M22 Локаст

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

M22 в Бовингтонском танковом музее
M22 Locust
Классификация

лёгкий танк

Боевая масса, т

7,43

Компоновочная схема

отделение управления спереди, моторное сзади

Экипаж, чел.

3

История
Годы производства

19431944

Годы эксплуатации

19431956

Количество выпущенных, шт.

830[1]

Основные операторы

Размеры
Длина корпуса, мм

3937

Длина с пушкой вперёд, мм

3962

Ширина корпуса, мм

2248

Высота, мм

1842

Клиренс, мм

250

Бронирование
Тип брони

стальная катаная гомогенная

Лоб корпуса (верх), мм/град.

13/65° — 25/0°

Лоб корпуса (низ), мм/град.

25/0°

Борт корпуса (верх), мм/град.

10/45°

Борт корпуса (низ), мм/град.

13/0°

Корма корпуса, мм/град.

13/9°

Днище, мм

13

Крыша корпуса, мм

10

Лоб башни, мм/град.

25/30°

Маска орудия, мм/град.

25/50°

Борт башни, мм/град.

25/5°

Корма рубки, мм/град.

25/0°

Крыша башни, мм

19

Вооружение
Калибр и марка пушки

37-мм M6

Тип пушки

нарезная

Длина ствола, калибров

56,6

Боекомплект пушки

50

Углы ВН, град.

−10…+30°

Прицелы

M46

Пулемёты

1 × 7,62-мм Браунинг M1919A4

Подвижность
Тип двигателя

оппозитный 6‑цилиндровый карбюраторный жидкостного охлаждения

Мощность двигателя, л. с.

162

Скорость по шоссе, км/ч

56

Запас хода по шоссе, км

177

Удельная мощность, л. с./т

19,8

Тип подвески

сблокированная попарно, на вертикальных пружинах

Удельное давление на грунт, кг/см²

0,50

Преодолеваемый подъём, град.

26°

Преодолеваемая стенка, м

0,46

Преодолеваемый ров, м

1,67

Преодолеваемый брод, м

0,92

M22 Локаст на Викискладе?

M22 Локаст (англ. M22 Locust, «Саранча») — лёгкий аэротранспортабельный танк армии США периода Второй мировой войны. Спроектирован в 19411942 годах и производился в 19431944 годах. Несмотря на сравнительно большое число выпущенных машин, танк никогда не использовался войсками США в бою. 260 танков M22 были переданы по программе ленд-лиза войскам Великобритании, которые ограниченно использовали их в боях.





История создания и производства

История M22 началась 27 февраля 1941 года на совещании, посвящённом разработке аэротранспортабельного лёгкого танка и выбору подходящего самолёта для его перевозки. Немалый интерес к такой машине также выказал представитель британского военного ведомства. Приказом от 22 мая 1941 были сформулированы требования к новому танку, получившему обозначение T9: вес не более 7,5 тонн без экипажа и снаряжения, небольшие размеры, экипаж из 2—3 человек и вооружение, состоящее из стабилизированной в вертикальной плоскости 37-мм или 57-мм пушки и спаренного с ней пулемёта, размещённых во вращающейся при помощи электропривода башне[2]. Заказы на разработку танка были на конкурсной основе выданы фирмам «Мармон-Херрингтон (англ.)», «Дженерал моторс» и Джону Кристи, известному своими довоенными разработками в области танков. По результатам конкурса предпочтение было отдано проекту «Мармон-Херрингтон»[3].

Первый макет нового танка был закончен в ноябре 1941 года. Последующие испытания показали его пригодность после незначительных доработок к транспортировке самолётом Douglas C-54 Skymaster, с перевозкой снятой башни в грузовом отсеке самолёта, а корпуса — снаружи под фюзеляжем. Первый прототип танка был готов в апреле 1942 и к маю того же года успешно прошёл испытания. В отличие от последующих серийных машин, он имел ступенчатую лобовую часть с размещёнными в ней двумя 7,62-мм пулемётами. Масса танка в процессе проектирования выросла и уже не укладывалась в требования заказчика, поэтому было решено отказаться от стабилизатора вооружения, электропривода башни и неподвижных пулемётов. В ноябре 1942 облегчённый прототип прошёл полётные испытания, по результатам которых в проект были внесены незначительные изменения.

Тем временем, с февраля 1942 велась разработка улучшенного варианта, получившего обозначение T9E1, создававшегося с учётом опыта танкостроения, полученного с началом Второй мировой войны. Новый танк отличался спрямлённым сильно наклонённым верхним лобовым листом корпуса, лучшими смотровыми приборами и изменённой формой башни. Первый прототип T9E1 был закончен в ноябре 1942 и в феврале 1943 года поступил на войсковые испытания. Второй прототип был отправлен непосредственно в Великобританию[4].

Производство танка началось ещё до принятия его на вооружение, с апреля 1943 года и до завершения производства в феврале 1944 на заводах «Мармон-Херрингтон» было собрано 830 машин. Лишь в сентябре 1943 года танк был классифицирован как «ограниченно стандартный» и получил обозначение light tank M22.

Описание конструкции

Компоновка танка с задним расположением двигателя и передним — агрегатов трансмиссии, отделение управления объединено с боевым. Экипаж M22 состоял из трёх человек — механика-водителя, наводчика и командира, выполнявшего также роль заряжающего.

Броневой корпус и башня

M22 имел дифференцированную противопульную броневую защиту. Корпус танка собирался из катаных гомогенных броневых листов при помощи сварки. Верхняя лобовая деталь толщиной 13 мм имела рациональный угол наклона в 65° к вертикали, а выступавшая крышка люка механика-водителя, служившая также своего рода небольшой рубкой, имела толщину вертикальных стенок 25 мм. Нижняя лобовая деталь корпуса устанавливалась строго вертикально и также имела толщину 25 мм. Верхние бортовые детали имели толщину всего 10 мм, но устанавливались под углом 45°, давая большую защиту, чем строго вертикальные нижние бортовые детали толщиной 13 мм. В кормовой части корпуса борта состояли из единой вертикальной 13-мм детали. Корма корпуса изготавливалась из единой детали толщиной 13 мм, расположенной под углом 9°. Толщина днища танка составляла 13 мм, а толщина крыши — 10 мм. По бокам корпуса имелись узлы крепления для подвески под самолётом.

Двухместная башня танка изготавливалась из единой литой детали. Стенки башни имели толщину 25 мм. Лобовая часть башни была расположена под углом 30°, стенки имели наклон в 5°, а корма была строго вертикальной. Крыша башни имела толщину от 10 до 19 мм. Литая маска орудия имела толщину в 25 мм и наклон в 50°. Поворот башни осуществлялся вручную при помощи плечевого упора.

Посадка и высадка водителя осуществлялась через люк в лобовой части корпуса, а командира и наводчика — через люки в крыше башни. Ещё два люка располагался в лобовой детали корпуса и служил для доступа к агрегатам трансмиссии, а два люка в крыше моторного отделения и один люк в кормовой детали служили для доступа к двигателю.

Вооружение

Основное вооружение M22 составляла 37-мм пушка M6, танковый вариант противотанковой пушки M3. Длина ствола орудия составляла 56,6 калибров / 2094 мм. Пушка оборудовалась телескопическим прицелом M46, полуавтоматическим вертикальным клиновым затвором с механизмом извлечения стреляной гильзы, гидравлическим тормозом отката и пружинным накатником и размещалась в спаренной с пулемётом установке M53. Углы вертикального наведения пушки составляли −10…+30°. Боекомплект пушки был ограничен малым внутренним пространством танка и составлял всего 50 унитарных выстрелов с бронебойными, осколочными и картечными снарядами.

Боеприпасы 37-мм пушки M6[5][6][7]
Тип снаряда Марка Масса выстрела, кг Масса снаряда, кг Масса ВВ, г Дульная скорость, м/с (M6/M5)
Бронебойный остроголовый сплошной трассирующий AP M74 Shot 1,51 0,87 884 / 870
Бронебойный тупоголовый сплошной с баллистическим наконечником APC M51 Shot 1,58 0,87 884 / 870
Осколочный HE M63 Shell 1,42 0,73 39 г тротила 792 / 782
Картечь Canister M2 1,58 0,88 122 стальные пули 762 / 752
Справа: Боеприпасы пушки M3:
  1. Выстрел со снарядом M51 (бронебойный остроголовый сплошной с бронебойным и баллистическим наконечниками, трассирующий)
  2. Выстрел со снарядом M74 (бронебойный остроголовый сплошной, трассирующий)
  3. Выстрел со снарядом M63 (осколочный)
  4. Выстрел с картечью M2
Таблица бронепробиваемости для M6
Снаряд \ Расстояние, м 91 320 457 914 1371 1828
AP M74 Shot (угол встречи 0°)[8] 36
AP M74 Shot (угол встречи 20°)[9] 25
APC M51 Shot (угол встречи 0°)[8] 61
APC M51 Shot (угол встречи 20°)[9] 53
APC M51 Shot (угол встречи 30°, гомогенная броня)[5][10] 63 58 53 46 40 35
APC M51 Shot (угол встречи 30°, поверхностно-закалённая броня)[5] 46 40 38 33
Следует помнить, что в разное время и в разных странах использовались различные методики определения бронепробиваемости. Как следствие, прямое сравнение с аналогичными данными других орудий часто оказывается невозможным.

В спаренной с пушкой установке размещался 7,62-мм пулемёт «Браунинг» M1919A4 с боекомплектом в 2500 патронов. Для самообороны экипажа танки оснащались тремя пистолетами-пулемётами M3 калибром 11,43 мм, 450 патронами к ним и 12 ручными гранатами[11].

Средства наблюдения и связи

M22 был оборудован сравнительно совершенными приборами наблюдения за полем боя. Командир обладал двумя перископическими приборами наблюдения M6, ещё одним таким же прибором оснащалось место механика-водителя. Наводчик осуществлял обзор при помощи перископического прибора M8. Кроме того, в крышке люка механика-водителя имелась закрывавшаяся бронезаслонкой смотровая щель. Для внешней связи танки оборудовались радиостанцией SCR 510, размещавшейся в кормовой нише башни.

Двигатель и трансмиссия

Как и большинство танков США, M22 оборудовался авиационным мотором. Горизонтально-оппозитный 6-цилиндровый карбюраторный двигатель воздушного охлаждения «Лайкоминг» 0-435T имел рабочий объём 7,11 л и развивал мощность в 162 л. с. при 2800 об/мин.

Трансмиссия танка состояла из многодискового главного фрикциона сухого трения, карданного вала, четырёхступенчатой синхронизированной коробки передач, дифференциала и снабжённых ленточными тормозами однорядных бортовых передач.

Ходовая часть

Ходовая часть M22 была типична для танков США того времени. Четыре одиночных обрезиненных опорных катка с каждой стороны корпуса были сгруппированы попарно в тележки, подвешенные на вертикальных буферных пружинах. Необрезиненный ленивец большого диаметра имел аналогичную подвеску и был опущен до уровня земли, исполняя роль пятого опорного катка. Такая конструкция увеличивала площадь соприкосновения гусеницы с землёй, улучшая сцепление и помогая лучше распределить нагрузку. Верхняя часть гусеницы поддерживалась с каждого борта двумя маленькими обрезиненными поддерживающими катками. Ведущие колёса — передние, зацепление гусениц — цевочное. Гусеница стальная, мелкозвенчатая, двухгребневая, состоящая из 102 траков на борт, шириной 286 мм.

Модификации

Серийные M22 не имели модификаций, но в ходе производства конструкция танка незначительно изменялась. Более поздние машины отличаются наличием фальшбортов над верхней частью гусениц и изменённой формой люка механика-водителя.

T9E2

Разрабатывавшийся с ноября 1943 года проект оснащения M22 81-мм казнозарядным миномётом T24E1 с поршневым затвором на месте 37-мм пушки. Из-за невысокого приоритета работы по проекту продвигались медленно, а с окончанием Второй мировой были и вовсе свёрнуты[12].

Состоял на вооружении

Боевое применение

В 1943—1944 годах единственным транспортным самолётом США, способным поднять в воздух M22, был C-54. При этом для транспортировки приходилось снимать с танка башню, перевозившуюся в грузовом отсеке, тогда как корпус подвешивался под фюзеляжем. Это исключало возможность транспортировки M22 непосредственно на поле боя, поэтому, несмотря на немалое количество выпущенных машин, в войсках США танк использовался исключительно для учебно-тренировочных целей[14]. Лишь в самом конце войны у США появился транспортный самолёт C-82, способный перевозить собранный M22.

Британцы получили по программе ленд-лиза 260 M22, прозванных в войсках «Локаст» (англ. Locust, «Саранча»). Часть из них англичане оснастили коническими адаптерами для ствола «Литлджон» и дымовыми гранатомётами. В отличие от США, у Великобритании имелся транспортный планер «Гамилькар», способный перевозить танк в собранном виде. Тем не менее, за всю войну в бою M22 применялись ими лишь однажды[14] (по другим данным, «Локасты» применялись также во время высадки в Нормандии[16]). В переправе через Рейн в ходе операции «Варсити», 24 марта 1945 года, принимали участие 12 «Локастов» 6-го воздушно-десантного разведывательно-бронетанкового полка. Из-за плотного зенитного огня до цели добралась лишь половина из них, которые, тем не менее, сумели оказать ценную поддержку десантникам[17].

После войны, некоторое количество M22 англичане передали Бельгии, которая в свою очередь, передала часть из них Египту, где они находились в строю до 1956 года[14]. Во время Арабо-израильской войны 1947—1949 годов, несколько «Локастов» были захвачены израильтянами, и три из них использовались Армией обороны Израиля до 1952 года[15].

Оценка машины

Конструкция

M22 с его нетипично широким и низким для американских машин корпусом стал самым компактным серийным танком США. С другой стороны, хотя такое решение и повышало защищённость танка, он отличался крайней теснотой, а жёсткие ограничения по весу повлекли за собой отказ от многих важных элементов.

Боевое применение

Хотя M22 применялись в бою в роли авиадесантных танков всего однажды, они сумели показать высокую эффективность в этом качестве. Доставляясь транспортным планером непосредственно на поле боя, M22 являлся превосходным средством качественного усиления десанта, хотя в условиях налаженной ПВО противника большие и медлительные планеры являли собой лёгкую цель и многие танки гибли, ещё не добравшись до поля боя. Пусть и слишком слабая для борьбы с танками или укреплениями противника, 37-мм пушка всё ещё могла довольно эффективно поражать бронеавтомобили, орудия или пулемётные точки, хотя её осколочное действие всё равно было недостаточным. Бронирование M22 в лобовой плоскости надёжно защищало танк от крупнокалиберного пулемёта, но с бортов и кормы танк поражался им без особого труда. От специализированных же противотанковых средств M22 был практически беззащитен, хотя бронирование лобовой части башни и имело некоторый шанс отразить снаряды 37-мм пушки.

Аналоги

Из-за специфического назначения, M22 сложно сравнивать с другими лёгкими танками. Единственными серийными аэромобильными танками в те годы были британские Mk.VII «Тетрарх» и Mk.VIII «Гарри Гопкинс». В сравнении с первым, M22 превосходит его по большинству показателей, при примерно равных подвижности и вооружении будучи значительно компактнее и защищённее. Mk.VIII несколько превосходит M22 в толщине брони, но на этом его преимущества и заканчиваются, так как британский танк на тонну тяжелее, значительно больше в размерах и менее подвижен. Кроме того, оба английских танка были вооружены 40-мм пушкой QF 2 pounder, в боекомплекте которой, в отличие от 37-мм пушки танка M22, отсутствовали осколочно-фугасные снаряды. Учитывая совершенно недостаточные на 1944—1945 год противотанковые характеристики пушек такого калибра, основной задачей подобных M22 танков являлась бы поддержка пехоты, а к этой роли орудия британских машин из-за отсутствия осколочно-фугасного снаряда были непригодны.

Где можно увидеть

Напишите отзыв о статье "M22 Локаст"

Примечания

  1. R. P. Hunnicutt. Stuart. A history of the American Light Tank. — P. 464.
  2. R. P. Hunnicutt. Stuart. A history of the American Light Tank. — P. 241.
  3. C. F. Foss. The Encyclopedia of Tanks and Armored Fighting Vehicles.
  4. R. P. Hunnicutt. Stuart. A history of the American Light Tank. — P. 245.
  5. 1 2 3 R. P. Hunnicutt. Stuart. A history of the American Light Tank. — P. 496.
  6. Field Manual FM 23-81, 37-mm Gun, Tank, M6. — P. 45—51.
  7. Technical Manual TM 9-2005 volume 3, Infantry and Cavalry Accompanying Weapons. — P. 11—15.
  8. 1 2 Hogg. Allied Artillery of World War Two. — P. 149.
  9. 1 2 Chamberlain, Gander. Anti-Tank Weapons. — P. 47.
  10. S. Zaloga. Stuart. U.S. Light Tanks in Action. — Squadron/Signal Publications, № 18, 1979. — P. 34.
  11. R. P. Hunnicutt. Stuart. A history of the American Light Tank. — P. 484.
  12. R. P. Hunnicutt. Stuart. A history of the American Light Tank. — P. 256.
  13. R. P. Hunnicutt. Stuart. A history of the American Light Tank. — P. 246.
  14. 1 2 3 4 5 М. Барятинский. Бронетанковая техника США 1939—1945 гг.
  15. 1 2 Harper Collins. Jane’s World War II Tanks and Fighting Vehicles: A Complete Guide.
  16. E. J. Hoffschmidt, W. H. Tantum IV. Tank Data.
  17. R. P. Hunnicutt. Stuart. A history of the American Light Tank. — P. 419.

Литература

  • R. P. Hunnicutt. Stuart. A history of the American Light Tank. — Presidio, 1992. — ISBN 978-0-89141-462-9.
  • М. Барятинский. Бронетанковая техника США 1939—1945 гг. — (Бронеколлекция, выпуск № 3, 1997).
  • Harper Collins. Jane’s World War II Tanks and Fighting Vehicles: A Complete Guide. — Leland Ness, 2002. — ISBN 0-00-711228-9.
  • E. J. Hoffschmidt, W. H. Tantum IV. Tank Data. — 1968. — (Aberdeen Proving Grounds Series).
  • C. F. Foss. The Encyclopedia of Tanks and Armored Fighting Vehicles — The Comprehensive Guide to Over 900 Armored Fighting Vehicles From 1915 to the Present Day. — 2002.

Ссылки

  • [users.skynet.be/fa992231/ The Locust page] (англ.). [www.webcitation.org/65p7FpNNc Архивировано из первоисточника 1 марта 2012].
  • [www.wwiivehicles.com/usa/tanks-light/m22.asp United States’ M22 light tank, Locust] (англ.). World War II Vehicles. [www.webcitation.org/65p7GWd9K Архивировано из первоисточника 1 марта 2012].

Отрывок, характеризующий M22 Локаст

– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.