Сетунь (местность)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Историческая местность в Москве
Сетунь
История
В составе Москвы с

17 августа 1960

Расположение
Округа

ЗАО

Районы

Можайский

Станции метро

Кунцевская, Славянский Бульвар

Координаты

55°43′00″ с. ш. 37°24′54″ в. д. / 55.71667° с. ш. 37.41500° в. д. / 55.71667; 37.41500 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.71667&mlon=37.41500&zoom=15 (O)] (Я)

Се́тунь — местность на западе Москвы, на берегах реки Сетуни, по которой и названа, в районе пересечения Можайского шоссе и Рябиновой улицы.[1]



История

Местность исторически соседствовала на юго-западе с Троекуровым, на юго-востоке с Аминьевым, на востоке с Давыдковым и Волынским, на северо-востоке и севере с Кунцевым.[1]

В XVII веке известна деревня Манухино, которая после постройки церкви Спаса стала называться село Спасское на Сетуни или Спасское-Манухино.[1] Севернее этой деревни находились села Малая и Большая Сетунь (район нынешней улицы Толбухина).

В XIX веке сёла становятся дачной местностью. А в конце XIX — начале XX веков были построены Спас-Сетуньская фабрика ковровых изделий, ряд ткацких фабрик, фабрика Товарищества Реддавей (позже Кунцевская дерматино-клеёночная фабрика имени Ногина). В результате сёла фактически превратились в рабочие посёлки и в 1925 году вошли в состав города Кунцево. А с 1960 года местность вместе с городом Кунцево вошла в состав Москвы.

Название сохранилось в наименовании платформы Сетунь Белорусского направления железной дороги и деревни Малая Сетунь недалеко от МКАДа. Названия 1 — 4-го Сетуньских проездов связано с рекой, а не местностью.

Напишите отзыв о статье "Сетунь (местность)"

Примечания

  1. 1 2 3 Сетунь (местность) // Москва: Энциклопедия / Глав. ред. С. О. Шмидт; Сост.: М. И. Андреев, В. М. Карев. — М. : Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-277-3.</span>
  2. </ol>

Литература

  • Москва. Энциклопедия. 1980 г.

Отрывок, характеризующий Сетунь (местность)

– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.