Герб Австрии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герб Австрии

Детали

Герб Австрии впервые был принят в XV веке, однако первое сохранившееся до наших дней изображение одноглавого орла на щите помещается на серебряной монете Фридриха Барбароссы. С XV века до 1806 года двуглавый орёл — древний имперский символ, спутник героев, свидетель великих исторических событий — был гербом объединяющей многие центральноевропейские государства Священной Римской империи, управляемой династией Габсбургов. Однако с объединением Германии под властью прусских монархов на германский герб возвращается одноглавый орёл, где, пройдя целый ряд модификаций, остаётся и сегодня. Двуглавый орёл исчез и с австрийского герба. Это произошло в 1918 году с падением Австро-Венгерской империи. Австрийская республика утвердила новый герб, на котором изображается одноглавый орёл, увенчанный башенной короной, державший в лапах серп и молот и несущий на груди щиток с австрийскими национальными цветами. Разорванные цепи появились на гербе после освобождения страны от нацизма. Щит на груди орла постоянно менял свою геральдическую форму. В настоящее время используется испанская геральдическая форма.





История герба

Герб Австро-Венгрии

До распада Австро-Венгерской империи на территории Австрии использовались гербы Австро-Венгрии.

Герб 1918 года

31 октября 1918 года власти Австрии согласовали флаг республики (красно-бело-красный), а также новый герб, составленный лично канцлером Карлом Ренером. Герб составлялся на скорую руку, из-за необходимости поставить печать на мирных переговорах после Первой мировой войны. Герб состоял из черной башни, представляющей буржуазию, двух скрещенных красных молотов, представляющих рабочих, и золотого венка из колосьев, представляющего фермеров. Цвета черный, красный и золотой были намеренно выбраны в связи с тем, что это немецкие национальные цвета. Однако новый герб вызвал массу критики, и в 1919 году Австрия вернулась к орлу на гербе.

Вот как писал о гербе Австрии советский фельетонист:

Но лучшую, самую злую, беспощадную и верную карикатуру придумал социал-демократ Карл Реннер, бывший австрийский канцлер.

Он изобразил орла, самого настоящего императорского орла, только без короны на голове. Вместо неё орлу надет католический клобук.

А в лапах старый орел цепко держит… он держит в правой лапе серп, в левой — молот.

Карикатуру на австрийский режим не нужно долго искать в журналах. Она размножена в совершенно неслыханных для карикатуры количествах. Она мелькает на официальных бланках, на марках, она ехидно подмигивает с фасадов правительственных учреждений. Ибо то, что надумал и изобразил Карл Реннер, есть не что иное, как официальный государственный австрийский герб.

Кольцов М.Е. Орлы и люди, 1927 // Избранные произведения В 3 томах. — М.: Гослитиздат, 1957. — Т. 2. — С. 64. — 150 000 экз.

Герб 1934 года

В 1934 году австрийский герб был изменен — с него убрали башенную корону, серп и молот, а орел вновь стал двуглавым. В 1938 году Гитлер присоединил Австрию к Германии, и она лишилась всяких символов суверенитета. После завершения Второй мировой войны независимость Австрии была восстановлена, и был утверждён герб образца 1919-1934 годов, но с важным отличием: на лапах орла появились разорванные цепи, что увековечило освобождение Австрии от гитлеровских оккупантов.

Напишите отзыв о статье "Герб Австрии"

Ссылки

  • [f-gl.ru/гербы-стран-мира/гербы-европы/герб-австрия Герб Австрии]

См. также

Напишите отзыв о статье "Герб Австрии"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Герб Австрии

«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.