Насьональ

Насьональ
Полное название	Club Nacional de Football
Прозвища	Bolsos, Tricolores (Трёхцветные), Bolsilludos (Карманы), Albos (Белые)
Основан	1899
Стадион	Парк Сентраль и Сентенарио, Монтевидео, Уругвай
Вместимость	29.500 и 65.235
Президент	Хосе Луис Родригес Эспиноса
Тренер	Мартин Ласарте
Капитан	Диего Полента
Рейтинг	КОНМЕБОЛ 17
Соревнование	Примера Уругвая
2015/16	3-е (2-е в сводной таблице сезона)
Основная форма Гостевая форма <td> Резервная форма

К:Футбольные клубы, основанные в 1899 годуНасьональНасьональ

«Насьона́ль» (исп. Club Nacional de Football) — уругвайский футбольный клуб из города Монтевидео, один из самых титулованных клубов мира. «Насьональ» был образован 14 мая 1899 года в результате объединения двух команд — Uruguay Athletic Club и Montevideo Fútbol Club.

«Насьональ», наряду со своим главным и принципиальным противником, «Пеньяролем», противостояние с которым является Суперкласико Уругвая, является лидером уругвайского футбола на протяжении почти всей истории его развития. В сумме эти две команды выиграли 94 чемпионата Уругвая из 114. Эти две команды возглавляют сводную Кубка Либертадорес за всю историю турнира — с 1960 по 2014 год, причём, несмотря на то, что «Пеньяроль» является рекордсменом по числу участий в финале и имеет на два титула больше, нежели «Насьональ» (пять против трёх), именно «Насьональ» удерживает первое место в данной таблице.

Игроки «Насьоналя» добились выдающихся результатов в составе сборной Уругвая. В трёх случаях из четырёх важнейших побед сборной (2 Олимпиады 1920-х годов, приравненные к чемпионатам мира среди любителей, а также 2 Кубка мира ФИФА) именно игроки «Насьоналя» составляли костяк победных составов — на Олимпийских играх 1924 и 1928 годов, а также на чемпионате мира 1930 года. Из всех уругвайских клубов только игроки «Насьоналя» участвовали во всех 15 победных кампаниях сборной Уругвая на Кубках Америки и чемпионатах Южной Америки (с 1916 по 2011 год).

История

«Насьональ» был основан 14 мая 1899 года и является первым футбольным клубом Южной Америки, который основали местные жители, за что и получил своё название. 13 сентября 1903 года в Буэнос-Айресе «Насьональ» целиком предстал в качестве сборной Уругвая и выиграл у сборной Аргентины товарищеский матч со счётом 3:2.

В дальнейшем с самых первых лет существования футбольной Лиги в Уругвае между «Пеньяролем» и «Насьоналем» из года в год разворачивается основная борьба за чемпионский титул.

Игроки «Насьоналя» составляли костяк сборной Уругвая на многих важнейших турнирах, завершившихся победой уругвайцев. В 1924 году на Олимпиаду в Париж поехало 7 представителей «Насьоналя» и ни одного из «Пеньяроля», поскольку тогда главный соперник «трёхцветных» выступал в опальной лиге под эгидой Федерации футбола Уругвая, а официально в ФИФА состояла Ассоциация футбола. При этом от других команд в сборную было делегировано максимум по три игрока (от «Лито» и «Ливерпуля»).

После успеха сборной в Париже в 1925 году «Насьональ» устроил триумфальный тур по Европе (в том году внутренние турниры в стране не проводились, поскольку улаживались противоречия между Ассоциацией и Федерацией футбола). За 6 месяцев команда провела 38 матчей против национальных сборных и клубов девяти стран. «Насьональ» выиграл 26 матчей, 7 раз сыграл вничью и уступил только в 5 матчах при разнице забитых и пропущенных мячей 130:30.

В 1928 году на Олимпиаде в Амстердаме «Насьональ» также был представлен семью футболистами, в то время как от «Пеньяроля» (как и от «Белья Висты») Олимпийскими чемпионами стали четыре игрока.

Спустя два года, на первый чемпионат мира, прошедший в Монтевидео, тренерский штаб сборной Уругвая взял восемь представителей «Насьоналя» и пятерых пеньярольцев. На самом турнире все четыре матча провели лишь двое игроков «Насьоналя» (Хосе Леандро Андраде и Хосе Педро Сеа), столько же, сколько и игроки «Пеньяроля» (Альваро Хестидо и Лоренсо Фернандес), однако в целом это была сборная, больше ориентированная на игроков «Насьоналя», нежели на представителей других команд (в частности, Эктор Скароне пропустил лишь стартовую встречу и из восьми игроков «Насьоналя» на том турнире на поле появлялись шестеро, тогда как из пяти футболистов «Пеньяроля» сыграли трое).

В 1950 году на чемпионате мира в Бразилии Селесте была уже в большей степени укомплектована представителями «Пеньяроля» — девять человек из 22 представляли этот клуб. «Насьональ» был представлен пятью игроками. Из них Хулио Хервасио Перес и Эусебио Рамон Техера провели все четыре игры, а Шуберт Гамбетта — две последних, включая Мараканасо. Среди игроков «Пеньяроля» было пятеро, проведших все игры Мундиаля, и только двое не появлялись по ходу турнира в составе национальной команды.

Клуб установил пока непобитый рекорд по числу побед подряд в уругвайской лиге: в сезонах 1940—1942 «Насьональ» победил в 32 матчах кряду, разница мячей при этом составила 131:34. В чемпионате 1940 года 10 матчей (начиная с 12-го тура), победа во всех 20 матчах чемпионата 1941, 2 победы в следующем году. Последний победный матч завершился разгромом «Дефенсора» со счётом 10:1.

По количеству выигранных международных титулов — как неофициальных, так и под эгидой ФИФА — «Насьональ» является первой командой мира — у клуба 21 победа в престижных международных турнирах. Однако в статистику, которую учитывают историки Насьоналя, включены многие малозначимые на данный момент трофеи, которые разыгрывались в начале XX века. По победам же в Кубке Либертадорес «Насьональ» уступает «Пеньяролю» — три против пяти. В то же время, «Насьональ» сохраняет паритет со своим основным конкурентом с точки зрения побед в Межконтинентальном кубке — если «чёрно-золотые» проиграли в двух финалах этого турнира, то «Насьональ» во всех трёх случаях после побед в Кубке Либертадорес неизменно обыгрывал европейских соперников.

В 1960-е годы «Насьональ» трижды доходил до финала главного южноамериканского клубного турнира, но выиграть смог лишь в 1971 году. Затем были победы в 1980 и 1988 годах — последняя победа клуба является и последним для уругвайских команд успехом в Кубке Либертадорес на данный момент. Лишь в 2011 году «Пеньяролю» удалось дойти до финала турнира, но там его обыграл бразильский «Сантос». Поэтому «Насьональ» продолжает оставаться последним уругвайским победителем Кубка Либертадорес.

Эволюция формы

1899

1902

1995

1997 гостевая

1998 гостевая

1998 третья

2002 гостевая

Титулы

• Чемпион Уругвая (45): 1902, 1903, 1912, 1915, 1916, 1917, 1919, 1920, 1922, 1923 (АУФ), 1924 (АУФ), 1933, 1934, 1939, 1940, 1941, 1942, 1943, 1946, 1947, 1950, 1952, 1955, 1956, 1957, 1963, 1966, 1969, 1970, 1971, 1972, 1977, 1980, 1983, 1992, 1998, 2000, 2001, 2002, 2005, 2005/06, 2008/09, 2010/11, 2011/12, 2014/15
• Победитель Лигильи (8): 1982, 1990, 1992, 1993, 1996, 1999, 2007, 2008
• Обладатель Кубка Либертадорес (3): 1971, 1980, 1988
• Обладатель Рекопы (1): 1988
• / Обладатель Межамериканского кубка (2): 1972, 1989
• Обладатель Межконтинентального кубка (3): 1971, 1980, 1988

Текущий состав

По состоянию на 11 августа 2016

№ Позиция Имя Год рождения 1 Вр Эстебан Конде 1983 25 Вр Луис Мехия 1991 2 Защ Эрик Кабако 1995 3 Защ Алехандро Каванна 1994 4 Защ Хорхе Фусиле 1984 5 Защ Рафаэль Гарсия 1989 6 Защ Матиас Оливера 1997 22 Защ Альфонсо Эспино 1992 23 Защ Диего Полента 1989 28 Защ Маурисио Викторино 1982 Защ Матиас Мальвино 1992 8 ПЗ Себастьян Хавьер Родригес 1992 10 ПЗ Мартин Лигуэра 1980 14 ПЗ Гонсало Поррас 1984

№ Позиция Имя Год рождения 15 ПЗ Николас Прието 1992 18 ПЗ Фелипе Карбальо 1996 19 ПЗ Сантьяго Ромеро 1990 21 ПЗ Родриго Амараль 1997 24 ПЗ Бриан Лосано 1994 27 ПЗ Марсио Бенитес 1996 7 Нап Кевин Рамирес 1994 9 Нап Уго Сильвейра 1993 11 Нап Леандро Барсия 1992 13 Нап Хуан Крус Маскья 1994 20 Нап Табаре Вьюдес 1989 26 Нап Себастьян Соса 1994 30 Нап Себастьян Фернандес 1985

Главный тренер: Мартин Ласарте (1961)

Помощники главного тренера: Родольфо Неме (1965), Себастьян Эгурен (1981)

Знаменитые игроки

По данным официального сайта «Насьоналя»

• Эмилио Альварес
• Хавьер Амбройс
• Хосе Леандро Андраде
• Атилио Анчета
• Луис Артиме
• Хуан Карлос Бланко
• Вальдемар Викторино
• Эухенио Гальвалиси
• Атилио Гарсия
• Шуберт Гамбетта
• Уго де Леон
• Луис Эрнесто Кастро
• Эктор Кастро
• Луис Кубилья
• Манга
• Ринальдо Мартино
• Андрес Масали
• Хулио Монтеро Кастильо
• Хулио Сесар Моралес
• Хуан Мартин Мухика
• Хосе Насасси
• Сантьяго Остоласа
• Анибаль Пас
• Педро Петроне
• Роберто Порта
• Абдон Порте
• Анхель Романо
• Хосе Сантамария
• Бибиано Сапирайн
• Хосе Педро Сеа
• Братья Сеспедесы (3)
• Альфредо Сибеччи
• Анибаль Сиокка
• Эктор Скароне
• Роберто Соса
• Эусебио Рамон Техера
• Луис Убинья
• Гильермо Эскалада
• Виктор Эспарраго
• Альфредо Фольино

Ссылки

• [www.nacional.com.uy Официальный сайт]  (исп.)
• [www.nacionaldigital.com Неофициальный сайт]  (исп.)

Отрывок, характеризующий Насьональ

Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.