Жулебино (деревня)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Жулебино (бывшая деревня)»)
Перейти к: навигация, поиск
Населённый пункт, вошедший в состав Москвы
Жулебино

Деревня Жулебино на карте 1818 года
История
Дата основания

1499 год

Первое упоминание

1645 год

В составе Москвы с

1985 год

Статус на момент включения

деревня

Расположение
Округа

ЮВАО

Районы

Выхино-Жулебино

Станции метро

Выхино, Жулебино

Координаты

55°41′38″ с. ш. 37°51′38″ в. д. / 55.69389° с. ш. 37.86056° в. д. / 55.69389; 37.86056 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.69389&mlon=37.86056&zoom=18 (O)] (Я)

Координаты: 55°41′38″ с. ш. 37°51′38″ в. д. / 55.69389° с. ш. 37.86056° в. д. / 55.69389; 37.86056 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.69389&mlon=37.86056&zoom=18 (O)] (Я)

Жуле́бино — бывшая деревня в Московской губернии, затем в Московской области, располагавшаяся к востоку от Москвы по обеим сторонам Рязанской дороги. Была включена в состав Москвы в 1985 году. Сейчас большинство домов деревни не снесено, хотя плотно обстроено новостройками микрорайона Жулебино.





История

Деревня впервые упоминается в 1645 году[1], хотя возникновение этой деревни относится к 1499 году[2]. Своё название она получила от представителя боярского рода Андрея Тимофеевича Остеева, который имел прозвище Жулеба, то есть хитрец.

С 1743 года деревня вместе с располагавшимся неподалёку Выхином входит в Кусковскую вотчину Шереметевых[2]. А с 1861 году — в Выхинскую волость, которая после революции была переименована в Ухтомскую[2].

В 1929 году создается Ухтомский, впоследствии Люберецкий район с центром в городе Люберцы, куда входили деревни Выхино и Жулебино[2].

Позже в Жулебине был создан колхоз имени 3-й пятилетки[2].

С 1959 года около деревни находился военный аэродром. В 1991 году аэродром уменьшили для постройки одноимённого спального района.

В составе Москвы

Деревня и окружающая территория были включены в состав Москвы в 1985 году. Вокруг деревни был построен новый микрорайон Жулебино. При этом деревянные дома бывшей деревни сохраняются до сих пор в районе Жулебинской улицы и проезда, а также 1-го, 2-го, 3-го и 4-го Люберецких проездов.

В 1991 году был создан временный муниципальный округ «Жулебино»[3] (до 1992 года включавший также Некрасовку[4]). В 1995 году был создан район «Выхино-Жулебино», в который вошли территории временных муниципальных округов «Выхино» и «Жулебино»[5].

См. также

Напишите отзыв о статье "Жулебино (деревня)"

Примечания

  1. Жулебинская улица // Имена московских улиц. Топонимический словарь / Агеева Р. А. и др. — М.: ОГИ, 2007.
  2. 1 2 3 4 5 [www.uprava.net/index.php?px=12 История района "Выхино-Жулебино" на официальном сайте управы]
  3. [archive.is/20120906203412/www.pravoteka.ru/pst/768/383643.html Распоряжение мэра Москвы от 12 сентября 1991 г. № 146-РМ «Об установлении временных границ муниципальных округов Москвы» (с изменениями от 16 декабря 1991 г., 2 марта 1992 г., 28 сентября 1993 г., 1 апреля, 22 декабря 1994 г.)]
  4. Распоряжение Мэра от 13 марта 1992 г. № 65-РМ «Об образовании муниципального округа „Посёлок Некрасовка“»
  5. [www.businesspravo.ru/Docum/DocumShow_DocumID_41840.html Закон № 13-47 от 5 июля 1995 года «О территориальном делении города Москвы» (редакция 5 июля 1995 года)]



Отрывок, характеризующий Жулебино (деревня)

Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…