HMS Thunderer (1783)
HMS Thunderer (1783) — 74-пушечный линейный корабль третьего ранга. Третий корабль Королевского флота, названный Thunderer. Головной корабль одноименного типа.
Содержание
Постройка
Тип Thunderer, или модифицированный Culloden, появился когда заказы на корабли типа Culloden (строившиеся на королевских верфях) стали размещать по частным подрядчикам. Прототипом был все тот же проект Слейда от 1769 года, на этот раз несколько уменьшенный по сравнению с оригиналом. Эти семь кораблей строились тремя частными верфями на Темзе. Хотя все строились во время Американской революционной войны, один HMS Hannibal вступил в строй до 1792 года.
Thunderer был заказан 23 июля 1781 года. Заложен в марте 1782 года. Спущен на воду 13 ноября 1783 года на частной верфи John & William Wells в Дептфорде. Достроен и обшит медью 4 мая 1784 года на королевской верфи в Вулвиче.[1]
Служба
После достройки в резерве.
1792 — октябрь, средний ремонт в Чатеме по февраль 1794 года.
Французские революционные войны
1793 — вступил в строй в феврале, капитан Альбемарль Берти (англ. Albemarle Bertie), Флот Канала.
1794 — был при Первом июня, потерь в людях не имел.[3]
1795 — 14 февраля с Флотом Канала ненадолго вышел из Торбея для прикрытия нескольких конвоев, выходящих из Англии.
15 октября HMS Melampus и HMS Latona, следом HMS Orion и HMS Thalia, ещё позже HMS Pomone и HMS Concorde, вышли в погоню за двумя французскими фрегатами, Tortue и Néréide, и корветом Eveillé (16). Однако из-за близости берега и преобладающих ветров погоня была прервана. Но Eveillé не повезло, он был взят Pomone и Thunderer, который появился на месте последним.[4]
1796 — январь, капитан Джеймс Боллард (англ. James Ballard),[5] флагман вице-адмирала сэра Хью Кристиана; март, ушел на Ямайку.
1797 — март, коммандер (с июля капитан) Уильям Огилви (англ. William Ogilvy); 14 апреля[6] у Сан-Доминго совместно с HMS Valiant уничтожил французский 44-пушечный L’Harmonie.
1798 — май, капитан Джон Лоринг (англ. John Loring); июнь, капитан Джон Кочет (англ. John Cochet).
9 мая Thunderer, Abergavenny (54) и другие эвакуировали войска из Порт-о-Пренс, Сен-Марк и Аркайе, на острове Санто-Доминго.
1799 — январь, капитан Джон Кроули (англ. John Crawley); май, капитан Темпл Харди (англ. Temple Hardy).[1]
12 февраля-30 марта, на Ямайской странции взял 2 торговых судна.
Депеши с Ямайки, полученные в Плимуте 25 февраля 1800, и датированные 1 декабря 1799 года сообщают, что в Порт-Ройял прибыл лейтенант Джеймс Вудридж (англ. James Wooldridge), бывший командир вооруженной шхуны Fox (18), и с ним 75 человек команды. Шхуна вышла с Ямайки 5 сентября с генералом Боулзом, вождем племени Крик. Она должна была высадить его в Мексиканском заливе, а затем уйти в крейсерство. Шхуна зашла на остров Провиденс взять лоцмана, которого не нашла, после чего села на песчаную банку вблизи кораллового рифа, получила пробоину и разбилась, но все люди спаслись. После 32 дней на берегу они были подобраны приватиром Providence назначением на Ямайку. В Мексиканском заливе он встретил Thunderer (капитан Харди), который взял людей с Fox к себе на борт и высадил в Порт-Ройял в декабре.[7]
1800 — июль, капитан Роберт Мендс (англ. Robert Mends), затем(?) капитан Генри Бейнтюн (англ. Henry Bayntun).
Капитан Мендс на Ямайке переведен с повышением с HMS Abergavenny (44) на Thunderer. 24 сентября в Плимуте получен рапорт, что Thunderer с новым капитаном вышел в 12-недельное крейсерство.[7]
1801 — апрель, капитан Генри Ванситтерт (англ. Henry Vansittart), июнь-август, оснащение в Чатеме; сентябрь капитан Джон Дефалонс (англ. John Defalons), затем капитан Соломон Феррис (англ. Solomon Ferris); ноябрь, выведен в резерв и рассчитан.[1]
Ок. 1801 года набор подкреплен диагональными связями.[7]
Наполеоновские войны
1803 — возвращен в строй в марте, капитан Уильям Бедфорд (англ. William Bedford), командовал до 1805 года; Флот Канала; 28 мая совместно с HMS Minotaur и HMS Albion взял 20-пушечную Franchise; 26 июля взял корсар Venus.[1]
Торбей, затем Ирландский патруль.[8]
1804 — январь, и. о. капитана коммандер Ричард Томас (англ. Richard Thomas).
В конце декабря 1804 года Thunderer сел на мель у острова Бир. 23 декабря из Бантри-бей прибыл HMS Princess Royal, чтобы снять с него пушки, ядра и припасы. На следующий день подошли HMS Goliath, с ним фрегат и транспорт, и сняли остальные грузы. Корабль снялся с мели без повреждений.[8]
1805 — февраль, выведен в резерв; март-июнь, оснащение в Плимуте; возвращен в строй в апреле, капитан Уильям Лешме́р (англ. William Lechmere); 22 июля с эскадрой Кальдера был в бою против части объединенного франко-испанского флота, потерял 7 человек убитыми и 11 ранеными; октябрь, и. о. капитана лейтенант Джон Стокам (англ. John Stockam); 21 октября при Трафальгаре был в подветренной колонне, потерял 4 убитыми и 12 ранеными; позже временно коммандер Томас Серль (англ. Thomas Searle).
Идя в подветренной колонне вице-адмирала Коллингвуда одиннадцатым, Thunderer вступил в бой, придя на помощь HMS Revenge, которая пыталась прорезать линию противника. Он обстрелял продольным залпом Pricipe de Asturias, затем вступил в бой с французским Neptune, который пытался прийти на помощь испанскому флагману. Спустя короткое время оба противника отошли.[8]
1806 — 12 марта под Кадисом взял 14-пушечный приватир San Christo del Paldo; март, капитан Уильям Льюкин (англ. William Lukin).[1]
С рассветом 12 марта 1806 года капитан[9] Стокам обнаружил по носу с подветра три корабля, один из которых выглядел подозрительно. После пяти часов погони он взял испанский приватир, шхуну San Christo del Paldo (14). За пятнадцать дней со времени выхода из Байонны она взяла шведский бриг Pomone, галиот Louisa et Emilia и датский бриг Grunstadt. Последний был взят в 7 часов тем же вечером, и отправлен в Англию под командой старшины. Его грузом было льняное масло и фрукты. Приватир довольно новой постройки (капитан Жан, или Хуан Гонзалес англ. Jean Gonzales) имел 67 человек команды, и провизии на четыре месяца.[8]
Апрель, капитан Джон Тальбот (англ. John Talbot), командовал до 1808 года; перешел в Средиземное море.
8 декабря с эскадрой контр-адмирала сэра Томаса Луиса (англ. T. Louis), отдал якорь в гавани Валетты, пополнив припасы 15-го вышел к острову Тенедос, куда прибыл 21 декабря. 27-го пошел в Дарданеллы, и встал на якорь в бухте Азир.[7]
1807 — февраль, был в Дарданеллах.[1] 1 февраля эскадра контр-адмирала Луиса вернулась к о. Тенедос.[7]
В начале года Thunderer был с эскадрой вице-адмирала сэра Джона Дакворта, который получил приказ идти в Константинополь. Thunderer и HMS Standard с двумя фрегатами встали на якорь и контролировали вход в Дарданеллы. 19 января 9 линейных и 2 бомбардирских корабля прошли Дарданеллы и попали под огонь обеих береговых крепостей. Бомбардирские корабли ответили огнём. Сэр Сидней Смит, со эскадрой из HMS Pompee, Thunderer, Standard, HMS Endymion и HMS Active у мыса Песк открыл огонь по турецким кораблям на якоре и по редуту на мысу, который имел 31 тяжелое орудие. Корабли были либо уничтожены, либо захвачены, а редут взят морскими пехотинцами Pompee. 3 матроса и 1 морской пехотинец на Thunderer были убиты и 1 офицер, 9 моряков и 4 морских пехотинцев ранены.
После этого сэр Джон Дакворт подошел на 8 миль к Константинополю, и там стоял до 1 марта, все время обмена письмами и прокламациями. На обратном пути сэр Джон приказал HMS Royal George приветствовать турецкие батареи холостым выстрелом, но турки отвечали мраморными и чугунными ядрами. Thunderer был сильно поврежден и имел 2 убитых, а лейтенант, мичман, 10 матросов и 2 морских пехотинца были ранены. Раненые офицеры были: лейтенанты Джон Уоллер (англ. John Waller) и Колби (англ. Colby) и мичман г-н Мур (англ. Moore).[8]
В конце года в Палермо.[7]
1808 — с эскадрой Страчана при Рошфоре;[1]
2 марта вошел в эскадру лорда Коллингвуда у острова Маритимо. 6 марта получено известие, что французский флот месяц был в море, эскадра вышла на поиск. Позже выяснилось, что французы вернулись в Тулон 10 апреля. Через неделю или две после этого Коллингвуд вернулся в базу.[7]
ноябрь, выведен, рассчитан и поставлен в отстой в Чатеме.[1] В конце 1809 года капитан Тальбот был назначен на HMS Victorious.
1814 — март, Thunderer продан в Чатеме.[1]
Напишите отзыв о статье "HMS Thunderer (1783)"
Ссылки
- [www.ageofnelson.org/MichaelPhillips/info.php?ref=2243 Ships of the Old navy]
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Winfield,… p. 82.
- ↑ Lavery,… p.180
- ↑ Fleet Battle and Blockade / R. Gardiner, ed. — P. 38.
- ↑ James,… Vol.2, p. 99.
- ↑ По другим данным Джеймс Боуэн, см.: The Victory of Seapower / R. Gardiner, ed. — P. 158.
- ↑ По другим данным, 15−16 апреля. См.: James,… Vol.2, p. 99−100.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 James,… Vol.2, p. 100−101.
- ↑ 1 2 3 4 5 Ships of the Old Navy: THUNDERER (74)
- ↑ По традиции к командиру корабля обращались «капитан», даже если он был ниже по званию
Литература
- James, William. [books.google.com/books?id=Yc09AAAAcAAJ&printsec=frontcover&dq=James,+William.+The+Naval+History+of+Great+Britain.+Vol.+II&hl=en&sa=X&ei=ANbFUYGLC5KXqwH63ID4BQ&ved=0CFsQ6AEwBQ#v=onepage&q=James%2C%20William.%20The%20Naval%20History%20of%20Great%20Britain.%20Vol.%20II&f=false The Naval History of Great Britain]. London, Richard Bentley, 1837.
- Lavery, B. The Ship of the Line. The development of the battlefleet 1650-1850. — Conway Maritime Press, 2003. — Vol. I. — ISBN 0-85177-252-8.
- Fleet Battle and Blockade. The French Revolutionary War 1793-1797 / Robert Gardiner, ed. — London: Chatham Publishing, 1997. — 192 p. — ISBN 1-86176-018-3.
- Winfield, Rif. British Warships in the Age of Sail 1714−1792: Design, Construction, Careers and Fates. London-St.Paul: Seaforth, 2007. ISBN 978-1-84415-700-6
| ||||||
Отрывок, характеризующий HMS Thunderer (1783)
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.
Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
