Район Песчаных улиц

Район Песчаных улиц (Песчаные улицы) — один из первых районов массового жилищного строительства в Москве. Включает в себя кварталы многоэтажных жилых домов вдоль улиц Новопесчаная, Куусинена и Левитана. Входит в состав современных районов Сокол и Хорошёвский Северного административного округа. Местность, на которой развернулось строительство района, ранее относилась к бывшему подмосковному селу Всехсвятскому и к Ходынскому полю. Основная магистраль района, Новопесчаная улица, переходящая в улицу Куусинена, соединяет Ленинградский проспект с Хорошёвским шоссе. Строительство велось с 1948 года до конца 1950-х годов. Всего на территории почти в 300 га было построено более 100 зданий площадью около 400 тыс. м². Застройка района велась бригадой архитекторов в составе Н. А. Швеца, А. В. Болонова, М. Л. Зильберглейта, Г. А. Андреева, инженеров А. Н. Дорохова и Л. Ф. Бренкевича под руководством архитектора З. М. Розенфельда. Генеральный план застройки разработал архитектор П. В. Помазанов. Строительство велось быстрыми темпами с применением индустриальных методов. В архитектуре зданий были использованы различные декоративные элементы. Некоторые здания района Песчаных улиц включены в реестр культурного наследия города Москвы как ценные градоформирующие объекты.

Название

Название района связано с песчаным характером грунта. Ранее в селе Всехсвятском уже существовали Песчаная улица, Большой и Малый Песчаные переулки, а также 1-й, 2-й, 3-й, 4-й и 5-й Песчаные переулки. Первые улицы нового жилого района также получили названия, связанные с песком: Новопесчаная улица, 1-я, 2-я, 3-я, 5-я и 7-я Песчаные, Песчаная площадь. В 1960—1980-х годах часть улиц района была переименована в честь зарубежных коммунистических деятелей: Вальтера Ульбрихта, Луиджи Лонго, Георгиу-Дежа, Сальвадора Альенде, Отто Куусинена, Рихарда Зорге.

История

Первые жилые дома на нынешней Новопесчаной улице появились еще до войны: это два многоэтажных дома в стиле сталинский ампир, находящиеся на пересечении улицы с Ленинградским проспектом. Однако массовая застройка района началась в послевоенные годы.

Первая очередь застройки (1948—1949)

Строительство первой очереди района Песчаных улиц было начато в 1948 году. Главной магистралью района являлась Новопесчаная улица, её застройка началась от пересечения с Ленинградским проспектом. Авторами проектов зданий первой очереди были архитекторы В. С. Андреев, В. П. Сергеев и другие. Были сооружены 7 домов (14 корпусов), расположенные вдоль Новопесчаной улицы до пересечения с 1-й Песчаной (ныне улица Луиджи Лонго). Из них 8 четырёхэтажных корпусов имели по 35 квартир, и 6 пятиэтажных корпусов имели по 44 квартиры в каждом. Эти дома имели одно-, двух- и трёхкомнатные квартиры однотипной планировки. Межэтажные перекрытия состоят из железобетонных плит; перегородки из гипсовых плит или шлаковых камней. Фасады домов облицованы белым силикатным кирпичом. Дома первой очереди имеют относительно скромные типовые архитектурные украшения. Углы домов покрыты белыми бетонными блоками в виде рустов, оконные проёмы первого этажа обрамлены бетонными наличниками.

Восемь четырёхэтажных корпусов (дома № 4, 5, 6, 7, 9) имеют объём около 80 000 м³. Угловые дома № 8 и 11, расположенные у пересечения с улицей Луиджи Лонго, состоят каждый из трёх типовых корпусов. Их общий объём тоже 80 000 м³. Эти дома имеют мансардные этажи, а их центральные секции приподняты. Благодаря таким архитектурным приёмам угловые дома вносят разнообразие в застройку.

Бетонные детали и декоративные украшения изготавливали на заводе, а на стройплощадке осуществляли только их сборку. Благодаря этому строительство шло очень высокими темпами: 4-этажный дом возводился за 96, а 5-этажный — за 120 рабочих дней. К 1949 году все здания первой очереди были уже построены.

Вторая очередь застройки (1949—1951)

Застройка второй очереди района Песчаных улиц началась летом 1949 года. Она охватывала 9 зданий (27 корпусов), расположенных в квартале между Новопесчаной улицей, 1-й и 2-й Песчаными улицами и Чапаевским переулком. Дома второй очереди отличаются повышенной этажностью 6—8 этажей, благодаря чему достигалась экономия территории. Авторами проектов зданий второй очереди были архитекторы 3. М. Розенфельд, Н. А. Швец, А. В. Болонов и другие. Дома второй очереди имеют большее количество типовых декоративных элементов. В то же время продолжали активно использоваться детали, разработанные для домов первой очереди.

Из домов второй очереди на Новопесчаную улицу выходят № 13, 15 и 17. Боковые корпуса дома № 13 шестиэтажные, а центральная его часть повышена до семи этажей и имеет мезонин. Многие дома второй очереди первоначально имели декоративные балюстрады (впоследствии демонтированные из соображений безопасности). Четырёхэтажное здание школы № 1384 (ранее № 144; Новопесчаная ул., д.15) построено по типовому проекту архитектора Л. А. Степановой. Дом № 17 состоит из двух боковых шестиэтажных корпусов и семиэтажного среднего. В местах примыкания боковых корпусов устроены арки. Стены дома облицованы силикатным кирпичом, окна первого этажа обрамлены бетонными наличниками.

Третья и последующие очереди застройки (1950—1955)

Дома третьей очереди застройки района Песчаных улиц по архитектуре во многом схожи с домами второй очереди. Они имеют 6—9 этажей, большее количество декоративных элементов и улучшенную внутреннюю отделку. Застройка крупного квартала между 2-й и 3-й Песчаными улицами была начата в 1950 году, были применены целиком индустриальные методы строительства. Примерно в то же время началась застройка кварталов к западу от Новопесчаной улицы до Окружной железной дороги. В составе третьей очереди помимо жилых домов были построены две школы (№ 162 и № 1251). В период с 1950 по 1953 год на треугольном участке площадью 7,3 га между улицами Алабяна, Левитана и Окружной железной дорогой в том же архитектурном стиле было построено 17 жилых корпусов высотой 7-8 этажей. Авторы проектов: 3. М. Розенфельд, Н. А. Швец и А. В. Болонов. За счёт использования поточно-скоростных методов, каждый дом строился строились в течение 6—7 месяцев. Почти все элементы домов, за исключением кирпичной кладки и фундамента, были заводского изготовления.

Ряд домов третьей очереди помимо железобетонных перекрытий имеют сборный железобетонный каркас. Самонесущие стены домов состоят из пустотелых керамических блоков. Облицовка внутренних стен этих так называемых «каркасно-керамических домов» из гипсовых плит. Фасады отделаны семищелевыми керамическими блоками: гранёными в нижней части фасада и гладкими в верхней (которые в дальнейшем нередко отваливались). При этом керамическую облицовку имеют как правило только главный и боковые фасады. Дворовые же фасады облицованы силикатным кирпичом.

Первые этажи многих домов третьей очереди нежилые и предназначены для различных организаций: магазинов, отделений банка, ателье, предприятий комбинатов быстрого обслуживания, детских садов и других. На первом этаже дома № 1 по улице Сальвадора Альенде разместился детский кинотеатр «Дружба» (ныне не действует), а в доме 25/23 по Новопесчаной — почтовое отделение 125252. Самыми высокими из домов, построенных в 1951—1953 годах, являются дом № 23 по Новопесчаной улице и дом № 12 по улице Алабяна. Центральные секции этих домов имеют 9 этажей, включая мансардный. На крыше обоих домов сделана надстройка, в которой предполагалось разместить мастерскую художников.

В 1954 году на месте оврага реки Ходынки был устроен сквер на 2-й Песчаной улице, площадью 3,5 га. В центральной части сквера находится каштановая аллея. У входа в сквер расположен фонтан «Песчаный» («Георгиу Деж»).

С 1954 года строительство развернулось южнее Песчаной площади между нынешними улицами Куусинена и Зорге (тогда 1-й и 2-й Хорошёвскими улицами). Это кварталы первое время относились к Новопесчаной улице. Последними зданиями, построенными здесь в «сталинском стиле» мастерской З. М. Розенфельда, являются жилые дома № 15, 17 и 19 по улице Куусинена и № 14, 16 и 18 по улице Зорге, образующие квартал № 6 Песчаных улиц. Квартал включает в себя 16 жилых корпусов высотой 7—10 этажей на 1500 квартир общей площадью 55 тыс. м². Корпуса 6-го квартала составляют симметричную композицию. Дома облицованы керамическими блоками. Центральный корпус № 17 имеет 10 этажей, его фасад выходит на улицу Куусинена. Этот корпус отодвинут вглубь от красной линии улицы, перед ним образован хорошо озеленённый курдонёр с фонтаном. Фасады девятиэтажных боковых корпусов № 15 и № 19 выделяются эркерами. Южнее по типовому проекту Л. А. Степановой построены два кирпичных пятиэтажных школьных здания с общим двором (д. 13 по ул. Куусинена и д. 12 по ул. Зорге).

Хрущёвский период (1954—1960)

Следующие кварталы улицы Куусинена строили уже другие архитекторы, и здания имеют меньшее количество декоративных элементов. Квартал № 7, включающий дома № 7, 9 и 11 по улице Куусинена и № 6 и 10 по улице Зорге имеет симметричную застройку схожую предыдущим кварталом. Он построен в 1954—1957 годах архитекторами М. В. Посохиным, А. А. Мндоянцем, Р. А. Олиховым, инженерами В. П. Лагутенко и С. Я. Школьниковым, конструктором А. А. Бартошевичем. Каждое из пяти зданий имеет 228 квартир, общая площадь корпусов составляет 50 тыс. м². Это одни из первых каркасно-панельных домов, конструкции из сборного железобетона заводского изготовления. Каждый из домов имеет каркас из колонн и ригелей прямоугольного сечения и стены из самонесущих панелей весом около 4 тонн. Перекрытия из многопустотных панелей. Лёгкие навесные стены завершаются классическим карнизом.

Каждый из домов 7-го квартала состоит из нескольких корпусов. Средний 10-этажный корпус соединяется с двумя 6-этажными корпусами несколько отодвинутыми вглубь. По бокам располагаются ещё два 6-этажных корпуса, поставленные перпендикулярно центральному, образуя зелёный курдонёр. Каждый из 10-этажный корпусов имеет плоскую железобетонную крышу, а 6-этажные — стальную, по деревянным стропилам. Дома имеют керамическую облицовку. Благодаря различной компоновке керамических плиток, каждый из домов имеет индивидуальный рисунок. 7-й квартал отличается просторными зелёными дворами с детскими и спортивными площадками.

Дома № 1 и 3 по улице Куусинена, расположенные у пересечения с Хорошёвским шоссе, построены в 1958 году и имеют крупноблочную конструкцию. На чётной стороне улицы Куусинена в 1956—1960 годах построены кирпичные дома: № 2 и № 4 имеют пять этажей, а № 6 — восемь этажей. Дом № 8, построенный в 1956 году, отличается большим количеством декоративных элементов в виде шишек, сосновых и дубовых веток. Он относится к серии так называемых «красных домов», их ранее возводили в 13-м квартале Юго-Западного района.

К концу 1950-х годов на чётной стороне Новопесчаной улицы был благоустроен районный парк. В нём в январе 1959 года был открыт широкоэкранный кинотеатр «Ленинград», построенный по типовому проекту архитекторов Е. Гельмана, Ф. А. Новикова, И. А. Покровского и инженера М. Кривицкого. Облицовка здания красным и белым кирпичом образует сетчатый рисунок, напоминающий орнамент Дворца дожей в Венеции.

Нереализованные планы

Планы застройки района Песчаных улиц не были полностью реализованы. Незастроенными оказались несколько кварталов в северной части улицы Куусинена (сейчас на этом месте гаражи), в связи с чем не был полностью завершён архитектурный ансамбль Песчаной площади. План 1957 года предусматривал продление улицы Куусинена на север до соединения с улицей Алабяна. Предполагалось, что застройка кварталов между улицами Алабяна, Сальвадора Альенде и Песчаным переулком будет осуществляться в едином архитектурном стиле. Позднее планы поменялись, эти кварталы были застроены в 1960—1970-х годах преимущественно типовыми сериями домов. Не был до конца завершён сквер на 2-й Песчаной улице. Сейчас он фактически завершается тупиком и гаражами. Согласно планам второй половины 1950-х годов бульвар должен был выходить к большому парку, устроенному на Ходынском поле, а его конец предполагалось соединить с улицей Викторенко. 3-ю Песчаную улицу предполагалось продлить на запад до Октябрьского поля. У её пересечения с улицей Зорге планировалось построить рынок.

Отрывок, характеризующий Район Песчаных улиц

Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.