Прогрессив-фолк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Прогрессив-фолк
Направление:

Народная музыка

Истоки:

Народная музыка

Место и время возникновения:

США США, 1930-е

Поджанры:

Психоделический фолк

Производные:

Фолк-барок (англ.), Кантри-фолк (англ.), Прогрессив-кантри (англ.), Мидивал-фолк-рок, Прогрессивный рок

См. также:

Инди-фолк

Прогрессив-фолк (англ. Progressive folk) или просто прог-фолк — музыкальный жанр, который изначально был политизированным типом американской народной музыки.[⇨] В Великобритании же термин «прог-фолк» применяли в отношении традиционной народной музыки, исполняемой с какими-либо стилистическими, либо тематическими инновациями.





История

Происхождение термина

Оригинальное значение термина «прог-фолк» происходит от приверженности исполнителей американского фолк-ривайвла 1930-х к прогрессивизму, по большей части благодаря работе музыковеда Чарльза Сигера[1]. Ключевыми фигурами в развитии прог-фолка в Америке были Пит Сигер и Вуди Гатри, вслед за которыми их дело продолжили в начале 1960-х Боб Дилан и Джоан Баэз[2] Основным направлением в Британии, возникшем из такого непродолжительного явления, как скиффл (1956—1959), стали акустические перепевки американского прог-фолка. Переломным моментом в развитии прог-фолка было появление американской контркультуры и британского андеграунда в середине 1960-х. Термин «прогрессивный» тогда стали применять в отношении психоделической музыки, появившейся на поп-, рок- и фолк-сценах.[3]

Психоделический фолк

Термин «психоделический» впервые был использован в отношении нью-йоркской фолк-группы The Holy Modal Rounders в 1964 году.[4] В середине 1960-х психоделическая музыка быстро распространилась на фолк-сценах как западного, так и восточного побережья США.[5] В Сан-Франциско появились Kaleidoscope, It's a Beautiful Day и Peanut Butter Conspiracy, в Нью-ЙоркеCat Mother & the All Night Newsboys, в ЧикагоH. P. Lovecraft. Многие из этих групп перешли с фолк-рока на психоделический фолк, последовав примеру группы The Byrds, а в настоящее время к их числу относят также группы Jefferson Airplane, Grateful Dead и Quicksilver Messenger Service.[6]

С середины 1960-х как в США, так и в Великобритании наблюдается всплеск психоделической музыки на фолк и рок-сценах. Под эту волну подпали и особо значимые британские фолк-исполнители, такие как Donovan (с 1966) и Incredible String Band (с 1967).[7] В конце 1960-х и начале 1970-х произошел короткий расцвет прог-фолка в Великобритании и Ирландии, появились группы Third Ear Band и Quintessence за которыми последовали более абстрактные и с восточным влиянием Comus, Dando Shaft, The Trees, Spirogyra, Forest и Jan Dukes De Grey.[8]

Фолк-барок

С конца 1950-х в Великобритании возникает целая сеть фолк-клубов, расположенных в основном в городских центрах страны.[9] В начале 1960-х в этих клубах исполняли американскую народную музыку и прог-фолк, однако к середине десятилетия британский фолк стал доминирующим в «политике клубов».[10] Большинство исполнителей занималось психоделической музыкой, однако некоторые из них находились между традиционной и прогрессивной музыкой. Это особенно заметно у Davy Graham, Martin Carthy, Bert Jansch и John Renbourn, которые смешивали различные формы американской музыки с английским фолком, создавая, таким образом, своеобразную форму фингерстайл-гитары, известной под названием «фолк-барок».[11] Музыканты экспериментировали с элементами средневековья, блюза и джаза, в попытке направить британскую музыку на новые неизведанные территории. Возможно, лучшие работы в стиле фолк-барок появились в начале 1970-х у Nick Drake, Tim Buckley и John Martyn.[12]

Кантри-фолк

Кантри-фолк возник как смесь американского прогрессив-фолка и кантри, после визита Дилана в Нэшвилл, чтобы записать Blonde on Blonde в 1966 году. Развиваясь как более мягкая форма кантри-музыки, с упором на смысловое содержание песен, она продолжала некоторые политические традиции американского прогрессив-фолка, которую в 1970-х исполняли John Denver, Emmylou Harris и прочие.

Упадок

В начале 1970-х психоделия начала выходить из моды и те фолк-группы, которые не перешли в другие поджанры, в основном распались. Хотя такие исполнители, как Дилан или Баэз со значительным успехом продолжили свою карьеру в 1970-х, американская фолк-музыка начала распадаться со сосредоточением исполнителей на отдельных поджанрах, как блюз, блюграсс или олд-тайм. Термин «прогрессив-фолк» начал выходить из употребления, а его главные темы стали смещаться в «современный фолк», сфокусированный на новых авторах-исполнителях, как, например, Chris Castle, Steve Goodman или John Prine.[13]

В Великобритании фолк-группы начали «электрифицировать» своё звучание, подобно акустическому дуэту Tyrannosaurus Rex, который превратился в электрическую группу T-Rex.[14] Таким образом, прогрессив-фолк оказал значительное влияние на рок-музыку.[15] Другие, вероятно, под влиянием электрик-фолка, разработанного группами Fairport Convention и Steeleye Span, стали исполнять более традиционный материал, в их числе Dando Shaft, Amazing Blondel и Jack the Lad. Примерами групп, которые остались на границе между прогрессив-фолком и прогрессив-роком, являются Comus и более успешная Renaissance, которая объединила фолк и рок с элементами классической музыки.

Напишите отзыв о статье "Прогрессив-фолк"

Примечания

  1. G. W. Haslam, A. R. Haslam, and R. Chon, Workin' Man Blues: Country Music in California (University of California Press, 1999), p. 70.
  2. H. Zinn, A. Arnove, Voices of a People’s History of the United States (Seven Stories Press, 2004), p. 353.
  3. E. Macan, Rocking the Classics: English Progressive Rock and the Counterculture (Oxford University Press, 1997), p. 26.
  4. M. Hicks, Sixties Rock: Garage, Psychedelic, and Other Satisfactions (University of Illinois Press, 2000), pp. 59-60.
  5. P. Auslander, Performing Glam Rock: Gender and Theatricality in Popular Music (University of Michigan Press, 2006), p. 76.
  6. R. Unterberger, Turn! Turn! Turn!: The '60s Folk-rock Revolution (Backbeat, 1985, 2nd edn., 2005), pp. 183—230.
  7. P. Scaruffi, A History of Rock Music 1951—2000 (iUniverse, 2003), p. 54 and J. DeRogatis, Turn on Your Mind: Four Decades of Great Psychedelic Rock (Hal Leonard, 2003), p. 120.
  8. P. Scaruffi, A History of Rock Music 1951—2000(iUniverse, 2003), pp. 81-2.
  9. M. Brocken, The British Folk Revival 1944—2002 (Ashgate, Aldershot, 2003), p. 114.
  10. G. Boyes, The Imagined Village: Culture, Ideology, and the English Folk Revival (Manchester University Press, 1993), p. 237.
  11. B. Swears, Electric Folk: The Changing Face of English Traditional Music (Oxford University Press, 2005) p. 184-9.
  12. P. Buckley, The Rough Guide to Rock: the definitive guide to more than 1200 artists and bands (Rough Guides, 2003), pp. 145, 211-12, 643-4.
  13. R. Rubin, J. P. Melnick, American Popular Music: New Approaches to the Twentieth Century (University of Massachusetts Press, 2001), pp. 209-10.
  14. B. Sweers, Electric Folk: The Changing Face of English Traditional Music (Oxford University Press, 2005), p. 40.
  15. E. Macan, Rocking the Classics: English Progressive Rock and the Counterculture (Oxford University Press, 1997), pp. 134-5.

Отрывок, характеризующий Прогрессив-фолк

Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.