История манги
История манги берёт своё начало со свитков, датируемых XII веком. Однако являлись ли эти свитки мангой или нет, до сих пор является предметом дискуссий — специалисты считают, что именно они впервые заложили основы чтения справа налево. Другие же авторы относят истоки возникновения манги ближе к XVIII веку. Манга — это японский термин, который в общем смысле означает «комикс» или «мультипликация», дословно «причудливые наброски». Историки и писатели, занимающиеся вопросами истории манги, описывали два основных процесса, оказавших влияние на современную мангу. Их взгляды различались во временно́м отношении — одни учёные уделяли особое внимание культурным и историческим событиям, следующим после Второй мировой войны, другие описывали роль довоенного периода — периода Мэйдзи и дореставрационного периода — в японской культуре и искусстве.
Первая точка зрения подчёркивает события, происходившие во время и после оккупации Японии (1945—1952), и указывает на то, что на мангу большое влияние оказали культурные ценности Соединённых Штатов — американские комиксы, которые были привезены в Японию военнослужащими, а также изображения и темы американского телевидения, кинофильмов и мультфильмов (в частности созданных компанией Уолта Диснея)[1][2]. Согласно мнению Шерон Кинселлы, стремительно развивающееся издательское дело в послевоенной Японии способствовало формированию общества, ориентированного на потребителя, и успеха добились такие гиганты издательского дела как компания Kodansha[1].
Содержание
До Второй мировой войны
Первые упоминания о создании в Японии историй в картинках относятся ещё к XII веку, когда буддийский монах Тоба (другое имя — Какую) нарисовал четыре юмористические истории, рассказывающие о животных, которые пародируют людей из высшего общества, и о буддийских монахах, нарушавших устав[3]. Эти истории представляли собой четыре бумажных свитка с рисунками тушью и подписями к ним[4]. В настоящее время они хранятся в монастыре, где жил Тоба[5]. Тобе же принадлежит идея замены картинок по ходу повествования[6]. В середине XVII в. в японском городе Оцу близ Киото распространялись изображения под названием оцу-э. Обычно они были достаточно примитивными и понятными для простых людей. Затрагиваемые в них темы часто были сатирическими, а порой и скандальными. Оцу-э были востребованы среди находящихся в округе путешественников, которые приобретали их как сувениры, хотя первоначально они предназначались в качестве амулетов[7][8]. В этот же временной период популярность среди населения Японии приобрело изобразительное искусство укиё-э, сыгравшее важную роль в развитии современной манги. Значительных успехов в нём добился художник Кацусика Хокусай. Он же ввёл в оборот термин «манга» — с 1814 по 1878 года в свет выходило его произведение под названием «манга Хокусая», насчитывающее в общей сложности 15 томов[6][9][10]. Часть историков также связывает появление манги с лубочными картинками периода Яёй[11].
Развиваясь, манга вобрала в себя традиции укиё-э и западные техники[12]. После реставрации Мэйдзи, когда японский железный занавес пал и началась модернизация Японии, в страну стали ввозиться западные комиксы[6][13], а художники начали учиться у своих иностранных коллег особенностям композиции, пропорциям, цвету — вещам, которым в укиё-э не уделялось внимания, так как смысл и идея рисунка считались более важными, нежели форма. В 1902 году начал издаваться юмористический комикс под названием Tagosaki to Makube no Toukyou kenbutsu авторства Ракутэна Китадзавы. Данное произведение, созданное по подобию американских комиксов, стало первым в Японии «сериальным» комиксом[6][14]. В период 1900—1940 г. манга не носила роль значимого социального явления, была скорее одним из модных увлечений молодежи[15]; в сюжетах комиксов преобладала комедия и сатира на японское общество[16]. После прихода к власти императора Тайсё мангаки стали экспериментировать с иностранными графическими стилями, а также начали обмениваться опытом с иностранными художниками. Так, например, в 1920-х годах группа японских художников, в числе которых были Китадзава, Иппэй Окамото, Сако Сисидо и Ютака Ассо, посетила США, где на тот момент проходил подъём индустрии комиксов[17][18]. В связи с этим манга того времени имела большое сходство с западными комиксами[19]. Ключевую роль в истории манги сыграла идея издавать наиболее популярные японские комиксы в виде отдельных книг — танкобонов[16].
В 1926-м году новым императором стал Хирохито. Политическая власть начала постепенно переходить к военным деятелям. Милитаризм нашёл своё отражение в массовой культуре Японии — пропаганда «японских национальных ценностей» и воспитания патриотического духа имела место в художественных произведениях того времени[6][20]. В этот период имело место усиление политической цензуры — полиция получила право арестовывать тех художников и редакторов, чья деятельность была сочтена подрывной[18]. Мангаки были вынуждены создавать произведения на военную тематику, к сопротивлявшимся применялись различные виды наказаний[21][22]. Многие детские комиксы, создание которых финансировалось правительством, были цветными (однако в дальнейшем стала преобладать именно чёрно-белая манга)[23]. Одним из самых популярных графических произведений (и одновременно художественным символом эпохи) стала выходившая с 1931-го года детская манга Norakuro, сюжет которой повествует о псе Норакуро, проходящем службу в пародийной армии животных. В 1941 году данная манга, сочтённая «насмешкой над японской армией», была запрещена[24]. В 1943 году был опубликован фантастический комикс Kagaku senshi New York ni shutsugen su авторства Рюити Ёкоямы. В данном произведении была впервые задействована концепция «огромного боевого робота», сыгравшая одну из ключевых ролей в дальнейшем развитии как манги, так и аниме[25].
Многие писатели, как например Такаси Мураками, подчёркивают важность событий, следующих после Второй мировой войны, при этом Мураками считает, что поражение Японии в войне и последующие атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки нанесли тяжелейший удар по японскому художественному сознанию, которое потеряло былую уверенность в себе и стало искать утешения в безобидных и милых рисунках, именуемых каваий[26]. Одновременно с этим Такаюми Тацуми отводит особую роль экономической и культурной транснационализации, заложившей постмодернистскую и международную культуру мультипликации, фильмографии, телевидения, музыки и других популярных искусств, и ставшей основой для развития современной манги[27].
Для Мураками и Тацуми транснационализация (или глобализация) означала преимущественно переход культурных ценностей от одной нации к другой[26][27]. В их представлении этот термин не означает ни международной корпоративной экспансии, ни международного туризма, ни трансграничных личных дружеских отношений, а используется именно для обозначения художественного, эстетического и интеллектуального обмена традициями между несколькими народами[26][27]. Примером культурной транснационализации служит создание в США серии фильмов Star Wars, по которым впоследствии японскими художниками-мангаками была создана манга, продававшаяся в дальнейшем и в Соединённых Штатах[28]. Другой пример — переход хип-хоп культуры из США в Японию[29]. Венди Вонг также видит основную роль транснационализации в современной истории манги[30].
Другие исследователи подчёркивали неразрывную связь между японскими культурными и эстетическими традициями и историей манги. В их число входили американский писатель Фредерик Л. Шодт[2][31], Кинко Ито[32] и Адам Л. Керн[33][34]. Шодт ссылался на существовавшие в XIII веке свитки с рисунками наподобие Тёдзю-дзимбуцу-гига, в которых с юмором рассказывались истории в картинках[2]. Он также подчёркивал связь между визуальными стилями укиё-э и сюнги с современной мангой[35]. До сих пор ведутся споры относительно того, являлась ли первой мангой тёдзюгига или сигисан-энги — оба манускрипта датируются одинаковым временны́м периодом. Исао Такахата, соучредитель и руководитель компании Studio Ghibli, утверждает, что между этими свитками и современной мангой никакой связи нет[36]. Так или иначе, именно эти свитки заложили основы стиля чтения справа налево, применяющегося в манге и японских книгах[37].
Шодт также отводит особо значимую роль театру камисибаи, когда странствующие артисты в своих выступлениях показывали публике рисунки[2]. Торранс отмечал схожесть современной манги с популярными романами Осаки периода 1890—1940 годов и утверждал, что создание широко распространённой литературы в период Мэйдзи и до него способствовало формированию аудиторий, готовых воспринимать слова и рисунки одновременно[38]. Связь манги с искусством дореставрационного периода отмечает также Кинко Ито, хотя, по её мнению, события послевоенной истории послужили рычагом к формированию потребительского спроса на богатую рисунками мангу, что способствовало заложению новой традиции её создания. Ито описывает, как эта традиция оказала влияние на развитие новых жанров и потребительских рынков, например «манги для девочек» (сёдзё), развитие которой происходило в конце 1960-х годов, или «комиксов для дам» (дзёсэй)[32].
Керн высказал предположение о том, что иллюстрированные книги кибёси XVIII века могут считаться первым в мире комиксом[33]. В этих рассказах, как и в современной манге, затрагиваются комедийные, сатирические и романтические темы[33]. И хотя Керн не считает, что кибёси был прямым предшественником манги, существование этого жанра, по его мнению, оказало значительное влияние на связь текста с рисунками[34]. Кроме того, Фредерик Шодт считал, что современная манга прямо произошла от кибёси и укиё-э[39]. Впервые термин «манга» был упомянут в 1798 году и означал «причудливые или импровизированные рисунки»; Керн подчёркивает, что слово предшествует более известному тогда термину «манга Хокусая», несколько десятилетий применявшемуся для обозначения произведений Кацусики Хокусая[40][41].
Чарльз Иноуэ аналогичным образом считает мангу смесью элементов слова и текста, каждый из которых впервые возник ещё до оккупации Японии Соединёнными Штатами. С его точки зрения, японские искусство изображения неразрывно связано с китайским графическим искусством, в то время как развитие словесного искусства, в частности, создание романа, было стимулировано социальными и экономическими нуждами объединённого общей письменностью населения периода Мэйдзи и довоенного периода. Оба этих элемента Иноуэ рассматривает как симбиоз в манге[42].
Таким образом, учёные рассматривают историю манги как связь с историческим и культурным прошлым, на которое впоследствии оказали существенное влияние послевоенные инновации и транснационализация.
После Второй мировой войны
Современная манга начала зарождаться в период оккупации (1945—1952) и достаточно быстро развивалась в послеоккупационные годы (1952-начало 1960-х)[43], когда ранее милитаристская и националистическая Япония начала перестройку своей политической и экономической инфраструктуры[2][44]. В послевоенные годы было основано большое количество журналов манги, в числе который Manga kurabu, VAN, Kodomo manga shimbun, Kumanbati и другие[45]. И хотя политика цензуры, введённая США, запрещала создание произведений искусства, восхваляющих войну и японский милитаризм[2], она не распространялась на иные публикации, в том числе и на мангу. Кроме того, Конституция Японии (статья 21) запрещала любые формы цензуры[46], а американцы предоставили японским художникам больше свободы, чем было ранее[45]. Как результат, в этот период начался рост творческой активности[2]. Произошло становление манги как формы искусства, которое предназначалось как для детей, так и для взрослых[47]. При этом во многих журналах манги открыто публиковались карикатуры на членов императорской семьи[45]. Именно тогда были созданы две серии манги, которые оказали значительное влияние на всю будущую историю манги. Первая манга была создана Осаму Тэдзукой, который считается основателем современной японской манги[45], и называлась Mighty Atom (в США известна как Astro Boy), вторая манга — Sazae-san авторства Матико Хасэгавы[43].
Астробой — робот, наделённый огромными способностями, и одновременно с этим наивный маленький мальчик[48]. Тэдзука никогда не рассказывал ни о том, почему у его героя настолько развито общественное сознание, ни о том, какая программа смогла бы сделать робота настолько человечным[48]. Астробою присущи и совесть и человечность — они отражают японскую общительность и социально-ориентированную мужественность, сильно отличающуюся от стремления к поклонению Императору и милитаризму, присущего периоду японского империализма[48]. Серия Astro Boy быстро завоевала в Японии большую популярность (и сохраняет её по сей день), Астробой стал символом и героем нового мира, стремящимся к отрешению от войны, о чём также говорит статья 9 Японской Конституции[46][48]. Схожие темы фигурируют в работах Тэдзуки New World и Metropolis[2][48]. Успех этой манги способствовал созданию и других произведений на аналогичную тему. Так, например, мангакой Мицутэру Ёкоямой была нарисована манга Tetsujin 28-go, повествующая о фантастическом японском роботе[49].
Мангу Sazae-san в 1946 году начала рисовать молодая мангака Матико Хасэгава, сделавшая свою героиню похожей на миллионы людей, после войны оставшихся без крова[2][50]. Садзаэ-сан живёт нелёгкой жизнью, однако она, как и Астробой, очень человечна и глубоко вовлечена в жизнь своей большой семьи. Она также очень сильная личность, что противоположно традиционному для Японии принципу женской мягкости и послушания; она придерживается принципа «хорошая жена, мудрая мать» («рёсаи кэнбо», りょうさいけんぼ; 良妻賢母)[51][52][53]. Садзаэ-сан бодра и способна быстро восстанавливать силы[50][54], Хаяо Каваи называет такой тип «стойкой женщиной»[55]. Манга в формате ёнкомы впервые начала публиковаться в издании «Асахи симбун» в 1946 году, а завершилась публикация в 1974 году. Продажи манги Sazae-san составили более 62 млн. копий ко второй половине XX века[56], сама манга стала одним из наиболее популярных произведений в Японии, а снятое по её мотивам аниме — одним из длиннейших японских анимационных телесериалов[43][57].
Тэдзука и Хасэгава стали инноваторами в плане стилистики рисования. «Кинематографичная» техника Тэдзуки характеризовалась тем, что кадры манги во многом напоминали кадры фильма[58] — изображение деталей быстрого действия граничит с медленным переходом, а далёкое расстояние быстро сменяется крупным планом[2]. Для имитации движущихся изображений Тэдзука объединял расположение кадров под скорость просмотра. При создании манги, как и при создании фильма, автором произведения считался человек, определявший взаимное распределение кадров, а рисование изображений в большинстве случаев осуществлялось ассистентами. Этот стиль визуальной динамики был позднее перенят многими мангаками[2]. Сосредоточение на темах повседневной жизни и женского опыта, отражённое в работе Хасэгавы, впоследствии стало одним из атрибутов сёдзё-манги[50][54][59].
В период между 1950 и 1969 годами читательские аудитории постоянно росли, и началось становление двух основных жанров манги: сёнэн (манга для мальчиков) и сёдзё (манга для девочек)[2][60][61]. С 1969 года сёдзё-манга рисовалась преимущественно взрослыми мужчинами для молодых читательниц[2][62].
Двумя наиболее популярными сёдзё-мангами того периода были работа Тэдзуки Ribon no Kishi (Princess Knight или Knight in Ribbons) и манга Мицутэру Ёкоямы Mahōtsukai Sarii (Ведьма Салли)[2]. В Ribon no Kishi повествуется о приключениях принцессы Сапфир, которая с рождения получила две души (женскую и мужскую) и научилась прекрасно орудовать шпагой[2]. Салли, главная героиня Mahōtsukai Sarii — маленькая принцесса, которая прибыла на Землю из магического мира. Она ходит в школу и с помощью магии делает добрые дела для своих друзей и одноклассников[63]. Манга Mahōtsukai Sarii была создана под влиянием американского ситкома Bewitched[64], однако в отличие от Саманты, главной героини Bewitched уже в зрелом возрасте, Салли — обычная девочка-подросток, которая взрослеет и учится брать на себя ответственность приближающейся взрослой жизни. Благодаря Mahōtsukai Sarii был создан поджанр махо-сёдзё («девочка-волшебница»), впоследствии приобретший популярность[63].
Сёдзё-манга
В 1969 году был сформирован коллектив женщин-мангак Союз 24 года[65][66]. В группу входили Хагио Мото, Риёко Икэда, Юмико Осима, Кэйко Такэмия и Рёко Ямагиси; группа считалась первым коллективом женщин, начавших рисовать мангу[2][50]. После этого основными создателями сёдзё-манги становились мангаки-женщины[2][60][62].
В 1971 году Икэда начала работу над ставшей впоследствии популярной мангой Berusaiyu no Bara (The Rose of Versailles), действие которой разворачивается в дореволюционной Франции. Сюжет повествует о женщине по имени Оскар, которая стала капитаном гвардии Марии-Антуанетты[2][50][67][68]. В конце Оскар погибает во время штурма Бастилии. Данное произведение оказало значительное влияние на эстетику и идеологию всей созданной в дальнейшем сёдзё-манги[69]. В 1975 году была создана история в жанре научной фантастики They Were Eleven, чья главная героиня — кадет космической академии будущего[70].
Женщины из группы «Союз 24 года» также внесли значительные стилистические инновации. История фокусируется на внутреннем опыте и чувствах главной героини, а сама сёдзё-манга выступает как «поэма в картинках»[71]. Присутствуют изящные и сложные рисунки, при этом границы кадров часто убираются[2][50][60][62][72]. Все данные нововведения — сильная и независимая героиня, интенсивная общая эмоциональность произведения и тонкий дизайн рисунка — до сих пор являются основными характеристиками сёдзё-манги[59][67].
1975-настоящее время
В последующие десятилетия (1975-настоящее время) одновременно с развитием сёдзё-манги стали появляться её поджанры[73]. Основными среди них стали романтика, супергероини и «дамские комиксы» (аналогичные названия рэдису レディース, рэдикоми レヂィーコミ и дзёсэй じょせい (女性)); во многом эти поджанры пересекались[31][50].
В современной романтической сёдзё-манге основной темой является любовь, а способ повествования в подобных произведениях обычно отличается сильной эмоциональностью[74]. Японский критик аниме и манги Эри Идзава определяет романтический жанр как символизирующий «эмоциональное, великое и эпическое; чувство героизма, фантастические приключения и меланхолия; страстная любовь, внутренняя борьба и вечное стремление», которые сливаются в один яркий, индивидуальный и страстный рассказ, заключённый в кадры манги[75]. Эти истории порой довольно длинны и часто в них проходит грань между притворной и настоящей любовью, а действие обычно развивается в запутанном мире[60][74][76]. Тема взросления имеет место как в сёдзё- так и в сёнэн-манге[77][78].
В романе воспитания главный герой в своём развитии обычно проходит через опыт несчастья и конфликта[78]; подобное явление встречается и в сёдзё-манге. Например, манга Peach Girl автора Мивы Уэды[79][80], Mars Фуюми Сорё[81]. Примеры более зрелых произведений: Happy Mania Моёко Анно[62][82], Tramps Like Us Яёй Огавы и Nana Ай Ядзавы[83][84]. В некоторых произведениях сёдзё юная героиня попадает в чужой мир, где знакомится с окружающими и старается выжить (They Were Eleven Хагио Мото[85], From Far Away Кёко Хикавы[86] и The World Exists For Me Тихо Сайто[87]).
Также в сюжетах сёдзё-манги встречаются ситуации, когда протагонист встречается с необычными или странными людьми и явлениями, как например в манге Fruits Basket Такаи Нацуки[88], которая приобрела популярность в США[89]. Главная героиня Тору остаётся жить в лесном доме вместе с людьми, которые превращаются в животных из китайского зодиака. В манге Crescent Moon героиня Махиру встречается с группой сверхъестественных существ и в конце концов узнаёт, что тоже обладает сверхспособностями[90].
С появлением в сёдзё-манге историй о супергероинях начали ломаться традиционные устои о женской покорности[31][60]. Манга Sailor Moon Наоко Такэути — длинная история о группе молодых девушек, которые одновременно героические и интроспективные, энергичные и эмоциональные, покорные и амбициозные[91][92]. Подобная комбинация оказалась чрезвычайно успешной, и манга и аниме о Сейлор Мун приобрели международную популярность[91][93]. Ещё один пример истории о супергероинях — манга группы CLAMP Magic Knight Rayearth, главные героини которой оказываются в мире Сефиро и становятся магическими воинами, спасающими Сефиро от внутренних и внешних врагов[94].
В произведениях о супергероинях довольно распространено понятие сэнтай, применяемое для обозначения команды девушек, например Сейлор воины из Sailor Moon, Рыцари магии из Magic Knight Rayearth, команда Мяу Мяу из Tokyo Mew Mew[95]. На сегодняшний день шаблон темы о супергероинях широко применяется и становится объектом пародий (Wedding Peach[96] и Hyper Rune[97]); распространён также жанр бисёдзё (Galaxy Angel[98]).
В середине 1980-х годов и в дальнейшем начал становление поджанр сёдзё-манги, предназначенной для молодых женщин[73]. Этот поджанр «дамских комиксов» («дзёсэй» или «рэдису») затрагивал темы молодого возраста: работу, эмоции, проблемы половых отношений, дружеские (а иногда любовные) отношения между женщинами[73][99][100][101][102].
В дзёсэй-манге сохранилась основная стилистика, ранее применявшаяся в сёдзё-манге, но теперь рассказ предназначался для уже взрослых женщин[103]. Зачастую открыто показывались сексуальные отношения, являвшиеся частью сложного рассказа, где сексуальное удовольствие сопряжено с эмоциональным переживанием[31][99][100]. В качестве примеров выступают Luminous Girls Рё Рамии[104], Kinpeibai Масако Ватанабэ[105] и работы Сюнгису Утиды[106]. Также в дзёсэй-манге могут иметь место сексуальные отношения между женщинами (юри)[107], что отражено в работах Эрики Сакурадзавы[108], Эбинэ Ямадзи[109], и Тихо Сайто[110]. Имеются и другие темы, например манга о моде (Paradise Kiss[111][112]), манга о вампирах в готическом стиле (Vampire Knight[113], Cain Saga[114] и DOLL[115]), а также различные сочетания уличной моды, косплея и музыки J-Pop[116][117][118].
Сёнэн, сэйнэн и сэйдзин
Манга для мужской читательской аудитории может быть классифицирована по нескольким признакам. Одним из таковых является возрастная категория: сёнэн-манга предназначена для мальчиков младше 18 лет, а сэйнэн-манга — для мужчин в возрасте от 18 до 30 лет[119]. Кроме того, мангу можно разделить по составляющему — обычно в мужской манге присутствуют темы приключений, чёрный юмор, темы чести и иногда сексуальные отношения[120][121]. В японском языке для обозначения близких по смыслу понятий «сэйнэн» применяются разные кандзи: 青年, что означает «юноша, молодой человек», и 成年 «взрослый». Последний термин обозначает мангу с открытыми сексуальными отношениями, предназначенную для взрослых людей; существует также синоним «сэйдзин» («взрослый», 成人)[122][123]. Все три вида манги во многом схожи.
Мальчики и юноши оказались в числе ранней читательской аудитории, сформировавшейся после Второй мировой войны[124]. С 1950-х годов сёнэн-манга сконцентрировалась на темах, интересных самому обычному мальчику: научно-фантастические объекты (роботы и космические путешествия) и героические приключения[125]. В историях часто изображены испытания способностей и умений главного героя, самосовершенствование, самоконтроль, пожертвование ради долга, честная служба обществу, семье и друзьям[124][126].
Манга о супергероях наподобие Супермена, Бэтмена и Человека-паука не стала столь же популярной как жанр «сёнэн»[124]. Исключением была работа Кии Асамии Batman: Child of Dreams, изданная в США компанией DC Comics и в Японии Kodansha. Тем не менее, герои-одиночки фигурируют в работах Golgo 13 и Lone Wolf and Cub. В Golgo 13 главным героем является убийца, посвятивший себя служению миру во всём мире и другим социальным целям[127]. Огами Итто, мечник из Lone Wolf and Cub — вдовец, воспитывающий сына Дайгоро и желающий отомстить убийцам своей жены. Герои обеих манг — обычные люди, не обладающие сверхспособностями. В обеих историях разворачивается «путешествие в сердца и разумы героев», раскрывается их психология и мотивация[128].
Во многих произведениях сёнэн-манги затрагиваются темы научной фантастики и технологий. К ранним примерам манги о роботах можно отнести Astro Boy и Doraemon — мангу о коте-роботе и его хозяине[129]. Тема роботов широко развивалась, начиная с работы Мицутэру Ёкоямы Tetsujin 28-go до более сложных сюжетных линий, в которых протагонист должен не просто уничтожить врагов, но и преодолеть себя и научиться управлять и взаимодействовать со своим роботом[130]. Так, в работе Neon Genesis Evangelion главный герой Синдзи противодействует не только врагам, но и собственному отцу, а в Vision of Escaflowne Вану, ведущему войну против империи Дорнкирк, приходится столкнуться со смешанными чувствами к Хитоми.
Другой популярной темой в сёнэн-манге является спорт[124]. В этих историях подчёркивается самодисциплина; в манге часто изображены не только захватывающие спортивные соревнования, но и личные качества главного героя, которые нужны ему для преодоления своего предела и достижения успеха[124]. Тема спорта затрагивается в Tomorrow's Joe[131], One-Pound Gospel и Slam Dunk[132].
В приключенческих сюжетах как сёнэн- так и сёдзё-манги часто присутствуют сверхъестественные сеттинги, где главный герой сталкивается с испытаниями. Периодически он терпит неудачу, например в Death Note главный герой Лайт Ягами получает книгу синигами, которая убивает любого, чьё имя в ней будет записано. Другой пример — манга The Demon Ororon, главный герой которой отказывается от правления Адом, чтобы жить на земле простым смертным. Иногда главный герой сам обладает сверхспособностями, либо сражается с персонажами, обладающими таковыми: Хеллсинг, Fullmetal Alchemist, Flame of Recca и Блич.
Истории о войне в современном мире (или о Второй мировой войне) остаются под подозрением в прославлении истории Японской империи[124] и не нашли отражения в сёнэн-манге[124]. Тем не менее, истории о фантастических или исторических войнах не подверглись запрету, и манга о героических воинах и мастерах боевых искусств стала очень популярной[124]. Причём в некоторых подобных произведениях присутствует драматический сюжет, например в The Legend of Kamui и Rurouni Kenshin; а в других имеются юмористические элементы, как в Dragon Ball.
Хотя истории о современной войне и существуют, в них в большей степени затрагиваются психологические и моральные проблемы войны[124]. К таким историям относятся Who Fighter (пересказ повести Сердце тьмы Джозефа Конрада о японском полковнике, предавшем свою страну), The Silent Service (о японской ядерной субмарине) и Apocalypse Meow (о войне во Вьетнаме, повествование ведётся от лица животного). Другие манги в жанре боевика обычно содержат сюжеты о криминальных или шпионских организациях, которым противостоит главный герой: City Hunter, Fist of the North Star, From Eroica with Love (в которой объединены приключения, боевик и юмор).
По мнению критиков манги Кодзи Айхары и Кэнтаро Такэкумы[133], подобные истории о сражениях бесконечно повторяют одну и ту же тему бессмысленной жестокости, которую они язвительно обозначают «Shonen Manga Plot Shish Kebob»[134]. Другие специалисты предполагают, что изображение сражений и жестокости в комиксах служит своеобразным «выходом для отрицательных эмоций»[135]. Военные истории являются объектом пародий, одной из которых выступает комедия Sgt. Frog об отряде пришельцев-лягушек, которые вторглись на Землю и в конечном итоге поселились в семье Хинаты[136].
Роль женщин в мангах для мужчин
В ранней сёнэн-манге главные роли принадлежали мальчикам и мужчинам, женщинам отводились в основном роли сестёр, матерей и подруг. В манге Киборг 009 присутствует только одна девушка-киборг. В более поздних мангах женщины практически отсутствуют, к таковым относятся Baki the Grappler Итагаки Кэйсукэ и Sand Land Акиры Ториямы. Однако, начиная с 1980-х годов женщины стали играть более значительные роли в сёнэн-манге, как например в работе Ториямы Dr. Slump, чья главная героиня — мощный, но в то же время озорной робот.
В дальнейшем роль женщин в манге для мужчин существенно изменилась. Стала применяться стилистика бисёдзё[137]. В большинстве случаев женщина является объектом эмоциональной привязанности главного героя, например Верданди из Oh My Goddess! и Шао-линь из Guardian Angel Getten[138]. В других историях главного героя окружают несколько женщин: Negima!: Magister Negi Magi и Hanaukyo Maid Team[139]. Главному герою не всегда удаётся сформировать романтические отношения с девушкой (Shadow Lady), в противоположных случаях может быть показана (или подразумеваться) сексуальная активность пары, как в Outlanders[140]. Первоначально наивный и незрелый герой взрослеет и учится отношениям с женщинами: Ёта из Video Girl Ai, Макото из Futari Ecchi[141][142]. В сэйдзин-манге половые отношения считаются само собой разумеющимися и изображены открыто, например в работах Тосики Юй[143] или в Were-Slut и Slut Girl[144].
Тяжело вооружённые женщины-воины («сэнто бисёдзё») — ещё один класс женщин, присутствующий в манге для мужчин[145]. Иногда сэнто бисёдзё являются киборгами, как Алита из Battle Angel Alita, Мотоко Кусанаги из Ghost in the Shell или Тисэ из Saikano; другие — обычными людьми: Аттим из Seraphic Feather, Калура из Drakuun и Фалис из Murder Princess[146].
В начале 1990-х годов в связи с послаблением цензуры в Японии в манге получили широкое распространение открытые сексуальные темы, не подвергнутые цензуре и в английских переводах[123]. Спектр варьировался от частичного изображения обнажённых тел до открытого показа половых актов, подчас изображались сексуальное рабство и садомазохизм, зоофилия, инцест и изнасилование[147]. В некоторых случаях темы изнасилования и убийства выступали на первый план, как в Уроцукикодзи[148] и Blue Catalyst[149]. Однако в большинстве случаев подобные темы не являются основными[123][150].
Гэкига
Слово «гэкига» (яп. 劇画, рус. «драматические картинки») применяется для обозначения реалистических изображений в манге[151][152]. Изображения гэкиги рисуются в эмоционально чёрных тонах, они очень реалистичны, иногда изображают жестокость и фокусируются на повседневной реальности, часто изображённой в неприметной форме[151][153]. Термин возник в конце 1950-х-начале 1960-х годов[151][154] (согласно мнению Марка Макуильямса — в 1957 году)[47]. Причиной возникновения данного жанра стало неудовлетворение молодых художников, например Ёсихиро Тацуми[155][156] и Такао Сайто, которые обозначали свои произведения, отличавшиеся реалистичностью рисунка и драматичностью сюжетов, именно данным термином, всё менее прибегая к понятию «манга»[47]. Примерами жанра гэкига выступают работы Chronicles of a Ninja’s Military Accomplishments[157] и Satsuma Gishiden[158]. Несмотря на популярность произведений данного жанра, высказывалось мнение, что гэкига оказывает дурное влияние на детей из-за изображения жестокости[159].
Когда социальный протест тех лет пошёл на спад, гэкига стала применяться для обозначения социально-ориентированных взрослых драм и авангардных произведений[152][156][160]. Примеры работ: Lone Wolf and Cub[161] и Akira. В 1976 году Осаму Тэдзукой была создана манга MW — серьёзная история о последствиях хранения ядовитого газа на базе военных сил США на Окинаве после Второй мировой войны[162]. Стиль гэкига и социальное сознание находят своё отражение и в современной манге, например в Ikebukuro West Gate Park (история об уличных преступлениях, изнасилованиях и жестокости)[163].
См. также
Напишите отзыв о статье "История манги"
Примечания
- ↑ 1 2 Kinsella, Sharon 2000. Adult Manga: Culture and Power in Contemporary Japanese Society. Honolulu: University of Hawai’i Press. ISBN 978-0-8248-2318-4.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 Schodt, Frederik L. 1986. Manga! Manga! The World of Japanese Comics. Tokyo: Kodansha. ISBN 978-0-87011-752-7.
- ↑ MacWilliams, 2008, p. 26.
- ↑ Иванов, 2001, с. 11.
- ↑ [anime.dvdspecial.ru/Articles/what.shtml Что такое аниме и манга?]. Проверено 19 октября 2008. [www.webcitation.org/617dYdUaJ Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
- ↑ 1 2 3 4 5 Катасонова Е.Л. Мангамания (рус.) // Восточная коллекция : журнал. — 2007. — № 2. — С. 70—81.
- ↑ MacWilliams, 2008, pp. 27—28.
- ↑ Brenner, 2007, p. 2.
- ↑ MacWilliams, 2008, pp. 28—29.
- ↑ Brenner, 2007, p. 3.
- ↑ Катасонова Е.Л. Японцы в реальном и виртуальном мирах: Очерки современной японской массовой культуры. — М.: Восточная литература РАН, 2012. — С. 61. — 357 с. — ISBN 978-5-02-036522-3.
- ↑ [www.kommersant.ru/doc.aspx?fromsearch=9ae694b5-6013-421f-840b-de7d23938136&docsid=857508 Отцы японского масскульта] // «Коммерсантъ» : Газета. — М., 2008. — № 32(3849).
- ↑ Иванов, 2001, с. 34.
- ↑ Иванов, 2001, с. 35.
- ↑ Антон Ленников. [www.animemagazine.ru/35.04/tema.php Искусство Манга. Часть 1] (2006 год). Проверено 19 октября 2008. [www.webcitation.org/617dZhjsC Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
- ↑ 1 2 Иванов, 2001, с. 38.
- ↑ Иванов, 2001, с. 37.
- ↑ 1 2 MacWilliams, 2008, p. 32.
- ↑ Choo, Kukhee. [www.questia.com/article/1G1-200723438/visual-evolution-across-the-pacific-the-influence Visual Evolution across the Pacific: The Influence of Anime and Video Games on US Film Media] (англ.) // Post Script : журнал. — 2009. — Vol. 28, no. 2.
- ↑ Иванов, 2001, с. 41.
- ↑ MacWilliams, 2008, p. 34.
- ↑ Brenner, 2007, p. 5.
- ↑ Иванов, 2001, с. 43.
- ↑ Иванов, 2001, с. 42.
- ↑ Иванов, 2001, с. 44.
- ↑ 1 2 3 Murakami Takashi. Little Boy: the Arts of Japan's Exploding Subculture. — New York: Japan Society, 2005. — ISBN 0-913304-57-3.
- ↑ 1 2 3 Tatsumi Takayumi. Full Metal Apache: Transactions between Cyberpunk Japan and Avant-Pop America. — Durham, NC: Duke University Press, 2006. — ISBN 0-8223-3774-6.
- ↑ [www.starwars.com/eu/lit/comics/news20000105.html Phantom Goes Manga]. StarWars.com (5 января 2000). Проверено 18 сентября 2007. [web.archive.org/web/20071011120029/starwars.com/eu/lit/comics/news20000105.html Архивировано из первоисточника 11 октября 2007].
- ↑ Condry Ian. Hip-Hop Japan: Rap and the Path of Cultural Globalization. — Durham, NC: Duke University Press, 2006. — ISBN 0-8223-3892-0.
- ↑ Wong, Wendy Siuyi (2006). «[www.upress.umn.edu/Books/L/lunning_mechademia1.html Globalizing manga: From Japan to Hong Kong and beyond]». Mechademia: an Annual Forum for Anime, Manga, and the Fan Arts 1: 23–45. Проверено 2007-09-14.
- ↑ 1 2 3 4 Schodt, Frederik L. 1996. Dreamland Japan: Writings on Modern Manga. Berkeley, CA: Stone Bridge Press. ISBN 978-1-880656-23-5.
- ↑ 1 2 Ito, Kinko. 2004. «Growing up Japanese reading manga.» International Journal of Comic Art, 6:392-401.
- ↑ 1 2 3 Kern, Adam. 2006. Manga from the Floating World: Comicbook Culture and the Kibyoshi of Edo Japan. Cambridge: Harvard University Press. ISBN 0-674-02266-1.
- ↑ 1 2 Kern, Adam. 2007. «Symposium: Kibyoshi: The World’s First Comicbook?» International Journal of Comic Art, 9:1-486.
- ↑ Eisner, Will. 1985. Comics & Sequential Art. Tamarac, Fl: Poorhouse Press. ISBN 0-9614728-1-2.
- ↑ [www.animenewsnetwork.com/news/2008-01-03/yomiuri-first-manga Yomiuri Newspaper Discusses History's First Manga]. Yomiuri Shimbun. Anime News Network (3 января 2008). Проверено 20 января 2009.
- ↑ Aoki, Deb [manga.about.com/b/2007/03/25/manga-101-the-pre-history-of-japanese-comics.htm Manga 101: The Pre-History of Japanese Comics]. About.com. Проверено 16 января 2009. [www.webcitation.org/6BoJlbyp5 Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ Torrance, Richard. 2005. «Literacy and literature in Osaka, 1890—1940.» Journal of Japanese Studies, 31(1):27-60. Web version: muse.jhu.edu/login?uri=/journals/journal_of_japanese_studies/v031/31.1torrance.html Accessed 2007-09-16.
- ↑ MacWilliams, 2008, p. 28.
- ↑ Bouquillard, Jocelyn and Christophe Marquet. 2007. Hokusai: First Manga Master. New York: Abrams.
- ↑ Kern, 2006, op. cit., pp. 139—144, Figure 3.3.
- ↑ Inoue, Charles Shirō. 1996. «Pictocentrism—China as a source of Japanese modernity.» In Sumie Jones, editor. 1996. Imaging/Reading Eros. Bloomington, IN: East Asian Studies Center, Indiana University. pp. 148—152. ISBN 0-9653281-0-4.
- ↑ 1 2 3 Иванов, 2001, с. 49.
- ↑ This section draws primarily on the work of Frederik Schodt (1986, 1996, 2007) and of Paul Gravett (2004). Time-lines for manga history are available in Mechademia, Gravett, and in articles by Go Tchiei 1998.
- ↑ 1 2 3 4 MacWilliams, 2008, p. 35.
- ↑ 1 2 The Japanese constitution is in the Kodansha encyclopedia «Japan: Profile of a Nation, Revised Edition» (1999, Tokyo: Kodansha) on pp. 692—715. Article 9: page 695; article 21: page 697. ISBN 4-7700-2384-7.
- ↑ 1 2 3 MacWilliams, 2008, p. 36.
- ↑ 1 2 3 4 5 Schodt Frederik L. The Astro Boy Essays: Osamu Tezuka, Mighty Atom, and the Manga/Anime Revolution. — Berkeley, CA: Stone Bridge Press, 2007. — ISBN 978-1-933330-54-9.
- ↑ Gilson, Mark. A Brief History of Japanese Robophilia (англ.) // Leonardo : журнал. — The MIT Press, 1998. — Vol. 31, no. 5. — P. 367-369.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Gravett, Paul. 2004. Manga: Sixty Years of Japanese Comics. NY: Harper Design. ISBN 1-85669-391-0. p. 8.
- ↑ Uno, Kathleen S. 1993. «The death of 'Good Wife, Wise Mother'.» In: Andrew Gordon (editor) Postwar Japan as History. Berkeley, CA: University of California. pp. 293—322. ISBN 0-520-07475-0.
- ↑ Ohinata, Masami 1995 «The mystique of motherhood: A key to understanding social change and family problems in Japan.» In: Kumiko Fujimura-Fanselow and Atsuko Kameda (editors) Japanese Women: New Feminist Perspectives on the Past, Present, and Future. New York: The Feminist Press at The City University of New York. pp. 199—211. ISBN 978-1-55861-094-1.
- ↑ Yoshizumi, Kyoko 1995 «Marriage and family: Past and present.» In: Kumiko Fujimura-Fanselow and Atsuko Kameda (editors) Japanese Women: New Feminist Perspectives on the Past, Present, and Future. New York: The Feminist Press at The City University of New York. pp. 183—197. ISBN 978-1-55861-094-1.
- ↑ 1 2 Lee, William (2000). «From Sazae-san to Crayon Shin-Chan.» In: Timothy J. Craig (editor) Japan Pop!: Inside the World of Japanese Popular Culture. Armonk, NY: M.E. Sharpe. ISBN 978-0-7656-0561-0.
- ↑ Kawai, Hayao. 1996. The Japanese Psyche: Major Motifs in the Fairy Tales of Japan. Woodstock, CT: Spring Publications. Chapter 7, pp. 125—142.
- ↑ Hasegawa Machiko. Forward // The Wonderful World of Sazae-San. — Tokyo: Kodansha International (JPN), 1997. — ISBN 978-4-7700-2075-8.
- ↑ MacWilliams, 2008, p. 3.
- ↑ Иванов, 2001, с. 50.
- ↑ 1 2 Sanchez, Frank (1997—2003). «Hist 102: History of Manga.» www.animeinfo.org/animeu/hist102.html. AnimeInfo. Accessed on 2007-09-11.
- ↑ 1 2 3 4 5 Toku, Masami, editor. 2005. «Shojo Manga: Girl Power!» Chico, CA: Flume Press/California State University Press. ISBN 1-886226-10-5. See also www.csuchico.edu/pub/cs/spring_06/feature_03.html. Accessed 2007-09-22.
- ↑ Иванов, 2001, с. 51.
- ↑ 1 2 3 4 Thorn, Matt (July–September 2001). «[matt-thorn.com/shoujo_manga/japan_quarterly/index.html Shôjo Manga—Something for the Girls]». The Japan Quarterly 48 (3). Проверено 2007-09-22.
- ↑ 1 2 Yoshida, Kaori (2002). «[journals2.iranscience.net:800/mcel.pacificu.edu/mcel.pacificu.edu/aspac/home/papers/scholars/yoshida/yoshida.php3 Evolution of Female Heroes: Carnival Mode of Gender Representation in Anime]» (Western Washington University). Проверено 2007-09-22.
- ↑ Johnson, Melissa [www.fpsmagazine.com/feature/060627magicalgirls.php Bewitched by Magical Girls]. FPS Magazine (27 июня 2006). Проверено 22 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJmASyA Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ Gravett, 2004, op. cit., pp.78-80.
- ↑ Lent, 2001, op. cit., pp. 9-10.
- ↑ 1 2 Tchiei, Go [www.dnp.co.jp/museum/nmp/nmp_i/articles/manga/manga6-1.html Shojo Manga: A Unique Genre](недоступная ссылка — история) (1998). Проверено 22 сентября 2007. [web.archive.org/19990819025446/www.dnp.co.jp/museum/nmp/nmp_i/articles/manga/manga6-1.html Архивировано из первоисточника 19 августа 1999].
- ↑ Shamoon, Deborah. 2007. «Revolutionary romance: The Rose of Versailles and the transformation of shojo manga.» Mechademia: An Annual Forum for Anime, Manga, and Fan Arts. 2:3-17.
- ↑ Иванов, 2001, с. 80.
- ↑ Hagio Moto 1975/1996 «They Were Eleven.» In: Matt Thorn (editor) Four Shojo Stories. San Francisco: Viz Media. ISBN 1-56931-055-6. Original story published 1975; U.S. edition 1996.
- ↑ Schodt, 1986, op. cit., p 88.
- ↑ McCloud, Scott. 1993. Understanding Comics. New York: Paradox Press. pp. 77-82.
- ↑ 1 2 3 Ōgi, Fusami 2004. «Female subjectivity and shōjo (girls) manga (Japanese comics): shōjo in Ladies' Comics and Young Ladies' Comics.» Journal of Popular Culture, 36(4):780-803.
- ↑ 1 2 Drazen, Patrick 2003. Anime Explosion!: the What? Why? & Wow! of Japanese Animation. Berkeley, CA: Stone Bridge.
- ↑ Izawa, Eri 2000 ."[www.mit.edu/afs/athena.mit.edu/user/r/e/rei/WWW/manga-romanticism.html The romantic, passionate Japanese in anime: A look at the hidden Japanese soul]." In: Timothy J. Craig (editor) Japan Pop! Inside the World of Japanese Popular Culture. Armonk, NY: M.E. Sharpe. pp. 138—153. ISBN 978-0-7656-0561-0. Accessed 2007-09-23.
- ↑ Schodt, 1996, op. cit., p. 14.
- ↑ «The transformation into a superhero is in fact an allegory of becoming an adult.» From Graillat, Ludovic 2006—2007 «[www.refractory.unimelb.edu.au/journalissues/vol10/graillat.html America vs. Japan: the Influence of American Comics on Manga].» Refractory: A Journal of Entertainment Media, volume 10. Accessed 2007-09-23. Literally, in German, bildungs = education and roman = novel, hence a novel about the education of the protagonist in «the ways of the world.»
- ↑ 1 2 Moretti, Franco 1987. The Way of the World: The Bildungsroman in European Culture. London: Verso. ISBN 1-85984-298-4.
- ↑ Beveridge, Chris [www.animeondvd.com/reviews2/disc_reviews/6116.php Peach Girl Vol. #1 (also w/box) (of 6)]. Anime on DVD (14 мая 2007). Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJmhWRz Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ [www.tokyopop.com/product/1041 Peach Girl Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJnpAK1 Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ [www.tokyopop.com/product/1029 MARS Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJpZuaX Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ [www.tokyopop.com/product/1115 Happy Mania Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJqhA1p Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ Aoki, Deb [manga.about.com/od/mangatitlesaz/p/nanaprofile.htm Nana by Ai Yazawa - Series Profile and Story Summary]. About.com. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJrmBPC Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ Bertschy, Zac [www.animenewsnetwork.com/review/nana-gn-1 NANA G.novel 1]. Anime News Network (26 декабря 2005). Проверено 26 сентября 2007.
- ↑ Randall, Bill [www.tcj.com/252/e_hagio.html Three By Moto Hagio]. The Comics Journal. Проверено 26 сентября 2007. [web.archive.org/web/20070808055442/www.tcj.com/252/e_hagio.html Архивировано из первоисточника 8 августа 2007].
- ↑ King, Patrick [www.animefringe.com/magazine/2005/03/review/06.php From Far Away Vol. 2]. Anime Fringe. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJsGLl4 Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ [www.tokyopop.com/product/1477/TheWorldExistsforMe/2.html The World Exists for Me Volume 2]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJsj1YS Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ [www.tokyopop.com/product/1194/FruitsBasket/1.html Fruits Basket Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJtrtrr Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ «Top 50 Manga Properties for Spring 2007: Fruits Basket.» ICv2 Guide to Manga, Number 45, pp. 6, 8.
- ↑ [www.tokyopop.com/product/1244 Crescent Moon Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJugusR Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ 1 2 Allison, Anne 2000. «Sailor Moon: Japanese superheroes for global girls.» In: Timothy J. Craig (editor) Japan Pop! Inside the World of Japanese Popular Culture. Armonk, NY: M.E. Sharpe. pp. 259—278. ISBN 978-0-7656-0561-0.
- ↑ Grigsby, Mary 1999 «The social production of gender as reflected in two Japanese culture industry products: Sailormoon and Crayon Shinchan.» In: John A. Lent, editor Themes and Issues in Asian Cartooning: Cute, Cheap, Mad, and Sexy. Bowling Green, OH: Bowling Green State University Popular Press. pp. 183—210. ISBN 0-87972-780-2.
- ↑ Schodt, 1996, op. cit., p 92.
- ↑ [www.tokyopop.com/product/1017/MagicKnightRayearthI/ Magic Knight Rayearth I Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJvm8Dg Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ [www.tokyopop.com/shop/1114/TokyoMewMew/1.html Tokyo Mew Mew Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJwnl15 Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ [www.viz.com/products/products.php?series_id=198 Wedding Peach]. Viz Media. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJxm37Q Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ Cooper, Liann [www.animenewsnetwork.com/right-turn-only/2004-11-20 RIGHT TURN ONLY!! Sugar Rush]. Anime News Network (20 ноября 2004). Проверено 26 сентября 2007.
- ↑ [www.broccolibooks.com/books/ga/ga_index.htm Galaxy Angel]. Broccoli Books. Проверено 26 сентября 2007. [web.archive.org/web/20070707125510/www.broccolibooks.com/books/ga/ga_index.htm Архивировано из первоисточника 7 июля 2007].
- ↑ 1 2 Ito, Kinko 2002. «The world of Japanese 'Ladies Comics': From romantic fantasy to lustful perversion.» Journal of Popular Culture, 36(1):68-85.
- ↑ 1 2 Ito, Kinko 2003. «Japanese Ladies' Comics as agents of socialization: The lessons they teach.» International Journal of Comic Art, 5(2):425-436.
- ↑ Jones, Gretchen 2002. «'Ladies' Comics': Japan’s not-so-underground market in pornography for women.» U.S.-Japan Women’s Journal (English Supplement), Number 22, pp. 3-31.
- ↑ Shamoon, Deborah. 2004. «Office slut and rebel flowers: The pleasures of Japanese pornographic comics for women.» In: Linda Williams (editor) Porn Studies. Durham, NC: Duke University Press. pp. 77-103. ISBN 0-8223-3312-0.
- ↑ Schodt, 1996, op. cit., pp 124—129.
- ↑ Ryō Ramiya (no date) «Luminous Girls.» Tokyo: France Shoin Comic House. ISBN 4-8296-8201-9.
- ↑ Toku, 2005, op. cit., p. 59.
- ↑ Schodt, 1996, op. cit., pp. 173—177.
- ↑ Bando, Kishiji (no date) «[www.yuricon.org/essays/symg.html Shoujo Yuri Manga Guide].» Accessed 2007-09-23.
- ↑ Font, Dillon [www.animefringe.com/magazine/2003/12/reviews/06/ Erica Sakurazawa's Nothing But Loving You]. Anime Fringe. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJyLC4o Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
- ↑ [gaycomicslist.free.fr/pages/blogarch.php?month=2006-10 Fan translations of Ebine Yamaji's yuri mangas
- REDIRECT t:Так в источнике]. The Gay Comics List. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJynfuh Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
Литература
- Brenner, Robin E. Understanding Manga and Anime. — Greenwood Publishing Group, 2007. — 356 p. — ISBN 978-0-31-309448-4.
- MacWilliams, Mark W. Japanese Visual Culture: Explorations in the World of Manga and Anime. — M.E. Sharpe, 2008. — 352 p. — ISBN 978-0-76-561602-9.
- Иванов Б. А. Введение в японскую анимацию. — 2-е изд. — М.: Фонд развития кинематографии; РОФ «Эйзенштейновский центр исследований кинокультуры», 2001. — 396 с. — ISBN ISBN 5-901631-01-3.
Ссылки
- [www.dnp.co.jp/museum/nmp/nmp_i/articles/manga/manga1.html История манги]
- [www.touchandturn.com/hokusai/default.asp?lang=english Полная книга Хокусая]
|
Отрывок, характеризующий История манги
«7 го декабря.«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».
Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.
После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.