Рогожская слобода

Исторический район в Москве

Рогожская слобода
История
Первое упоминание	XVI век
Расположение
Округа	ЦАО, ЮВАО
Районы	Таганский (ямская слобода), Нижегородский (старообрядческая община)
Станции метро	Площадь Ильича, Римская
Координаты	55°44′22″ с. ш. 37°42′10″ в. д.55.73944° с. ш. 37.70278° в. д. / 55.73944; 37.70278

Рогожская слобода (Рогожский посёлок) — исторический район Москвы. Центр московского старообрядчества.

История Рогожской слободы

Возникла в конце XVI века близ деревни Андроново на левом берегу Яузы, когда в местности «Рогожка» стали селиться ямщики, занимавшиеся «ямской гоньбой» (доставкой государевой почты) и перевозками товаров из Москвы в село Старый Рогожский ям (позже ― Рогожь, город Богородск и в советское время ― город Ногинск Московской области).

В 1697 (по другим сведениям ― в 1642) году жители образовавшейся Рогожской ямской слободы построили церковь Николая Чудотворца в Ямах (снесена в 1950-х годы). Церковь дала название улице, в 1919 году переименованной в Ульяновскую (ныне улица Николоямская). Эта улица одна из немногих отчасти сохранивших архитектурную застройку XVIII—XIX веков.

Слобода охватывала территорию в 178 гектар.

С оборонительной целью московские улицы и слободы обводились укреплёнными валами (в XVI веке ― Белый город, в 1638 года ― Земляной вал, в 1742 года ― Камер-Коллежский вал). Линия Камер-Коллежского вала, устроенная для упорядочения оплаты пошлин, взимаемых Камер-Коллегией (которой и было поручено строительство вала), почти два столетия являлась границей городской площади. Камер-Коллежский вал опоясал Москву 32-вёрстным кольцом с шестнадцатью заставами, где проверялись подорожные и ввозимый товар ― для обнаружения контрабанды, главным образом водки, за провоз которой платилась пошлина. В середине XVIII века, с отменой внутренних таможен, заставы приобрели чисто полицейское значение, и у некоторых из них, в том числе одной из самых больших ― Рогожской ― возникли рынки. Застава стала быстро заселяться и застраиваться. В рогожских улицах появились постоялые дворы, новые дома, мелкие мастерские, торговые помещения.

От Рогожской заставы шла Владимирская дорога. Вплоть до середины XIX века она сохраняла своё важное торговое значение, однако оставалась далёкой окраиной Москвы. На верстовом столбе, установленном в 1783 году, была высечена надпись: «От Москвы две версты».

Главные улицы Рогожской слободы

Главными улицами Рогожской были Тележная (позже 1-я Рогожская, ныне Школьная) и Воронья (ныне улица Сергия Радонежского). Тележная проходила там, где некогда образовалась Ямская слобода, и сплошь состояла из постоялых дворов, в которых останавливались обозы, проходившие по Владимирскому и Рязанскому трактам. На улице продавались телеги, тарантасы, кибитки, шорный товар. Одним концом улица выходила на площадь, образовавшуюся у заставы (Сенная пл.), другим упиралась в улицу Хиву (Добровольческая улица), название которой связано с тем, что здесь стоял двор, на котором останавливались послы и купцы из Хивы.

Название «Воронья» было дано улице в XIX века по находившейся здесь в XVII—XVIII вв. Вороньей слободке (бывшей Андроньевской слободы монастырских работных людей). Когда открывалась Нижегородская Макарьевская ярмарка, на Тележную съезжались обозы со всех трактов. На площади Рогожской заставы шла торговля сеном, отчего она называлась Сенной, или Рогожской-Сенной. От Сенной площади до Спасо-Андроникова монастыря тянулась Воронья улица, на которой были калачные пекарни, мясные и мучные лавки; в этих же мучных лавках продавали валяную обувь и знаменитые муромские свечи. Торговали ситцами, шапками, кушаками. Кроме лавочного торга производился торг в разнос самыми разнообразными товарами. Неподалеку от Рогожского вала, на улице Нижегородский лесной ряд (ныне Новорогожская улица) находились лесные торговые склады.

Около Рогожской заставы долгое время был этап, где собирали из тюрем для пересчёта отправленные в Сибирь арестанты. Здесь их выстраивали ― впереди каторжных в кандалах, с наполовину обритыми головами, с закованными руками и ногами, далее ― в ручных кандалах, за ними ― без кандалов. Следом шли возы с женами, ехавшими за арестантами, детьми и больными.

Сильный летний пожар 1862 году длился трое суток, горели Воронья улица, Тележная, 2-я и 3-я Рогожские. Полностью оправиться Рогожская слобода уже не сумела.

В 1896 году железнодорожную станцию у заставы упразднили, подведя линию к Курскому вокзалу. Железная дорога сначала пошла до Павловского Посада («Выхны», как его тогда называли), потом подвинулась до Владимира, там до Коврова и, наконец, достигла Нижнего Новгорода. Ямщичество отмерло окончательно, и Владимирка опустела.

Уклад жизни

Именитые купеческие старообрядческие фамилии, узами родства и свойства издавна селились в районе между Таганкой и Рогожской заставой и тесно поддерживали отношения со старообрядческой общиной Рогожского кладбища.

Отделенная от остальной Москвы рекой Яузой и длинными улицами, Рогожа долго сохраняла патриархальный жизненный уклад. И облик её обитателей, и двухэтажные каменные жилые дома на каменных фундаментах, и запертые ворота ― всё это отличало её от остальной Москвы. В Рогожской слободе с XVII в. жили отлученные русской патриаршей церковью староверы. В начале 1790-х в Рогожской общине насчитывалось 20 тысяч прихожан, в 1822 г. ― 35 тысяч, в 1825 г. ― 68 тысяч. П. И. Богатырев вспоминает:

«Рогожская застава была одною из самых оживлённых застав. Все прилегающие к ней улицы и переулки были сплошь заселены ямским сословием и спокон веков живущими здесь купцами и мещанами. Большинство этих обитателей принадлежало к Православной Старообрядческой вере, сохраняющей обряды со времен крещения Руси. Эта жизнь создала особый быт, выработала свои условия; здесь нравы и обычаи резко отличались от остальной Москвы, особенно от её центра. Пришлый элемент появился здесь только с постройки Нижегородской железной дороги. Новизна, принесенная этими пришельцами, долго не прививалась к старому строю жизни, но в конце концов одолела, и Рогожская, как хранительница старых заветов, рухнула и слилась под давлением духа времени с остальным обществом. Рогожская Палестина велика — в ней в конце шестидесятых годов было пятьдесят две тысячи коренных жителей, девятнадцать церквей и пять монастырей да ещё Рогожское кладбище. Жизнь тогда была здесь замкнутая, постороннему почти невозможно было проникнуть сюда».

Во время чумной эпидемии в 1771 года старообрядческие купцы на свои средства основали в Рогожской слободе бараки-больницы для больных «моровою язвой». По разрешению властей старообрядцы устроили в поле, справа от Владимирской дороги, кладбище для погребения в братской могиле своих умерших от чумы единоверцев. Здесь хоронили старообрядцев ― членов поповщинской общины. За Рогожской заставой и кладбищем была построена богадельня для больных, престарелых и неимущих старообрядцев, появились лечебница, приюты, два училища, постепенно вырос целый посёлок. В начале XX в. в богадельне Рогожского кладбища нашли приют 700 стариков, действовала трёхэтажная больница Морозова (ныне стоматологическая поликлиника), в первую мировую войну переоборудованная под лазарет на 75 коек. Здесь же размещалась старообрядческая типография для печатания богослужебных книг, в 1911 г. был основан Московский старообрядческий учительский институт, первым директором которого стал А. И. Рыбаков, отец историка академика Б. А. Рыбакова. В институте было установлено шестилетнее обучение с четырьмя образовательными и двумя специальными, богословско-педагогическими курсами. В 1918 г. на базе закрытого института возникла Народная старообрядческая академия, просуществовавшая менее года. Кроме преподавателей-старообрядцев в ней читали лекции князь Е. Трубецкой, А. Кизеветтер, философ С. Булгаков (до рукоположения в иереи новообрядческой церкви). Здесь же находилась с 1862 г. резиденция главы российских и московских поповцев ― Большой дом архиепископа. В северной части территории сохранился некрополь с могилами епископов и священников-поповцев так называемой белокриницкой иерархии.

На Рогожском кладбище похоронены известные старообрядческие купцы и промышленники Рахмановы, Шелапутины, Морозовы (ветвь Тимофея Саввича Морозова), Рябушинские, Солдатенковы.

С 1724 г. в слободе работает первая в России керамическая фабрика А. К. Гребенщикова, выпускавшая фарфоровую посуду. Недалеко от монастыря в 1845 г. образовался гвоздильный заводик Пьера Гужона, ставший впоследствии известным заводом «Серп и молот».

На территории бывшей усадьбы княгини Варвары Репниной (ул. Новоблагословенная, она же Самокатная) в начале XIX в. появился Казенный винный склад № 1. Теперь это московский водочный завод «Кристалл».

Храмы Рогожской слободы

Первый деревянный храм во имя Сергия Радонежского был построен в слободе в начале XVII в. В 1776 г. московские купцы-старообрядцы возвели здесь храм Николая Чудотворца. В 1790—1792 гг. архитектор М. Ф. Казаков воздвиг Покровский собор ― летний храм в честь Покрова Богоматери. Храм оказался самым большим в Москве, превосходил по площади Успенский собор в Кремле.

По указанию Екатерины II храм «укоротили»: вместо пяти глав на церкви оставили лишь одну, алтарные выступы пришлось разобрать. Чуть позже были выстроен храм Рождества Христова (зимний храм).

Рогожские храмы старообрядцы превратили в иконописные музеи. Купеческие династии, строго соблюдавшие старые обряды, жертвовали старинные рукописи и книги, иконы в серебряных вызолоченных ризах, богатую церковную утварь. Иконы были новгородского и псковского письма, не подновлённые, не искаженные поздними влияниями. Самой древней и знаменитой была икона «Спас-Грозное око». Поблизости от неё находилась икона Боголюбской Божьей матери, а в великолепном иконостасе главного алтаря ― икона Смоленской Божьей матери Одигитрии, приписываемая кисти иконописца Андрея Рублева. И в настоящее время кафедральный Покровский собор на Рогожском кладбище располагает ценнейшими древними иконами из Рахмановского, Солдатенковского и других собраний. В библиотеке и архиве кладбища хранилось уникальное собрание древних рукописей и старопечатных книг, впоследствии отобранные в Отдел рукописей Румянцевского музея (ныне Российской государственной библиотеки); собрание портретов старообрядческих деятелей попало в Исторический музей. В 1856 г. правительство запечатало алтари летнего и зимнего храмов, а построенный к этому времени храм Николая Чудотворца обратило в единоверческий. Только в 1905 г., на основании царского манифеста о веротерпимости, рогожские храмы были распечатаны. В память распечатания алтарей в 1912—1913 гг., по образцу старинных русских столпообразных храмов был выстроен храм во имя Воскресения Христова (с 1949 г. до 1 февраля 2015 года — во имя Успения Пресвятой Богородицы) с красивейшей колокольней, по фасаду украшенной рельефными изображениями сказочных райских птиц и пеликана («неясыти»), кровью своей кормящего птенцов своих.

Внутри храм-колокольня был расписан в новгородском стиле XVI века, в иконостасе находились иконы XIV века. Есть легенда, что старообрядцы выхлопотали разрешение выстроить храм всего на метр ниже кремлёвского Ивана Великого. (в действительности колокольню никто не измерял, есть только приблизительная высота — более 80 метров). В 1949 г. храм-колокольня за неимением антиминса был освящен во имя Успения Пресвятой Богородицы, в 1988 г. был возобновлён колокольный звон, а в 1990 г. был освящен и поднят на колокольню один из колоколов весом 4293 кг, сохранившийся во МХАТе. 1 февраля 2015 года колокольня бела освящена во имя Воскресения Христова.

Историко-архитектурный ансамбль «Рогожская слобода»

В 1995 году московское правительство при активном участии мэра Москвы Ю. М. Лужкова приняло решение о создании архитектурного заповедника «Рогожская слобода». Решение было приурочено к празднованию 100-летия распечатания алтарей храмов Рогожского кладбища..

Покровский собор, Воскресенская колокольня, Церковь Рождества на Рогожском кладбище и Рогожская старообрядческая община на улице Рогожский посёлок являются Объектами культурного наследия федерального значения.

Исходили из комплекса усадьбы Гусевых, сочетающего фрагменты усадебной застройки конца XVIII — начала XIX вв. и промышленную архитектуру конца XIX ― начала XX вв. Сохранившуюся историческую застройку собирались дополнить созданием центра «Сыромятники» (авторы проекта И. Уткин и С. Шестопалов). Хотели построить ворота, стену-акведук для подачи воды, дом-башню, круглый дом.

Планировавшаяся Правительством Москвы на 2005—2014 гг. реконструкция исторического комплекса Рогожской слободы в Москве, в 2011 году аннулирована.

24 апреля 2015 года митрополит Московский и всея Руси Корнилий (Титов) освятил «Дом причта», памятник истории и культуры XVIII—XX века, практически воссозданное с нуля в 2010—2014 годах.

Литература

• Макаров В. Е. Очерк истории Рогожского кладбища в Москве. ― М., 1911.
• Богатырёв П. И. Московская старина // Московская старина. — М.: Правда, 1989.
• Сорок Сороков. Краткая иллюстрированная история всех московских храмов. ― Москва, издательство АСТ, 2004. Т.4., с.452-461 ISBN 5-17-027698-2.
• Романюк С. К. По землям московских сел и слобод. — М.: Сварог, 1999.
• Романюк С. К. Москва за Садовым кольцом. — М.: АСТ, 2007. ISBN 978-5-17-046864-5
• Муравьёв В. Б.. Московские улицы. Секреты переименований. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2006. — 336 с. — (Народный путеводитель). — ISBN 5-699-17008-1.
• Колодный Л. Е. Таганка. За Яузой. — М.: Голос-Пресс, 2007. ISBN 978-5-7117-0176-7.
• Министерство культуры РФ. [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7716785000 № 7716785000] // Сайт «Объекты культурного наследия (памятники истории и культуры) народов Российской Федерации». Проверено 2012-03-29

Ссылки

• [tag-mun.ru/?page=taganka История Таганского района на сайте муниципального образования]
• [svoiuzao.ru/?p=783#respond Алексей Синяков. Двуперстная Москва]
• [www.predistoria.org/index.php?name=News&file=article&sid=516 Виртуальное путешествие по Рогожскому посёлку]
• [web.archive.org/web/20111210051732/sobory.ru/article/index.html?object=17192 Ансамбль Никольской,Покровской и Христорождественской церквей на Рогожском кладбище]
• [realty.lenta.ru/news/2012/03/29/offshore/ Россимущество столкнулось с риском потерять десятки исторических зданий]. Realty.lenta.ru (29 марта 2012). Проверено 29 марта 2012. [www.webcitation.org/67gCqCmdr Архивировано из первоисточника 15 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Рогожская слобода

Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.