Герб Румынии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герб Румынии

Версии


Версия, используемая для печатей, и на удостоверениях личности.

Детали
Утверждён

11 июля 2016 года

10 сентября 1992 года

Герб Румынии - государственный символ Румынии, был принят парламентом 10 сентября 1992 года. Основан на малом гербе королевства Румыния (19221947 гг.).

Государственный герб Румынии представляет собой золотого орла c червлеными клювом и лапами в лазуревом поле. Орел держит в лапах меч и скипетр, в клюве зажат крест. На груди орла размещен еще один щит, разделенный на пять частей. На внутреннем щите изображены пять гербов провинций страны: Валахии, Молдавии, Баната, Трансильвании и Добруджи.

Главный элемент герба — золотой орёл, означающий принадлежность к латинскому происхождению румын. Орёл держит в клюве крест, а в лапах — скипетр и меч. Основные цвета герба — красный, жёлтый и синий — представляют цвета флага Румынии. На груди орла — щиток с гербами земель, входящих в состав Румынии. Гербовый орёл был дополнен Стальной короной в июне 2016 года.





Символика

Щит, расположенный на груди орла, поделён на пять полей, в каждом из которых символ исторической области Румынии.

История

Герб Румынии появился в 1859 году, когда Александру Иоан Куза объединил два румынских государства — Молдавию и Валахию. Тогда два геральдических символа — золотой орёл и тур — были официально объединены.

До 1866 года было несколько вариантов герба. В 1866 году после избрания Кароля князем Румынии щит был поделён на четверти. В первой и четвёртой был изображён орёл, а во второй и третьей — тур. Над щитом размещался герб правящей династии — Гогенцоллернов-Зигмарингенов. После войны за независимость на четвёртую четверть герба был помещён символ Добруджи — дельфины, а на третью — символ Олтении — золотой лев. Над щитом была помещена Стальная корона Румынии, означающая суверенитет и независимость.

Герб претерпел изменения в 1922 году после вхождения Трансильвании в состав Румынии. Тогда герб Трансильвании был помещён на четвёртую четверть, на третьей четверти стал изображаться объединённый герб Баната и Олтении (мост и золотой лев), герб Добруджи был перенесён на вставку. Герб был помещён на грудь коронованного орла как символ латинского происхождения румын. Орёл был помещён на синий щит со стальной короной. Существовало три версии: малый, средний (с девизом и щитодержателями), большой (с мантией).

После свержения монархии был принят герб в социалистическом стиле с изображением пейзажа в обрамлении пшеничных колосьев, обвитых лентой цветов флага и названием государства. Герб просуществовал с некоторыми изменениями вплоть до свержения режима Н. Чаушеску в декабре 1989 года.

Новый герб Румынии был утвержден в сентябре 1992 года. Он основан на малом гербе Королевства Румынии, использовавшимся с 1922 по 1947 годы, за исключением королевской короны, венчавшей гербовый щит.

В июне 2016 года Парламент Румынии принял закон, который добавил Стальную корону на голову румынского орла. Герб должен быть повсеместно обновлен до декабря 2018 (чтобы отметить столетие объединения Трансильвании с Румынией 1 декабря 1918 г.). 11 июля закон подписан президентом.

Гербы Дунайских княжеств

Молдова Валахия Трансильвания

Исторические области

Добруджа Банат

Княжеский герб

Королевский герб

Социалистический период

После 1948 года, когда к власти пришли коммунисты, герб и флаг были заменены. Герб стал выполнен по образцу других социалистических стран. Это был пейзаж (лес, восходящее солнце между гор), обрамлённый колосьями пшеницы, перевязанными лентой цветов флага. До 1989 года он трижды менялся. В первый раз сразу после 1948 года (при провозглашении республики), второй раз — в 1956 (добавлена красная звезда) и окончательно в 1966, когда Румыния перестала быть Народной Республикой, а стала Социалистической Республикой. Герб помещался в центр флага.

Сразу же после революции 1989 года было решено принять новый герб Румынии. Символом революции был флаг с дырой на месте герба.

Созданная геральдическая комиссия работала напряжённо и представила окончательное решение в парламент, где новый герб был принят двумя палатами на совместном заседании 10 сентября 1992 года.

Напишите отзыв о статье "Герб Румынии"

Отрывок, характеризующий Герб Румынии

– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.