715 год до н. э.
Поделись знанием:
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
| Годы |
|---|
| 719 до н. э. · 718 до н. э. · 717 до н. э. · 716 до н. э. — 715 до н. э. — 714 до н. э. · 713 до н. э. · 712 до н. э. · 711 до н. э. |
| Десятилетия |
| 730-е до н. э. · 720-е до н. э. — 710-е до н. э. — 700-е до н. э. · 690-е до н. э. |
| Века |
| IX век до н. э. — VIII век до н. э. — VII век до н. э. |
События
- в Риме стал править второй царь Нума Помпилий, был женат на дочери Тита Тация, правил 43 года
- в Риме построен храм Януса
- в Риме основана коллегия каменщиков — легендарная дата основания масонства
- нубийский царь Шабака захватил весь Древний Египет, взял в плен и сжёг живым Бокхориса, XXV династия становится единственной правящей
- ассирийский царь Саргон II начал многолетнюю войну против Мидии, победа Саргона над коалицией Урарту, Маны, Мидии и других царств, захват в плен вождя мидийцев Дайукку (Дейока), царь Урарту Руса I сдал 22 крепости, столкновение войск Саргона с фригийской армией
- Царём Иудеи стал Езекия
Китай
- 8-й год по эре правления луского князя Инь-гуна[1].
- Весной (1 или 2 луна) князья Сун и Вэй встретились в Чуй (местность в Вэй)[2].
- Правитель Лу получил от Чжэн местность Бэн у гор Тайшань и отдал Чжэн поля в Сюй (Сюйтянь). В 3 луне чжэнский посол Вань прибыл в Лу, а в день гэн-инь лусцы заняли Бэн[3]. Благородные мужи осуждали луского гуна[4]. Поля[5] использовались для принесения жертв горе Тайшань (у подножия Тайшань каждому князю была выделена своя местность[6]), а чжэнский правитель был обижен на вана и хотел освободиться от этих жертв[7]. Согласно «Цзо чжуань», обменом занимался чиновник Юань[8].
- В 6 луне в день цзи-хай умер цайский хоу Као-фу, похоронен в 8 луне и получил титул Сюань-гун[9].
- В 6 луне в день синь-хай умер князь Су (суский нань)[10].
- Цисцы попытались примирить Сун и Вэй[11]. В 7 луне, в белой лошади князья Сун, Ци и Вэй заключили договор в Ва-у[12].
- В 9 луне, в день синь-мао луский гун заключил с Цзюй договор в Фу-лай[13].
- В 9 луне в Лу от вредителей пострадал урожай[14].
- В 12 луне умер луский княжич У-хай (двоюродный брат Инь-гуна)[15].
- Правитель Го назначен на высшую должность цин-ши в Чжоу[16].
- Умер князь Цай Сюань-хоу, ему наследовал сын Фын-жэнь (Хуань-хоу, эра правления 714—695)[17].
- Человек из Жуй прибыл в Цзин (город в Чжэн). Люди из родов Сюнь и Дун-бо подняли мятеж против цюйвоского У-гуна. В «Бамбуковых анналах» отмечено, что У-гун обладал одной армией[18]. У-гун уничтожил владение Сюнь, его земли подарил дафу Юань-ши Аню (Сюнь-шу)[19].
| ||||||
Источники
- ↑ Чуньцю. С.10
- ↑ Чуньцю, известие 2
- ↑ Чуньцю, известие 3
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.90-91 (ошибочно Бин) Т. V. М., 1987. С.71; Т. VI. М., 1992. С.30
- ↑ Согласно «Ши цзи», у горы Тайшань находились поля Сюй, согласно же «Цзо чжуань», у горы лежала местность Бэн
- ↑ Примечания в кн. Чуньцю. М., 1999. С.116
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. I. М., 2001. С.204 и комментарий Р. В. Вяткина и В. С. Таскина на с.332
- ↑ Комментарий Р. В. Вяткина и В. С. Таскина в кн. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. I. М., 2001. С.332: местность названа Пэн вместо Бин
- ↑ Чуньцю, известия 6 и 8
- ↑ Чуньцю, известие 5
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.48
- ↑ Чуньцю, известие 6
- ↑ Чуньцю, известие 8
- ↑ Чуньцю, известие 9
- ↑ Чуньцю, известие 10
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.39
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.91: написание Фэн-жэнь Т. V. М., 1987. С.95
- ↑ Бамбуковые анналы. М., 2005. С.118 и комментарий М. Ю. Ульянова на с.162
- ↑ Бамбуковые анналы. М., 2005. С.119 и комментарий М. Ю. Ульянова на с.164 (дата предположительна)
Напишите отзыв о статье "715 год до н. э."
Отрывок, характеризующий 715 год до н. э.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
