Ха-Го

«Ха-Го» в музее Абердинского полигона
Ха-Го
Классификация	лёгкий танк
Боевая масса, т	7,4
Компоновочная схема	отделение управления спереди, моторное сзади
Экипаж, чел.	3
История
Производитель	Японская империя Японская империя
Годы разработки	1933—1934
Годы производства	1936—1943
Годы эксплуатации	1936 - середина 60-х
Количество выпущенных, шт.	2348
Основные операторы
Размеры
Длина корпуса, мм	4380
Ширина корпуса, мм	2060
Высота, мм	2280
Клиренс, мм	400
Бронирование
Тип брони	стальная поверхностно закалённая
Лоб корпуса (верх), мм/град.	12 / 0°
Лоб корпуса (середина), мм/град.	9 / 72°
Лоб корпуса (низ), мм/град.	12 / 18°
Борт корпуса (верх), мм/град.	12 / 34°
Борт корпуса (низ), мм/град.	12 / 0°
Корма корпуса (верх), мм/град.	6 / 64°
Корма корпуса (низ), мм/град.	10 / 0°
Днище, мм	6—9
Крыша корпуса, мм	6—9
Лоб башни, мм/град.	12 / 7°
Маска орудия, мм/град.	12 / 0°
Борт башни, мм/град.	12 / 11°
Корма рубки, мм/град.	12 / 7°
Крыша башни, мм	9
Вооружение
Калибр и марка пушки	37-мм Тип 94
Тип пушки	нарезная
Длина ствола, калибров	36,7
Боекомплект пушки	75
Углы ВН, град.	−15…+20°
Пулемёты	2 × 6,5-мм Тип 91
Подвижность
Тип двигателя	рядный 6-цилиндровый дизельный воздушного охлаждения
Мощность двигателя, л. с.	120
Скорость по шоссе, км/ч	45
Скорость по пересечённой местности, км/ч	26
Запас хода по шоссе, км	250
Запас хода по пересечённой местности, км	210
Удельная мощность, л. с./т	16,2
Тип подвески	подвеска Хара
Удельное давление на грунт, кг/см²	0,66
Преодолеваемый подъём, град.	33°
Преодолеваемая стенка, м	0,8
Преодолеваемый ров, м	1,85
Преодолеваемый брод, м	1,0

Тип 95 (яп. 九五式) — японский лёгкий танк 1930-х годов. Также известен под названием «Ха-Го». Разработан в 1933—1934 годах для сопровождения механизированных кавалерийских соединений. Серийно производился с 1936 по 1943 год, использовался во Второй японо-китайской войне и был, наряду со средним «Чи-Ха», основным японским танком Второй мировой войны. Являясь довольно удачной конструкцией для середины 1930-х годов, в ходе войны безнадёжно устарел, однако нехватка бронетехники вынудила японцев использовать его до самого конца Второй мировой на всех театрах военных действий.

История создания

Ещё с начала 1920-х годов японцы занимались разработкой бронетехники для сопровождения кавалерийских подразделений, основным требованием для которой являлась высокая мобильность и проходимость. Опыты с полугусеничными танками показали, что несмотря на повышение проходимости по сравнению с бронеавтомобилями, требованиям кавалерии они всё равно не удовлетворяли. После того, как испытания закупленных в 1924 году во Франции танков «Сен-Шамон» с колёсно-гусеничным движителем показали непрактичность подобной конструкции, было решено разрабатывать чисто гусеничные машины. Первым таким танком на вооружении кавалерии стал малый танк Тип 92, но его состоявшее из пулемётов вооружение и броня, не дававшая надёжной защиты даже от винтовочных пуль, усугублённые множеством конструктивных недочётов, не удовлетворяли военных. При этом, стоявшие на вооружении пехоты танки Тип 89 с максимальной скоростью в 25 км/ч совершенно не удовлетворяли требованиям кавалерии к подвижности и проходимости. В результате, в июле 1933 года было выдано техническое задание на танк массой 7 тонн, способный развивать скорость в 40 км/ч, вооружённый 37-мм пушкой во вращающейся башне и пулемётом в лобовом листе корпуса, и защищённый 12-мм бронёй. Основным заказчиком будущего танка выступала кавалерия, хотя пехота также планировала использовать его.

Заказ на разработку танка был выдан фирме «Мицубиси» в 1933 году и уже в июне 1934 года фирмой был представлен первый прототип. В ходе его всесторонних испытаний были отмечены максимальная скорость в 43 км/ч, запас хода в 250 км, а также высокая надёжность и проходимость машины. Поскольку 7,5-тонный прототип был на полтонны тяжелее, чем предусматривало техническое задание, он был серьёзно переработан, что позволило снизить массу до 6,5 тонн, повысив при этом скорость до 45 км/ч.

Хотя представители пехоты, также намеревавшиеся использовать «Ха-Го», указывали на недостаточные для пехотного танка вооружение и особенно броню, представителей кавалерии вполне устраивала скорость и вооружение новой машины, а недостаточная защита была сочтена оправданной жертвой. В результате, с учётом высоких характеристик танка и под давлением запросов из кавалерии на новую технику, высшее командование одобрило новую машину. В июне — ноябре 1935 года был построен второй прототип, модернизированный с учётом войсковых испытаний первого образца. Изменённая ходовая часть включала в себя по два поддерживающих ролика с каждой стороны вместо одного, а башня получила командирскую башенку на крыше и дополнительный пулемёт справа в кормовой части. Впоследствии, для увеличения внутреннего пространства танк получил развитые надгусеничные ниши и в таком виде был в том же году после испытаний принят на вооружение под обозначением «Тип 2595 Ке-Го» («пятый лёгкий»). В войсках было более распространено название «Кю-Го» (яп. 九五), «девять-пять». По официальной классификации танк именовался «Кей-Го» (яп. 軽五), «лёгкий пятый», но данное название широко не использовалось.

Производство

Танки «Ха-Го» серийно производились с 1936 до 1943 года, но на предприятиях «Мицубиси» танки этой модели, в том числе варианта «Ке-Ну», продолжали в незначительных количествах выпускаться до самого конца войны. Помимо самой «Мицубиси», производством «Ха-Го» занимались «Ниигата Тэккосё», «Кобэ Сэйкосё», «Дова Дзидося» и арсенал Кокура («Кокура Рикугун Дзёхэйсё»). В 1935—1938 годах танк производился малыми сериями, массовое производство его началось только в 1939 году, после окончания активных боевых действий в Китае. Несмотря на появление в 1938 году значительно более совершенного лёгкого танка «Ке-Ни», он так и не сумел заменить «Ха-Го» на сборочных линиях, поступив в производство только в 1942 году и до конца войны выпускаясь мелкими сериями. Такая ситуация была вызвана отсутствием у армейского командования стремления вооружить войска лучшим из доступного, поскольку надёжность «Ха-Го» не вызывала нареканий со стороны использовавших его войск, а также нежеланием иметь на вооружении несколько типов лёгкого танка.

Данные о количестве выпущенных машин сильно разнятся. По данным японских источников, выпуск составил до 2378 машин, в то время как в европейских работах, в основном базирующихся на послевоенных американских источниках, приводится цифра в 1161 выпущенный танк. Несмотря на официальное снятие с вооружения в 1943 году, реально «Ха-Го» использовались до самой капитуляции Японии, в том числе из-за крайнего снижения боевой ценности к 1944 году, в качестве учебных машин. Стоимость производства одного танка составляла около ¥98 тыс.

Описание конструкции

Компоновка танка с задним расположением двигателя и передним — агрегатов трансмиссии. Отделение управления объединено с боевым. Экипаж состоял из трёх человек — механика-водителя; техника-стрелка, обслуживавшего двигатель и ведшего огонь из пулемёта, а на машинах с радиостанцией осуществлявшего также функции радиста; и командира, выполнявшего также функции наводчика-заряжающего.

На большинстве танков внешняя связь осуществлялась с помощью сигнальных флажков, лишь на командирские машины устанавливались радиостанции с поручневой антенной. В конце войны на некоторые «Ха-Го» стали устанавливать коротковолновые радиостанции со штыревой антенной.

Броневой корпус и башня

Корпус и башня танка собирались из катаных поверхностно закалённых броневых листов на каркасе из подкладных полосок и уголков, в основном при помощи болтов и заклёпок с пулестойкими головками, в некоторых участках башни и краёв корпуса — при помощи сварки. С внутренней стороны корпуса для минимальной защиты экипажа от сколов брони, а также от ожогов о нагретую броню и ударов при сотрясении машины, устанавливались асбестовые подкладки. Толщина вертикальных листов корпуса и башни составляла 12 мм, крыши и днища танка — от 6 до 9 мм. Посадка и высадка механика-водителя осуществлялась через переднюю часть его рубки, откидывавшуюся на петлях кверху. В левом борту корпуса и башни размещались закрывавшиеся заслонками бойницы для стрельбы из личного оружия. Также по всему корпусу размещались многочисленные лючки, служившие для облегчения доступа к агрегатам двигателя и трансмиссии при ремонте.

Одноместная башня танка была слегка смещена влево относительно продольной оси машины для того, чтобы высвободить место для механика-водителя. Её вращение осуществлялось вручную при помощи специального плечевого упора. На крыше командирской башенки размещался двухстворчатый люк, через который осуществлялась посадка и высадка командира и техника-стрелка. Единственными средствами наблюдения в бою служили смотровые щели, не закрытые бронестёклами.

Вооружение

Основным вооружением танка являлась 37-мм танковая пушка Тип 94. Длина ствола орудия — 36,7 калибров, полная длина орудия — 1587 мм, масса — 138 кг. Его бронебойный снаряд массой 0,67 кг при начальной скорости 575 м/с на дистанции 300 м пробивал 35 мм брони при угле встречи 90°. Пушка оснащалась полуавтоматическим вертикальным клиновым затвором, противооткатные механизмы состояли из гидравлического тормоза отката с пружинным накатником.

Пушка крепилась в башне на вертикальных и горизонтальных цапфах, что позволяло её качание как в вертикальной, так и в горизонтальной (в пределах ±10 градусов) плоскости, таким образом, грубая наводка осуществлялась поворотом башни, а точная — поворотом пушки. Какие-либо механизмы вертикальной наводки отсутствовали, наведение пушки на цель осуществлялось при помощи специального плечевого упора. Боекомплект орудия составлял 75 унитарных бронебойных и осколочно-фугасных выстрелов. Укладка для боекомплекта размещалась в башне, но в некоторых танках боекомплект располагался справа от водителя.

В 1938 году танки «Ха-Го» были перевооружены 37-мм пушками Тип 97, которые имели более высокую начальную скорость снаряда — 675 м/с.

Помимо пушки, вооружение танка составляли два 6,5-мм пулемёта Тип 91, являвшиеся танковым вариантом пулемёта Тип 11. С 1938 года, в связи со сменой ружейно-пулемётного калибра в японской армии, они заменялись на 7,7-мм пулемёты Тип 97. Один пулемёт размещался справа в корме башни, другой устанавливался в выступающей рубке в передней части корпуса. Установка пулемётов в литературе часто называется шаровой, но на самом деле пулемёты устанавливались на вертикальных и горизонтальных цапфах, прикрытых шаровым щитом. Такие установки позволяли наводку пулемёта в пределах ±35 градусов в горизонтальной плоскости и ±25 градусов в вертикальной. Пулемёты снабжались оптическими прицелами с пятикратным увеличением, выступающая часть ствола закрывалась бронекожухом. На некоторых танках устанавливался дополнительный зенитный пулемёт Тип 91 или Тип 97, крепившийся на деревянной скобе или металлическом кронштейне на крыше башни, правее командирской башенки. Стандартный боекомплект составлял 3300 патронов в магазинах по 50 (для пулемётов Тип 91) или 30 (Тип 97) патронов.

В ходе войны на танки также начали устанавливать дымовые гранатомёты Тип 99, крепившиеся в количестве от одного до четырёх в верхней части башни.

Двигатель и трансмиссия

На танках «Ха-Го» устанавливался рядный 6-цилиндровый двухтактный дизель «Мицубиси» NVD 6120 воздушного охлаждения с нормальной мощностью 110 л. с. (максимальная — 120 л. с.), ранее уже опробованный на среднем танке Тип 89. Двигатель отличался хорошей надёжностью, даже при работе при низких температурах.

Трансмиссия состояла из редуктора, четырёхступенчатой коробки переключения передач, карданного вала, соединённого коническими шестернями с валами бортовых фрикционов, и одноступенчатых бортовых редукторов.

Ходовая часть

Ходовая часть танка выполнялась по стандартной для японских танков конструкции Т. Хара. Четыре опорных катка с каждой стороны корпуса были сгруппированы по два на качающихся балансирах, при помощи системы из Г-образных рычагов и тяг соединённых с цилиндрическими спиральными пружинами, укрытыми в горизонтальных трубах по бокам корпуса. Несмотря на удачную конструкцию такой подвески, отсутствие амортизаторов сводило на нет большинство её достоинств, делая практически невозможной прицельную стрельбу с хода и сильно затрудняя стрельбу с коротких остановок из-за значительных продолжительных продольных колебаний.

Некоторое количество «Ха-Го», специально выпущенных для эксплуатации в Маньчжурии, имели модифицированную ходовую часть, отличавшуюся добавлением опорного ролика малого диаметра между каждой парой опорных катков. Это было сделано после того, как в ходе эксплуатации первых серийных танков выяснилось, что при наезде танка на неровность, её гребень попадал между опорными катками и вызывал повышенную нагрузку на подвеску, приводившую к её преждевременному выходу из строя.

Ведущие катки — передние, зацепление гусениц — цевочное. Гусеницы стальные мелкозвенчатые, с открытым шарниром и одним гребнем, каждая из 97 траков с шагом 95 мм и шириной 250 мм.

Модификации

Серийные «Ха-Го» чётких модификаций не имели, незначительные различия в конструкции выпускавшихся машин больше зависели от завода-производителя.

Машины на базе «Ха-Го»

Серийные

Тип 4, «Ке-Ну»

В ходе войны «Ха-Го» часто приходилось выполнять роль танка поддержки пехоты, но недостаточная для этой роли мощность 37-мм пушки заставила искать возможности для повышения огневой мощи танка. «Ке-Ну», мелкосерийное производство которого началось в 1944 году, представлял собой «Ха-Го» с установленной на него двухместной башней «Чи-Ха» с 57-мм пушкой Тип 97. В состав экипажа добавился заряжающий, что позволило командиру выполнять свои обязанности, не отвлекаясь на обслуживание орудия.

Тип 2, «Ка-Ми»

Плавающий танк, созданный на основе «Ха-Го», принятый на вооружение в 1941 году. В 1942—1945 годах выпустили около 180 экземпляров этой машины, ставшей наиболее удачным японским плавающим танком Второй мировой.

«Со-То»

Выпуск танков «Ха-Го»
год	по европейским данным	по японским данным
1934	1	1
1935	3	3
1936	30	30
1937	55	80
1938	50	53
1939	62	115
1940	163	422
1941	318	685
1942	264	725
1943	201	234
1944	н/д	н/д
1945	н/д	н/д
Всего	1161	2378

Производившаяся с 1940 года малой серией импровизированная противотанковая САУ, представлявшая собой «Ха-Го» без башни и с модифицированной верхней частью корпуса, на который ставилась вместе со всем лафетом 37-мм противотанковая пушка Тип 94, прикрытая противопульным щитом.

Прототипы

Тип 3, «Ке-Ри»

Предшественник «Ке-Ну», разработанный в 1942 году с целью повышения огневой мощи линейного танка, отличался от серийной машины заменой в стандартной башне 37-мм пушки на короткоствольную 57-мм пушку Тип 97, аналогичную орудию танков «Чи-Ха» ранних выпусков. Рабочий объём башни сократился в результате настолько, что командиру стало почти невозможно выполнять свои обязанности, поэтому в серию машина не пошла.

Тип 99, «Ка-Хо»

Прототип плавающего танка, построенный в 1939 году. Эта конструкция, полученная установкой на серийный танк специальных поплавков по всему периметру машины и дополнительного внешнего двигателя, оказалась крайне неудачной и в серию не пошла.

«Ха-Го» с башней танка «Ке-Ни»

Экспериментальный образец с двухместной башней лёгкого танка Тип 98 «Ке-Ни», с 37-мм пушкой Тип 100 с длиной ствола 45,9 калибров. В серию не пошёл, так как серьёзных преимуществ перед обычным «Ха-Го» у этой машины не было.

Тип 5, «Хо-То»

Прототип самоходной установки, созданный в 1945 году на базе «Ха-Го». В открытой сверху и сзади клёпано-сварной рубке, собранной из 8-мм листов на месте башни, устанавливалась 120-мм гаубица Тип 38. Из-за тесноты боевого отделения и производственных трудностей до конца войны так и не удалось запустить этот образец в серию.

Тип 5, «Хо-Ру»

Прототип истребителя танков, созданный в 1945 году на военном арсенале в Сагами. В низкой, открытой сзади рубке устанавливалась 47-мм пушка Тип 1, аналогичная орудию танков «Шинхото Чи-Ха». Звёздочка ведущего колеса была заменена колесом с зацеплением за гребни гусеницы, а ширина самих гусениц увеличилась до 350 мм.

Организационно-штатная структура

Во второй половине 1930-х, по штатному расписанию в состав танкового полка входили:

• Штабная рота с танковым взводом (5 средних танков Тип 89)
• Четыре роты средних танков по три взвода в каждой (45 танков)
• Резервная рота лёгких танков (15 танков)
• Разведывательный взвод (5 малых танков Тип 94)

На практике, из-за нехватки средних танков существовали как полки, вооружённые танками Тип 89, так и полки, в которых в роли средних танков стояли «Ха-Го». Организационная структура танковых подразделений постоянно изменялась, к 1941 году рота средних танков стала состоять из трёх взводов средних танков по 5 танков в каждом и взвода лёгких танков из 4 машин. На практике же, состав полка мог быть самым разнообразным, поскольку штатное расписание не выполнялось никогда. Все японские танковые полки были в разной степени недоукомплектованы, встречались как перевооружённые новыми средними танками «Чи-Ха», так и сохранявшие старые машины Тип 89 или укомплектованные полностью «Ха-Го» полки.

В кавалерийских бригадах «Ха-Го» входили в состав лёгких танковых батальонов, включавших в себя две роты лёгких танков (33 танка) и резервный танковый взвод из 6 танков. Также по одной роте танков (9 машин) имелось в составе пехотных дивизий и дивизий морской пехоты.

Боевое применение

Китай

Первые танки «Ха-Го» ещё в 1935 году поступили на вооружение 4-го танкового полка смешанной механизированной бригады Квантунской армии. После испытания в феврале 1935 танковых рот на возможность ведения боевых действий в зимних условиях, давших неудовлетворительные результаты, все имеющиеся бронетанковые силы были переброшены в центральный Китай. В боях против малочисленной и слабо организованной китайской бронетехники в 1937—1938 годах чем-либо особым малочисленные танки «Ха-Го», как, впрочем, и остальные бронетанковые войска, себя не проявили.

Монголия

Первым серьёзным боевым испытанием для танков «Ха-Го» стало столкновение Квантунской армии с советскими войсками в районе реки Халхин-Гол в 1939 году. Механизированная бригада в составе 3-го и 4-го танковых полков имела в своём составе 35 танков типа «Ха-Го», организованных в три линейных и одну резервную роту в составе 4-го танкового полка.

Один «Ха-Го» был потерян 30 июня от огня 45-мм противотанковой пушки ещё на пути к месту боевых действий. Вечером 2 июля, 3-й танковый полк при поддержке 4-го танкового полка перешёл в наступление на советские позиции. Танковые части наступали без поддержки пехоты и чётких инструкций, но очаговая советская оборона на участке атаки позволила поначалу быстро и с небольшими потерями прорвать её. На этом успехи японских бронетанковых сил закончились, уже 3 июля при атаке на советские подразделения на восточном берегу реки японские танки были встречены огнём артиллерии, танков БТ-5 и бронеавтомобилей БА-10, что привело к полному разгрому 3-го танкового полка и потере 41 машины из 44 введённых в бой, в том числе нескольких «Ха-Го», один из которых был захвачен советскими войсками. Со стороны Красной Армии потери составили всего три БТ-5. Первые же столкновения показали низкие противотанковые качества японских танковых орудий, что позволило вооружённым более мощными и дальнобойными пушками БТ расстреливать японские машины с дальних дистанций.

Малайя и Сингапур

В японском наступлении на Сингапур принимали участие 85 танков «Ха-Го» в составе 1-го, 6-го и 14-го танковых полков 25-й японской армии. Именно в этой операции ярче всего проявилась специфика подготовки и организации японских танковых войск. С севера, со стороны суши, Сингапур, как полагали британцы, был защищён горами и плотными джунглями от серьёзного нападения, тем более с использованием танков, но японцы ещё с конца 1930-х исследовали возможности ведения боевых действий танковых подразделений в джунглях. 8 декабря 1941 года японский десант высадился на побережье Малайского полуострова в районе Малакки, и вскоре начал своё продвижение к Сингапуру. Хотя пересечённая местность и затрудняла действия машин, но всё же танки, причём не только лёгкие «Ха-Го», «Те-Ке» и Тип 94, но даже средние «Чи-Ха», сопровождаемые велопехотой, уверенно продвигались колоннами по редким дорогам. При этом танки использовались ещё и как транспортное средство для грузов, которые не могли везти пехотинцы.

Сингапур обладал мощными укреплениями, но все они были обращены в сторону моря. Японские же войска нанесли удар со стороны суши, застав британцев врасплох. Потери танков были незначительны из-за господства японской авиации в воздухе и нехватки у противника противотанковых средств. Наиболее интенсивные танковые бои проходили 7 января 1942 года, но в целом малочисленные британские танки, представленные в основном танкетками, не могли оказать серьёзного сопротивления. Уже 15 февраля британские войска капитулировали. В целом наступление на Сингапур явилось одной из самых эффективных операций японских бронетанковых войск.

Бирма

Для поддержки японского наступления в Бирме, в апреле 1942 года были переброшены 1-й, 2-й и 14-й танковые полки, имевшие на вооружении танки «Ха-Го». В Бирме противниками японских танков стали M3 «Стюарт» американского производства, британские малые танки Mk VI и китайские Т-26 советского производства. Собственно танковые бои, несмотря на наличие танков у обеих сторон, были очень редки, но даже эти эпизодические стычки показали слабость вооружения «Ха-Го», даже по сравнению с длинноствольными 37-мм пушками «Стюартов», и брони, на ближних дистанциях уязвимой даже для огня крупнокалиберных пулемётов Mk VI. В основном танки использовались командованием для поддержки пехоты как в наступлении, так и в обороне.

Острова Тихого океана

52 танка «Ха-Го» составляли основную силу 14-й армии при вторжении на Филиппины и активно применялись в ходе боевых действий с первых столкновений 22 декабря 1941 года и до последних, 7 апреля 1942 года. Танки обычно возглавляли атаки пехоты, иногда совершая быстрые броски к объектам, уже захваченным пехотой с целью окончательно сломить сопротивление врага. 22 декабря произошло первое на этом участке военных действий танковое сражение, в ходе которого «Ха-Го» 4-го танкового полка разбили противостоявшие им M3 «Стюарт» 192-го отдельного танкового батальона армии США. Бронетанковые силы сыграли большую роль в захвате Филиппин, во многом благодаря нехватке у американцев противотанкового вооружения.

В июне 1942 года с участием танков «Ха-Го» был высажен японский десант на Алеутские острова. Небольшое количество «Ха-Го» принимало участие в боях за остров Гуадалканал, где в октябре 1942 они понесли тяжёлые потери.

Несколько танков было высажено с моря во время штурма японцами города Порт-Морсби на Новой Гвинее. Из-за тропического ливня танки застряли в песке, были брошены либо подбиты, а пехота была уничтожена превосходившими силами австралийцев.

14 танков «Ха-Го» в составе 6-го и 7-го специальных десантных отрядов морской пехоты принимали участие в обороне островов Гилберта в ноябре 1943 года, где они впервые столкнулись с новыми американскими танками M4 «Шерман». Один «Ха-Го», вступив в бой с «Шерманом», сумел поначалу заклинить снарядом башню (по другим данным — повредить пушку) последнего, но «Шерман», воспользовавшись своим четырёхкратным преимуществом в массе, попросту таранил японский танк и вывел его из строя. Пользуясь своим почти непробиваемым для пушки «Ха-Го» бронированием, «Шерманы» обычно безнаказанно расстреливали японскую бронетехнику. После захвата островов Гилберта американцами, в феврале 1944 года 9 «Ха-Го» принимали участие в обороне Маршалловых островов, где были быстро уничтожены пушками «Шерманов».

Появление на поле боя «Шерманов» враз сделало безнадёжно устаревшим «Ха-Го», как, впрочем, и остальные японские танки, которые к 1944 году стали неизменно нести тяжелейшие потери в практически любом столкновении с гораздо более совершенной техникой противника.

Несколько «Ха-Го» в составе танковой группы 36-й пехотной дивизии принимали участие в обороне Новой Гвинеи в 1944 году, но использование танков с обеих сторон было довольно вялым. Единственное танковое сражение произошло 3 июля, когда два «Ха-Го», охранявших аэродром Виске, вступили в бой с двумя американскими плавающими танками LVT, вскоре уничтожив один из них и обратив в бегство другой.

На Марианских островах, являвшимися важным стратегическим звеном в системе обороны Японии, были сосредоточены значительные по японским меркам бронетанковые силы 9-го танкового полка, в том числе 58 танков «Ха-Го». Большая их часть была потеряна 15—17 июня в отчаянных, но безрезультатных контратаках японцев против высадившихся на острове Сайпан американских войск. Уже к концу июня японцы потеряли большую часть своих танков, практически бесполезных против многочисленных «Шерманов» и «Стюартов» M5, поддерживаемых огнём противотанковой артиллерии.

«Ха-Го» принимали участие в обороне 15—16 сентября острова Пелелиу, где 15 или 16 машин этого типа из состава танковой роты 14-й пехотной дивизии пошли в контратаку против высадившихся американских сил. Танки двигались с десантом на броне на максимальной скорости, но в быстрой и ожесточённой схватке были вместе с десантом полностью уничтожены американцами, ведшими яростный обстрел фугасными снарядами из пушек «Шерманов» и лёгких гаубиц.

Около 20 «Ха-Го» применялось японцами при обороне Филиппин в октябре 1944 — марте 1945 года, где практически все они были потеряны в боях против имеющего подавляющее как количественное, так и качественное превосходство противника. Одни из последних уцелевших на Филиппинах машин использовались в самоубийственной атаке, когда два танка, «Ха-Го» и «Чи-Ха», гружённые взрывчаткой, на полном ходу таранили колонну «Шерманов».

Последними сражениями для японских танков на Тихом океане стали сражения за острова Иводзима и Окинава в 1945 году. На Иводзиме размещался 26-й танковый полк, имевший в своём составе 17 танков «Ха-Го». Большая часть японских танков использовалась в качестве стационарных окопанных огневых точек в безуспешных попытках придать им хоть какую-то боеспособность против превосходящих американских сил. Немногочисленные контратаки танков против высадившихся американцев в феврале 1945 с лёгкостью отражались «Шерманами» и огнём «базук». Последними сражениями для танков этого типа стало сражение за остров Шумшу (Симушу). Детальная информация у Широкорада в книге «Дальневосточный финал».

По схожему сценарию события развивались на Окинаве, где в боях принимали участие 13 «Ха-Го» 27-го танкового полка. Большая часть японских танков была уничтожена в контратаках к маю 1945 года, но впоследствии, когда боевые действия приобрели позиционный характер, танки участия в боях почти не принимали.

Маньчжурия, 1945 год

В ходе наступления Красной Армии в Маньчжурии в августе 1945 года многочисленные японские танки фактически никак себя не проявили и большей частью были захвачены советскими войсками прямо в парках. Принять участие в активных боевых действиях довелось лишь 25 «Ха-Го» 11-го танкового полка, располагавшегося на островах Шумшу и Парамушир Курильской гряды.

Послевоенное использование

Большая часть захваченных советскими войсками в Маньчжурии японских танков, в том числе «Ха-Го», были переданы Народно-освободительной армии Китая, в составе которой они приняли участие в Третьей гражданской войне в Китае. С другой стороны, не меньшее количество танков, захваченных американцами, было передано армии Чан Кайши. Кроме этого, небольшое количество захваченных в Бирме «Ха-Го» использовалось впоследствии французскими войсками в Индокитае.

В самой Японии сохранившиеся танки оставались на вооружении до 1960-х годов, выполняя, впрочем, скорее роль учебных машин.

Оценка машины

Конструкция

«Ха-Го» был довольно типичным лёгким танком для середины 1930-х годов, хотя и был заметно легче кавалерийских танков других стран. Вполне типичен он был и для японской школы танкостроения времён Второй мировой. «Ха-Го», как и большинство японских танков, отличались простотой в изготовлении, освоении и ремонте, заслужив репутацию надёжной и неприхотливой машины. Однако простота конструкции, во многом обеспечивавшая их надёжность, во многом доходила до примитивности.

Всё наблюдение за полем боя осуществлялось исключительно через смотровые щели, какие-либо иные приборы наблюдения отсутствовали. Неудовлетворительным был обзор, особенно механика-водителя, поле зрения которого при закрытом лючке ограничивалось узким сектором спереди, так что ему приходилось полагаться в основном на указания командира. При этом открытые и довольно широкие смотровые щели часто становились причиной поражения экипажа свинцовыми брызгами и даже случайными пулями. Обилие лючков и съёмные броневые детали облегчали обслуживание и ремонт танка, но снижали и без того невысокую бронестойкость корпуса и башни, а заклёпки и болты часто становились дополнительными поражающими элементами при попаданиях снарядов. Отсутствовала эффективная защита экипажа от рикошетирующих пуль и осколков.

Неудачной оказалась и разнесённая установка в башне пушки и пулемёта, что затрудняло и без того непростую работу в ней командира, вынужденного заниматься ещё и обслуживанием пушки. Отсутствие в большинстве танков радиостанций сильно осложняло действия даже небольших подразделений.

Боевое применение

Главной бедой «Ха-Го» стало слабое бронирование, обеспечивавшее полноценную защиту только от пуль винтовочного калибра, тогда как даже 12,7-мм пулемёт Браунинг M2 пробивал его бронебойной пулей с дистанции 500 м. Слабость броневой защиты танка привела к тому, что успешность применения «Ха-Го» чаще всего определялась наличием у противника противотанковых средств. Второй бедой танка было недостаточное вооружение, уступавшее к началу войны даже пушкам аналогичного калибра танков противника, и почти бесполезное против 45-миллиметровой наклонной лобовой брони «Стюартов», не говоря уже о «Шерманах».

В роли пехотного танка, точнее, из-за своего бронирования, скорее лёгкой полевой пушки на самоходном шасси, «Ха-Го» использовался с несколько бо́льшим успехом, но осколочно-фугасный 37-миллиметровый снаряд, несмотря на мощное для своего калибра фугасное действие, всё же был недостаточен даже для борьбы с полевыми укреплениями.

В первой половине войны главной опасностью для «Ха-Го» была американская противотанковая пушка M3, а также её танковый вариант, ставшие основной причиной потерь танков японцами. С 1943 к ним прибавился огонь 75-мм танковых пушек «Шерманов», а с 1944 и потери от огня РПГ «Базука».

Пока лучшим танком союзников на Тихом Океане оставались M3 «Стюарт», «Ха-Го» ещё могли с ними хоть как-то бороться, хотя американский танк имел значительно лучшее бронирование, хорошо защищавшее от огня слабых пушек японцев. Но появившиеся в 1943 году новые танки M4 «Шерман» оказались практически неуязвимы для орудий «Ха-Го», даже на предельно малых дистанциях.

Аналоги

Ко времени своего создания «Ха-Го» находился примерно на уровне танков других стран в своём классе, таких как PzKpfw II или британских крейсерских танков, пусть и несколько уступая последним в вооружении, но уже к концу 1930-х лёгкие танки значительно выросли в массе, превосходя «Ха-Го» в вооружении, а зачастую и в бронировании, которое у американских M2 и M3 «Стюарт» способно было защитить даже от малокалиберных снарядов.

Где можно увидеть

По состоянию на 1999 год в музеях сохранилось 15 танков «Ха-Го» и два танка «Ке-Ну».

• Россия:
  • Остров Шумшу, Курильские острова (2 «Ха-Го»).
  • территория Сахалинского государственного краеведческого музея в городе Южно-Сахалинске
  • Музей бронетанкового вооружения и техники в подмосковной Кубинке («Ха-Го» и единственный сохранившийся «Ке-Ну»).
  • Парк Победы на Поклонной горе в Москве («Ке-Ну», вывезенный с Курил).
  • Государственный Военно-технический музей в Черноголовке («Ха-Го» в ходовом состоянии с о. Шумшу).
• США:
  • Музей Абердинского полигона.
  • Музей форта Де-Рюсси в Гонолулу.
  • Музей Паттона в Форт-Ноксе.
  • Музей Национальной гвардии США в Клакамасе (2 «Ха-Го»).
  • Музей морской авиации в Квентико.
  • Исторический парк Нимица во Фредериксберге.
• Япония — «Ха-Го» возле управления полиции в Токио.
• Великобритания — «Ха-Го» в танковом музее в Бовингтоне.
• Австралия — «Ха-Го» в Мельбурнском танковом музее.
• Таиланд — «Ха-Го» возле Министерства Обороны Таиланда в Бангкоке.

Помимо этого, сохранилось несколько десятков, в основном повреждённых в боях, «Ха-Го» на островах Тихого океана: Понпей, Пелелиу, Бабелдаоб и Чуук Республики Палау, атолле Тарава, островах Гуам, Сайпан, Уэйк и Новой Гвинее, а также острове Кар-Никобар в Индийском океане.

См. также

• Список танков

Литература

• Мощанский И. Б. Лёгкий танк Ха-Го. — М.: БТВ-МН, 2003. — 64 с. — (Бронетанковый музей). — 2000 экз. — ISBN 5-94889-020-1.
• Сергеев П. Н. Танки Японии во Второй мировой войне. — 2000.
• Федосеев С. Л. Лёгкий танк «Ха-Го». — М.: Моделист-конструктор, 2006. — (Бронеколлекция, № 3 / 2006).
• T. Hara. Japanese light tanks, cars and tankettes. — (AFV/Weapons Profiles, № 54 / 1973).
• Type 95 Light Tank. — (Ground Power, № 12 / 2003; № 6 / 2004).
• P. Chamberlain, C. Ellis. Light Tank Type 95 Kyu-Go. — (Armour in Profile, № 22 / 1967).
• Leland S. Ness. Jane’s World War II Tanks and Fighting Vehicles: The Complete Guide. — Collins, 2002. — ISBN 0007112289.
• T. Larkum, A. Kelly. Preserved Japanese Tanks. — Armour Archive, 1999.
• Japanese Tank and Anti-Tank Warfare. — War Department, Military Intelligence Division. — (Special Series № 34 / 1945).

Ссылки

• [www.wwiivehicles.com/japan/tanks-light/type-95.asp Japan’s Type 95 Ha-Go, Type 95 Ke-Go, Type 3 Ke-Ri, Type 4 Ke-Nu, Type 5 Ke-Ho light tanks] (англ.). World War II Vehicles. [www.webcitation.org/5w9VvC8PQ Архивировано из первоисточника 31 января 2011].
• [www3.plala.or.jp/takihome/ha-go.htm Type 95 Light Tank «Ha-Go»] (англ.). IJA Page. [www.webcitation.org/5w9VwAYpi Архивировано из первоисточника 31 января 2011].

Отрывок, характеризующий Ха-Го

Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.
В середине зимы она сидела в классной, следя за уроками племянника, когда ей пришли доложить о приезде Ростова. С твердым решением не выдавать своей тайны и не выказать своего смущения она пригласила m lle Bourienne и с ней вместе вышла в гостиную.