Фробишер, Мартин

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мартин Фробишер»)
Перейти к: навигация, поиск
Мартин Фробишер
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Сэр Мартин Фробишер (англ. Martin Frobisher; 1535 или 1539, Альтофтс, Йоркшир — 22 ноября 1594, Плимут) — английский мореплаватель и капер, совершивший три экспедиции к берегам Северной Америки.





Биография

Родился в семье Бернарда и Маргарет Фробишер, в Альтофтсе (графство Йоркшир). По линии отца род Фробишеров восходит к шотландскому рыцарю Джону Фробишеру, отличившемуся во время войн английского короля Эдуарда I (1272—1307) в Уэльсе. Мать происходила из семьи известного лондонского купца и судовладельца Джона Йорка.

После смерти отца в 1542 году Мартина отправили в Лондон, под надзор опекуна — брата матери Джона Йорка. Сэр Джон Йорк рано заметил в племяннике «сильный характер, отчаянно дерзкую храбрость и от природы очень крепкое тело».

В 1553 году принимал участие в корсарско-работорговой экспедиции Томаса Уиндхэма к берегам Гвинеи, профинансированной Йорком. Во время следующей экспедиции в Западную Африку в 1554 году добровольно стал заложником одного из местных африканских вождей. Вскоре попал в плен к португальцам, но сумел освободиться.

По возвращении домой, вступил в брак с Исабель, вдовой Томаса Рикарда из Снейта, установив связи с корсарским кланом Хаукинсов. Между 1559 и 1562 годами совершил новую экспедицию за рабами в Гвинею.

Вернувшись в Йоркшир, устроился капитаном на один из трех каперов, снаряженных для действий против французов. В мае 1563 года вместе с братом Джоном Фробишером привел в гавань Плимута пять захваченных французских судов. В 1564 году перехватил в Ла-Манше корабль «Кэтрин», везший в Испанию гобелены для испанского короля Филиппа II, за что ненадолго угодил в тюрьму.

В 1565 году крейсировал в британских водах на корабле «Мэри Флауэр», захватив несколько купеческих судов. Раздобыв у вождей французских гугенотов, принца Конде и адмирала Колиньи, каперские грамоты, в течение нескольких лет охотился за судами французских католиков в составе эскадры из пяти корсарских кораблей.

В 1569 году достал каперское свидетельство, подписанное принцем Вильгельмом Оранским, и с двумя кораблями начал выслеживать испанские торговые суда. Заподозренный в пиратстве, в августе 1569 года снова был взят под стражу, почти год провел в лондонской тюрьме, но был освобожден по ходатайству леди Элизабет Клинтон, жены лорда-адмирала Англии.

В 1572 году поступил на королевскую службу, после чего нес патрулировал берега Ирландии, захватив одно немецкое и несколько французских судов. В 1573 году Филипп II предлагал ему перейти на испанскую службу.

В 1560-х годах начал интересоваться возможностью найти Северо-Западный проход из Атлантики в Тихий океан с целью достижения Китая и Индии. После обсуждения этого проекта с сэром Хамфри Гилбертом, Ричардом Хаклюйтом и Джоном Ди, предпринял ряд неудачных попыток заручиться поддержкой богатых судовладельцев, пока, наконец, не увлек своим проектом Эмброуза Дадли, графа Уорвика, приближенного королевы Елизаветы I.

Уорвик представил его проект членам Тайного Совета, которые в декабре 1574 году рекомендовали купцам Московской компании выдать ему лицензию на право поиска Северо-Западного прохода. Глава Московской компании Майкл Лок проникся идеей Фробишера и, в конце концов, убедил её членов поддержать его проект. 18 лондонских купцов выделили на нужды экспедиции сумму в 875 фунтов стерлингов, а сам Лок — 700 фунтов. Был построен 20-тонный барк «Гэбриэль», куплены 25-тонный барк «Майкл» и 10-тонная пинасса. Экипаж экспедиции насчитывал 35 человек. Доктор Джон Ди, придворный астролог и математик, побывал на судах Фробишера лично и проинструктировал его людей относительно астрономии и навигации.

7 июня 1576 года экспедиция отплыла из Рэтклиффа. Кристофер Холл был шкипером «Гэбриэля», Оуэн Гриффин — шкипером «Майкла». Когда суда проходили Гринвич, королева Елизавета I помахала им рукой и пожелала счастливого пути.

26 июня 1576 года экспедиция достигла Шетландских островов, откуда пошла через Атлантику на запад. 11 июля англичане увидели побережье Гренландии, но снег и туман помешали высадке на берег. Во время сильного шторма погибла пинасса и пропал барк «Майкл», капитан которого дезертировал.

Невзирая на это, Фробишер на потрепанном барке «Гэбриэль» с командой из 23 человек продолжал поиски Северо-Западного прохода. Двигаясь от Гренландии на запад-северо-запад, 28 июля 1576 года англичане увидели незнакомый берег (видимо, остров Резолюшн), а 18 августа — Баффинову Землю. Через два дня они высадились на островок Локс-Ленд, затем вошли в узкий залив, который Фробишер принял за долгожданный пролив и назвал своим именем (теперь это залив Фробишер на Баффиновой Земле).

В заливе участники экспедиции обнаружили туземцев, «похожих на татар, с длинными черными волосами, широкими лицами и плоскими носами, одетых в тюленьи шкуры…» Это были эскимосы-иннуиты, которых Фробишер принял за азиатов. Когда на борт судна были доставлены образцы чёрного камня с жёлтыми вкраплениями; англичане решили, что это — золото. В конце августа, прихватив с собой одного эскимоса, команда «Гэбриэля» пустилась в обратный путь и 9 октября прибыла в Лондон.

Образцы «золотой руды» Фробишер передал Майклу Локу, который попросил специалистов изучить их; три исследователя решили, что это — пирит, а четвёртый, итальянец Анджело, заявил, что все же смог извлечь из руды три крупицы золота.

В марте 1577 года была организована т. н. «Катайская компания», получившая королевскую хартию. Майкл Лок стал её управляющим. Елизавета I внесла наибольший пай в 1 000 фунтов стерлингов и снарядила за казенный счет 200-тонное судно «Эйд»; помимо этого, Фробишер получил два барка — «Гэбриэль» и «Майкл» — и несколько пинасс. Численность команды составила примерно 150 человек. Подобно Христофору Колумбу, Фробишер назначен был «главным адмиралом всех морей, озёр, земель и островов, стран и мест, вновь открываемых».

31 мая 1577 года эскадра покинула Харвич. Обогнув Шотландию, они 4 июля достигли Гренландии, но скопления льда снова помешали им высадиться на берег. 17 июля корабли подошли к острову Холл на входе в залив Фробишер. Объявив новооткрытую страну владением британской короны, англичане занялись поисками золотой руды, при этом периодически вступая в стычки с эскимосами. Наконец, погрузив на борт «Эйда» около 200 тонн «драгоценного груза» и захватив трех эскимосов (мужчину и женщину с ребёнком), Фробишер 23 августа велел возвращаться в Англию.

23 сентября 1577 года «Эйд» прибыл в английский порт Милфорд («Гэбриэль» и «Майкл» пришли позже — один в Бристоль, другой в Ярмут). Елизавета I приняла Фробишера в Виндзорском дворце. Ученые-алхимики тщательно исследовали добытую экспедицией руду и заявили, что в ней действительно содержится немного золота.

31 мая 1578 года третья экспедиция в составе 15 судов под начальством Фробишера вышла в море из Харвича. Экспедиция должна была основать в новооткрытой стране постоянное поселение, оборудовать там шахты и погрузить на борт кораблей 2000 тонн «золотой руды».

20 июня 1578 года флотилия достигла прибрежных вод Гренландии, а 2 июля — залива Фробишер на острове Баффинова Земля. Во время снежной бури 100-тонный барк «Деннис» столкнулся с айсбергом и затонул; ещё один корабль дезертировал, взяв курс на Англию. Остальные суда были рассеяны и отброшены на юг, в восточную часть Гудзонова пролива. Вернувшись в залив своего имени, Фробишер отказался от основания колонии, спешно отремонтировал 13 судов, погрузил на их борт 1300 тонн «золотой руды» и в конце августа двинулся в обратный путь. В Англию он вернулся в начале октября 1578 года.

Здесь, после окончательного исследования привезенных экспедицией камней, было установлено, что они не содержат ни грамма золота. Хотя Фробишер так и не открыл Северо-Западный проход, а найденная им «золотая руда» оказалась пиритом, к заслугам мореплавателя следует отнести изучение природы айсбергов; было замечено, что при таянии айсберги дают пресную воду. Отсюда был сделан вывод, что они зарождаются на суше, а затем сползают в море.

Навсегда отказавшись от северных предприятий, Фробишер осенью 1578 года принял участие в подавлении антибританского восстания в Ирландии. В 1580 году он командовал кораблем «Форсайт», который крейсировал у берегов Мунстера (Ирландия) во время подавления восстания Десмонда, и участвовал в захвате Смервика.

Два года спустя Фробишер разработал проект экспедиции в Китай вокруг мыса Доброй Надежды, однако этот замысел так и не был реализован.

В сентябре 1585 года он отплыл из Плимута на судне «Примроуз» в составе каперской флотилии Френсиса Дрейка. Флотилия насчитывала 21 судно, и Фробишер был назначен её вице-адмиралом. Ограбив порт Виго в Испании, англичане посетили Канарские острова, затем острова Зеленого Мыса, где в ноябре разорили город Сантьяго, и, совершив трансатлантический переход, прибыли в Вест-Индию. 1 января 1586 года пиратами была взята штурмом, разграблена и сожжена столица Эспаньолы (совр. Гаити) Санто-Доминго.

В феврале 1586 года Фробишер отличился при нападении на Картахену, а в марте — на поселение Сан-Аугустин (совр. Сент-Огастин) на полуострове Флорида. В июле 1586 года экспедиция вернулась в Плимут, привезя добычи на 60 тысяч фунтов стерлингов.

В 1587 году Фробишер участвовал в морской экспедиции, тщетно пытавшейся захватить Слейс, а в 1588 году командовал галеоном «Трайомф», находившимся в составе флота лорда-адмирала Чарльза Ховарда. Наряду с Ховардом, Дрейком, Хаукинсом и Феннером, являлся членом Военного совета и принимал участие во всех столкновениях с Испанской Армадой: у Плимута, близ Портленда, у острова Уайт, близ Кале и при Гравелине.

После сражения у острова Уайт 5 августа 1588 года лорд-адмирал Ховард возвел в рыцари лучших капитанов своего флота — Мартина Фробишера, Джона Хаукинса, Томаса Ховарда, лорда Шеффилда, Роджера Тауншенда и Джорджа Бистона.

Зимой 1588-1589 годов Фробишер командовал эскадрой, охранявшей берега Англии, а осенью 1589 года совершил каперскую экспедицию в район Азорских островов.

В 1591 году он вернулся в Йоркшир, женившись вторым браком на Дороти Видмерпол, дочери лорда Уэнтворта, на короткое время отойдя от дел.

В 1592 году по указу Елизаветы I взял на себя командование каперской флотилией сэра Уолтера Рэйли.

В 1594 году совершил свою последнюю экспедицию к берегам полуострова Бретань, чтобы помочь защитить Брест от испанских сил, высадившихся во Франции и укрепившихся в форте Крозон. Во время последнего штурма форта был ранен и, вернувшись в Плимут, скончался 15 ноября 1594 года.

Его внутренние органы были погребены в церкви св. Андрея в Плимуте, а тело перевезено в Лондон и похоронено в англиканской церкви Сент-Джилс-визаут-Криплгейт (Сити).

Детей Мартин Фробишер не имел, но среди наследников значился его племянник Питер Фробишер [1].

Напишите отзыв о статье "Фробишер, Мартин"

Литература

  • Best, G. A true discourse of the late voyages of discoverie, for the finding of a passage to Cathaya, by the northweast, under the conduct of Martin Frobisher generall… — London, 1578 / in: R. Hakluyt, Principal navigations, v. VII (1903—1905).
  • Ellis, Th. A true report of the third and last voyage into Meta incognita: atchieved by the worthie capteine, M. Martine Frobisher, esquire, Anno. 1578. — London, 1578.
  • Settle, D. A true reporte of the laste voyage into the west and northwest regions, &c. 1577. worthily atchieved by Capteine Frobisher of the sayde voyage the first finder and generall. — London, 1577.
  • Three Voyages of Martin Frobisher, in search of a Passage to Cathaia and India by the North-West, A.D. 1576-8. Reprinted from the First Edition of Hakluyt’s Voyages, with Selections from Manuscript Documents in the British Museum and State Paper Office / Ed. by Richard Collinson, C.B. — London, 1867.— 376 p.
  • The three voyages of Martin Frobisher in search of a passage to Cathay and India by the north-west, A.D. 1576-8: from the original 1578 text of George Best / ed. Vilhjalmur Stefansson. — London, 1938. — 2 vols.
  • Narratives of Voyages towards the North-West, in Search of a Passage to Cathay and India. 1496 to 1631. With Selections from the early Records of the Honourable the East India Company and from MSS. in the British Museum /Ed. by Thomas Rundall, Esq. — London, 1849.
  • Bigges, W. A Summarie and True Discourse of Sir Frances Drakes West Indian Voyage.— London, Richard Field [or Roger Ward], 1589.
  • Corbett, J. Drake and the Tudor navy, with a history of the rise of England as a naval power. — London, 1898. — 2 vols.
  • Hakluyt, R. The Principal Navigations, Voiages, Traffiques and Discoveries of the English Nation, made by Sea or over-land, to the remote and farthest distant quarters of the Earth, at any time within the compasse of these 1500 yeeres… — London: George Bishop, Ralph Newberie and Robert Barker, 1598. — 3 vols.
  • McFee, W. The life of Sir Martin Frobisher. — New York and London, 1928.
  • McDermott, J. Martin Frobisher: Elizabethan Privateer. — New Haven, Conn.: Yale University Press. 2001. — 509 p.
  • Frobisher, K. A. Elizabethan Hero: The Life of Sir Martin Frobisher. — North Charleston, South Carolina: Booksurge LLC, 2005. — 140 p.

Память

Его именем был назван тяжёлый крейсер типа «Hawkins».

Изображен на британской почтовой марке 1972 года.

Примечания

  1. [www.privateers.ru/notorious-persons/frobisher.html Виктор Губарев. Мартин Фробишер]

Отрывок, характеризующий Фробишер, Мартин



– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.