529 год до н. э.

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Годы
533 до н. э. · 532 до н. э. · 531 до н. э. · 530 до н. э.529 до н. э.528 до н. э. · 527 до н. э. · 526 до н. э. · 525 до н. э.
Десятилетия
540-е до н. э. · 530-е до н. э.520-е до н. э.510-е до н. э. · 500-е до н. э.
Века
VII век до н. э.VI век до н. э.V век до н. э.




События

Китай

  • 13-й год по эре правления луского князя Чжао-гуна [1].
  • Весной луский полководец Шу-гун осадил Ми [2].
  • (согласно гл.40 «Ши цзи», в 528 году) Весной чуский ван пребывал в Ганьси [3], где население страдало от повинностей. Гуань Цун из У организовал заговор против него. Княжичи Ци-цзи и Цзы-би (прибывший из Цзинь в Цай по просьбе Гуань Цуна) договорились в Дэн о совместных действиях [4]. Тогда цзиньский Шу-сян в беседе с Хань Сюань-цзы предсказал дальнейшую судьбу Цзы-би [5].
  • В Чу Гуань Цун занял столицу и убил Лу 太子禄 (наследника Лин-вана), поставив ваном брата Лин-вана Цзы-би, линъинем — другого брата Цзы-си, а сыма — третьего брата Ци-цзи. Гуань Цун отправился в Ганьси и заявил, что те воины, которые первыми вернутся домой, сохранят своё имущество, и тогда все оставили Лин-вана [6]. Лин-ван скитался по горам, страдая от голода, и покончил с собой либо умер в 5 луне, в день гуй-чоу в доме Шэнь-хая (либо повесился в его саду) [7]. По другой формулировке, Лин-ван был убит Ци-цзи [8], согласно же «Чуньцю», его убил в 4 луне гун-цзы Би, а затем Ци-цзи убил Би [9].
  • Гуань Цун посоветовал вану Би казнить Ци-цзи. В день и-мао Ци-цзи распустил ложные слухи о возвращении Лин-вана, и ван Би (Цзы-би) и Цзы-си покончили с собой [10]. В день бин-чэнь власть захватил младший сын Гун-вана Ци Цзи (он принял имя Сюн-цзюй и титул Пин-ван, эра правления 528—516) [11]. Носил с собой яшму [12].
  • Пин-ван (Ци-цзи) в 8 луне вернул к власти внука чэньского Ай-гуна У (Хуэй-гун, эра правления формально 533—506) [13].
  • В Цай власть от Пин-вана в 8 луне получил Лу, младший сын Цзин-хоу (Пин-хоу, формально эра правления 530—522) [14]. Пин-хоу, придя к власти, убил сына и наследника Лин-хоу Ю (позднее тот получил титул Инь-гуна) [15]. В 10 луне был похоронен цайский Лин-гун (убитый в 531 году) [16].
  • Пин-ван вернул Чжэн захваченные у него Лин-ваном земли. Гуань Цуна он назначил буинем (управителем гаданий). Царство У во время смуты захватило пять чуских военачальников, но затем вернуло их [17].
  • Осенью цзиньский князь Чжао-гун созвал съезд в Пинцю (присутствовали князья Цзинь, Ци, Сун, Вэй, Лу, Чжэн, Цао, Цзюй, Чжу, Тэн, Се, Малого Ци и Малого Чжу, чжоуский посол Лю-цзы (Сянь-гун)) [18]. Циский князь сперва отказался подтверждать договор, но Шу-сян переубедил его. Цзиньцы устроили военный парад (4000 колесниц). Принято соглашение о взносах. чжусцы и цзюйцы пожаловались на притеснения со стороны Лу. Цзиньский князь велел Шу-сяну отстранить от участия луского князя. В 8 луне, в день цзя-сюй князья заключили договор (кроме луского) [19]. Луский Цзи Пин-цзы (Цзисунь И-жу) приехал, но был задержан, луский гун уехал. Тогда луский сановник Цзы-фу Хуэй-бо (Мэн Цзяо) встретился с Хань Сюань-цзы, в своей речи убедил его, что не следует ссориться с Лу из-за варваров-маней (эпизод 57 «Го юй»), и тогда Хань освободил Цзи Пин-цзы и вернул владение [20].
  • В 10 луне луский гун поехал в Цзинь, но от Хуанхэ повернул назад [21].
  • Умер князь Янь Дао-гун, ему наследовал Гун-гун (эра правления 528—524) [22].
  • усцы напали на Чу, но Пин-ван решил, что царство пока не готово к войне [23]. В 10 луне усцы уничтожили Чжоу-лай (княжество — вассал Чу) [24].


См. также

Напишите отзыв о статье "529 год до н. э."

Примечания

  1. Конфуциева летопись «Чуньцю» («Вёсны и осени»). Перевод и примечания Н. И. Монастырева. М., 1999. С.86-87
  2. Чуньцю, известие 1
  3. в другой транскрипции: Цяньци (Примечания В. С. Таскина в кн. Го юй (Речи царств). М., 1987. С.423)
  4. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.192
  5. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.194-196
  6. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.192-193
  7. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.196; Т. V. М., 1987. С.193; Го юй (Речи царств). М., 1987. С.276
  8. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. II. М., 2001. С.35; Т. V. М., 1987. С.31, 78
  9. Чуньцю, известия 2-3
  10. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.193-194
  11. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.196; Т. V. М., 1987. С.194
  12. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.198
  13. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.194-195 (под 533 годом) Т. V. М., 1987. С.106; Чуньцю, известие 7
  14. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.197; Т. V. М., 1987. С.96; Чуньцю, известие 7
  15. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.96
  16. Чуньцю, известие 8
  17. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.194; Т. VI. М., 1992. С.42
  18. Чуньцю, известие 4
  19. Чуньцю, известие 5
  20. Го юй (Речи царств). М., 1987. С.100-101; Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.156; Чуньцю, известие 6
  21. Чуньцю, известие 9
  22. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.196; Т. V. М., 1987. С.86
  23. Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.202
  24. Чуньцю, известие 10

Отрывок, характеризующий 529 год до н. э.

В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.