Гремио

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гремио (Порту-Алегри)
Прозвища Imortal Tricolor (Бессмертные трёхцветные), Tricolor dos Pampas, Мушкетёры
Основан 1903
Стадион Олимпико Монументал,
Порту-Алегри, Бразилия
Вместимость 45000
Президент Ромилдо Болзан Жуниор
Тренер Ренато Гаушо
Капитан Майкон
Рейтинг КОНМЕБОЛ 16[1]
КБФ 5
Бюджет 86 млн $
Соревнование Серия A
2015 3-е
Основная
форма
Гостевая
форма
К:Футбольные клубы, основанные в 1903 годуГремиоГремио

«Гремио» (порт.-браз. Grêmio Foot-Ball Porto Alegrense) — бразильский футбольный клуб из города Порту-Алегри, штат Риу-Гранди-ду-Сул. Выступает на стадионе «Олимпико Монументал», вмещающем 45000 зрителей. Клуб является одним из двух грандов своего штата (наряду с «Интернасьоналом», противостояние с которым носит название Гре-Нал) и одним из самых титулованных футбольных клубов Бразилии. Клуб дважды выигрывал Кубок Либертадорес и один раз — Межконтинентальный кубок.





История

Основанный 7 сентября 1903 года клуб из Порту-Алегри стал в 1981 году чемпионом Бразилии и с этого момента начинается по-настоящему великая история клуба. Команда стала выигрывать в стране, континенте и, наконец, в мировом масштабе. У команды отчётливо прослеживается 2 великих поколения — начала 1980-х годов и середины 1990-х. Именно в самые пики этих поколений клуб завоёвывал свои Кубки Либертадорес, а также становился чемпионом Бразилии.

В Кубок Либертадорес-1983 команда попала на правах вице-чемпиона Бразилии. И к 80-летнему юбилею команды 28 июля 1983 года «Гремио» стал чемпионом Южной Америки. 11 декабря 1983 в Токио была добыта победа и в Межконтинентальном Кубке.

В 1991 году «Гремио» вылетел в Серию Б, но уже в следующем сезоне получил повышение. Новый президент клуба Фабио Кофф стал подбирать высококлассных футболистов. Из «Васко да Гамы» был куплен Жардел, пришёл защитник Риварола, а также Диньо, Пауло Нуньеш и другие.


В Кубок Либертадорес 1995 года Гремио попал на правах победителя Кубка Бразилии. Наиболее захватывающим противостоянием получился четвертьфинал между «Гремио» и «Палмейрасом» с Ривалдо в составе. Команды обменялись разгромными победами — 5:0 и 1:5. Дальше прошли «Трёхцветные». Полуфиналы с «Эмелеком» и финалы против «Атлетико Насьоналя», несмотря на блестящую игру колумбийского вратаря «Атлетико» Игиты, прошли уже более спокойно. «Гремио» выиграл и стал двукратным победителем Кубка Либертадорес. Межконтинентальный Кубок «Гремио» уступил в серии пенальти «Аяксу» под руководством Ван Гаала.

Затем последовали победы в бразильском первенстве — чемпионство 1996 года, Кубки Бразилии 1997 и 2001 годов. Но в 2004 году случился необъяснимый провал, и «Гремио» вылетел в Серию Б. Однако «Гремио» задержался там ненадолго. В решающем матче Серии Б 2005 «Гремио» в Ресифи обыграл команду «Наутико» 1:0 и вернулся в Серию А. В том матче у «Гремио» было удалено 4 человека, а вратарь Родриго Галатто отбил 2 пенальти. В 2006 году «Гремио» стал чемпионом штата, преградив «Интеру» дорогу к пятому подряд чемпионству, а также занял 3-е место в чемпионате Бразилии и попал в зону Кубка Либертадорес.

В 2007 году клуб дошёл до финала Кубка Либертадорес, где уступил аргентинской «Боке Хуниорс».

Согласно данным двух исследовательских институтов (Ibope и Datafolha[2]), опубликовавших результаты своих исследований в 2004 и 2006 годах соответственно, за «Гремио» болеет 6 миллионов 400 тысяч человек (7-й показатель в Бразилии).

Стадион

«Гремио» выступает на стадионе «Олимпико Монументал», открытом 19 сентября 1954 года. На тот момент это был крупнейший частный стадион Бразилии. В матче открытия «Гремио» обыграл в товарищеском матче уругвайский «Насьональ» со счётом 2:0. После реконструкции в 1980 году к названию стадиона «Олимпико» добавили слово «Монументал» и с тех пор арена носит современное название. Рекорд посещаемости стадиона — 98.421 человека на матче «Гремио» — «Понте Прета» 26 апреля 1981 года. На этом стадионе несколько матчей сыграла сборная Бразилии по футболу. В 2006 году руководство клуба заявило, что планирует построить новую арену специально для чемпионата мира 2014 года, который пройдёт в Бразилии.

Состав

По состоянию на 16 августа 2016
Позиция Имя Год рождения
1 Вр Марсело Гроэ 1987
20 Вр Лео 1995
30 Вр Бруно Граси 1987
40 Вр Дуглас Фридрих 1988
2 Защ Уоллас Оливейра 1994
3 Защ Педро Жеромел ² 1985
4 Защ Вальтер Каннеманн 1991
6 Защ Фред 1986
14 Защ Уоллас Рейс 1987
15 Защ Рафаэл Тьере 1993
16 Защ Весли 1995
22 Защ Марсело Эрмес 1995
26 Защ Марсело Оливейра ¹ 1987
33 Защ Эдилсон 1986
34 Защ Иаго 1995
39 Защ Лукас Ловат 1997
5 ПЗ Уолас 1995
10 ПЗ Дуглас 1982
Позиция Имя Год рождения
17 ПЗ Рамиро 1993
19 ПЗ Майкон 1985
21 ПЗ Фелипе Тонтини 1996
25 ПЗ Жаилсон 1995
27 ПЗ Линкольн 1998
28 ПЗ Кайо 1995
41 ПЗ Луис Машадо 1996
77 ПЗ Негуэба 1992
ПЗ Мойзес 1994
7 Нап Луан Виейра 1993
11 Нап Эвертон 1996
13 Нап Бобо 1985
23 Нап Миллер Боланьос 1990
29 Нап Лео Тилика 1995
32 Нап Педро Роша 1994
35 Нап Матеус Батиста 1995
38 Нап Гильерме 1995
77 Нап Негеба 1992
91 Нап Энрике Алмейда 1991

Главный тренер: Ренато Гаушо (1962)

Талисман

Талисманом клуба является мушкетёр с рыжей бородой, облачённый в цвета команды.

Форма

  • Основная форма команды: голубые футболки с вертикальными широкими чёрными и узкими белыми полосами, трусы чёрные, гетры либо чёрные, либо бело-голубые.
  • Запасная форма: белые футболки с двумя горизонтальными полосами — чёрного и голубого цвета, белые трусы и гетры.

Достижения

Знаменитые игроки

Аллея Славы при стадионе Олимпико Монументал появилась в 1996 году. С 1999 года и каждые 2 года она пополняется новыми личностями, сыгравшими важную роль в истории «Гремио». Следует учитывать, что пополняться она может только за счёт ныне живущих людей, поскольку в Алее помещается отпечаток ноги спортсменов. Умершие бывшие игроки команды, а также ныне здравствующие люди, которые ещё не удостоились попадания в Аллею, но сыгравшие важную роль в истории клуба, представлены отдельным списком.

Игроки Аллеи славы клуба
Другие известные игроки

Знаменитые тренеры

Напишите отзыв о статье "Гремио"

Примечания

  1. [conmebol.com/es/ranking-conmebol-de-copa-libertadores Ranking Conmebol de Copa Libertadores] (исп.). КОНМЕБОЛ (22 декабря 2015). Проверено 23 декабря 2015.
  2. [datafolha.folha.uol.com.br/po/ver_po.php?session=274 Time de preferência dos brasileiros / grau de interesse por futebol]

Ссылки

  • [www.gremio.net/ Официальный сайт]  (порт.)
  • [facebook.com/MeuGremio Официальная страница «Гремио»] в социальной сети Facebook
  • «Гремио» в «Твиттере»
  • [www.youtube.com/GREMIOTVERADIO Видеоканал «Гремио»] на YouTube
  • [www.flickr.com/gremiooficial Официальная страница «Гремио»] на сайте Flickr
  • [instagram.com/gremiooficial «Гремио»] на сайте Instagram
  • [www.nacaotricolor.com.br/ Трёхцветная нация]
  • [www.angelfire.com/wi3/gremio_fbpa/home.php Неофициальный сайт]
  • [www.grazer-oleg.narod.ru/sudamericana/clubs/Gremio.htm Краткая история «Гремио»]


Отрывок, характеризующий Гремио

– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)