Эндрю, герцог Йоркский
Поделись знанием:
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
| Эндрю Andrew<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||||||||
| ||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| с 23 июля 1986 | ||||||||
| Монарх: | Елизавета II | |||||||
| Предшественник: | новое присвоение; Альберт Георг (до 1936) | |||||||
| Рождение: | 19 февраля 1960 (64 года) Букингемский дворец, Лондон | |||||||
| Род: | Виндзоры | |||||||
| Отец: | Филипп, герцог Эдинбургский | |||||||
| Мать: | Елизавета II | |||||||
| Супруга: | Сара Фергюсон | |||||||
| Дети: | Беатрис (1988) и Евгения (1990) | |||||||
| Награды: |
| |||||||
Принц Эндрю, герцог Йоркский (англ. Prince Andrew Duke of York, полное имя Эндрю Альберт Кристиан Эдвард; род. 19 февраля 1960) — британский принц, контр-адмирал.
Содержание
Биография
Третий ребёнок и второй сын королевы Великобритании Елизаветы II. Титул герцога Йоркского был пожалован ему 23 июля 1986 года — в день женитьбы на Саре Фергюсон.
У герцога Йоркского и Сары, герцогини Йоркской (с которой он находится в разводе с 30 мая 1996 года) двое детей: принцесса Беатрис Йоркская (род. 8 августа 1988 года) и принцесса Евгения (Юджиния) Йоркская (род. 23 марта 1990 года).
Так как у герцога нет сыновей, наследников титула не имеется (пэрские титулы, кроме особо оговорённых случаев, наследуются только по прямой мужской линии). Если принц Эндрю не женится повторно и у него не родится сын, то после его смерти титул «герцог Йоркский» вернётся короне и может быть присвоен вновь.
Занимает 6-е место в порядке наследования британского престола (после рождения в 2015 году дочери у принца Уильяма, герцога Кембриджского, и его жены герцогини Кэтрин).
В октябре 2004 года посетил Россию[1].
Личный герб и награды
| Эндрю, герцог Йоркский | |
|
| |
| Детали | |
|---|---|
| Носитель |
Эндрю, герцог Йоркский |
| Нашлемник |
Британский коронованный леопард |
| Корона | |
| Щитодержатели |
Британский коронованный лев и шотландский единорог |
| Ордена | |
| Почва |
Поросшая травой лужайка |
Как член королевской семьи, имеет личный герб, основанный на гербе монарха Соединенного Королевства.
Блазон
Четверочастный щит: в первом и четвёртом поле герб Англии — три золотых леопарда с лазоревым вооружением в червлёном поле, во втором поле герб Шотландии — в золотом поле с червлёной двойной внутренней каймой, проросшей лилиями червлёный восстающий лев с лазоревым вооружением, в третьем поле герб Ирландии — золотая арфа с серебряными струнами в лазоревом поле. Поверх щита серебряное титло о трёх концах обременённое лазоревым морским якорем.
Щит окружает лента ордена Подвязки.
Щитодержатели: справа — британский, коронованный открытой короной детей монарха, лев c серебряным титлом (как в щите) на шее; слева — шотландский единорог с короной детей монарха и серебряным титлом (как в щите) на шее.
Щит коронован короной детей монарха с шапкой пэра внутри.
Нашлемник: золотой, коронованный открытой короной детей монарха, леопард с серебряным титлом (как в щите) на шее, стоящий на короне детей монарха.
Награды
| Страна | Дата | Награда | Литеры | |
|---|---|---|---|---|
 Великобритания |
6 февраля 1977 | Медаль Серебряного юбилея королевы Елизаветы II | ||
 Норвегия |
1988 | Кавалер Большого креста ордена Святого Олафа | ||
 Новая Зеландия |
1990 | Памятная медаль Новой Зеландии 1990 | ||
 Канада |
2001 | Знак Вооружённых сил | CD | |
| Великобритания |
6 февраля 2002 | Медаль Золотого юбилея королевы Елизаветы II | ||
 Саскачеван |
2005 | Памятная медаль Столетия Саскачевана | ||
 Англия |
23 апреля 2006 | Рыцарь ордена Подвязки | KG | |
 ОАЭ |
2010[2] | Орден Федерации | ||
| Великобритания |
21 февраля 2011 | Рыцарь Большого креста | Королевского Викторианского ордена | GCVO |
| 2 июня 2003—21 февраля 2011 | Рыцарь-командор | KCVO | ||
| 19 декабря 1979—2 июня 2003 | Командор | CVO | ||
| Великобритания |
6 февраля 2012 | Медаль Бриллиантового юбилея королевы Елизаветы II | ||
| Великобритания |
Медаль Южной Атлантики с розеткой | |||
Родословная Эндрю Виндзора, герцога Йоркского
| Предки 1. Эндрю Виндзор, герцог Йоркский</th></tr> | ||
|---|---|---|
| 2. Отец: Филипп Маунтбеттен, герцог Эдинбургский |
4. Дед: Андрей, принц Датский и Греческий |
8. Прадед: Георг I, король Греции |
| 9. Прабабушка: Великая Княжна Ольга Константиновна | ||
| 5. Бабушка: Принцесса Алиса Баттенбергская |
10. Прадед по женской линии: Людвиг Александр Баттенберг | |
| 11. Прабабушка по женской линии: Принцесса Виктория Гессен-Дармштадтская | ||
| 3. Мать: Елизавета II, королева Великобритании |
6. Дед по женской линии: Георг VI, король Великобритании |
12. Прадед по женской линии: Георг V, король Великобритании |
| 13. Прабабушка по женской линии: Мария Текская | ||
| 7. Бабушка по женской линии: Елизавета Боуз-Лайон |
14. Прадед по женской линии: Клод Джордж Боуз-Лайон | |
| 15. Прабабушка по женской линии: Сесилия Нина Кавендиш-Бентинк | ||
Напишите отзыв о статье "Эндрю, герцог Йоркский"
Примечания
- ↑ Полякова А. А. Роль монархии во внутренней и внешней политике Великобритании в конце XX — начале XXI века. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. — М., 2015. — С. 224. Режим доступа: mgimo.ru/science/diss/rol-monarkhii.php
- ↑ Johnson, Alice. [gulfnews.com/news/gulf/uae/government/khalifa-queen-elizabeth-ii-exchange-orders-1.718759 Khalifa, Queen Elizabeth II exchange orders] (26 November 2010).
| Георг V | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Эдуард VIII | Георг VI | принцесса Мария | принц Генри | принц Георг | принц Джон | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Елизавета II | принцесса Маргарет | Двое детей, 6 внуков, 16 правнуков | Двое детей, трое внуков, 5 правнуков | Трое детей, 7 внуков, 14 правнуков | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| принц Чарльз | принцесса Анна | принц Эндрю | принц Эдвард | Двое детей, четверо внуков | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| принц Уильям | принц Гарри | Двое детей, трое внуков | Двое детей | Двое детей | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| принц Джордж | принцесса Шарлотта | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
См. полную родословную потомков Георга V
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Эндрю, герцог Йоркский
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Категории:
- Родившиеся 19 февраля
- Родившиеся в 1960 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Букингемском дворце
- Кавалеры ордена Подвязки
- Рыцари Большого Креста Королевского Викторианского ордена
- Награждённые медалью Серебряного юбилея королевы Елизаветы II
- Награждённые медалью Золотого юбилея королевы Елизаветы II
- Награждённые медалью Бриллиантового юбилея королевы Елизаветы II
- Кавалеры Большого креста ордена Святого Олафа
- Кавалеры ордена Федерации (ОАЭ)
- Гербы по алфавиту
- Члены Британского королевского дома
- Виндзоры
- Президенты Футбольной ассоциации Англии
- Принцы Великобритании
- Участники Фолклендской войны
- Герцоги Йоркские
