначается как Всехсвятское.[58][59] Имя Усиевича получили лишь 1-я, 2-я[60] и 3-я[61] Всехсвятские улицы.

В начале 1940-х этот район всё ещё выглядел как сельская местность. Здесь располагались в основном 1—2-этажные дома. Но с 1948 года в районе началось активное жилищное строительство.[11] Вдоль Новопесчаной улицы возведены кварталы многоэтажных сталинских домов. Немного позже застроили кварталы села Всехсвятского, расположенные к востоку от Ленинградского шоссе. Кладбища села Всехсвятского ликвидировали,[5] реки Таракановка и Ходынка убрали в коллекторы.

Дворцы

На рубеже XVII—XVIII веков при Александре Арчиловиче в селе Всехсвятском был построен деревянный зимний дворец.[62] Этот дворец до возведения в конце XVIII века Петровского путевого дворца служил местом остановки для царских особ перед въездом в Москву. Во дворце села Всехсвятского останавливались Пётр I, Анна Иоанновна и Екатерина II.[43]

В конце XVIII — начале XIX века при князе Георгии Александровиче зимний дворец был поновлён и выстроен новый летний.[63] Рядом с дворцом разбили роскошный сад с редкими растениями, а за ним — английский парк. В саду находилась большая оранжерея. Сад летнего дворца спускался к пруду на речке Таракановке. В центре пруда устроили искусственный остров. По праздникам в беседке на острове пели цыгане, а гости в роскошных гондолах катались по пруду.[48] Зимний и летний дворцы снесли к середине XIX века, а на их месте появились дачи.[62]

В начале XIX века разрабатывался план строительства в саду села Всехсвятского, принадлежавшего Экспедиции кремлёвского строения, императорских дворцов (рис. слева). Этот проект приписывается архитектору И. В. Еготову. На нём схематически обозначены дворцы и канал, в который предполагалось превратить речку Таракановку. Но этот план фактически остался нереализованным.[64]

По мнению археологов, проводивших в 1950-х годах раскопки, один из дворцов находился в районе современного Песчаного переулка. Здесь было найдено множество изразцов и осколки фаянсового сервиза с гербом князей Грузинских.[65][66]

Храмы

Храм Всех Святых во Всехсвятском

Храм Всех Святых во Всехсвятском является самой древней постройкой села, дошедшей до наших дней. Ныне существующее здание было построено в 1733—1736 годах на месте старой церкви Всех Святых, основанной в 1683 году. Инициатором строительства выступила имеретинская царевна Дарья Арчиловна, которой в тот момент принадлежало село Всехсвятское. Службы в храме одно время велись на грузинском языке.[45][5]

В 1798 году храм Всех Святых поновлён, в нём устроен иконостас, на левом клиросе — царское место.[5] В 1812 году храм подвергся разорению наполеоновским войском. Французские солдаты устроили в нём стойло для лошадей.[67] Но уже на следующий год храм восстановили и вновь освятили.[68] В связи с быстрым увеличением населения села Всехсвятского во второй половине XIX — начале XX века церковь дважды расширялась и перестраивалась[69]1886 году архитектором А. П. Поповым[70] и в 19021903 годах архитектором Н. Н. Благовещенским[71]).

В 1923 году храм захватили обновленцы, но до конца 1930-х годов в нём ещё проходили службы. В 1939 году храм закрыли, а его пятиярусный иконостас публично сожгли во дворе; внутри здания разместился склад. В 1945 году местные жители добились разрешения открыть храм, и уже к Пасхе 1946 года его вновь освятили.[5]

Храм Александра Невского при Александровском убежище

Храм во имя святого благоверного князя Александра Невского находился на территории Александровского убежища. Его заложили в 1881 году при участии Великого князя Николая Николаевича Старшего и освятили в 1883 году. Храм построили в память об императоре Александре II, погибшем в 1881 году в результате покушения. Средства на строительство и отделку храма предоставили частные лица и несколько торгово-промышленных заведений Москвы.[72] Авторами проекта были архитекторы А. П. Попов и А. Н. Козлов. Вскоре после строительства из-за роста числа прихожан появилась необходимость расширить храм. В 1892 году архитектор В. П. Загорский разработал проект перестройки храма, предусматривавший увеличение площади трапезной, алтаря и возведение колокольни.[73]

В апреле 1923 года власти закрыли храм. Всю церковную утварь изъяли; в помещении храма расположился клуб опытно-показательной колонии им. Карла Маркса.[74] В 1928 году здание церкви частично разобрали. До 1963 года оно ещё стояло во дворе протезного завода, а затем его окончательно снесли.[75]

Храм Спаса Преображения на Братском кладбище

Храм Спаса Преображения заложили в 1915 году на Братском кладбище. Средства на его строительство пожертвовали супруги Катковы, потерявшие в Первой мировой войне двух сыновей. Согласно их задумке, храм должен был иметь приделы во имя архангела Михаила и апостола Андрея Первозванного — по тезоименитству сыновей. Проект храма подготовил архитектор А. В. Щусев, задумавший его в средневековом русском стиле.[5] Придел во имя Архангела Михаила освятили 8 августа 1916 года, а придел во имя Андрея Первозванного — 15 января 1917 года. Основной храм освятили в декабре 1918 года.[76]

В 1924 году возникло предложение закрыть храм и передать его техникуму инвалидов. В 1938 году в здании церкви разместилась мастерская скульпторов, лепивших конную статую М. В. Фрунзе. Здание окончательно снесли в конце 1940-х годов с началом застройки района Песчаных улиц.[77]

Кладбища

Всехсвятское кладбище

Кладбище при церкви Всех Святых известно с XVIII века. Здесь были похоронены многие представители грузинских княжеских родов (Багратионы, Цициановы и другие).[13] По некоторым данным, на Всехсвятском кладбище похоронен грузинский писатель Сулхан-Саба Орбелиани.[78] В конце XIX века на этом кладбище хоронили зажиточных крестьян. При этом древние могильные плиты зачастую уничтожали, переставляли с места на место или использовали в качестве строительного материала.[79] Площадь территории кладбища составляла 0,889 га.[80]

Кладбище существовало до 1982 года, после чего было уничтожено по распоряжению о ликвидации кладбищ в черте Москвы.[81] Тем не менее, до наших дней сохранились некоторые надгробные плиты. Среди них — пирамидальное надгробие на могиле князя И. А. Багратиона, отца полководца П. И. Багратиона.[5]

Арбатецкое кладбище

Арбатецкое кладбище[80] существовало ещё в XIX веке и располагалось на западной окраине села.[82] Тогда оно называлось Солдатским кладбищем. Долгое время на нём не существовало даже часовни. В основном там хоронили бедных крестьян.[79] В 1911 году рядом с кладбищем построили одноэтажную кирпичную часовню (архитектор Р. И. Клейн).[83][сн 1] Площадь территории кладбища составляла 1,27 га.[80]

Кладбище функционировало и в советское время вплоть до 1960-х годов.[84] Затем кладбище ликвидировали; останки людей, востребованные родственниками, перезахоронили. Сейчас на месте кладбища разбит небольшой сквер у чётной стороны улицы Алабяна. Здание часовни сохранилось до наших дней, хотя и подверглось значительной перестройке.[85] На территории бывшего кладбища сохранилось одно дореволюционное надгробие[86] с надписью «Незабвенной матери от любящей дочери».

Братское кладбище

Вскоре после вступления России в Первую мировую войну Великая княгиня Елизавета Фёдоровна выступила с инициативой о создании Братского кладбища в Москве. Оно предназначалось для жертв войны, умерших в московских госпиталях. Под это кладбище у А. Н. Голубицкой был выкуплен земельный участок в селе Всехсвятском. Открытие кладбища состоялось 15 февраля 1915 года. На нём похоронили около 18 тысяч солдат, офицеров, врачей, сестёр милосердия и лётчиков, погибших на войне.[55] В 1918 году на Братском кладбище освятили храм во имя Преображения Господня, построенный по проекту архитектора А. В. Щусева.[76]

В середине 1920-х годов Братское кладбище закрыли для захоронений. В 1930-х годах на месте кладбища разбили парк; все надгробия, за исключением одного, снесли. Кладбище окончательно ликвидировали в конце 1940-х годов в связи с застройкой района Песчаных улиц.[55] В конце XX — начале XXI веков в парке установили множество мемориальных знаков и открыли часовню в память о погибших.[5]

Благотворительные учреждения

Александровское убежище

Александровское убежище для увечных и престарелых воинов русско-турецкой войны появилось у села Всехсвятского в 1878 году. Его назвали Александровским в память об императоре Александре II.[87] Располагалось убежище на левой стороне Петербургского шоссе у Малой Всехсвятской рощи. Строительство осуществлялось за счёт пожертвований различных благотворительных организаций и частных лиц. При убежище построили храм Александра Невского и разбили парк.[88] К 1898 году в Александровском убежище находилось 15 домов для нижних чинов,[89] дом управления, хозяйственный дом,[88] лазаретный дом, аптека с амбулаторией, баня, дом для помещения причта и прачечная. Здесь могли проживать более 100 человек.[90]

В 1934 году на месте убежища возвели здания Института изучения труда инвалидов. Затем здесь построили протезный завод; позднее — комплекс административных зданий. От убежища получили своё названия Инвалидные улицы и Инвалидный рынок (ныне Ленинградский).[91]

Алексеевский приют

Алексеевский приют для раненых, увечных и престарелых офицеров учредили в 1893 году. Алексеевское убежище разместилось в двухэтажном доме, построенном в итальянском стиле архитектором И. П. Залесским. В здании находился один общий зал, столовая, ванная, библиотека, кухня и подвал. В доме имелся водопровод; во дворе разбили садик с газонами и клумбами. Алексеевское убежище предназначалось для проживания 10 офицеров; для них отводились отдельные комнаты.[92]

Располагался Алексеевский приют близ Петербургского шоссе (напротив современной станции метро «Аэропорт»). В 1910-х годах здание приюта передали под общежитие Императорского Московского общества воздухоплавания. В советское время здание Алексеевского убежища снесли.[91]

Сергиево-Елизаветинское убежище

В 1907 году при селе Всехсвятском по инициативе Великой княгини Елизаветы Фёдоровны основали Сергиево-Елизаветинское убежище для увечных воинов русско-японской войны.[85] Оно располагалось в Малой Всехсвятской роще рядом с Александровским и Алексеевским приютами. К 1909 году комплекс строений убежища включал в себя один трёхэтажный кирпичный жилой дом, хозяйственный дом, электростанцию и несколько деревянных хозяйственных пристроек. На верхнем этаже главного здания убежища находился храм во имя преподобного Сергия и праведной Елизаветы. Помимо инвалидов русско-японской войны в убежище принимали полицейских, раненых при исполнении служебного долга, и сирот, чьи родители погибли на войне. В приюте, рассчитанном на проживание около 100 человек, имелось начальное училище с ремесленным отделением для детей. Был даже собственный духовой оркестр.[93] В 1918 году убежище закрыли; позднее постройки убежища полностью снесли.[85]

Санаторий «Ромашка»

В начале XX века Елизавета Фёдоровна основала при селе Всехсвятском ещё одно благотворительное учреждение — детский приют санаторного типа «Ромашка». Он находился в Большой Всехсвятской роще рядом со станцией Серебряный Бор. В приюте лечили детей, больных туберкулёзом. Название приюта объяснялось тем, что цветок белой ромашки является символом движения по борьбе с туберкулёзом.[94] Каждому, кто жертвовал свои средства санаторию, в знак благодарности вручался большой букет ромашек. Приют возглавила О. И. Богословская, сподвижница Елизаветы Фёдоровны и член общины Марфо-Мариинской обители.[95] Санаторий «Ромашка» просуществовал до 1930-х годов. Затем в его зданиях размещался приют для беспризорных детей,[96] а после войны все его постройки снесли.

Экономика

Промышленность

Земские деятели второй половины XIX века относили Всехсвятское к промышленным поселениям, то есть значительную часть жителей составляли рабочие заводов, фабрик и железных дорог.[53] В конце XIX века в селе Всехсвятском существовали следующие фабрики и заводы:

  • Вышивальная фабрика торгового дома «Михаил Тимашёв и Ко», открытая в 1886 году.[97] На фабрике шили различное бельё и платья. К 1898 году на фабрике было 16 вышивальных ручных машин, 2 паровых котла и 2 паровые машины; работали 25 мужчин и 45 женщин. Рабочие имели страховку от несчастных случаев.[98]
  • Фарфоровый завод «Изолятор», основанный в 1894 году художником, потомственным дворянином Н. П. Сорохтиным.[99] Первоначально на заводе делали керамическую посуду. В 1896 году для завода приобрели земельный участок и построили новое здание. В 1897 году завод приобрела Е. Н. Чоколова — художник-прикладник, совладелица основанной С. И. Мамонтовым художественно-гончарной мастерской «Абрамцево», жена компаньона Мамонтова по строительству железных дорог С. П. Чоколова. Новая владелица пыталась наладить на заводе производство художественных изделий, в чём Чоколовой активно помогал Мамонтов, но широко оно так и не развернулось[100]. Завод изменил специализацию на выпуск фарфоровых изоляторов к телефонным и телеграфным проводам[101]. В 1897 году на заводе работало более 200 человек.[102] В литературе о Кузьме Петрове-Водкине упоминается, что в 1900 году живописец работал в селе Всехсвятском на заводе Сорохтина, однако название завода не уточняется.[103] Завод «Изолятор» продолжает существовать и по сей день. Лишь в 2008 году он переехал в Московскую область.[104]
  • Мыловаренный и химический завод фирмы «Польза», основанный Н. П. Сорохтиным недалеко от завода «Изолятор» в 1896 году. Завод специализировался на выпуске различных видов мыла.[105]
  • Парфюмерный завод Селецкого, существовавший во Всехсвятском до 1896 года.[106]
  • Кирпичный завод Туманова, появившийся в 1870-х годах, но просуществовавший меньше полугода.[107]
  • Типография и переплётная мастерская, открытая купцом И. Г. Погудкиным в конце XIX века.[108]

Торговля и сфера услуг

На экономику Всехсвятского влияло выгодное географическое положение: село находилось рядом с Москвой на Петербургском шоссе, рядом располагались Ходынские военные лагеря. Поэтому к концу XIX века крестьяне перестали заниматься сельским хозяйством. Они стали строить на своих землях дачи и заниматься торговлей.[20] Цены на землю росли очень быстро: за последнюю четверть XIX века цена за квадратную сажень возросла с 15 копеек до 4 рублей.[26]

По данным 1869 года, в селе Всехсвятском было 66 лошадей, 66 коров и 12 голов мелкого скота.[19] В начале XX века в селе был открыт ветеринарный пункт.[109]

В селе Всехсвятском располагалось множество предприятий сферы услуг. В 1884 году здесь было восемь лавок, девять трактиров и один питейный дом[20]; в 1898 году — пять лавок, пять трактиров и один загородный ресторан.[26]

Транспорт

Через Всехсвятское проходила важная дорога Москва — Санкт-Петербург, что способствовало развитию междугородного транспорта. Уже в 1820 году в селе открылась станция дилижансов.[110]

В начале XX века в селе появились железные дороги. В 1901 году близ села Всехсвятского прошла линия Виндавской железной дороги и открылась станция Подмосковная.[111] В 1908 году состоялось торжественное открытие станции Серебряный Бор Окружной железной дороги.[112] Станция была построена в Большой Всехсвятской роще.[12]

В 1897 году от Брестского (Белорусского) вокзала до села Всехсвятского была устроена первая в Москве велосипедная дорожка.[113]

Первые планы строительства трамвайной линии в село Всехсвятское относятся к концу XIX века.[114] К ним возвращались в 1915 году, когда предполагалось построить трамвайную линию до села с ответвлением на Братское кладбище.[115] Однако первый трамвай появился во Всехсвятском в 1922 году.[116]

В начале 1930-х были разработаны планы строительства в Москве первой троллейбусной линии. Было решено, что она пройдёт от Тверской заставы до села Всехсвятского. Для этого во Всехсвятском (в Головановском переулке) построили небольшой гараж с мастерскими на четыре места. Регулярное троллейбусное движение открыли 15 ноября 1933 года.[117]

План строительства линии метро с конечной остановкой «Всехсвятское» появился в 1933 году. Позднее он неоднократно корректировался. В последующих планах название станции изменили на «Сокол»[118] (в честь кооперативного жилого посёлка «Сокол»). Открытие станции метро «Сокол» состоялось 11 сентября 1938 года.[119]

Управление

С 1861 года село стало административным центром Всехсвятской волости. Во Всехсвятском разместилось волостное правление.[20] Оно занималось наймом и увольнением волостных должностных лиц, распоряжалось волостными средствами и удостоверяло имущественные сделки.[120] Всехсвятская волость охватывала территорию до деревни Химки и села Бусиново на севере, деревень Захарково и Иваньково на северо-западе и деревни Петровское-Зыково на востоке.[121]

Во Всехсвятском находилась становая квартира 3-го стана.[6] Становой пристав выполнял полицейские функции на части территории Московского уезда.[122][123] К тому же во Всехсвятском располагался отряд конной стражи.[20] В 1901 году была основана пожарная сельская дружина.[124] В начале 1920-х годов во Всехсвятском размещались 22-е отделение милиции и Октябрьская пожарная часть.[125]

Здравоохранение

В начале XX века на село Всехсвятское и соседние деревни приходился один земский врач. Отдельные лечебные заведения были на крупных заводах и фабриках.[126]

На Петербургском шоссе находилась аптека с амбулаторией. Она относилась к Александровскому убежищу, но пользоваться ей могли и жители села Всехсвятского.[72]

В 1898 году на Петербургском шоссе близ села Всехсвятского открылась лечебница для алкоголиков врача А. М. Коровина — одно из первых подобных заведений в России.[106] В двухэтажном здании находилось 20 палат.[127] Лечебница имела собственную электростанцию. Сроки лечения были разными: 4—6 месяцев для лёгких случаев алкоголизма и 8—14 месяцев для тяжёлых.[128] В 1909 в лечебнице произошёл пожар, после чего Коровин продал её другому врачу. В 1911 году она вновь открылась как Всехсвятская санатория для нервных и внутренних больных[129] на 40 коек.

В 1919 году на окраине села Всехсвятского появилась детская консультация. Она занимала особняк в Лазовском переулке, приспособленный под лечебницу (здание сохранилось до наших дней). Изначально там работал всего один врач, но к 1922 году штат был увеличен до трёх педиатров.[130]

Образование

К 1884 году во Всехсвятском имелись две школы: мужская и женская.[131] В начале XX века во Всехсвятском действовало три земских училища.[20] Несмотря на это, статистические данные 1900 года свидетельствуют о низком уровне грамотности населения. Из 1223 человек крестьянского населения грамотными или учащимися были лишь 178 человек. Это объяснялось тем, что учебные заведения Всехсвятского обслуживали преимущественно не крестьян, а сторонних жителей, которых насчитывалось около 400 человек.[132]

В 1902 году при храме Всех Святых открылась церковно-приходская школа.[133][134] В 1908 году во Всехсвятском появилась гимназия для совместного обучения мальчиков и девочек.[135] В 1915 году учредили Всехсвятскую земскую публичную библиотеку.[136] Вхождение села в состав Москвы способствовало развитию образования: в 1930-х годах здесь открылись несколько общеобразовательных школ.[137]

Упоминание в литературе

Село упоминается в последних строках романа А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву»[138]:

Но, любезный читатель, я с тобою закалякался… Вот уже Всесвятское… Если я тебе не наскучил, то подожди меня у околицы, мы повидаемся на возвратном пути. Теперь прости.

— Ямщик, погоняй.

Москва! Москва!!!..

С селом связан рассказ Г. И. Успенского «Народное гулянье в селе Всесвятском».[67]

Напишите отзыв о статье "Всехсвятское"

Примечания

Сноски

  1. Несмотря на то, что этот дом многие источники называют часовней кладбища «Арбатец», документальных подтверждений этого факта не найдено. По этой причине здание не передано православной церкви.

Источники

  1. 1 2 Токмаков, 1898, с. 3.
  2. Токмаков, 1898, с. 75.
  3. 1 2 [www.mosarchiv.mos.ru/images/Putevoditel-1/prilozhenie.htm Из истории административно-территориального деления Москвы]. Центральные архивы Москвы. Проверено 20 июля 2010. [www.webcitation.org/60v6sA8pS Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  4. [reestr.answerpro.ru/card_h.html?data=0DC3A6B9-4688-497B-950F-14A5E1A6C025&obj=monument Село Всехсвятское (место древнего поселения с зоной культурного слоя)]. reestr.answerpro.ru. Проверено 29 января 2011. [www.webcitation.org/60v6sl66Q Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 Елена Лебедева. [www.pravoslavie.ru/jurnal/060616130331.htm Храм Всех Святых в селе Всехсвятском]. Православие.Ru. Проверено 25 июля 2010. [www.webcitation.org/619y70vV5 Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
  6. 1 2 [books.google.ru/books?id=HlEFAAAAQAAJ&pg=PA567&dq=всесвятское&lr=&ei=O0foS9jXJKquzASVmv3gCQ&cd=17#v=onepage&q=всесвятское&f=false Географическо-статистический словарь Российской империи] / Сост. П. Семёнов. — СПб., 1863.
  7. Район Сокол, 2008, с. 7.
  8. В. А. Нащокин. [books.google.ru/books?id=va4ZAAAAYAAJ&pg=PA201#v=onepage&q&f=false Записки Василия Александровича Нащокина]. — 1842.
  9. Токмаков, 1898, с. 3—4.
  10. [www.retromap.ru/mapster.php?panes=1&left=0020090&right=051968&zoom=14&lat=55.801280&lng=37.524318 Карта Москвы 1968 года]. retromap.ru. Проверено 25 июля 2010. [www.webcitation.org/60v6tV3JB Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  11. 1 2 Песчаные улицы // Энциклопедия «Москва» / Под ред. С. О. Шмидта. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с.
  12. 1 2 [land-x.org/Portals/0/Maps/okrestnosti1900.jpg Карта окрестностей Москвы. Начало XX века]. land-x.org. Проверено 24 июля 2010. [www.webcitation.org/60v7EK5L5 Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  13. 1 2 3 Аверьянов, 2005, с. 309.
  14. [books.google.ru/books?id=NFMiAQAAIAAJ&pg=RA5-PA10&dq=%F5%EE%E4%FB%ED%EA%E0&lr=&as_brr=3&ei=pVnoS5GrL6HCzQTcvY3xCQ&cd=5#v=onepage&q&f=false Современная летопись]. — 1868.
  15. Токмаков, 1898, с. 11.
  16. Токмаков, 1898, с. 13.
  17. 1 2 Аверьянов, 2005, с. 307.
  18. [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=5451 Списки населенных мест Российской империи, составленные и издаваемые Центральным статистическим комитетом Министерства внутренних дел]. — Санкт-Петербург, 1862. — С. 11.
  19. 1 2 3 [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=9029 Сборник статистических сведений по Московской губернии. Т. 1. Московский уезд]. — М., 1877.
  20. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Аверьянов, 2005, с. 308.
  21. А. П. Шрамченко. [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=7980 Справочная книжка Московской губернии : (описание уездов) / сост. по офиц. сведениям управляющим Канцеляриею московского губернатора А. П. Шрамченко]. — М., 1890. — С. 39.
  22. 1 2 [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=4952 Населенные места Российской империи в 500 и более жителей с указанием всего наличного в них населения и числа жителей преобладающих вероисповеданий, по данным первой всеобщей переписи населения 1897 г]. — Санкт-Петербург, 1905. — С. 116.
  23. 1 2 [tushinec.ru/index.php?news_read=3716 Немного дореволюционной статистики]. tushinec.ru. Проверено 10 июля 2010. [www.webcitation.org/60v6wgLTg Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  24. 1 2 Вайнтрауб, Карпова, Скопин, 1997, с. 101.
  25. [www.eleven.co.il/article/12853 Москва]. Электронная еврейская энциклопедия. Проверено 10 июля 2010. [www.webcitation.org/60v6xktUa Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  26. 1 2 3 Токмаков, 1898, с. 28.
  27. Романюк, 1999, с. 177.
  28. 1 2 3 4 Баландинский, 1992, с. 62.
  29. Токмаков, 1898, с. 4.
  30. Молева, 1980, с. 183.
  31. 1 2 Романюк, 1999, с. 172.
  32. 1 2 Аверьянов, 2005, с. 303—304.
  33. Всехсвятское // Энциклопедия «Москва» / Под ред. С. О. Шмидта. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с.
  34. Баландинский, 1992, с. 63.
  35. Аверьянов, 2005, с. 304.
  36. Арсеньев, Морозова, 2005, с. 34.
  37. Токмаков, 1898, с. 5.
  38. Токмаков, 1898, с. 9.
  39. 1 2 Аверьянов, 2005, с. 305.
  40. Арсеньев, Морозова, 2005, с. 35.
  41. Павлова, 1999, с. 46.
  42. Токмаков, 1898, с. 11—12.
  43. 1 2 Романюк, 2007, с. 606.
  44. Молева, 1982, с. 199.
  45. 1 2 3 Аверьянов, 2005, с. 306.
  46. Токмаков, 1898, с. 19.
  47. Молева, 1982, с. 201.
  48. 1 2 3 Токмаков, 1898, с. 22.
  49. Военно-исторический архив: Журнал. — 2005. — № 10 (70).
  50. Токмаков, 1898, с. 23.
  51. Район Сокол, 2008, с. 64.
  52. [strana.ru/journal/2359569 Красавица Москвы и гениальный самоучка] strana.ru
  53. 1 2 Белов, 2005, с. 83.
  54. Аверьянов, 2005, с. 310—311.
  55. 1 2 3 Братское кладбище // Энциклопедия «Москва» / Под ред. С. О. Шмидта. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с.
  56. Аверьянов, 2005, с. 301.
  57. Аверьянов, 2005, с. 299.
  58. [moskva.kotoroy.net/for_map/2.html План города Москвы, 1939 г]. Москва, которой нет. Проверено 28 ноября 2009. [www.webcitation.org/619yC2ZXe Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
  59. [www.retromap.ru/mapster.php#panes=right&left=0020090&right=051946&zoom=14&lat=55.801763&lng=37.516937 План города Москвы, 1946 г]. retromap.ru. Проверено 14 ноября 2011. [www.webcitation.org/64uV7BjAa Архивировано из первоисточника 23 января 2012].
  60. [www.webcitation.org/60v7013qE Усиевича 2-я улица] // Имена московских улиц. Топонимический словарь / Агеева Р. А. и др. — М.: ОГИ, 2007.
  61. [www.webcitation.org/60v729PJo Усиевича, улица] // Имена московских улиц. Топонимический словарь / Агеева Р. А. и др. — М.: ОГИ, 2007.
  62. 1 2 Токмаков, 1898, с. 24.
  63. Токмаков, 1898, с. 21.
  64. Памятники архитектуры Москвы, 2004, с. 115.
  65. Район Сокол, 2008, с. 20.
  66. Рабинович М. Судьбы вещей. — М.: ДЕТГИЗ, 1963. — С. 145-150.
  67. 1 2 Г. И. Успенский. [az.lib.ru/u/uspenskij_g_i/text_0340.shtml Очерки и рассказы (1862—1866 гг.)].
  68. Вайнтрауб, Карпова, Скопин, 1997, с. 99.
  69. [www.patriarchia.ru/db/text/252660.html Всех Святых во Всехсвятском на Соколе храм]. Официальный сайт Московского Патриархата. Проверено 24 апреля 2010. [www.webcitation.org/614xyZOY4 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  70. Вайнтрауб, Карпова, Скопин, 1997, с. 100.
  71. Памятники архитектуры Москвы, 2004, с. 145.
  72. 1 2 Токмаков, 1898, с. 48.
  73. Вайнтрауб, Карпова, Скопин, 1997, с. 109.
  74. Вайнтрауб, Карпова, Скопин, 1997, с. 112.
  75. Вайнтрауб, Карпова, Скопин, 1997, с. 113.
  76. 1 2 Вайнтрауб, Карпова, Скопин, 1997, с. 114.
  77. Вайнтрауб, Карпова, Скопин, 1997, с. 118.
  78. [feb-web.ru/feb/kle/Kle-abc/Ke5/ke5-4561.htm Орбелиани, Сулхан-Саба]. Краткая литературная энциклопедия. Проверено 11 июля 2010. [www.webcitation.org/64uV88qjc Архивировано из первоисточника 23 января 2012].
  79. 1 2 Токмаков, 1898, с. 26.
  80. 1 2 3 Москва в новых районах. — М., 1936. — С. 201.
  81. Вайнтрауб, Карпова, Скопин, 1997, с. 105.
  82. Кладбище «Арбатец» обозначено на [pics.livejournal.com/m_i_s_t_e_r_x_1/pic/000k8q8e карте 1878 года]
  83. [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/or_file.cgi?6_1591 Часовня бывшего кладбища «Арбатец»]. ortho-rus.ru. Проверено 13 июля 2010. [www.webcitation.org/619yyTulx Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
  84. Кладбище «Арбатец» обозначено на [retromap.ru/mapster.php?panes=1&left=0020090&right=051968&zoom=15&lat=55.803427&lng=37.508568 карте 1968 года]
  85. 1 2 3 [www.rian.ru/society/20030205/313038.html В воскресенье в Москве пройдёт траурная церемония памяти героев русско-японской войны, приуроченная к 99-летию со дня её начала]. РИА Новости (5 февраля 2003). Проверено 13 июля 2010. [www.webcitation.org/60v74HgtW Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  86. [www.aif.ru/society/news/402318 Старую могилу обнаружили при реконструкции аллеи на севере Москве]. Аргументы и факты (4 июля 2013). Проверено 8 июля 2013. [www.webcitation.org/6Hxcq8Zfq Архивировано из первоисточника 8 июля 2013].
  87. Токмаков, 1898, с. 43.
  88. 1 2 Токмаков, 1898, с. 44.
  89. Токмаков, 1898, с. 45.
  90. Токмаков, 1898, с. 46.
  91. 1 2 Аверьянов, 2005, с. 310.
  92. Токмаков, 1898, с. 52.
  93. Михайлов, 2007, с. 310.
  94. О. С. Трофимова [korolev.msk.ru/books/919/kalendar2005_11/H04-T.htm Памятник великих событий] // Календарь : Журнал. — 2005. — № 11.
  95. Мачульский, 1995, с. 110.
  96. Посёлок Сокол, 2004, с. 155.
  97. Токмаков, 1898, с. 58.
  98. Токмаков, 1898, с. 60.
  99. Токмаков, 1898, с. 62.
  100. Нащокина, М. В. Московская архитектурная керамика. Конец XIX — начало XX века. — М.: Прогресс-Традиция, 2014. — С. 111. — 560 с. — 2500 экз. — ISBN 978-5-89826-434-5.
  101. Токмаков, 1898, с. 66.
  102. Токмаков, 1898, с. 67.
  103. [artinvestment.ru/auctions/970/biography.html Петров-Водкин Кузьма Сергеевич]. artinvestment.ru. Проверено 16 июля 2010. [www.webcitation.org/60v7TPWuF Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  104. [mosizolyator.ru/history.php История предприятия](недоступная ссылка — история). Официальный сайт завода «Изолятор». Проверено 24 июля 2010. [web.archive.org/20060425150846/mosizolyator.ru/history.php Архивировано из первоисточника 25 апреля 2006].
  105. Токмаков, 1898, с. 67—68.
  106. 1 2 Токмаков, 1898, с. 68.
  107. [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=9083 Очерк статистики народонаселения Московского уезда] / соч. Е. А. Осипова. — М., 1878.
  108. Мачульский, 1995, с. 108.
  109. Памятная книжка Московской губернии на 1912 год. — М., 1911. — С. 105.
  110. Молева, 1982, с. 205.
  111. [www.krasnogorsk.info/trains.html История пригородного движения с Рижского вокзала]. krasnogorsk.info. Проверено 24 июля 2010. [www.webcitation.org/60v79wsMG Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  112. [mzd.rzd.ru/isvp/public/mzd?STRUCTURE_ID=4084 100-летие открытия движения на Московской Окружной железной дороге]. Московская ЖД. Проверено 24 июля 2010.
  113. Андрей Митиев. [www.echo.msk.ru/programs/proehali/1022520-echo/ Проехали : История велосипедного дела в Москве]. Эхо Москвы (2 марта 2013). Проверено 22 июня 2013. [www.webcitation.org/6HZXJMhiT Архивировано из первоисточника 22 июня 2013].
  114. Токмаков, 1898, с. 72—73.
  115. Пучков, 1915, с. 28.
  116. [tram.ruz.net/history/routes/moscow/route-013.htm Маршрут № 13]. tram.ruz.net. Проверено 24 июля 2010. [www.webcitation.org/60v7GfX0o Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  117. [trolley.ruz.net/history/short.htm Краткий курс истории Московского троллейбуса]. Московский троллейбус. Проверено 20 июля 2010. [www.webcitation.org/60v7HcTvD Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  118. [metro.molot.ru/hist_proj_3.shtml Проектирование и первые очереди строительства]. metro.molot.ru. Проверено 20 июля 2010. [www.webcitation.org/60v7IJ7ju Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  119. [mosmetro.ru/stations/zamoskvoretskaya/sokol/ Сокол]. Официальный сайт Московского метрополитена. Проверено 29 мая 2010. [www.webcitation.org/60v7JSltK Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  120. [interpretive.ru/dictionary/386/word/%C2%EE%EB%EE%F1%F2%ED%EE%E5+%EF%F0%E0%E2%EB%E5%ED%E8%E5 Волостное правление]. Отечественная история в терминах и понятиях/ Под ред. М. В. Зотовой, 2002 г.. Проверено 26 июля 2010. [www.webcitation.org/60v7KcLss Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  121. Павлова, 1999, с. 333.
  122. [slovari.yandex.ru/Становой%20пристав/Юридический%20словарь/Становой%20пристав/ Становой пристав](недоступная ссылка — история). Большой юридический словарь. Проверено 26 июля 2010.
  123. Московский уезд // Энциклопедия «Москва» / Под ред. С. О. Шмидта. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с.
  124. Токмаков, 1912, с. 86.
  125. Советская Москва. Новый путеводитель по Москве 1923-1924 г.. — М., 1923. — С. 37,43,224.
  126. Мачульский, 1997, с. 577.
  127. Токмаков, 1898, с. 70.
  128. Токмаков, 1898, с. 71.
  129. Токмаков, 1912, с. 87.
  130. Мачульский, 1997, с. 578.
  131. Мачульский, 1997, с. 463.
  132. Мачульский, 1997, с. 464.
  133. Останкович Н. Н. Путеводитель по Московской окружной железной дороге. — М., 1912. — С. 75.
  134. Памятная книжка Московской губернии на 1912 год. — М., 1911.
  135. [starosti.ru/archive.php?y=1909&m=08&d=22 Подмосковная гимназия]. starosti.ru. Проверено 24 июля 2010. [www.webcitation.org/60v7LPMMo Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  136. [www.cbs5.uksao.ru/index.php?id=28 Центральная библиотека № 66 имени Дмитрия Фурманова]. cbs5.uksao.ru. Проверено 29 июля 2010. [www.webcitation.org/60v7NOwiw Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  137. Мачульский, 1997, с. 465.
  138. А. Н. Радищев. Чёрная грязь // [ilibrary.ru/text/1850/p.25/index.html Путешествие из Петербурга в Москву]. — 1784—1789.

Литература

Книги

  • Алексеева Е. М., Павлинов П. П., Церевитинов С. С., Зыков Н., Русакова Е., Соляник Н. А. Посёлок Сокол: история посёлка и его жителей. — М.: Олма-пресс, 2004. — 208 с. — ISBN 5-224-03302-0.
  • Белов А. В. Москва, московские пригороды, пригородные поселения во второй половине XIX — начале XX века. — М.: Папирус ПРО, 2005. — 182 с. — ISBN 5-901054-28-8.
  • Вайнтрауб Л. Р., Карпова М. Б., Скопин В. В. Храмы северного округа. — М.: Старая Басманная, 1997. — 272 с. — ISBN 5-8468-0052-1.
  • Дёмин А. А. Ходынка: от Дмитрия Донского до наших дней. — М., 1997. — 142 с.
  • Михайлов К. П. Поруганная слава. — М.: Яуза, Эксмо, 2007. — 400 с. — ISBN 978-5-699-21434-1.
  • Молева Н. М. Древняя быль новых кварталов. — М.: Моск. рабочий, 1982. — 224 с.
  • Павлова Т. Г. Северный край Москвы (с древнейших времен до 1917 года). — М.: Научный мир, 1999. — 400 с. — ISBN 5-89176-046-0.
  • Пучков С. В. Московское городское Братское кладбище. — М., 1915. — 31 с.
  • Романюк С. К. Москва за Садовым кольцом. — М.: АСТ: Астрель, 2007. — 895 с. — ISBN 978-5-17-044643-8.
  • Романюк С. К. По землям московских сёл и слобод. Часть II. — М.: Сварог и Ко, 1999. — 512 с. — ISBN 5-93070-017-6.
  • Токмаков И. Ф. [issuu.com/iterekhin/docs/tokmakov_i_f_vsekhsvjatskoe_1898?mode=window&backgroundColor=%23222222 Историко-статистическое и археологическое описание села Всехсвятского Московской губернии и уезда 1398—1898 гг]. — М., 1898. — 88 с.
  • Токмаков И. Ф. Благотворная Пастырская Деятельность. Священник Церкви села Всехсвятского московского уезда о. Сергей Николаевич Лебедев, основатель Куркинского, Всехсвятского и Николо-Бутырского Обществ Трезвости. 1889-1911 г.г.. — М., 1912.
  • Район Сокол: вчера, сегодня, завтра / Редакция газеты «Московский Сокол». — М.: Деловая книга, 2008. — 256 с.
  • История московских районов. Энциклопедия / Под ред. Аверьянова К. А.. — М.: Астрель, 2005. — 832 с. — ISBN 5-271-11122-9.
  • Памятники архитектуры Москвы. Окрестности старой Москвы (северо-западная и северная части территории от Камер-Коллежского вала до нынешней границы города). — М.: Искусство — XXI век, 2004. — ISBN 5-9805101-1-7.
  • Северный округ Москвы / Под ред. Е. Н. Мачульского. — М.: Энциклопедия российских деревень, 1995. — 383 с. — ISBN 5-80367-005-9.
  • Северный округ Москвы. XX век / Под ред. Е. Н. Мачульского. — М.: Энциклопедия российских деревень, 1997. — 735 с. — ISBN 5-88367-019-02.

Статьи

  • Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : Журнал. — 2005. — № 10 (70).
  • Николай Баландинский О начальной истории села Всехсвятского // Московский журнал : Журнал. — 1992. — № 7.
  • Бочаров Н. П. Подмосковная старина. Село Всехсвятское // Московский листок. — 1890. — № 211, 213.
  • Молева Н. М. Всесвятское-Сокол // Вопросы истории : Журнал. — 1980. — № 7.
  • Леонид Павлов Сокол-Всехсвятское // Архитектура и строительство Москвы : Журнал. — 1990. — № 2,3.

Ссылки

  • [vsehsvyatskoye.livejournal.com/ vsehsvyatskoye] — Сообщество в «Живом журнале», посвящённое истории села Всехсвятского и района Сокол
  • Елена Лебедева. [www.pravoslavie.ru/jurnal/060616130331.htm Храм Всех Святых в селе Всехсвятском]. Православие.Ru. [www.webcitation.org/64uVA1CsT Архивировано из первоисточника 23 января 2012].
  • Пётр Лебедев. [www.proza.ru/2009/02/20/381 К 600-летию села Всехсвятского]. Проза.ру. [www.webcitation.org/64uVD4R5e Архивировано из первоисточника 23 января 2012].
  • [pravaya.ru/side/14/4419 ВСЕХСВЯТСКОЕ. Памяти погибших в Первой мировой войне]


Отрывок, характеризующий Всехсвятское

В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.