SMS Thetis (1900)
SMS Thetis (Корабль Его Величества «Тетис») — бронепалубный крейсер типа «Газелле» военно-морского флота Германской империи, четвёртый корабль серии из десяти крейсеров. Заложен в 1899 году на имперской верфи (Kaiserliche Werft Danzig) в г. Данциг, спущен на воду в июле 1900 года, вошёл в состав Флота открытого моря в сентябре 1901 года. Главный калибр крейсера составляли десять 105-мм орудий, минно-торпедное вооружение было представлено двумя 450-мм торпедными аппаратами. Крейсер мог развивать скорость в 21,5 узлов (39,8 км/ч).
В мирное время корабль действовал в составе разведывательных сил Флота открытого моря. После начала Первой мировой войны переведён на Балтику в качестве корабля береговой обороны, активно участвовал в операциях против русского флота. В апреле-мае 1915 года поддерживал немецкое наступление на Либаву. В ходе наступления на Рижский залив подорвался на минах. Несколько раз становился целью подводных лодок стран Антанты, однако избежал попаданий. В 1917 году был отозван с боевой службы, после чего использовался как учебно-артиллерийский корабль. Пережил конец войны и в 1920-х годах служил в составе флота Веймарской республики. 29 марта 1929 года был исключён из состава флота и в следующем году разобран на металл.
Содержание
Конструкция
Бронепалубный крейсер «Тетис» был заказан имперской верфи в Данциге в 1899 году под контрактным именем «С». 3 июля 1900 года корабль спустили на воду, после чего на нём начались достроечные работы. 14 сентября 1901 года крейсер вошёл в состав Флота открытого моря[2]. Наибольшая длина крейсера составила 105,1 м, ширина — 12,2 м, осадка носом — 4,92 м. Полное водоизмещение крейсера составило 3.017 т[1].
Главная энергетическая установка крейсера состояла из двух паровых машин тройного расширения, построенных фирмой AG-Germania. Паровые машины развивали мощность 8000 л. с. (на валу), благодаря чему корабль мог развить максимальную скорость в 21,5 узла (39,8 км/ч). Пар для паровых машин вырабатывали десять водотрубных паровых котлов военно-морского типа, топливом для которых служил уголь. Максимальный запас угля, равный 560 т, обеспечивал дальность плавания 3560 морских миль (6590 км) на ходу 10 узлов (19 км/ч). Экипаж крейсера состоял из 14 офицеров и 243 матросов[2].
Вооружение крейсера составляли десять орудий SK L/40[~ 2] калибра 105-мм в одиночных установках. Два орудия были размещены бок о бок на носу, шесть орудий были установлены вдоль бортов (по три на каждом борту), и ещё два — бок о бок на корме. Общий боезапас всех орудий составлял 1000 выстрелов (по 100 выстрелов на орудие). Максимальная дальность стрельбы — 12 200 м. Помимо артиллерийского вооружения крейсер нёс два 450-мм подводных торпедных аппарата с боезапасом по пять торпед на аппарат[3]. Корабль был защищён бронированной палубой толщиной от 20 до 25 мм. Толщина стен боевой рубки составляла 80 мм, орудия были защищены броневыми щитами толщиной 50 мм[4].
Служба
После ввода в строй крейсер «Тетис» вошёл в состав разведывательных сил Флота открытого моря, где и прослужил до начавшейся в августе 1914 года Первой мировой войны. После начала войны устаревший к тому времени корабль было решено использовать для решения задач береговой обороны[3].
В начале мая 1915 года Центральные державы начали наступление в районе Горлице-Тарнув. Крайний левый фланг германской армии получил приказ провести 27 апреля отвлекающий удар по позициям русских войск. «Тетис» вошёл в состав военно-морских сил, призванных обеспечить поддержку операции с моря. В первый день наступления крейсера «Тетис» и «Любек» обстреляли Либаву. Десять дней спустя армейское командование подготовилось к захвату Либавы и запросило флот о поддержке с моря. «Тетис» вместе с другими крейсерами и миноносцами оказывал поддержку штурмовавшим город войскам и патрулировал прибрежные воды, чтобы пресечь возможное вмешательство русского флота[5].
14 мая 1915 года крейсер «Тетис» взял на буксир подводную лодку U-4 у о. Богскор в Финском заливе. Русская подлодка «Дракон» атаковала германские корабли, выпустив три торпеды по крейсеру «Тетис» и четвёртую — в U-4, однако ни одна из них не поразила цель.
Германское командование приступило к подготовке дальнейших наступательных операций на Балтике с недавно захваченной базы в Либаве[6]. 3 июня «Тетис», 4 миноносца и гидросамолёт попытались прорваться через Ирбенский пролив в Рижский залив, где должны были поставить минное поле. Русские и британские подлодки перехватили германскую эскадру в проливе. Подводная лодка «Окунь» попыталась занять позицию для атаки крейсера «Тетис», но с одного из миноносцев заметили её перископ и вынудили подлодку отступить. 5 июня британская подводная лодка Е9 застала «Тетис» врасплох в то время, когда он принимал уголь с угольщика. Е9 выпустила веер торпед по двум кораблям. Торпеда, выпущенная по «Тетису», прошла мимо цели, однако угольщик и миноносец S-148 получили попадания. Угольщик затонул, но миноносцу удалось дойти до порт[7].
В августе крейсер «Тетис» вошёл в состав соединения, которое получило приказ прорваться в Рижский залив для поддержки германской армии, наступавшей на город. 8 августа немцы предприняли первую попытку пройти через Ирбенский пролив, в ходе которой крейсер «Тетис» и миноносец S-144 подорвались на минах. Крейсер «Тетис» был отбуксирован в Виндаву[8]. Попытка прорыва была сорвана упорным сопротивлением русских сил, после чего операция была отложена[9].
В 1917 году крейсер «Тетис» получил девять более современных 105-мм орудий с длиной ствола 45 калибров в установках, применявшихся в подводном флоте, после чего служил в качестве учебно-артиллерийского корабля.
После поражения Германии в войне «Тетис» вошёл в число тех шести лёгких крейсеров, которые были разрешены ей Версальским договором. В 1920-х годах крейсер «Тетис» служил в рядах новоорганизованного флота Веймарской республики (Рейхсмарине). В 1922 году корабль был приписан к резервной эскадре на балтийской базе вместе с броненосцами «Гессен», «Шлезвиг-Голштейн» и крейсером «Берлин»[10]. 27 марта 1929 года крейсер «Тетис» был исключён из списков флота и вместе с миноносцами V1 и V6 продан компании «Блом унд Фосс», общая сумма сделки составила 351 тыс. рейхсмарок. На следующий год корабль был разделан на металл в Гамбурге[3].
Напишите отзыв о статье "SMS Thetis (1900)"
Примечания
- ↑ 1 2 Gröner, 1990, p. 100.
- ↑ 1 2 Gröner, 1990, p. 99—101.
- ↑ 1 2 3 Gröner, 1990, p. 101.
- ↑ Gröner, 1990, p. 99.
- ↑ Halpern, 1991, pp. 191—192.
- ↑ Polmar & Noot, 1991, p. 40.
- ↑ Polmar & Noot, 1991, pp. 40—41.
- ↑ Polmar & Noot, 1991, p. 42.
- ↑ Halpern, 1991, p. 197.
- ↑ Robinson, 1922, p. 1014.
- Комментарии
- ↑ нем. Seiner Majestät Schiff — Корабль Его Величества.
- ↑ Согласно номенклатуре артиллерии флота Германской империи «SK» (Schnelladekanone) означало «скорострельное орудие», а L/40 означало сравнительную длину орудия в калибрах. В данном случае L/40 означает, что длина орудия составляет 40 его калибров (105 × 40).
Литература
- Erich Gröner. German Warships: 1815–1945. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1990. — 215 p. — ISBN 0-87021-790-9.
- Paul G. Halpern. A Naval History of World War I. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1991. — ISBN 0-77350-778-7.
- Norman Polmar, Jurrien Noot. Submarines of the Russian and Soviet Navies, 1718–1990. — Annapolis: Naval Institute Press, 1991. — ISBN 0-87021-570-1.
- F. M. Robinson {{{заглавие}}} // United States Naval Institute Proceedings. — US Naval Institute, 1922. — Январь (vol. 48).
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии. |
 |
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Halpern, 1991 Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
Отрывок, характеризующий SMS Thetis (1900)
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
