Лоликон

Лолико́н м., скл. (яп. ロリコン рорикон) — японский термин, возникший как контаминация слов «Лолита» (яп. ロリータ рори:та) и «комплекс» (яп. コンプレックス компурэккусу). В Японии этим термином обозначают влечение к девочкам допубертатного или раннепубертатного возраста и людей, имеющих склонность к такой форме педофилии.

За пределами Японии этот термин встречается реже и, как правило, употребляется по отношению к японской анимации (аниме) и комиксам (манге), содержащим эротические или романтические сцены с участием маленьких девочек или явно несовершеннолетних девушек. Фраза является отсылкой к роману Владимира Набокова «Лолита», в котором мужчина средних лет сексуально одержим двенадцатилетней девочкой.

В Японии для обозначения аниме и манги этого жанра используется просто слово «Лолита», например, «Лолита-аниме», или «Лолита-додзинси». У слова «Лоликон» есть также сокращённая форма: «Лоли» (ロリ), широко распространённая как в Японии, так и за её пределами. Лоликон в чистом виде является разновидностью жанра хентай, но часто это понятие употребляется и по отношению к другим аниме, особенно жанра этти, в которых эротическая привлекательность девочек для зрителя достигается посредством показа романтических отношений и фансервисных сцен.

Эквивалентный термин для описания влечения к мальчикам (или соответствующего жанра) — сётакон.

Критики жанра утверждают, что лоликон способствует увеличению числа сексуальных преступлений против несовершеннолетних, другие исследователи полагают, что тому нет никаких доказательств или даже существуют доказательства обратного. Хотя власти ряда стран пытались ввести уголовную ответственность за хранение откровенно порнографических лоликонных материалов, лишь Канада, Австралия, Новая Зеландия, Швеция, Филиппины и Ирландия являются одними из немногих государств, в которых данная уголовная ответственность существует.

Обычно «лоликоном» называют сексуальное влечение по отношению к молодым девушкам или девочкам, то есть реальной или мнимой педофилии и эфебофилии. Строго говоря, понятие комплекса Лолиты в японском языке имеет отношение только к непосредственной парафилии, но термин «лоликон» может ссылаться и на физическое лицо, страдающее данным сексуальным нарушением. Лоликон — это распространенное явление в Японии, где он часто становится объектом исследований и критики. Многие книжные магазины широкого доступа и газетные киоски открыто выставляют иллюстрированные издания, содержащие лоликон, но имели место и полицейские акции, направленные против лоликонной манги. Существуют специализированные магазины, направленные на поклонников лоликона. Считается, что их посещают офисные работники в возрасте от 20 до 30 лет, не возражающие против траты достаточно серьёзных сумм на такие дорогостоящие товары, как фигурки и аксессуары.

Стиль «каваий» (букв. «прелестный», «хорошенький») пользуется огромной популярностью в Японии, где его элементы проникли во многие жанры манги и аниме. Школьницы в школьной форме являются эротическим символом Японии, сопоставимым с изображением черлидеров в США. Магазины «бурусэра», торгующие школьными формами и купальниками, стремятся удовлетворить вкусы мужчин с «комплексом Лолиты» путём продажи грязных девичьих трусиков; мужчины могут назначить свидание девушке-подростку в «телефонных клубах», некоторые школьницы подрабатывают проституцией. Эти факторы формируют «существующий в японской культуре тайный сговор между понятиями „хентай“ (извращенный) и „каваий“ (милый)». С другой стороны, традиционное азиатское уважение к старшим несовместимо с непристойным поведением персонажей манги, за исключением гиперболизированных «старых извращенцев» в юмористических работах, каковыми, например, являются Черепаший отшельник в «Жемчуге дракона» и учитель Хапосай в «Ранма ½».

История

Лоликону (а одновременно и хентаю) как жанру анимации положила начало серия анимационных фильмов под общим названием «Lolita Anime», выпущенная в 1984—1985 гг. студией «Wonder Kids». Первый из них вышел 21.02.1984 и назывался «Yuki no Beni Gesho: Shojo Bara Kei» (яп. 雪の紅化粧 ～少女薔薇刑～). Почти одновременно со студией «Wonder Kids» (с 15.12.1984 по 10.01.1985) студия «Nikkatsu Video» выпустила серию из трёх аниме, также озаглавленную как «Lolita Anime» и представляющую собой экранизацию произведений известного лоликонного мангаки Аки Утиямы (内山亜紀). Первое из них — «Obyoki Aki-chan» (яп. おビョーキ亜紀ちゃん) представляет собой сюрреалистическую историю, происходящую внутри сознания педофила, и является первым хентайным аниме с тентаклями. Одновременно с последней серией «Lolita Anime» от «Nikkatsu Video» (10.01.1985) студии «Japan Home Video» и «Phobos Corporation» совместно выпустили аниме Bishoujo Comic Lolikon Angel: Mitsu no Aji (яп. 美少女コミック ロリコンエンジェル ～蜜の味～). Во всех этих аниме цензура отсутствовала изначально.

Эротическая манга с изображением детей или персонажей, выглядящих по-детски, в Японии законна. Представляет она собой, как правило, небольшие истории, публикуемые как додзинси или в журналах, специализирующихся на этом жанре. Сюжеты обычно посвящены сексуальным экспериментам между детьми либо описывают табуированные отношения, например, между учителем и учеником или братом и сестрой. Некоторые работы заимствуют элементы других жанров, например, трансвестизм и футанари. Kodomo no Jikan является примером манги, которая, не будучи порнографической, посвящена тематике лоликона. Лоликон является объектом критики на выставках Superflat.

Этимология

Использование термина «комплекс Лолиты» в Японии началось в начале 1970-х с переводом книги «Комплекс Лолиты» (англ. The Lolita Complex) Рассела Трэйнера. Мангака Синдзи Вада использовал слово в 1974 году в манге Kyabetsu-Batake de Tsumazuite (キャベツ畑でつまずいて, «Наткнувшись на капустное поле»), пародии на «Алису в Стране чудес».

Понятие «лоликонной манги» жанра тесно связано с работами Хидэо Адзумы начала 1980-х, как Umi kara kita Kikai (海から来た機械, «Машина, пришедшая из моря»). Адзума, которого называют «отцом лоликона», и ранее публиковал эротическую мангу с персонажами-девочками в собственном журнале Cybele. Его манга стала популярной среди школьников, потому что сюжеты диктовала популярная в тот период гэкига, и большинство героинь порнографической манги были зрелыми женщинами. В работах Адзумы, не являвшихся в строгом смысле порнографическими, было много эротических элементов. После его успеха в некоторых журналах хентай-манги, таких как Manga Burikko и Lemon People, начали рисовать девочек препубертатного возраста. На протяжении 1980-х годов заметными мангаками, публиковавшимися в этих изданиях, стали Нонку Миясу, Камуи Фудзивара, Ёсито Асари и Аки Утида.

Развитие

Элементы лоликона (повышенный интерес мужчин к маленьким девочкам или романтические чувства девочки по отношению к взрослому мужчине) в аниме встречаются весьма часто, в том числе и в детских и подростковых сериалах.

Особенности

В нехентайных аниме отношения между девочкой и взрослым мужчиной (или старшеклассником) редко складываются — как правило, дело не заходит дальше попыток соблазнения. В этих случаях чаще именно девочка выступает в роли соблазнительницы, а её избранник не испытывает к ней совершенно никаких чувств. Так, маленькая Сиори в ТВ-сериале «Midori Days», пытаясь соблазнить старшеклассника, явно демонстрирует модель поведения Лолиты, похожее поведение наблюдается также у девочки-кошки Нэнэко из сериала «Yumeria». Иногда создатели аниме и манги наделяют взрослых девушек детскими телами — например, для придания выразительности их характеру (Тисэ в сериале «Saikano»), или наоборот, для подчёркивания на контрасте излишне взрослых черт характера (Итиго Морино в сериалах «Onegai Teacher» и «Onegai Twins»).

Производные

Из сокращения «лоли» происходят объединения терминов: «нэкололи» (лоли с нэкомими — маленькая девочка с кошачьми ушками), лолисёта (мальчик (сёта), поведением и красотой, напоминающий девочку).

Журналы

Название	Яп. название	Первый номер	Последний номер	Формат	Издательство	Источник
Comic LO	コミックエルオー	2002	—	ежемесячный	Akane Shinsha
Comic 0EX	コミックゼロエクス	2008	—	ежемесячный	Core Magazine
Comic Rin	COMIC ＲＩＮ	2004	—	ежемесячный	Akane Shinsha
Halflita	ハーフリータ	1986	1991	ежемесячный	Shobunkan
Hinakan Hi!	コミックエルオー	2003	—	раз в два месяца	Akane Shinsha
Comic Shoujo Tengoku	コミック 少女天国	2003	2008	ежемесячный	Hit Shuppansha
Comic ino	コミックイノ	2008	—	ежемесячный	Hit Shuppansha
Karyou Gakuen Shotoubu	華陵学園　初等部	2006	—	приложение к Comic XO	OKS
Lemon People	レモンピープル	1981	1998	ежемесячный	Kubo Shoten
L-Max	ロリマックス	2004	2004	раз в два месяца	Kasakura Shuppansha
Manga Burikko	漫画ブリッコ	1982	1985	ежемесячный	Byakuya Shobo
Manga Hot Milk	漫画ホットミルク	1986	1998	ежемесячный	Byakuya Shobo

Закон

В некоторых странах лоликон как разновидность хентая запрещён, как детская порнография. К примеру, в Канаде. США в 2003 году издали Защитный Акт, по которому любая порнография, изображающая несовершеннолетних, включая компьютерную и рисованную и пр., является противозаконной. Верховный суд США признал это решение антиконституционным, как не соответствующее Первой поправке «О свободе выражения», однако Защитный Акт 2003 остался в силе и применим в определенных случаях. Это означает, что если порнографическое изображение содержит элементы с участием реальных детей или части реального детского тела, или же изображение фотореалистично и т. п., Защитный Акт применяется. Также в США существуют законы, привлекающие к уголовной ответственности создателей «порнографических изображений с участием детей, независимо от того, каким методом они были созданы». Данная формулировка поддерживается тем аргументом, что непристойные изображения не существующих в реальности детей всё равно представляют их как сексуальные объекты, попустительствуя тем самым сексуальному насилию над детьми. Контраргументом является тот факт, что связь не имеет под собой научных оснований, напротив, запрет на самовыражение путём эротических рисунков, анимированных игр и видеоматериалов может привести к увеличению числа сексуальных преступлений, так как устраняет безобидный способ реализации сексуального желания, которое может подтолкнуть преступника. Например, арестованный житель Вирджинии утверждал, что после просмотра лоликона в публичной библиотеке он перестал коллекционировать порнографию с участием реальных детей и переключился на лоликон. Согласно исследованиям профессора Хироки Адзумы, очень немногие читатели лоликонной манги совершают настоящие преступления. Адзума подчеркивает, что в среде отаку, увлечение лоликоном — «наиболее удобная [форма протеста] против общества».

Сексологи Милтон Даймонд (Milton Diamond) и Аяко Утияма наблюдали сильную взаимозависимость между резким ростом популярности порнографических материалов в Японии с 1970 года и резким снижением числа задокументированных случаев сексуального насилия, в том числе преступлений, совершённых несовершеннолетними, и нападений на детей до 13 лет. Они ссылаются на аналогичные результаты в Дании и Германии. В заключение, пишут они, обеспокоенность тем, что страны с высоким уровнем доступности материалов сексуального характера пострадают от увеличения числа преступлений на сексуальной почве, не подтверждается, однако, сокращение количества преступлений на сексуальной почве в Японии в течение исследованного периода могло произойти под влиянием различных факторов.

Шэрон Кинселла наблюдала за распространением сомнительных по достоверности публикаций на тему школьной проституции в японских средствах массовой информации в конце 1990-х годов, и предположила, что эти статьи появлялись в ответ на увеличение числа публикаций о «женщинах для утешения». «Возможно, образ счастливых девочек, добровольно продающих себя, облегчал социальную вину из-за существования [женщин для утешения]», — добавляет Кинселла.

Согласно заявлению японской некоммерческой организации CASPAR, лоликонные, а также другие аниме-журналы и игры, всё же поощряют сексуальные преступления. Эта организация, основанная в 1989 году, выступает за урегулирование вопроса об изображении несовершеннолетних в порнографических журналах и видеоиграх. Общественное внимание было привлечено к этому вопросу в конце 1980-х годов, когда Цутому Миядзаки были похищены и убиты четыре девочки в возрасте от 4 до 7 лет; был подтверждён также факт совершения актов некрофилии с их трупами. Высокий суд Токио установил, что убийца находился в здравом уме, и что «убийство было преднамеренным и является результатом сексуальных фантазий Миядзаки».

Общественное мнение снова начало склоняться к запрету рисованной детской порнографии в 2005 году, когда осужденный серийный убийца семилетней девочки в Нара начал подозреваться в коллекционировании лоликона. Несмотря на спекуляции в СМИ, было установлено, что Каору Кобаяси почти не увлекался мангой, играми или куклами. Сам Кобаяси утверждал, однако, что сексуальный интерес к девочкам у него появился после просмотра анимационного порнографического фильма в средней школе. Он, как и Цутому Миядзаки, был приговорен к смертной казни через повешение.

По данным Митико Накаого, директора некоммерческой юношеской организации из Киото, примерно половина из 2000 порнографических аниме и видеоигр, выпускаемых в Японии каждый год, содержит персонажей-школьниц.

11 марта 2008 года ЮНИСЕФ Японии выступил с призывом к ужесточению законодательства, касающегося детской порнографии Японии, в частности, речь шла о запрете эротических изображений несовершеннолетних в манге, аниме и компьютерных играх. Однако в настоящее время принятие такого закона не рассматривается на государственном уровне.

В Шотландии братья, у которых обнаружили продукцию соответствующего содержания, были приговорены к трёхмесячному заключению за хранение «детской порнографии». В США коллекционеру манги грозило до 15 лет тюрьмы, несмотря на отсутствие других доказательств его полового влечения к детям. В итоге он был приговорен к 6 месяцам заключения с последующим 3-летним пребыванием под надзором полиции и 5-летним испытательным сроком. В Канаде в 2005 году состоялся судебный процесс над мужчиной, импортировавшим лоликон-мангу, хотя его приговор был смягчён тем фактом, что в его доме не было обнаружено фотоматериалов и порнографии с участием настоящих детей. Австралийский суд признал изображение половых органов в мультипликации порнографией. С другой стороны, в 2008 году из-за многочисленных скандалов с пользователями администрация «Живого журнала», платформы для размещения онлайновых дневников (блогов), ввела новые правила, согласно которым детской порнографией перестали считаться рисунки, в том числе сётакон и лоликон.

Примеры

Примеры аниме в жанре лоликона

• Bishoujo Comic Lolikon Angel: Mitsu no Aji
• Daiakuji
• Harumi-chan no oita
• Imouto Jiru
• Lolita Anime (Wonder Kids)
• Lolita Anime (Nikkatsu Video)
• O-Parts Oman
• Shojonido Mako-chan

Примеры аниме с элементами лоликона

• Battle Programmer Shirase
• Di Gi Charat
• Kodomo no Jikan (TV)
• Koi Kaze
• Moetan
• Popotan

См. также

• Педофилия
• Порнография

Отрывок, характеризующий Лоликон

– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.