История манги

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

История манги берёт своё начало со свитков, датируемых XII веком. Однако являлись ли эти свитки мангой или нет, до сих пор является предметом дискуссий — специалисты считают, что именно они впервые заложили основы чтения справа налево. Другие же авторы относят истоки возникновения манги ближе к XVIII веку. Манга — это японский термин, который в общем смысле означает «комикс» или «мультипликация», дословно «причудливые наброски». Историки и писатели, занимающиеся вопросами истории манги, описывали два основных процесса, оказавших влияние на современную мангу. Их взгляды различались во временно́м отношении — одни учёные уделяли особое внимание культурным и историческим событиям, следующим после Второй мировой войны, другие описывали роль довоенного периода — периода Мэйдзи и дореставрационного периода — в японской культуре и искусстве.

Первая точка зрения подчёркивает события, происходившие во время и после оккупации Японии (1945—1952), и указывает на то, что на мангу большое влияние оказали культурные ценности Соединённых Штатов — американские комиксы, которые были привезены в Японию военнослужащими, а также изображения и темы американского телевидения, кинофильмов и мультфильмов (в частности созданных компанией Уолта Диснея)[1][2]. Согласно мнению Шерон Кинселлы, стремительно развивающееся издательское дело в послевоенной Японии способствовало формированию общества, ориентированного на потребителя, и успеха добились такие гиганты издательского дела как компания Kodansha[1].





До Второй мировой войны

Первые упоминания о создании в Японии историй в картинках относятся ещё к XII веку, когда буддийский монах Тоба (другое имя — Какую) нарисовал четыре юмористические истории, рассказывающие о животных, которые пародируют людей из высшего общества, и о буддийских монахах, нарушавших устав[3]. Эти истории представляли собой четыре бумажных свитка с рисунками тушью и подписями к ним[4]. В настоящее время они хранятся в монастыре, где жил Тоба[5]. Тобе же принадлежит идея замены картинок по ходу повествования[6]. В середине XVII в. в японском городе Оцу близ Киото распространялись изображения под названием оцу-э. Обычно они были достаточно примитивными и понятными для простых людей. Затрагиваемые в них темы часто были сатирическими, а порой и скандальными. Оцу-э были востребованы среди находящихся в округе путешественников, которые приобретали их как сувениры, хотя первоначально они предназначались в качестве амулетов[7][8]. В этот же временной период популярность среди населения Японии приобрело изобразительное искусство укиё-э, сыгравшее важную роль в развитии современной манги. Значительных успехов в нём добился художник Кацусика Хокусай. Он же ввёл в оборот термин «манга» — с 1814 по 1878 года в свет выходило его произведение под названием «манга Хокусая», насчитывающее в общей сложности 15 томов[6][9][10]. Часть историков также связывает появление манги с лубочными картинками периода Яёй[11].

Развиваясь, манга вобрала в себя традиции укиё-э и западные техники[12]. После реставрации Мэйдзи, когда японский железный занавес пал и началась модернизация Японии, в страну стали ввозиться западные комиксы[6][13], а художники начали учиться у своих иностранных коллег особенностям композиции, пропорциям, цвету — вещам, которым в укиё-э не уделялось внимания, так как смысл и идея рисунка считались более важными, нежели форма. В 1902 году начал издаваться юмористический комикс под названием Tagosaki to Makube no Toukyou kenbutsu авторства Ракутэна Китадзавы. Данное произведение, созданное по подобию американских комиксов, стало первым в Японии «сериальным» комиксом[6][14]. В период 19001940 г. манга не носила роль значимого социального явления, была скорее одним из модных увлечений молодежи[15]; в сюжетах комиксов преобладала комедия и сатира на японское общество[16]. После прихода к власти императора Тайсё мангаки стали экспериментировать с иностранными графическими стилями, а также начали обмениваться опытом с иностранными художниками. Так, например, в 1920-х годах группа японских художников, в числе которых были Китадзава, Иппэй Окамото, Сако Сисидо и Ютака Ассо, посетила США, где на тот момент проходил подъём индустрии комиксов[17][18]. В связи с этим манга того времени имела большое сходство с западными комиксами[19]. Ключевую роль в истории манги сыграла идея издавать наиболее популярные японские комиксы в виде отдельных книг — танкобонов[16].

В 1926-м году новым императором стал Хирохито. Политическая власть начала постепенно переходить к военным деятелям. Милитаризм нашёл своё отражение в массовой культуре Японии — пропаганда «японских национальных ценностей» и воспитания патриотического духа имела место в художественных произведениях того времени[6][20]. В этот период имело место усиление политической цензуры — полиция получила право арестовывать тех художников и редакторов, чья деятельность была сочтена подрывной[18]. Мангаки были вынуждены создавать произведения на военную тематику, к сопротивлявшимся применялись различные виды наказаний[21][22]. Многие детские комиксы, создание которых финансировалось правительством, были цветными (однако в дальнейшем стала преобладать именно чёрно-белая манга)[23]. Одним из самых популярных графических произведений (и одновременно художественным символом эпохи) стала выходившая с 1931-го года детская манга Norakuro, сюжет которой повествует о псе Норакуро, проходящем службу в пародийной армии животных. В 1941 году данная манга, сочтённая «насмешкой над японской армией», была запрещена[24]. В 1943 году был опубликован фантастический комикс Kagaku senshi New York ni shutsugen su авторства Рюити Ёкоямы. В данном произведении была впервые задействована концепция «огромного боевого робота», сыгравшая одну из ключевых ролей в дальнейшем развитии как манги, так и аниме[25].

Многие писатели, как например Такаси Мураками, подчёркивают важность событий, следующих после Второй мировой войны, при этом Мураками считает, что поражение Японии в войне и последующие атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки нанесли тяжелейший удар по японскому художественному сознанию, которое потеряло былую уверенность в себе и стало искать утешения в безобидных и милых рисунках, именуемых каваий[26]. Одновременно с этим Такаюми Тацуми отводит особую роль экономической и культурной транснационализации, заложившей постмодернистскую и международную культуру мультипликации, фильмографии, телевидения, музыки и других популярных искусств, и ставшей основой для развития современной манги[27].

Для Мураками и Тацуми транснационализация (или глобализация) означала преимущественно переход культурных ценностей от одной нации к другой[26][27]. В их представлении этот термин не означает ни международной корпоративной экспансии, ни международного туризма, ни трансграничных личных дружеских отношений, а используется именно для обозначения художественного, эстетического и интеллектуального обмена традициями между несколькими народами[26][27]. Примером культурной транснационализации служит создание в США серии фильмов Star Wars, по которым впоследствии японскими художниками-мангаками была создана манга, продававшаяся в дальнейшем и в Соединённых Штатах[28]. Другой пример — переход хип-хоп культуры из США в Японию[29]. Венди Вонг также видит основную роль транснационализации в современной истории манги[30].

Другие исследователи подчёркивали неразрывную связь между японскими культурными и эстетическими традициями и историей манги. В их число входили американский писатель Фредерик Л. Шодт[2][31], Кинко Ито[32] и Адам Л. Керн[33][34]. Шодт ссылался на существовавшие в XIII веке свитки с рисунками наподобие Тёдзю-дзимбуцу-гига, в которых с юмором рассказывались истории в картинках[2]. Он также подчёркивал связь между визуальными стилями укиё-э и сюнги с современной мангой[35]. До сих пор ведутся споры относительно того, являлась ли первой мангой тёдзюгига или сигисан-энги — оба манускрипта датируются одинаковым временны́м периодом. Исао Такахата, соучредитель и руководитель компании Studio Ghibli, утверждает, что между этими свитками и современной мангой никакой связи нет[36]. Так или иначе, именно эти свитки заложили основы стиля чтения справа налево, применяющегося в манге и японских книгах[37].

Шодт также отводит особо значимую роль театру камисибаи, когда странствующие артисты в своих выступлениях показывали публике рисунки[2]. Торранс отмечал схожесть современной манги с популярными романами Осаки периода 1890—1940 годов и утверждал, что создание широко распространённой литературы в период Мэйдзи и до него способствовало формированию аудиторий, готовых воспринимать слова и рисунки одновременно[38]. Связь манги с искусством дореставрационного периода отмечает также Кинко Ито, хотя, по её мнению, события послевоенной истории послужили рычагом к формированию потребительского спроса на богатую рисунками мангу, что способствовало заложению новой традиции её создания. Ито описывает, как эта традиция оказала влияние на развитие новых жанров и потребительских рынков, например «манги для девочек» (сёдзё), развитие которой происходило в конце 1960-х годов, или «комиксов для дам» (дзёсэй)[32].

Керн высказал предположение о том, что иллюстрированные книги кибёси XVIII века могут считаться первым в мире комиксом[33]. В этих рассказах, как и в современной манге, затрагиваются комедийные, сатирические и романтические темы[33]. И хотя Керн не считает, что кибёси был прямым предшественником манги, существование этого жанра, по его мнению, оказало значительное влияние на связь текста с рисунками[34]. Кроме того, Фредерик Шодт считал, что современная манга прямо произошла от кибёси и укиё-э[39]. Впервые термин «манга» был упомянут в 1798 году и означал «причудливые или импровизированные рисунки»; Керн подчёркивает, что слово предшествует более известному тогда термину «манга Хокусая», несколько десятилетий применявшемуся для обозначения произведений Кацусики Хокусая[40][41].

Чарльз Иноуэ аналогичным образом считает мангу смесью элементов слова и текста, каждый из которых впервые возник ещё до оккупации Японии Соединёнными Штатами. С его точки зрения, японские искусство изображения неразрывно связано с китайским графическим искусством, в то время как развитие словесного искусства, в частности, создание романа, было стимулировано социальными и экономическими нуждами объединённого общей письменностью населения периода Мэйдзи и довоенного периода. Оба этих элемента Иноуэ рассматривает как симбиоз в манге[42].

Таким образом, учёные рассматривают историю манги как связь с историческим и культурным прошлым, на которое впоследствии оказали существенное влияние послевоенные инновации и транснационализация.

После Второй мировой войны

Современная манга начала зарождаться в период оккупации (1945—1952) и достаточно быстро развивалась в послеоккупационные годы (1952-начало 1960-х)[43], когда ранее милитаристская и националистическая Япония начала перестройку своей политической и экономической инфраструктуры[2][44]. В послевоенные годы было основано большое количество журналов манги, в числе который Manga kurabu, VAN, Kodomo manga shimbun, Kumanbati и другие[45]. И хотя политика цензуры, введённая США, запрещала создание произведений искусства, восхваляющих войну и японский милитаризм[2], она не распространялась на иные публикации, в том числе и на мангу. Кроме того, Конституция Японии (статья 21) запрещала любые формы цензуры[46], а американцы предоставили японским художникам больше свободы, чем было ранее[45]. Как результат, в этот период начался рост творческой активности[2]. Произошло становление манги как формы искусства, которое предназначалось как для детей, так и для взрослых[47]. При этом во многих журналах манги открыто публиковались карикатуры на членов императорской семьи[45]. Именно тогда были созданы две серии манги, которые оказали значительное влияние на всю будущую историю манги. Первая манга была создана Осаму Тэдзукой, который считается основателем современной японской манги[45], и называлась Mighty Atom (в США известна как Astro Boy), вторая манга — Sazae-san авторства Матико Хасэгавы[43].

Астробой — робот, наделённый огромными способностями, и одновременно с этим наивный маленький мальчик[48]. Тэдзука никогда не рассказывал ни о том, почему у его героя настолько развито общественное сознание, ни о том, какая программа смогла бы сделать робота настолько человечным[48]. Астробою присущи и совесть и человечность — они отражают японскую общительность и социально-ориентированную мужественность, сильно отличающуюся от стремления к поклонению Императору и милитаризму, присущего периоду японского империализма[48]. Серия Astro Boy быстро завоевала в Японии большую популярность (и сохраняет её по сей день), Астробой стал символом и героем нового мира, стремящимся к отрешению от войны, о чём также говорит статья 9 Японской Конституции[46][48]. Схожие темы фигурируют в работах Тэдзуки New World и Metropolis[2][48]. Успех этой манги способствовал созданию и других произведений на аналогичную тему. Так, например, мангакой Мицутэру Ёкоямой была нарисована манга Tetsujin 28-go, повествующая о фантастическом японском роботе[49].

Мангу Sazae-san в 1946 году начала рисовать молодая мангака Матико Хасэгава, сделавшая свою героиню похожей на миллионы людей, после войны оставшихся без крова[2][50]. Садзаэ-сан живёт нелёгкой жизнью, однако она, как и Астробой, очень человечна и глубоко вовлечена в жизнь своей большой семьи. Она также очень сильная личность, что противоположно традиционному для Японии принципу женской мягкости и послушания; она придерживается принципа «хорошая жена, мудрая мать» («рёсаи кэнбо», りょうさいけんぼ; 良妻賢母)[51][52][53]. Садзаэ-сан бодра и способна быстро восстанавливать силы[50][54], Хаяо Каваи называет такой тип «стойкой женщиной»[55]. Манга в формате ёнкомы впервые начала публиковаться в издании «Асахи симбун» в 1946 году, а завершилась публикация в 1974 году. Продажи манги Sazae-san составили более 62 млн. копий ко второй половине XX века[56], сама манга стала одним из наиболее популярных произведений в Японии, а снятое по её мотивам аниме — одним из длиннейших японских анимационных телесериалов[43][57].

Тэдзука и Хасэгава стали инноваторами в плане стилистики рисования. «Кинематографичная» техника Тэдзуки характеризовалась тем, что кадры манги во многом напоминали кадры фильма[58] — изображение деталей быстрого действия граничит с медленным переходом, а далёкое расстояние быстро сменяется крупным планом[2]. Для имитации движущихся изображений Тэдзука объединял расположение кадров под скорость просмотра. При создании манги, как и при создании фильма, автором произведения считался человек, определявший взаимное распределение кадров, а рисование изображений в большинстве случаев осуществлялось ассистентами. Этот стиль визуальной динамики был позднее перенят многими мангаками[2]. Сосредоточение на темах повседневной жизни и женского опыта, отражённое в работе Хасэгавы, впоследствии стало одним из атрибутов сёдзё-манги[50][54][59].

В период между 1950 и 1969 годами читательские аудитории постоянно росли, и началось становление двух основных жанров манги: сёнэн (манга для мальчиков) и сёдзё (манга для девочек)[2][60][61]. С 1969 года сёдзё-манга рисовалась преимущественно взрослыми мужчинами для молодых читательниц[2][62].

Двумя наиболее популярными сёдзё-мангами того периода были работа Тэдзуки Ribon no Kishi (Princess Knight или Knight in Ribbons) и манга Мицутэру Ёкоямы Mahōtsukai Sarii (Ведьма Салли)[2]. В Ribon no Kishi повествуется о приключениях принцессы Сапфир, которая с рождения получила две души (женскую и мужскую) и научилась прекрасно орудовать шпагой[2]. Салли, главная героиня Mahōtsukai Sarii — маленькая принцесса, которая прибыла на Землю из магического мира. Она ходит в школу и с помощью магии делает добрые дела для своих друзей и одноклассников[63]. Манга Mahōtsukai Sarii была создана под влиянием американского ситкома Bewitched[64], однако в отличие от Саманты, главной героини Bewitched уже в зрелом возрасте, Салли — обычная девочка-подросток, которая взрослеет и учится брать на себя ответственность приближающейся взрослой жизни. Благодаря Mahōtsukai Sarii был создан поджанр махо-сёдзё («девочка-волшебница»), впоследствии приобретший популярность[63].

Сёдзё-манга

В 1969 году был сформирован коллектив женщин-мангак Союз 24 года[65][66]. В группу входили Хагио Мото, Риёко Икэда, Юмико Осима, Кэйко Такэмия и Рёко Ямагиси; группа считалась первым коллективом женщин, начавших рисовать мангу[2][50]. После этого основными создателями сёдзё-манги становились мангаки-женщины[2][60][62].

В 1971 году Икэда начала работу над ставшей впоследствии популярной мангой Berusaiyu no Bara (The Rose of Versailles), действие которой разворачивается в дореволюционной Франции. Сюжет повествует о женщине по имени Оскар, которая стала капитаном гвардии Марии-Антуанетты[2][50][67][68]. В конце Оскар погибает во время штурма Бастилии. Данное произведение оказало значительное влияние на эстетику и идеологию всей созданной в дальнейшем сёдзё-манги[69]. В 1975 году была создана история в жанре научной фантастики They Were Eleven, чья главная героиня — кадет космической академии будущего[70].

Женщины из группы «Союз 24 года» также внесли значительные стилистические инновации. История фокусируется на внутреннем опыте и чувствах главной героини, а сама сёдзё-манга выступает как «поэма в картинках»[71]. Присутствуют изящные и сложные рисунки, при этом границы кадров часто убираются[2][50][60][62][72]. Все данные нововведения — сильная и независимая героиня, интенсивная общая эмоциональность произведения и тонкий дизайн рисунка — до сих пор являются основными характеристиками сёдзё-манги[59][67].

1975-настоящее время

В последующие десятилетия (1975-настоящее время) одновременно с развитием сёдзё-манги стали появляться её поджанры[73]. Основными среди них стали романтика, супергероини и «дамские комиксы» (аналогичные названия рэдису レディース, рэдикоми レヂィーコミ и дзёсэй じょせい (女性)); во многом эти поджанры пересекались[31][50].

В современной романтической сёдзё-манге основной темой является любовь, а способ повествования в подобных произведениях обычно отличается сильной эмоциональностью[74]. Японский критик аниме и манги Эри Идзава определяет романтический жанр как символизирующий «эмоциональное, великое и эпическое; чувство героизма, фантастические приключения и меланхолия; страстная любовь, внутренняя борьба и вечное стремление», которые сливаются в один яркий, индивидуальный и страстный рассказ, заключённый в кадры манги[75]. Эти истории порой довольно длинны и часто в них проходит грань между притворной и настоящей любовью, а действие обычно развивается в запутанном мире[60][74][76]. Тема взросления имеет место как в сёдзё- так и в сёнэн-манге[77][78].

В романе воспитания главный герой в своём развитии обычно проходит через опыт несчастья и конфликта[78]; подобное явление встречается и в сёдзё-манге. Например, манга Peach Girl автора Мивы Уэды[79][80], Mars Фуюми Сорё[81]. Примеры более зрелых произведений: Happy Mania Моёко Анно[62][82], Tramps Like Us Яёй Огавы и Nana Ай Ядзавы[83][84]. В некоторых произведениях сёдзё юная героиня попадает в чужой мир, где знакомится с окружающими и старается выжить (They Were Eleven Хагио Мото[85], From Far Away Кёко Хикавы[86] и The World Exists For Me Тихо Сайто[87]).

Также в сюжетах сёдзё-манги встречаются ситуации, когда протагонист встречается с необычными или странными людьми и явлениями, как например в манге Fruits Basket Такаи Нацуки[88], которая приобрела популярность в США[89]. Главная героиня Тору остаётся жить в лесном доме вместе с людьми, которые превращаются в животных из китайского зодиака. В манге Crescent Moon героиня Махиру встречается с группой сверхъестественных существ и в конце концов узнаёт, что тоже обладает сверхспособностями[90].

С появлением в сёдзё-манге историй о супергероинях начали ломаться традиционные устои о женской покорности[31][60]. Манга Sailor Moon Наоко Такэути — длинная история о группе молодых девушек, которые одновременно героические и интроспективные, энергичные и эмоциональные, покорные и амбициозные[91][92]. Подобная комбинация оказалась чрезвычайно успешной, и манга и аниме о Сейлор Мун приобрели международную популярность[91][93]. Ещё один пример истории о супергероинях — манга группы CLAMP Magic Knight Rayearth, главные героини которой оказываются в мире Сефиро и становятся магическими воинами, спасающими Сефиро от внутренних и внешних врагов[94].

В произведениях о супергероинях довольно распространено понятие сэнтай, применяемое для обозначения команды девушек, например Сейлор воины из Sailor Moon, Рыцари магии из Magic Knight Rayearth, команда Мяу Мяу из Tokyo Mew Mew[95]. На сегодняшний день шаблон темы о супергероинях широко применяется и становится объектом пародий (Wedding Peach[96] и Hyper Rune[97]); распространён также жанр бисёдзё (Galaxy Angel[98]).

В середине 1980-х годов и в дальнейшем начал становление поджанр сёдзё-манги, предназначенной для молодых женщин[73]. Этот поджанр «дамских комиксов» («дзёсэй» или «рэдису») затрагивал темы молодого возраста: работу, эмоции, проблемы половых отношений, дружеские (а иногда любовные) отношения между женщинами[73][99][100][101][102].

В дзёсэй-манге сохранилась основная стилистика, ранее применявшаяся в сёдзё-манге, но теперь рассказ предназначался для уже взрослых женщин[103]. Зачастую открыто показывались сексуальные отношения, являвшиеся частью сложного рассказа, где сексуальное удовольствие сопряжено с эмоциональным переживанием[31][99][100]. В качестве примеров выступают Luminous Girls Рё Рамии[104], Kinpeibai Масако Ватанабэ[105] и работы Сюнгису Утиды[106]. Также в дзёсэй-манге могут иметь место сексуальные отношения между женщинами (юри)[107], что отражено в работах Эрики Сакурадзавы[108], Эбинэ Ямадзи[109], и Тихо Сайто[110]. Имеются и другие темы, например манга о моде (Paradise Kiss[111][112]), манга о вампирах в готическом стиле (Vampire Knight[113], Cain Saga[114] и DOLL[115]), а также различные сочетания уличной моды, косплея и музыки J-Pop[116][117][118].

Сёнэн, сэйнэн и сэйдзин

Манга для мужской читательской аудитории может быть классифицирована по нескольким признакам. Одним из таковых является возрастная категория: сёнэн-манга предназначена для мальчиков младше 18 лет, а сэйнэн-манга — для мужчин в возрасте от 18 до 30 лет[119]. Кроме того, мангу можно разделить по составляющему — обычно в мужской манге присутствуют темы приключений, чёрный юмор, темы чести и иногда сексуальные отношения[120][121]. В японском языке для обозначения близких по смыслу понятий «сэйнэн» применяются разные кандзи: 青年, что означает «юноша, молодой человек», и 成年 «взрослый». Последний термин обозначает мангу с открытыми сексуальными отношениями, предназначенную для взрослых людей; существует также синоним «сэйдзин» («взрослый», 成人)[122][123]. Все три вида манги во многом схожи.

Мальчики и юноши оказались в числе ранней читательской аудитории, сформировавшейся после Второй мировой войны[124]. С 1950-х годов сёнэн-манга сконцентрировалась на темах, интересных самому обычному мальчику: научно-фантастические объекты (роботы и космические путешествия) и героические приключения[125]. В историях часто изображены испытания способностей и умений главного героя, самосовершенствование, самоконтроль, пожертвование ради долга, честная служба обществу, семье и друзьям[124][126].

Манга о супергероях наподобие Супермена, Бэтмена и Человека-паука не стала столь же популярной как жанр «сёнэн»[124]. Исключением была работа Кии Асамии Batman: Child of Dreams, изданная в США компанией DC Comics и в Японии Kodansha. Тем не менее, герои-одиночки фигурируют в работах Golgo 13 и Lone Wolf and Cub. В Golgo 13 главным героем является убийца, посвятивший себя служению миру во всём мире и другим социальным целям[127]. Огами Итто, мечник из Lone Wolf and Cub — вдовец, воспитывающий сына Дайгоро и желающий отомстить убийцам своей жены. Герои обеих манг — обычные люди, не обладающие сверхспособностями. В обеих историях разворачивается «путешествие в сердца и разумы героев», раскрывается их психология и мотивация[128].

Во многих произведениях сёнэн-манги затрагиваются темы научной фантастики и технологий. К ранним примерам манги о роботах можно отнести Astro Boy и Doraemon — мангу о коте-роботе и его хозяине[129]. Тема роботов широко развивалась, начиная с работы Мицутэру Ёкоямы Tetsujin 28-go до более сложных сюжетных линий, в которых протагонист должен не просто уничтожить врагов, но и преодолеть себя и научиться управлять и взаимодействовать со своим роботом[130]. Так, в работе Neon Genesis Evangelion главный герой Синдзи противодействует не только врагам, но и собственному отцу, а в Vision of Escaflowne Вану, ведущему войну против империи Дорнкирк, приходится столкнуться со смешанными чувствами к Хитоми.

Другой популярной темой в сёнэн-манге является спорт[124]. В этих историях подчёркивается самодисциплина; в манге часто изображены не только захватывающие спортивные соревнования, но и личные качества главного героя, которые нужны ему для преодоления своего предела и достижения успеха[124]. Тема спорта затрагивается в Tomorrow's Joe[131], One-Pound Gospel и Slam Dunk[132].

В приключенческих сюжетах как сёнэн- так и сёдзё-манги часто присутствуют сверхъестественные сеттинги, где главный герой сталкивается с испытаниями. Периодически он терпит неудачу, например в Death Note главный герой Лайт Ягами получает книгу синигами, которая убивает любого, чьё имя в ней будет записано. Другой пример — манга The Demon Ororon, главный герой которой отказывается от правления Адом, чтобы жить на земле простым смертным. Иногда главный герой сам обладает сверхспособностями, либо сражается с персонажами, обладающими таковыми: Хеллсинг, Fullmetal Alchemist, Flame of Recca и Блич.

Истории о войне в современном мире (или о Второй мировой войне) остаются под подозрением в прославлении истории Японской империи[124] и не нашли отражения в сёнэн-манге[124]. Тем не менее, истории о фантастических или исторических войнах не подверглись запрету, и манга о героических воинах и мастерах боевых искусств стала очень популярной[124]. Причём в некоторых подобных произведениях присутствует драматический сюжет, например в The Legend of Kamui и Rurouni Kenshin; а в других имеются юмористические элементы, как в Dragon Ball.

Хотя истории о современной войне и существуют, в них в большей степени затрагиваются психологические и моральные проблемы войны[124]. К таким историям относятся Who Fighter (пересказ повести Сердце тьмы Джозефа Конрада о японском полковнике, предавшем свою страну), The Silent Service (о японской ядерной субмарине) и Apocalypse Meowвойне во Вьетнаме, повествование ведётся от лица животного). Другие манги в жанре боевика обычно содержат сюжеты о криминальных или шпионских организациях, которым противостоит главный герой: City Hunter, Fist of the North Star, From Eroica with Love (в которой объединены приключения, боевик и юмор).

По мнению критиков манги Кодзи Айхары и Кэнтаро Такэкумы[133], подобные истории о сражениях бесконечно повторяют одну и ту же тему бессмысленной жестокости, которую они язвительно обозначают «Shonen Manga Plot Shish Kebob»[134]. Другие специалисты предполагают, что изображение сражений и жестокости в комиксах служит своеобразным «выходом для отрицательных эмоций»[135]. Военные истории являются объектом пародий, одной из которых выступает комедия Sgt. Frog об отряде пришельцев-лягушек, которые вторглись на Землю и в конечном итоге поселились в семье Хинаты[136].

Роль женщин в мангах для мужчин

В ранней сёнэн-манге главные роли принадлежали мальчикам и мужчинам, женщинам отводились в основном роли сестёр, матерей и подруг. В манге Киборг 009 присутствует только одна девушка-киборг. В более поздних мангах женщины практически отсутствуют, к таковым относятся Baki the Grappler Итагаки Кэйсукэ и Sand Land Акиры Ториямы. Однако, начиная с 1980-х годов женщины стали играть более значительные роли в сёнэн-манге, как например в работе Ториямы Dr. Slump, чья главная героиня — мощный, но в то же время озорной робот.

В дальнейшем роль женщин в манге для мужчин существенно изменилась. Стала применяться стилистика бисёдзё[137]. В большинстве случаев женщина является объектом эмоциональной привязанности главного героя, например Верданди из Oh My Goddess! и Шао-линь из Guardian Angel Getten[138]. В других историях главного героя окружают несколько женщин: Negima!: Magister Negi Magi и Hanaukyo Maid Team[139]. Главному герою не всегда удаётся сформировать романтические отношения с девушкой (Shadow Lady), в противоположных случаях может быть показана (или подразумеваться) сексуальная активность пары, как в Outlanders[140]. Первоначально наивный и незрелый герой взрослеет и учится отношениям с женщинами: Ёта из Video Girl Ai, Макото из Futari Ecchi[141][142]. В сэйдзин-манге половые отношения считаются само собой разумеющимися и изображены открыто, например в работах Тосики Юй[143] или в Were-Slut и Slut Girl[144].

Тяжело вооружённые женщины-воины («сэнто бисёдзё») — ещё один класс женщин, присутствующий в манге для мужчин[145]. Иногда сэнто бисёдзё являются киборгами, как Алита из Battle Angel Alita, Мотоко Кусанаги из Ghost in the Shell или Тисэ из Saikano; другие — обычными людьми: Аттим из Seraphic Feather, Калура из Drakuun и Фалис из Murder Princess[146].

В начале 1990-х годов в связи с послаблением цензуры в Японии в манге получили широкое распространение открытые сексуальные темы, не подвергнутые цензуре и в английских переводах[123]. Спектр варьировался от частичного изображения обнажённых тел до открытого показа половых актов, подчас изображались сексуальное рабство и садомазохизм, зоофилия, инцест и изнасилование[147]. В некоторых случаях темы изнасилования и убийства выступали на первый план, как в Уроцукикодзи[148] и Blue Catalyst[149]. Однако в большинстве случаев подобные темы не являются основными[123][150].

Гэкига

Слово «гэкига» (яп. 劇画, рус. «драматические картинки») применяется для обозначения реалистических изображений в манге[151][152]. Изображения гэкиги рисуются в эмоционально чёрных тонах, они очень реалистичны, иногда изображают жестокость и фокусируются на повседневной реальности, часто изображённой в неприметной форме[151][153]. Термин возник в конце 1950-х-начале 1960-х годов[151][154] (согласно мнению Марка Макуильямса — в 1957 году)[47]. Причиной возникновения данного жанра стало неудовлетворение молодых художников, например Ёсихиро Тацуми[155][156] и Такао Сайто, которые обозначали свои произведения, отличавшиеся реалистичностью рисунка и драматичностью сюжетов, именно данным термином, всё менее прибегая к понятию «манга»[47]. Примерами жанра гэкига выступают работы Chronicles of a Ninja’s Military Accomplishments[157] и Satsuma Gishiden[158]. Несмотря на популярность произведений данного жанра, высказывалось мнение, что гэкига оказывает дурное влияние на детей из-за изображения жестокости[159].

Когда социальный протест тех лет пошёл на спад, гэкига стала применяться для обозначения социально-ориентированных взрослых драм и авангардных произведений[152][156][160]. Примеры работ: Lone Wolf and Cub[161] и Akira. В 1976 году Осаму Тэдзукой была создана манга MW — серьёзная история о последствиях хранения ядовитого газа на базе военных сил США на Окинаве после Второй мировой войны[162]. Стиль гэкига и социальное сознание находят своё отражение и в современной манге, например в Ikebukuro West Gate Park (история об уличных преступлениях, изнасилованиях и жестокости)[163].

См. также

Напишите отзыв о статье "История манги"

Примечания

  1. 1 2 Kinsella, Sharon 2000. Adult Manga: Culture and Power in Contemporary Japanese Society. Honolulu: University of Hawai’i Press. ISBN 978-0-8248-2318-4.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 Schodt, Frederik L. 1986. Manga! Manga! The World of Japanese Comics. Tokyo: Kodansha. ISBN 978-0-87011-752-7.
  3. MacWilliams, 2008, p. 26.
  4. Иванов, 2001, с. 11.
  5. [anime.dvdspecial.ru/Articles/what.shtml Что такое аниме и манга?]. Проверено 19 октября 2008. [www.webcitation.org/617dYdUaJ Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  6. 1 2 3 4 5 Катасонова Е.Л. Мангамания (рус.) // Восточная коллекция : журнал. — 2007. — № 2. — С. 70—81.
  7. MacWilliams, 2008, pp. 27—28.
  8. Brenner, 2007, p. 2.
  9. MacWilliams, 2008, pp. 28—29.
  10. Brenner, 2007, p. 3.
  11. Катасонова Е.Л. Японцы в реальном и виртуальном мирах: Очерки современной японской массовой культуры. — М.: Восточная литература РАН, 2012. — С. 61. — 357 с. — ISBN 978-5-02-036522-3.
  12. [www.kommersant.ru/doc.aspx?fromsearch=9ae694b5-6013-421f-840b-de7d23938136&docsid=857508 Отцы японского масскульта] // «Коммерсантъ» : Газета. — М., 2008. — № 32(3849).
  13. Иванов, 2001, с. 34.
  14. Иванов, 2001, с. 35.
  15. Антон Ленников. [www.animemagazine.ru/35.04/tema.php Искусство Манга. Часть 1] (2006 год). Проверено 19 октября 2008. [www.webcitation.org/617dZhjsC Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  16. 1 2 Иванов, 2001, с. 38.
  17. Иванов, 2001, с. 37.
  18. 1 2 MacWilliams, 2008, p. 32.
  19. Choo, Kukhee. [www.questia.com/article/1G1-200723438/visual-evolution-across-the-pacific-the-influence Visual Evolution across the Pacific: The Influence of Anime and Video Games on US Film Media] (англ.) // Post Script : журнал. — 2009. — Vol. 28, no. 2.
  20. Иванов, 2001, с. 41.
  21. MacWilliams, 2008, p. 34.
  22. Brenner, 2007, p. 5.
  23. Иванов, 2001, с. 43.
  24. Иванов, 2001, с. 42.
  25. Иванов, 2001, с. 44.
  26. 1 2 3 Murakami Takashi. Little Boy: the Arts of Japan's Exploding Subculture. — New York: Japan Society, 2005. — ISBN 0-913304-57-3.
  27. 1 2 3 Tatsumi Takayumi. Full Metal Apache: Transactions between Cyberpunk Japan and Avant-Pop America. — Durham, NC: Duke University Press, 2006. — ISBN 0-8223-3774-6.
  28. [www.starwars.com/eu/lit/comics/news20000105.html Phantom Goes Manga]. StarWars.com (5 января 2000). Проверено 18 сентября 2007. [web.archive.org/web/20071011120029/starwars.com/eu/lit/comics/news20000105.html Архивировано из первоисточника 11 октября 2007].
  29. Condry Ian. Hip-Hop Japan: Rap and the Path of Cultural Globalization. — Durham, NC: Duke University Press, 2006. — ISBN 0-8223-3892-0.
  30. Wong, Wendy Siuyi (2006). «[www.upress.umn.edu/Books/L/lunning_mechademia1.html Globalizing manga: From Japan to Hong Kong and beyond]». Mechademia: an Annual Forum for Anime, Manga, and the Fan Arts 1: 23–45. Проверено 2007-09-14.
  31. 1 2 3 4 Schodt, Frederik L. 1996. Dreamland Japan: Writings on Modern Manga. Berkeley, CA: Stone Bridge Press. ISBN 978-1-880656-23-5.
  32. 1 2 Ito, Kinko. 2004. «Growing up Japanese reading manga.» International Journal of Comic Art, 6:392-401.
  33. 1 2 3 Kern, Adam. 2006. Manga from the Floating World: Comicbook Culture and the Kibyoshi of Edo Japan. Cambridge: Harvard University Press. ISBN 0-674-02266-1.
  34. 1 2 Kern, Adam. 2007. «Symposium: Kibyoshi: The World’s First Comicbook?» International Journal of Comic Art, 9:1-486.
  35. Eisner, Will. 1985. Comics & Sequential Art. Tamarac, Fl: Poorhouse Press. ISBN 0-9614728-1-2.
  36. [www.animenewsnetwork.com/news/2008-01-03/yomiuri-first-manga Yomiuri Newspaper Discusses History's First Manga]. Yomiuri Shimbun. Anime News Network (3 января 2008). Проверено 20 января 2009.
  37. Aoki, Deb [manga.about.com/b/2007/03/25/manga-101-the-pre-history-of-japanese-comics.htm Manga 101: The Pre-History of Japanese Comics]. About.com. Проверено 16 января 2009. [www.webcitation.org/6BoJlbyp5 Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  38. Torrance, Richard. 2005. «Literacy and literature in Osaka, 1890—1940.» Journal of Japanese Studies, 31(1):27-60. Web version: muse.jhu.edu/login?uri=/journals/journal_of_japanese_studies/v031/31.1torrance.html Accessed 2007-09-16.
  39. MacWilliams, 2008, p. 28.
  40. Bouquillard, Jocelyn and Christophe Marquet. 2007. Hokusai: First Manga Master. New York: Abrams.
  41. Kern, 2006, op. cit., pp. 139—144, Figure 3.3.
  42. Inoue, Charles Shirō. 1996. «Pictocentrism—China as a source of Japanese modernity.» In Sumie Jones, editor. 1996. Imaging/Reading Eros. Bloomington, IN: East Asian Studies Center, Indiana University. pp. 148—152. ISBN 0-9653281-0-4.
  43. 1 2 3 Иванов, 2001, с. 49.
  44. This section draws primarily on the work of Frederik Schodt (1986, 1996, 2007) and of Paul Gravett (2004). Time-lines for manga history are available in Mechademia, Gravett, and in articles by Go Tchiei 1998.
  45. 1 2 3 4 MacWilliams, 2008, p. 35.
  46. 1 2 The Japanese constitution is in the Kodansha encyclopedia «Japan: Profile of a Nation, Revised Edition» (1999, Tokyo: Kodansha) on pp. 692—715. Article 9: page 695; article 21: page 697. ISBN 4-7700-2384-7.
  47. 1 2 3 MacWilliams, 2008, p. 36.
  48. 1 2 3 4 5 Schodt Frederik L. The Astro Boy Essays: Osamu Tezuka, Mighty Atom, and the Manga/Anime Revolution. — Berkeley, CA: Stone Bridge Press, 2007. — ISBN 978-1-933330-54-9.
  49. Gilson, Mark. A Brief History of Japanese Robophilia (англ.) // Leonardo : журнал. — The MIT Press, 1998. — Vol. 31, no. 5. — P. 367-369.
  50. 1 2 3 4 5 6 7 Gravett, Paul. 2004. Manga: Sixty Years of Japanese Comics. NY: Harper Design. ISBN 1-85669-391-0. p. 8.
  51. Uno, Kathleen S. 1993. «The death of 'Good Wife, Wise Mother'.» In: Andrew Gordon (editor) Postwar Japan as History. Berkeley, CA: University of California. pp. 293—322. ISBN 0-520-07475-0.
  52. Ohinata, Masami 1995 «The mystique of motherhood: A key to understanding social change and family problems in Japan.» In: Kumiko Fujimura-Fanselow and Atsuko Kameda (editors) Japanese Women: New Feminist Perspectives on the Past, Present, and Future. New York: The Feminist Press at The City University of New York. pp. 199—211. ISBN 978-1-55861-094-1.
  53. Yoshizumi, Kyoko 1995 «Marriage and family: Past and present.» In: Kumiko Fujimura-Fanselow and Atsuko Kameda (editors) Japanese Women: New Feminist Perspectives on the Past, Present, and Future. New York: The Feminist Press at The City University of New York. pp. 183—197. ISBN 978-1-55861-094-1.
  54. 1 2 Lee, William (2000). «From Sazae-san to Crayon Shin-Chan.» In: Timothy J. Craig (editor) Japan Pop!: Inside the World of Japanese Popular Culture. Armonk, NY: M.E. Sharpe. ISBN 978-0-7656-0561-0.
  55. Kawai, Hayao. 1996. The Japanese Psyche: Major Motifs in the Fairy Tales of Japan. Woodstock, CT: Spring Publications. Chapter 7, pp. 125—142.
  56. Hasegawa Machiko. Forward // The Wonderful World of Sazae-San. — Tokyo: Kodansha International (JPN), 1997. — ISBN 978-4-7700-2075-8.
  57. MacWilliams, 2008, p. 3.
  58. Иванов, 2001, с. 50.
  59. 1 2 Sanchez, Frank (1997—2003). «Hist 102: History of Manga.» www.animeinfo.org/animeu/hist102.html. AnimeInfo. Accessed on 2007-09-11.
  60. 1 2 3 4 5 Toku, Masami, editor. 2005. «Shojo Manga: Girl Power!» Chico, CA: Flume Press/California State University Press. ISBN 1-886226-10-5. See also www.csuchico.edu/pub/cs/spring_06/feature_03.html. Accessed 2007-09-22.
  61. Иванов, 2001, с. 51.
  62. 1 2 3 4 Thorn, Matt (July–September 2001). «[matt-thorn.com/shoujo_manga/japan_quarterly/index.html Shôjo Manga—Something for the Girls]». The Japan Quarterly 48 (3). Проверено 2007-09-22.
  63. 1 2 Yoshida, Kaori (2002). «[journals2.iranscience.net:800/mcel.pacificu.edu/mcel.pacificu.edu/aspac/home/papers/scholars/yoshida/yoshida.php3 Evolution of Female Heroes: Carnival Mode of Gender Representation in Anime]» (Western Washington University). Проверено 2007-09-22.
  64. Johnson, Melissa [www.fpsmagazine.com/feature/060627magicalgirls.php Bewitched by Magical Girls]. FPS Magazine (27 июня 2006). Проверено 22 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJmASyA Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  65. Gravett, 2004, op. cit., pp.78-80.
  66. Lent, 2001, op. cit., pp. 9-10.
  67. 1 2 Tchiei, Go [www.dnp.co.jp/museum/nmp/nmp_i/articles/manga/manga6-1.html Shojo Manga: A Unique Genre](недоступная ссылка — история) (1998). Проверено 22 сентября 2007. [web.archive.org/19990819025446/www.dnp.co.jp/museum/nmp/nmp_i/articles/manga/manga6-1.html Архивировано из первоисточника 19 августа 1999].
  68. Shamoon, Deborah. 2007. «Revolutionary romance: The Rose of Versailles and the transformation of shojo manga.» Mechademia: An Annual Forum for Anime, Manga, and Fan Arts. 2:3-17.
  69. Иванов, 2001, с. 80.
  70. Hagio Moto 1975/1996 «They Were Eleven.» In: Matt Thorn (editor) Four Shojo Stories. San Francisco: Viz Media. ISBN 1-56931-055-6. Original story published 1975; U.S. edition 1996.
  71. Schodt, 1986, op. cit., p 88.
  72. McCloud, Scott. 1993. Understanding Comics. New York: Paradox Press. pp. 77-82.
  73. 1 2 3 Ōgi, Fusami 2004. «Female subjectivity and shōjo (girls) manga (Japanese comics): shōjo in Ladies' Comics and Young Ladies' Comics.» Journal of Popular Culture, 36(4):780-803.
  74. 1 2 Drazen, Patrick 2003. Anime Explosion!: the What? Why? & Wow! of Japanese Animation. Berkeley, CA: Stone Bridge.
  75. Izawa, Eri 2000 ."[www.mit.edu/afs/athena.mit.edu/user/r/e/rei/WWW/manga-romanticism.html The romantic, passionate Japanese in anime: A look at the hidden Japanese soul]." In: Timothy J. Craig (editor) Japan Pop! Inside the World of Japanese Popular Culture. Armonk, NY: M.E. Sharpe. pp. 138—153. ISBN 978-0-7656-0561-0. Accessed 2007-09-23.
  76. Schodt, 1996, op. cit., p. 14.
  77. «The transformation into a superhero is in fact an allegory of becoming an adult.» From Graillat, Ludovic 2006—2007 «[www.refractory.unimelb.edu.au/journalissues/vol10/graillat.html America vs. Japan: the Influence of American Comics on Manga].» Refractory: A Journal of Entertainment Media, volume 10. Accessed 2007-09-23. Literally, in German, bildungs = education and roman = novel, hence a novel about the education of the protagonist in «the ways of the world.»
  78. 1 2 Moretti, Franco 1987. The Way of the World: The Bildungsroman in European Culture. London: Verso. ISBN 1-85984-298-4.
  79. Beveridge, Chris [www.animeondvd.com/reviews2/disc_reviews/6116.php Peach Girl Vol. #1 (also w/box) (of 6)]. Anime on DVD (14 мая 2007). Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJmhWRz Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  80. [www.tokyopop.com/product/1041 Peach Girl Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJnpAK1 Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  81. [www.tokyopop.com/product/1029 MARS Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJpZuaX Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  82. [www.tokyopop.com/product/1115 Happy Mania Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJqhA1p Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  83. Aoki, Deb [manga.about.com/od/mangatitlesaz/p/nanaprofile.htm Nana by Ai Yazawa - Series Profile and Story Summary]. About.com. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJrmBPC Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  84. Bertschy, Zac [www.animenewsnetwork.com/review/nana-gn-1 NANA G.novel 1]. Anime News Network (26 декабря 2005). Проверено 26 сентября 2007.
  85. Randall, Bill [www.tcj.com/252/e_hagio.html Three By Moto Hagio]. The Comics Journal. Проверено 26 сентября 2007. [web.archive.org/web/20070808055442/www.tcj.com/252/e_hagio.html Архивировано из первоисточника 8 августа 2007].
  86. King, Patrick [www.animefringe.com/magazine/2005/03/review/06.php From Far Away Vol. 2]. Anime Fringe. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJsGLl4 Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  87. [www.tokyopop.com/product/1477/TheWorldExistsforMe/2.html The World Exists for Me Volume 2]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJsj1YS Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  88. [www.tokyopop.com/product/1194/FruitsBasket/1.html Fruits Basket Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJtrtrr Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  89. «Top 50 Manga Properties for Spring 2007: Fruits Basket.» ICv2 Guide to Manga, Number 45, pp. 6, 8.
  90. [www.tokyopop.com/product/1244 Crescent Moon Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJugusR Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  91. 1 2 Allison, Anne 2000. «Sailor Moon: Japanese superheroes for global girls.» In: Timothy J. Craig (editor) Japan Pop! Inside the World of Japanese Popular Culture. Armonk, NY: M.E. Sharpe. pp. 259—278. ISBN 978-0-7656-0561-0.
  92. Grigsby, Mary 1999 «The social production of gender as reflected in two Japanese culture industry products: Sailormoon and Crayon Shinchan.» In: John A. Lent, editor Themes and Issues in Asian Cartooning: Cute, Cheap, Mad, and Sexy. Bowling Green, OH: Bowling Green State University Popular Press. pp. 183—210. ISBN 0-87972-780-2.
  93. Schodt, 1996, op. cit., p 92.
  94. [www.tokyopop.com/product/1017/MagicKnightRayearthI/ Magic Knight Rayearth I Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJvm8Dg Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  95. [www.tokyopop.com/shop/1114/TokyoMewMew/1.html Tokyo Mew Mew Volume 1]. Tokyopop. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJwnl15 Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  96. [www.viz.com/products/products.php?series_id=198 Wedding Peach]. Viz Media. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJxm37Q Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  97. Cooper, Liann [www.animenewsnetwork.com/right-turn-only/2004-11-20 RIGHT TURN ONLY!! Sugar Rush]. Anime News Network (20 ноября 2004). Проверено 26 сентября 2007.
  98. [www.broccolibooks.com/books/ga/ga_index.htm Galaxy Angel]. Broccoli Books. Проверено 26 сентября 2007. [web.archive.org/web/20070707125510/www.broccolibooks.com/books/ga/ga_index.htm Архивировано из первоисточника 7 июля 2007].
  99. 1 2 Ito, Kinko 2002. «The world of Japanese 'Ladies Comics': From romantic fantasy to lustful perversion.» Journal of Popular Culture, 36(1):68-85.
  100. 1 2 Ito, Kinko 2003. «Japanese Ladies' Comics as agents of socialization: The lessons they teach.» International Journal of Comic Art, 5(2):425-436.
  101. Jones, Gretchen 2002. «'Ladies' Comics': Japan’s not-so-underground market in pornography for women.» U.S.-Japan Women’s Journal (English Supplement), Number 22, pp. 3-31.
  102. Shamoon, Deborah. 2004. «Office slut and rebel flowers: The pleasures of Japanese pornographic comics for women.» In: Linda Williams (editor) Porn Studies. Durham, NC: Duke University Press. pp. 77-103. ISBN 0-8223-3312-0.
  103. Schodt, 1996, op. cit., pp 124—129.
  104. Ryō Ramiya (no date) «Luminous Girls.» Tokyo: France Shoin Comic House. ISBN 4-8296-8201-9.
  105. Toku, 2005, op. cit., p. 59.
  106. Schodt, 1996, op. cit., pp. 173—177.
  107. Bando, Kishiji (no date) «[www.yuricon.org/essays/symg.html Shoujo Yuri Manga Guide].» Accessed 2007-09-23.
  108. Font, Dillon [www.animefringe.com/magazine/2003/12/reviews/06/ Erica Sakurazawa's Nothing But Loving You]. Anime Fringe. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJyLC4o Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  109. [gaycomicslist.free.fr/pages/blogarch.php?month=2006-10 Fan translations of Ebine Yamaji's yuri mangas
    1. REDIRECT t:Так в источнике]. The Gay Comics List. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJynfuh Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  110. Perper, Timothy & Martha Cornog 2006. «In the Sound of the Bells: Freedom and Revolution in Revolutionary Girl UtenaMechademia: An Annual Forum for Anime, Manga, and the Fan Arts, 1:183-186.
  111. Masanao, Amano 2004. Manga Design. Koln, Germany: Taschen GMBH. pp. 526—529. ISBN 3-8228-2591-3.
  112. Paradise Kiss: www.tokyopop.com/product/1044 Accessed 2007-09-26.
  113. [www.shojobeat.com/manga/vk/ Vampire Knight by Matsuri Hino]. Shojo Beat. Проверено 26 сентября 2007. [www.webcitation.org/6BoJztcUb Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  114. Cain by Kaori Yuki: www.shojobeat.com/manga/gc/bio.php Accessed 2007-09-26.
  115. DOLL: www.tokyopop.com/shop/1277/DollSoftcover/1.html Accessed 2007-11-14.
  116. Shoichi Aoki. 2001. Fruits. New York: Phaidon Press. ISBN 0-7148-4083-1.
  117. Winge, Theresa 2006. «Costuming the imagination: Origins of anime and manga cosplay.» Mechademia: An Annual Forum for Anime, Manga, and the Fan Arts, 1:65-76.
  118. Macias, Patrick, Evers, Izumi, and Nonaka, Kazumi (illustrator). 2004.Japanese Schoolgirl Inferno: Tokyo Teen Fashion Subculture Handbook. San Francisco, CA: Chronicle Books. ISBN 978-0-8118-5690-4.
  119. Thompson, 2007, op. cit., pp. xxiii-xxiv. See also the opening sections of Un poil de culture — Une introduction à l’animation japonaise. 11/07/2007. www.metalchroniques.fr/guppy/articles.php?lng=fr&pg=437 Accessed 2007-12-25.
  120. Brenner, 2007, pp. 31—34.
  121. In another system of classification, shōnen, seinen, and seijin manga—indeed, all genres of manga—are defined by the intended audience or demographic of the magazine where the manga originally appeared, regardless of content of the specific manga. This magazine-of-origin system is used by the English-language Wikipedia in its Template:Infobox animanga when assigning demographic labels to manga. For a list of magazine demographics, see users.skynet.be/mangaguide/magazines.html, but note that that website does not use magazine audience or demographic for classifying manga, nor is this approach discussed by either Thompson (2007) or Brenner (2007) cited in the previous two endnotes. Accessed 2007-12-25.
  122. Schodt, 1996, op. cit., p. 95. The French Wikipedia manga article uses the terms seinen and seijin to denote manga for adult men: fr.wikipedia.org/wiki/Manga. Accessed 2007-12-28.
  123. 1 2 3 Perper, Timothy and Martha Cornog 2002. «Eroticism for the masses: Japanese manga comics and their assimilation into the U.S.» Sexuality & Culture, volume 6, number 1, pages 3-126 (special issue).
  124. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Schodt, 1986, op. cit., chapter 3, pp. 68-87.
  125. Schodt, 1986, op. cit., chapter 3; Gravett, 2004, op. cit., chapter. 5, pp. 52-73.
  126. Brenner, 2007, op. cit., p. 31.
  127. Golgo: www.viz.com/products/products.php?series_id=411. review: www.animenewsnetwork.com/review/golgo-13-gn-4. Accessed 2007-12-28.
  128. See www.darkhorse.com/reviews/archive.php?theid=215 for the quoted phrase. Accessed 2007-12-28.
  129. Schodt, 1996, op. cit., pp. 216—220.
  130. Schodt, Frederik L. 1988. Robots of the Imagination. In Inside the Robot Kingdom: Japan, Mechatronics, and the Coming Robotopia. Chapter 4, pp. 73-90. Tokyo:Kodansha International.
  131. Schodt, 1986, op. cit., p. 84-85.
  132. Masanao Amano, editor. 2004. Manga Design. Köln:Taschen. pp. 92-95. ISBN 3-8228-2591-3. www.shonenjump.com/news/newsroom/dunk_sj.php; comipress.com/article/2006/12/15/1160. Accessed 2007-12-24.
  133. Aihara, Koji and Kentaro Takekuma. 1990/2002. Even a Monkey Can Draw Manga. San Francisco: Viz. pp. 53-63.
  134. Aihara & Takekuma, 1990/2002. op. cit., illustration on p. 59.
  135. Berek-Lewis, Jason. July 13, 2005. Comics in an Age of Terror. www.brokenfrontier.com/columns/details.php?id=308 Accessed 2007-12-25.
  136. Sgt. Frog: www.tokyopop.com/product/1214/SgtFrog/2.html ; review: eyeonanime.co.uk/panda.php?mi=7&p=d&reviewid2=41. Accessed 2007-12-28.
  137. For multiple meanings of bishōjo, see Perper & Cornog, 2002, op. cit., pp. 60-63.
  138. Guardian Angel Getten, by Sakurano Minene. Raijin Graphic Novels/Gutsoon! Entertainment, Vols. 1-4, 2003—2004.
  139. Negima, by Ken Akamatsu. Del Rey/Random House, Vols. 1-15, 2004—2007; Hanaukyo Maid Team, by Morishige. Studio Ironcat, Vols. 1-3, 2003—2004.
  140. Outlanders: www.angelfire.com/anime/mangatemple/outlanders.html.
  141. Train Man: Densha Otoko, Hidenori Hara. Viz, Vols. 1-3, 2006.
  142. Perper, Timothy and Martha Cornog. 2007. «The education of desire: Futari etchi and the globalization of sexual tolerance.» Mechademia: An Annual Forum for Anime, Manga, and Fan Arts, 2:201-214.
  143. Toshiki Yui: lambiek.net/artists/y/yui_toshiki.htm; www.yui-toshiki.com/shed/. Accessed 2007-12-28.
  144. Slut Girl, by Isutoshi. Eros Comix, Nos. 1-6, 2000; www.fantagraphics.com/cart/showcat.cgi?Category=Comics+Erotica&SubCategory=Mangerotica&PageNo=10; Were-Slut, by Jiro Chiba. Eros Comix, Nos. 1-8, 2001—2002; www.fantagraphics.com/cart/showcat.cgi?Category=Comics+Erotica&SubCategory=Mangerotica&PageNo=12. Accessed 2007-12-28.
  145. For the sentō bishōjo, translated as "battling beauty, " see Mari Kotani. 2006. «Metamorphosis of the Japanese girl: The girl, the hyper-girl, and the battling beauty.» Mechademia: An Annual Forum for Anime, Manga, and the Fan Arts, 1:162-170. See also William O. Gardner. 2003. Attack of the Phallic Girls: Review of Tamaki Saitou. Sentō bishōjo no seishin bunseki (Fighting Beauties: A Psychoanalysis). Tokyo: Ôta Shuppan, 2000. at www.depauw.edu/sfs/review_essays/gardner88.htm. Accessed 2007-12-28.
  146. Drakuun: web.archive.org/web/20080206232322/www.geocities.com/Tokyo/Towers/9607/manabe/drakuunindex.html. Accessed 2007-12-28.
  147. Perper, Timothy and Martha Cornog 2003 «Sex, love, and women in Japanese comics.» In Robert T. Francoeur and Raymond Noonan, editors. The Comprehensive International Encyclopedia of Sexuality. New York: Continuum. pages 663—671. Section 8D in kinseyinstitute.org/ccies/jp.php. Accessed 2007-12-28.
  148. Clements, Jonathan. 1998. «'Tits and Tentacles': Sex, Horror, and the Overfiend.» In McCarthy, Helen & Jonathan Clements. 1998. The Erotic Anime Movie Guide. Chapter 4, pp. 58-81.
  149. Taniguchi, Kei. 1994. «Blue Catalyst.» San Antonio, TX: Emblem (Antarctic Press), Numbers 6-8.
  150. Smith, Toren. 1991. «Miso Horny: Sex in Japanese Comics.» The Comics Journal, No. 143, pp. 111—115.
  151. 1 2 3 Schodt, 1986, op. cit., pp. 68-73.
  152. 1 2 Gravett, 2004, op. cit., pp. 38-42.
  153. Gravett, Paul [www.paulgravett.com/articles/058_gekiga/058_gekiga.htm Gekiga: The Flipside of Manga]. Проверено 20 декабря 2007. [www.webcitation.org/6BoK12tlY Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  154. Isao Shimizu. Illustrating Asia: Comics, Humor Magazines, and Picture Books. — Honolulu, HI: University of Hawaii Press, 2001. — ISBN 978-0-8248-2471-6.
  155. Isao, 2001, op. cit., pp. 147—149.
  156. 1 2 Nunez, Irma. [search.japantimes.co.jp/cgi-bin/fb20060924a1.html Alternative Comics Heroes: Tracing the Genealogy of Gekiga.] (24 сентября 2006). [archive.is/55f9 Архивировано] из первоисточника 5 декабря 2012. Проверено 19 декабря 2007.
  157. Schodt, 1986, op. cit., pp. 70-71.
  158. Hirata: www.darkhorse.com/search/search.php?frompage=userinput&sstring=Hirata&x=11&y=9 Accessed 2007-12-19.
  159. MacWilliams, 2008, p. 38.
  160. Takeo, Udagawa [comipress.com/special/manga-zombie/manga-zombie-preface Home Manga Zombie: Manga Zombie - Preface]. Comi Press (15 октября 2007). Проверено 19 декабря 2007. [www.webcitation.org/6BoK2ADsv Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  161. Schodt, 1986, op. cit., p. 72.
  162. Flinn, Tom. MW, стр. 17–18.
  163. Pfaender, Fabien [www.planetebd.com/BD/IWGP-1701.html IWGP, t.1]. planetebd.com. Проверено 20 декабря 2007. [www.webcitation.org/6BoK38hQa Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].

Литература

  • Brenner, Robin E. Understanding Manga and Anime. — Greenwood Publishing Group, 2007. — 356 p. — ISBN 978-0-31-309448-4.
  • MacWilliams, Mark W. Japanese Visual Culture: Explorations in the World of Manga and Anime. — M.E. Sharpe, 2008. — 352 p. — ISBN 978-0-76-561602-9.
  • Иванов Б. А. Введение в японскую анимацию. — 2-е изд. — М.: Фонд развития кинематографии; РОФ «Эйзенштейновский центр исследований кинокультуры», 2001. — 396 с. — ISBN ISBN 5-901631-01-3.

Ссылки

  • [www.dnp.co.jp/museum/nmp/nmp_i/articles/manga/manga1.html История манги]
  • [www.touchandturn.com/hokusai/default.asp?lang=english Полная книга Хокусая]

Отрывок, характеризующий История манги

«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».


Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.