Моубреи

Моубрей (де Моубрей, иногда Мобрей, современное произношение — Мобри; англ. Mowbray) — английский дворянский род нормандского происхождения в Средние века. Представители дома Моубрей являлись графами и герцогами Норфолк, графами Ноттингем и графами-маршалами Англии и играли значительную роль в политической истории страны в XIV—XV веках. Первоначально территориальная база рода располагалась, главным образом, в северном Линкольншире (остров Аксхольм), Лестершире и центральном Йоркшире. Впоследствии Моубреи унаследовали часть земель Браозов (Гауэр и нижний Уай в южном Уэльсе) и обширные владения дома Биго в Норфолке, Суффолке и Суррее. Главными резиденциями рода служи замки Аксхольм и, позднее, Фрамлингем. Дом де Моубрей пресёкся в 1481 г., после чего его земли и титулы были унаследованы дворянскими родами Говардов и Беркли.

Происхождение

Основателем рода де Моубрей был Жоффруа де Монбрей, епископ Кутанса, близкий соратник Вильгельма Завоевателя, активный участник нормандского завоевания Англии и одна из центральных фигур в государственной администрации Английского королевства в 1070-1080-х гг. Жоффруа происходил из небогатой рыцарской семьи, чьи владения располагались в южной части полуострова Котантен на территории современного департамента Манш. Очевидно, центром этих владений был замок Монбрей, к югу от Сен-Ло, который и дал название всему роду. После завоевания Англии Жоффруа получил от короля Вильгельма I обширные владения, насчитывающие, по данным «Книги страшного суда», около 280 маноров, прежде всего в Сомерсете и Дорсете. После смерти Жоффруа в 1093 году эти земли перешли к его племяннику — Роберту де Монбрею, который с 1086 года являлся графом Нортумбрии и крупнейшим феодалом Северной Англии. Роберт де Монбрей успешно руководил обороной границы с Шотландией, однако неоднократно поднимал восстания против английского короля. В 1095 году он стал лидером крупного мятежа англонормандских баронов против Вильгельма II, однако потерпел поражение и был лишён всех владений и титулов.

Вдова Роберта де Монбрея Матильда де Лэгль после 1107 года вышла вторым браком за Нигеля д’Обиньи (ум. 1129), род которого также происходил из Котантена, а его дед перебрался в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем. Матерью Нигеля была Амиция, сестра Жоффруа де Монбрея. Его старший брат унаследовал владения рода д’Обиньи в Англии и Нормандии и основал дом д’Обиньи — графов Арундел, тогда как сам Нигель после женитьбы на Матильде де Лэгль получил большую часть земель дома де Монбрей, включая обширные владения в Йоркшире и Линкольншире. Сын Нигеля д’Обиньи Роджер (ум. ок. 1188) взял фамилию Монбрей, став таким образом основателем Второго дома де Монбрей (название впоследствии трансформировалось в Моубрей, а затем — в Мобри).

Основные представители

Роджер де Монбрей (ум. 1188) принимал активное участие в гражданской войне 1135—1154 годов и мятеже сыновей Генриха II в 1173—1174 годах, а также совершил несколько походов в Палестину, где служил под началом Ги де Лузиньяна. Его внук Уильям де Моубрей (ум. 1222) был одним из руководителей движения английских баронов против Иоанна Безземельного, приведшего к подписанию «Великой хартии вольностей», одним из гарантов которой и стал Уильям. Его сын Роджер (ум. 1266) участвовал в войнах с Шотландией и Уэльсом, а в период восстания Симона де Монфора принял сторону короля. В 1295 году его сын, которого также звали Роджер, был возведён в достоинство барона Моубрей, став таким образом одним из первых дворян, получивших титул барона на основании специального королевского указа. Наибольшую роль в политической жизни Англии, однако, сыграл сын 1-го барона Джон де Моубрей (ум. 1322) — талантливый военачальник, один из командующих английскими войсками в войнах с Шотландией, шериф Йоркшира и губернатор Йорка, а с 1313 года — смотритель Шотландских марок (особых военно-административных единиц на границе с Шотландией). Благодаря браку с наследницей одной из линий дома де Браоз, Джон присоединил к владениям Моубреев земли в Южном Уэльсе — Гауэр и Чепстоу, а также рейп Брамбер в Суссексе. Однако в 1322 году Джон де Моубрей был казнён за участие в мятеже баронов против короля Эдуарда II. Владения Моубреев были возвращены после вступления на престол Эдуарда III. Джон, 3-й барон Моубрей (ум. 1361), входил в состав королевского совета и активно участвовал в войнах с шотландцами, в частности, сражался в битве при Невиллс-Кроссе в 1346 году. Его сын Джон, 4-й барон Моубрей (ум. 1368), женился на внучке Томаса Бразертона, графа Норфолка, младшего сына короля Эдуарда I, что принесло Моубреям обширные владения дома Биго, прежде всего в Норфолке, Суффолке, Лестершире и Уорикшире и дало возможность претендовать его потомкам на титул графа. Уже его старшему сыну Джону (ум. 1379) был пожалован в 1377 году титул графа Ноттингема, а младший, Томас (ум. 1399) в 1397 году был возведён в достоинство герцога Норфолка и получил наследственный пост графа-маршала. Томас де Моубрей являлся одним из наиболее влиятельных английских аристократов конца XIV века. Он был одним из пяти лордов-апеллянтов, временно захвативших власть в стране в 1388 году, однако позднее примирился с королём и возглавил оборону северной границы Англии. В 1391 году Томас был назначен генерал-губернатором Кале и английских владений в Пикардии, Фландрии и Артуа. Впоследствии он участвовал в экспедиции Ричарда II в Ирландию и переговорах о мире с Францией. В 1397 году Томас де Моубрей, вероятно, принимал участие в разгроме королём баронской оппозиции и убийстве герцога Глостера, однако уже в следующем году был изгнан из Англии, лишён герцогского титула и части владений. Его сын Томас Моубрей, 4-й граф Норфолк, стал одним из лидеров последнего восстания Перси против Генриха IV и в 1405 году был казнён в Йорке. В 1425 году для младшего брата казнённого, Джона де Моубрея (ум. 1432), был восстановлен титул герцога Норфолка. Джон участвовал в завоевании Нормандии Генрихом V, хотя не присутствовал в войсках во время битвы при Азенкуре. Его сын Джон де Моубрей, 3-й герцог Норфолк (ум. 1461), в период войны Алой и Белой розы поддерживал йоркистов и внёс решающий вклад в победу при Таутоне, которая расчистила английский престол для Эдуарда IV. Со смертью в 1475 году Джона де Моубрея, 4-го герцога Норфолка, мужская линия дома де Моубрей пресеклась. Его обширные владения унаследовала единственная дочь Анна, которая ещё ребёнком была выдана замуж за принца Ричарда, младшего сына Эдуарда IV. Однако в 1481 году Анна скончалась. Впоследствии земли дома де Моубрей были разделены между потомками Томаса, 1-го герцога Норфолка, из родов Говард и Беркли. За Говардами в 1483 году также были признаны титулы герцога Норфолка и графа Суррея.

Генеалогия

Сеньоры де Монбрей, бароны Моубрей

1. Жоффруа де Монбрей (ум. 1093), епископ Кутанса;
2. Роджер де Монбрей;
   1. Роберт де Монбрей, граф Нортумбрии (1086—1095); жена: Матильда де Лэгль (ум. ок. 1155), дочь Рихера де Лэгль и Юдиты Авраншской, впоследствии — замужем за Нигелем д’Обиньи (см. ниже);
3. Амиция де Монбрей; муж: Роджер д’Обиньи, сын Вильгельма де Альбини, участника нормандского завоевания Англии;
   1. Вильгельм д’Обиньи «Пинцерна» (ум. до 1139), сеньор Бакинема, дворецкий короля Генриха I; жена: Матильда, дочь Роджера Биго.
      Потомки: графы Арундел из рода д’Обиньи.
   2. Нигель д’Обиньи (ум. 1129), соратник короля Генриха I, получивший наследственные владения Роберта де Монбрея; 1-я жена (после 1107, позднее разведены): Матильда де Лэгль (ум. ок. 1155), вдова Роберта де Монбрея, графа Нортумбрии; 2-я жена (1118): Гундреда де Гурне, дочь Жерара де Гурне и Эдиты де Варенн, дочери Вильгельма де Варенна, 1-го графа Суррей;
      1. Роджер д'Обиньи (ум. 1188), сеньор Аксхольма, принял фамилию де Монбрей, участник гражданской войны в Англии 1135—1154 гг., мятежа сыновей Генриха II 1173—1174 и крестовых походов в Палестину; жена: Алиса де Гант, дочь Вальтера де Ганта и Матильды Бретонской и сестра Гилберта де Ганта, графа Линкольна;
         1. Нигель де Монбрей (ум. 1191), участник крестовых походов в Палестину; жена: Мабель;
            1. Уильям де Моубрей (ум. 1224), участник движения баронов против Иоанна Безземельного, гарант «Великой хартии вольностей»; жена: Авиция (возможно, Агнесса д’Обиньи, дочь Уильяма д’Обиньи, 2-го граф Арундел;
               1. Нигель де Моубрей (ум. 1230); жена: Матильда, дочь Роджера де Каневилла (ум. до 1240);
               2. Роджер де Моубрей (ум. 1266); жена: Мод де Бошан, дочь Уильяма де Бошана, лорда Бедфорда (ум. до 1273);
                  1. Роджер де Моубрей (ум. до 1297), 1-й барон Моубрей (с 1295); жена (1270): Рохеза де Клер (ум. после 1316), дочь Ричарда де Клера, 6-го графа Хертфорда;
                     1. Джон де Моубрей, 2-й барон Моубрей (казн. 1322), шериф Йоркшира и смотритель Шотландских марок, один из лидеров восстания баронов против Эдуарда II и его фаворитов в 1322 году; жена (1298): Алиса де Браоз (ум. 1331), дочь и наследница Уильяма де Браоза, лорда Гауэра и Брамбера;
                        1. Джон де Моубрей, 3-й барон Моубрей (ум. 1361), участник войн с Шотландией и битвы при Невиллс-Кроссе; 1-я жена (1327): Джоанна Ланкастер (ум. 1349), дочь Генри Плантагенета, 3-го графа Ланкастера; 2-я жена: Элизабет де Вер (ум. 1375), дочь Джона де Вера, графа Оксфорда;
                           1. Бланка Моубрей (ум. 1409); 1-й муж (1349): Джон Сигрейв (ум. 1353), сын Джона Сигрейва, 4-го лорда Сигрейв, и Маргариты, графини Норфолк, дочери Томаса Бразертона; 2-й муж: Роберт Бертрам; 3-й муж: Томас Пойнингс; 4-й муж: Джон Уорт; 5-й муж: Джон Уилтшир;
                           2. Элеонора Моубрей (ум. до 1387); 1-й муж (1358): Роджер Ла Варр (ум. 1370); 2-й муж: Льюис де Клиффорд (ум. 1404);
                           3. Джон де Моубрей, 4-й барон Моубрей (ум. 1368), участник крестового похода в Палестину; жена (1349): Элизабет Сигрейв (ум. 1368), дочь и наследница Джона Сигрева, 4-го лорда Сигрейв, и Маргариты, графини Норфолк, дочери Томаса Бразертона, младшего сына Эдуарда I, и наследницы земель рода Биго;
                              Далее см. ниже: Герцоги Норфолк.
                     2. Джоанна де Моубрей; муж (1261): Роберт де Мого (ум. 1275);
            2. Филипп де Моубрей, основатель шотландской линии дома де Моубрей — Моубреев из Барнбугля;
            3. Роберт де Моубрей;
            4. Роджер де Моубрей, основатель младшей линии дома де Моубрей — Моубреев из Кирклингтона;
         2. Роберт де Монбрей (ум. после 1176), сеньори Исби (Йоркшир);
      2. Хэмфри д’Обиньи (ум. до 1129).

Герцоги Норфолк

Джон де Моубрей, 4-й барон Моубрей (ум. 1368), участник крестового похода в Палестину; жена (1349): Элизабет Сигрейв (ум. 1368), дочь и наследница Джона Сигрева, 4-го лорда Сигрейв, и Маргариты, графини Норфолк, дочери Томаса Бразертона, младшего сына Эдуарда I, и наследницы земель рода Биго;

1. Элеонора Моубрей (1364—1417); муж (1386): Джон де Уэллес, лорд Уэллес (ум. 1421);
2. Джон Моубрей (1365—1380), 5-й барон Моубрей, 6-й барон Сигрейв, граф Ноттингем (c 1377);
3. Томас Моубрей (1366—1399), 6-й барон Моубрей и 7-й барон Сигрейв, граф Ноттингем (с 1383), граф-маршал Англии (с 1386), 1-й герцог Норфолк (c 1397), 3-й граф Норфолк (с 1399), лорд-апеллянт, вероятный соучастник убийства Томаса Вудстока, герцога Глостер; 1-я жена: Элизабет Лестранж (ум. 1383), дочь Джона Лестранжа, 5-го лорда Странжа; 2-я жена (1384): Элизабет Фицалан (ум. 1425), дочь Ричарда Фицалана, 10-го графа Арундел;
   1. Томас Моубрей (1385—1405), 7-й барон Моубрей и 8-й барон Сигрейв, граф Ноттингем и 4-й граф Норфолк (с 1399), участник восстания Перси против Генриха IV, казнён в 1405 году; жена (1404): Констанция Холанд (ум. 1437), дочь Джона де Холанда, герцога Эксетера;
   2. Маргарита Моубрей (ум. после 1437); муж (1417): Роберт Говард (ум. 1436).
      Потомки: графы и герцоги Норфолк из рода Говардов;
   3. Джон Моубрей (1392—1432), граф Ноттингем, граф-маршал и 5-й граф Норфолк (с 1405), 2-й герцог Норфолк (с 1425), участник завоевания Нормандии Генрихом V; жена (1412): Кэтрин Невилл (ум. 1483), дочь Ральфа Невилла, 1-го графа Уэстморленда;
      1. Джон Моубрей (1415—1461), граф Ноттингем, граф-маршал, 6-й граф Норфолк и 3-й герцог Норфолк (с 1432), участник войны Алой и Белой розы на стороне йоркистов; жена (1424): Элеонора Буршье (ум. 1474), дочь Уильяма Буршье, графа д’Э;
         1. Джон Моубрей (1444—1476), граф Суррей (c 1451), граф Ноттингем, граф-маршал, 7-й граф Норфолк и 4-й герцог Норфолк (с 1461), жена (1448): Элизабет Тальбот (ум. 1507), дочь Джона Тальбота, 1-го графа Шрусбери;
            1. Энн Моубрей (1472—1481), графиня Суррей, Норфолк и Ноттингем; муж: Ричард Йоркский (17 августа 1473—1483?), герцог Йоркский с 1474, граф Ноттингем с 1476, герцог Норфолк, граф Суррей и Варенн с 1477, младший сын Эдуарда IV, короля Англии;
      2. Кэтрин Моубрей; муж: Джон Вудвилл (ум. 1469);
   4. Изабелла Моубрей (ум. 1452); 1-й муж (1416): Генри Феррерс (ум. 1423); 2-й муж (1423): Джеймс де Беркли, лорд Беркли (ум. 1463);
   5. Элизабет Моубрей (ум. ок. 1423); муж (1403): Майкл де ла Поль (ум. 1415), 3-й граф Саффолк.

См. также

• Граф Норфолк
• Герцог Норфолк

Ссылки

• [homepages.rootsweb.com/~pmcbride/james/f037.htm#T88 Генеалогия рода де Моубрей]  (англ.)
• [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL.htm#_Toc186716612 Генеалогия дома де Моубрей на сайте Фонда средневековой генеалогии]  (англ.)
• [www.stirnet.com/HTML/genie/british/mm4fz/mowbray01.htm#top Генеалогия дома де Моубрей на сайте Stirnet.com]  (англ.)
• [www.stirnet.com/HTML/genie/british/mm4fz/mowbray02.htm#top Боковые линии дома де Моубрей на сайте Stirnet.com]  (англ.)
• [www.mowbray.ddl-web-hosting.com/ История дома де Моубрей]  (англ.)
• [www.queens-haven.co.uk/mow.htm Робертс М. Наследие Моубреев]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Моубреи

– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.