Мифы Ктулху
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 13 мая 2011 года. |
«Мифами Ктулху» обычно называют мифологию, созданную Говардом Филлипсом Лавкрафтом, а также произведения других авторов по мотивам его работ, выдержанные в его особом стиле. Например, в Мифах Ктулху оставили свой след фантасты Август Дерлет, Фрэнк Лонг, Роберт Говард, Роберт Блох, Фриц Лейбер, Колин Уилсон, Брайан Ламли, Генри Каттнер, Стивен Кинг и некоторые другие. В Мифах возможно использование описанных Лавкрафтом богов и существ, героев и мест, древних книг и артефактов. Хотя по большому счёту это не столь обязательно — в бесконечной Вселенной достаточно места для других богов. Важный элемент Мифов — это создание атмосферы сверхъестественного ужаса в столкновении человека с чем-то, что находится за пределами привычного ему мира, с тем, что он не может объяснить. Автор не указывет на что-то конкретное, а предлагает читателю самостоятельно домыслить сущность необъяснимого. Несмотря на то, что Лавкрафт творил в XX веке (а пик его творчества приходится на 1920-е годы), его произведения по стилю ближе к готике XVIII—XIX вв. (принимая во внимание и языковые архаизмы), нежели к нынешним «мастерам ужаса», таким как Стивен Кинг и Клайв Баркер (с характерным для них натурализмом).
Мифы Ктулху — неотъемлемая и важная часть Лавкрафтовских ужасов.
Содержание
Происхождение термина
|
«Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн» «В своем доме в Р’льехе мертвый Ктулху спит, ожидая своего часа» Г. Ф. Лавкрафт. «Зов Ктулху»
|
|
Это литературное течение названо в честь Ктулху, фантастического существа, с которым публика впервые познакомилась в рассказе Лавкрафта «Зов Ктулху» в 1928 г. Любопытно, что Ктулху не является ни одним из главных, ни одним из самых ужасных божеств из пантеона Мифов Ктулху.
Некоторые элементы мифологии Лавкрафта
Места
- Аркхем — город в Массачусетсе. Частое место действия мифов Ктулху.
- Данвич — поселение в Массачусетсе, недалеко от Аркхема.
- Иннсмаут (Иннсмут) — маленькое портовое поселение в Массачусетсе.
- Юггот (Йуггот, Йюггот) — планета Солнечной системы (Лавкрафт отождествляет его с Плутоном), колония Ми-го.
- Кингспорт — поселение в Массачусетсе.
- Мискатоник — река, протекающая через Аркхем; по её имени назван Мискатоникский университет, постоянно появляющийся в мифах Ктулху.
- Му — затонувший континент.
- Рю д'Осейль — улица в неизвестном городе, место действия рассказа «Музыка Эриха Цанна».
- Р'льех (Р'лайх) — затонувший город Ктулху и его потомства.
- Заброшенный город Старцев в Антарктиде.
Мифические существа
- Азатот — бесплотный дух, повелевающий древними, которых Древние Боги скрыли от земли в хаосе, за 11 печатями.
- Гатаноа (тж. Гхатанотхоа) — бессмертное существо, оставленное на Земле пришельцами с планеты Юггот.
- Гидра (Мать Гидра) — вместе с Отцом Дагоном является покровителем Глубоководных. Младшее древнее существо.
- Глубоководные — разумные амфибии. Враждовали со Старцами.
- Дагон (также Отец Дагон) — подводное божество. Вместе с Матерью Гидрой является покровителем Глубоководных.
- Древние — древние и ужасные божества, пришедшие на Землю со звёзд.
- Йог-Сотот — божество, связывающее разные измерения и миры («Аз есмь врата. Аз есмь ключ»).
- Ктулху (также Ктулу) — брат Древних и погонщик Их рабов.
- Ми-Го (также «грибы с Юггота») — раса пришельцев (предположительно с Плутона), абсолютно чуждая людям.
- Ньярлатотеп (также Ньярлатхотеп) — воплощение хаоса, посланник богов.
- Старцы (Старейшины) — инопланетные существа. В данный момент вымерли, либо неактивны. Враждовали с Потомками Ктулху и Ми-Го, создали шогготов.
- Шуб-Ниггурат (также Чёрная Коза Лесов с Тысячей Младых) — божество плодородия.
- Шогготы — масса, способная изменять форму и обладающая подобием разума.
- Хастур — божество, живущее за пределами космоса, обычно приходит в виде вихря. Способно высасывать вызывающего, оставляя лишь оболочку. Также известен как Хастур Неизрекаемый. Упоминался в некоторых рассказах Г. Лавкрафта и А. Дерлета.
- Потомки Ктулху — упоминается в романе «Хребты Безумия», как раса космических осьминогоподобных пришельцев, пришедших на Землю во главе с Ктулху, во времена царствования Старцев, с которыми вели ожесточенные войны за пространства Земли.
Персонажи
- Абдул Альхазред — Безумный Араб, автор Некрономикона.
- Рэндольф Картер — путешественник и сновидец, то есть человек, умеющий проникать в мир снов.
- Куранес — сновидец, создавший город Селефаис в долине Ос-Наргай, после смерти навсегда стал королём этого города.
- Эрих Цанн — немой музыкант.
- Ричард Пикман — безумный художник, изображавший на своих картинах упырей и ставший впоследствии одним из них.
- Кезия Мейсон — салемская ведьма, классический образ зловещего призрака ведьмы, насылающей морок во сне.
Книги
- Некрономикон — он же аль-Азиф, запретная книга, написанная Абдулом Альхазредом.
- Unaussprechlichen Kulten — оккультная книга Фридриха Вильгельма фон Юнцта.
- Книга Эйбона — древняя книга, повествующая о культах Гипербореи.
- Cultes des Goules — оккультная книга графа д'Эрлета, посвященная феномену гулей (оживших мертвецов).
- De Vermis Mysteriis — демонологическая книга Людвига Прина.
Влияние на культуру
Кинематограф
- В 2005 году Эндрю Леманом был снят фильм Зов Ктулху («Call of Cthulhu»).
- Сюжет фильмов Некрономикон: Книга Мёртвых, Зловещие мертвецы, Зловещие мертвецы 2, Зловещие мертвецы 3: Армия тьмы, Зловещие мертвецы: Книга мертвых также основан на мифах Ктулху, в особенности на применении книги Некрономикон.
- Азатот упоминается среди других демонов в фильме «Имя розы».
- Фильм Дагон повествует о деятельности служителей культа бога Дагона. Снят по мотивам повести Лавкрафта «Тень над Иннсмутом».
- Одна серия мультфильма «Охотники за привидениями» полностью посвящена Ктулху, который был приравнен к привидениям. В мультфильме Ктулху называют Катулху (Катулу). Также в серии упоминаются Говард Филипс Лавкрафт, Кларк Эштон Смит, Некрономикон, служители Катулу.
- В мультсериале «Южный парк» Сезон 14, Серии 12 и 13 — показывается, как Ктулху завоевывает Землю, но терпит поражение.
- В аниме-сериале «Ползучий хаос. Няруко-сан» — в 2012 году отображается пантеон (Ктугха, Ньярлатхотеп, Хастур) как пришельцы, спустившиеся на землю и поселившиеся в виде 2 девушек и парня (смахивающего на девушку) в доме незадачливого парня-цунгари.
- Испанский фильм 2010-го года Наследие Вальдемара основан на творчестве Лавкрафта. Сам Ктулху появляется ближе к концу фильма.
Музыка
- Песня "Кutulu (the mad arab, part two)"[1] хэви-метал-группы Mercyful fate - в ней фигурирует Безумный Араб, который "должен сегодня вечером дописать книгу". Явная отсылка к автору "Некрономикона" Абдулу Альхазреду, придуманному, как и книга, Лавкрафтом.
- Альбом «Necronomicon» дарк-эмбиент-группы Nox Arcana, выпущенный в 2004 году, полностью посвящён мифологии Лавкрафта.
- У датской сайкобилли-группы Nekromantix на альбоме «Return Of The Loving Dead» выпущенном в 2002 г. есть песня Nekronomicon.
- Группа Metallica в альбоме 1984-го года «Ride the Lightning» выпустила инструментальную композицию «The Call of Ktulu» («Зов Ктулу»). Ktulu является одним из альтернативных написаний Ктулху.
- Известный канадский композитор электронной музыки Deadmau5 записал треки с названиями Cthulhu Sleeps, Cthulhu Dreams и Rlyehs Lament. Также у него имеется татуировка с изображением Ктулху на всю правую руку.
- Тексты песен funeral doom-metal-группы Thergothon посвящены творчеству Лавкрафта. Кроме того, в 1991 г. группа выпустила демо-альбом Fhtagn nagh Yog-Sothoth
- Дебютный альбом швейцарской группы Samael, названный Worship Him содержит инструментальную композицию «Rite of Cthulhu».
- У группы Cradle Of Filth есть песня Ctulhu Dawn. Также в песне «Mother Of Abominations» в начале присутствует повторяющаяся фраза «Ia! Ia! Cthulhu Fhtagn!».
- Французская группа Arkham играет музыку в стиле Lovecraftian dark metal, и почти всё их творчество основано на текстах Лавкрафта и его продолжателей.
- У шведской группы Demiurg есть песня «Cult Of Dagon», в которой присутствует фраза «Ia, Ia, Cthulhu!»
- У шведской группы Therion есть песни «Cthulhu» и «Call Of Dagon»
- У symphonic black metal группы Bal-Sagoth есть песня «Shackled to the Trilithon of Kutulu»
- У black metal группы 1349 имеется песня «From the Deeps», где тоже упоминается Ктулху
- У бельгийской группы Univers Zero есть композиция «La Musique d’Erich Zann»
- У украинской скримо-группы Gumilinski есть песня «Кадат», в тексте которой есть фраза «Ньярлатотеп — ползучий хаос, Азатот — султан демонов»
- Французская авант-роковая группа Shub-Niggurath назвала себя в честь одного из божеств Мифов Ктулху, их музыка во многом навеяна прозой Говарда Лавкрафта. В альбоме «Les Morts Vont Vite» имеется композиция под названием «Yog-Sothoth».
- Французская группа Yog Sothoth играла музыку на стыке джаза и авангардного рока, записала единственный одноимённый альбом в 1984 году.
- Dance metal band «UNK!» из Бельгии в альбоме Nine Inch Nails (2007 год) записали композицию «Shub-Niggurath come».
- Американская funeral doom metal группа Catacombs в 2006 году выпустила альбом под названием «In the Depths of R’lyeh».
- У российской панк-группы Король и Шут есть песня «Дагон», а также песня на стихи Лавкрафта — «Вестник».
- Немецкая группа Mekong Delta выпустила в 1988 г. концептуальный альбом «The Music of Erich Zann» («Музыка Эриха Цанна»).
- У шведской doom metal группы Draconian в альбоме 2002 года Dark Oceans We Cry есть песня под названием «Cthulhu Rising».
- У украинской группы CrazY JulieT есть песня «Grand Grimoire», в которой в припеве повторяется «ia kutulu kutulu fug fug fatagn!»
- У украинской Depressive Black Metal-группы Ossadogva дебютные демозапись и альбом 2008 г. назывались «IA Ancient One» и были целиком посвящены мифам о Ктулху.
- Американская death-metal-группа Morbid Angel большую часть своего раннего репертуара посвятила идеологии мифов Ктулху. О данной приверженности также красноречиво говорит и псевдоним солиста и лидера группы Trey Azagthoth.
- У русской панк-рок группы Станционный Смотритель есть песня «К планете Юггот», также в песне «Эволюция» упоминается Йог-Сотот.
- У американской metalcore/deathcore-группы из Массачусетса The Acacia Strain в альбоме 2008 года «Continent» есть песня под названием «Cthulhu».
- Первый альбом post-black-metal-группы Deafknife полностью посвящён пантеону божеств, описанных Г. Ф. Лавкрафтом.
- У русской sympho-metal-группы Sanctorium есть песня «Initiation of Al’Hazred», а также песня «Rub Al Khali», пустыня, которая упоминается у Лавкрафта.
- Немецкие экспериментальщики Workshop в 2004 году выпустили альбом под названием «Yog Sothoth».
- Греческая atmospheric death metal группа Septicflesh для альбома Communion записала песню под названием Lovecraft's Death.
- У The Vision Bleak, играющей готик-метал, имеется песня «Kutulu!»
- Украинской funeral death doom группой Koloss, в 2011 году, был издан альбом «Dødsstjernen», полностью посвящённый творчеству Лавкрафта и мифам.
- У российской группы «Lamia Morra» в конце 2012 г. вышел альбом «Liber Logaeth», охарактеризованный музыкантами как «личная лавкрафтиана» и целиком основанный на творчестве Г. Ф. Лавкрафта и его последователей.
- У французской группы Adagio есть песня «Rlyeh The Dead».
- У российской группы B.R.E.D. 182 есть песня «Ктулху ест мозг» — текст скорее основан на феномене Ктулху как интернет-мема, нежели непосредственно на мифологии Лавкрафта.
- У русской рок группы АстРок готовится альбом о мифах Ктулху. Выход которого запланирован на середину 2016 г.
- У русской folk metal группы Изморозь в 2013 г. вышел альбом "Ктулху", в котором почти во всех песнях присутствует Ктулху.
- У doom metal группы Electric Wizard есть песня Dunwich, текст которой написан по произведению Лавкрафта "Данвичский ужас".
- У немецкой Death/Thrash Metal-группы Poison, на альбоме "Into the Abyss" есть композиция под названием "Yog-Sothoth"
- Французская сладж/блэк-метал группа The Great Old Ones полностью посвятило своё творчество Мифам Ктулху
- У гик исполнителя Eben Brooks есть песня Hey There Cthulhu
- Российский рэп исполнитель Oxxxymiron выпустил сингл под названием HPL (Howard Phillips Lovecraft)-Трек написан в духе Лавкрафта и загадочный "новый правитель" вероятнее всего Ктулху
Литература
- Ктулху фигурирует как один из персонажей интернет-комикса UserFriendly.
- Юмористический комикс Unspeakable Vault (of Doom) посвящён мифологическим богам Лавкрафта.
- У писателя Александра Рудазова опубликована серия произведений про архимага Креола, построенная на основе мифологии Лавкрафта.
- У писателя Вадима Панова в серии книг «Тайный город» используются персонажи Лавкрафта.
- У украинского писателя Любко Дереша в книге «Поклоніння Ящірці» упоминаются Ктулху, Ньярлхотеп и Йог-Соттот.
- Также в другой книге «Культ» Любко Дереша, Йог-Соттот и Азатот, и их миры с их средой обитания являются одной из основных сюжетных линий всего произведения.
- Питерская поэтесса Римма Моржова в своем сборнике «Роготочие» опубликовала стихотворение «Ктулху».
- Жрецы Ктулху и Глубоководные стали персонажами двух рассказов английского писателя Нила Геймана, действие которых происходит в городе Иннсмут. Один из этих рассказов — написан специально для сборника Shadows over Innsmouth, посвящённого творчеству Лавкрафта. Оба рассказа вошли в сборник «Дым и зеркала». В сборнике «Хрупкие вещи» (а также в межавторском сборнике «Череп Шерлока Холмса») опубликован также рассказ «Этюд в изумрудных тонах», описывающий мир, где миром правят Великие Древние и их потомство, а Шерлок Холмс — известный преступник.
- Последний роман Роджера Желязны «Ночь в тоскливом октябре» построен в том числе и на сюжетах Лавкрафта, связанных с пробуждением Древних. В нём упомянуты Ньярлатотеп, Шаб-Ниггурат и другие персонажи мифологии Ктулху.
- Сюжет романа «Паразиты Сознания» Колина Уилсона основан на мифах о Ктулху.
- В серии книг Вольфганга Хольбайна о колдуне Роберте Крейвене фигурируют создания мифов Лавкрафта, да и сам Лавкрафт в качестве друга главного героя.
- Сюжет рассказа «Взгляд бездны» Владислава Каштанова, в котором упоминаются Великие Древние, Старшие Боги, Ми-Го, Летающие полипы и раса Йит, построен на основе мифологии Лавкрафта.
Компьютерные и видеоигры
- В серии игр компании Illwinter Game Design Dominions II: The Ascension Wars, Dominions 3: The Awakening, Dominions 4: Thrones of Ascension представленна подводная расса Р’льех, основанная на существах и персонажах Лавкрафта. В серии игр Conquest of Elysium этой же компании при игре за High Cultist также можно вызывать различных существ Лавкрафта.
- Целью игры Quake компании id Software является победить существ, созданных или изменённых Шуб-Ниггурат, и в финальном уровне сразиться с одним из представителей её Тёмного Потомства. В игре этот представитель по каким-то причинам сам носит имя Шуб-Ниггурат, хотя по описаниям ясно, что божество выглядело совершенно по-другому. Кроме этого с Мифами связано название одного уровня — The Nameless City (одноимённый рассказ).
- Другая известная игра Alone in the Dark, выпущенная в 1992 году Infogrames Entertainment, в значительной степени основана на мифологии Лавкрафта. В игре присутствуют Некрономикон, Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат, Ктулху. Жанр — survival horror.
- В 2006 году выпущена игра Call of Cthulhu: Dark Corners of the Earth, сюжет которой тесно переплетается с мифами Ктулху и массой произведений Лавкрафта. Управление главным героем от первого лица. Жанр — survival horror, FPS.
- В компьютерной игре X-COM: Terror From The Deep заметно сильное влияние мифов. Главный противник в игре — «Великий спящий» имеет голову, как у осьминога, и помещён в подводном городе T’leth (аналог R’lyeh, хотя находится в Мексиканском заливе). Среди рас пришельцев есть The Deep Ones, которые являются прямой ссылкой на Глубоководных. Раса пришельцев Lobsterman напоминает Ми-го.
- Компьютерная игра Necronomicon: The Dawning of Darkness основана на творчестве Лавкрафта.
- Компьютерная игра Sherlock Holmes: The Awakened (в русском издании — «Шерлок Холмс 3: Секрет Ктулху»). Релиз состоялся 28 декабря 2006 года.
- В компьютерной игре Fallout 3 есть локация Данвич билдинг (Dunwich building), с которой связаны несколько паранормальных явлений. В дополнении Point Lookout фигурирует некая книга(Кривбекни) как аналог книги Некрономикон.
- В популярной MMORPG World Of Warcraft и его втором дополнении Wrath Of The Lich King финальными боссами двух крупных рейдовых подземелий являются Древние Боги К’Тун и Йогг-Сарон, что является отсылкой к богам мифологии Лавкрафта. Также стоит отметить существо с именем Соггот Склизкий, одного из могущественных слуг Древних Богов из локации Тёмные берега.
- В компьютерной игре «The Witcher» («Ведьмак»), созданной по мотивам одноимённого цикла рассказов польского писателя Анджея Сапковского. В одной из глав Ведьмак встречается с расой подводных человекоподобных существ, которыми руководит Дагон.
- В серии компьютерных игр The Elder Scrolls в некоторых квестах имеются отсылки к «Мифам Ктулху».
- В видеоигре Magicka Ктулху посвящено дополнение.
- Влияние мифологии заметно в survival horror игре Амнезия. Призрак прошлого, а название её движка HPL происходит от инициалов Говарда Филлипса Лавкрафта.
- В игре Дмитрия Пучкова «Гоблина» «Санитары подземелий 2: В поисках чёрного квадрата» есть квест, где нужно призвать и изничтожить Ктулху (в целях конспирации его переименовали во «Втулку», а фраза «Ктулху фхтагн» звучит как «Втулку в танк»).
- В 3 сезоне серии игр «Sam & Max» о похождении вольных полицейских Пса Сэма и Кролика Макса, под названием «Sam & Max: The Devil’s Playhouse», весь базируется на Мифах Ктулху. В нём присутствует Йог-Сотот как один из главных персонажей, который слился вместе с Пэйперуэйт (Папьемарше) в одно целое и живёт у него в области живота.
- В игре Dota и Dota 2 компании Valve есть собираемый предмет Некрономикон позволяющий призвать двух демонов, подконтрольных игроку, а также предмет под названием Дагон.
- В игре Terraria есть боссы с именами: Глаз Ктулху, Мозг Ктулху и Брат Ктулху.
Прочее
- Один из вопросов Владимиру Путину на пресс-конференции, организованной совместно с поисковой системой «Яндекс» и информационным агентством «Би-би-си», был: «Как Вы относитесь к пробуждению Ктулху?» Говоря о своём отношении к Ктулху, президент заявил, что с подозрением относится «ко всяким потусторонним силам». «Если кто-то хочет обратиться к истинным ценностям, то пусть лучше почитает Библию, Талмуд или Коран. Будет больше пользы», — сказал Путин[2].
- Настольная игра «Arkham Horror» посвящена мифам Ктулху.
- В 14-м сезоне сатирического мультика South Park Картман подружился с Ктулху.
Напишите отзыв о статье "Мифы Ктулху"
Примечания
Литература
- Hanegraaff W. J. Fiction in the Desert of the Real: Lovecraft's Cthulhu Mythos' // Aries. — 2007. — Vol. 7 (1). — P. 85-109.
Ссылки
| В Википедии есть портал «Лавкрафтовские ужасы» |
- [www.haostemple.org/ Сайт, посвящённый Древним и мифам Ктулху]
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Мифы Ктулху
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
