Ориентал-метал

Ориентал-метал
Направление:	Метал
Истоки:	Метал, восточная музыка
Место и время возникновения:	Середина 1990-х, Израиль, Сингапур, Армения (СССР)

	Образец ориентал-метала.
	Фрагмент песни «Covering The Sun» группы Melechesh с альбома «Djinn» 2001-го года.
Помощь по воспроизведению

Ориентал-метал (англ. Oriental metal — восточный металл) — поджанр фолк-метала, зародившийся в середине 90-х в Израиле, Сингапуре и Армении. Первопроходцами жанра стали израильские группы Orphaned Land, Melechesh, Salem, сингапурская Rudra и армянская Ayas.

История

Прогрессив-метал-группа Orphaned Land, сформированная в 1991 году в Израиле, выпустила своё первое демо в 1993 году и быстро привлекла к себе внимание лейблов своим необычным звучанием. Дебютный альбом Sahara последовал в 1994 году. Их музыка содержала элементы арабского фолка. Существует распространенное мнение, что Orphaned Land являются изобретателями жанра, названного «ориентал-метал».. Тем не менее, известны записи армянской группы Ayas, сделанные ещё в 1988 и 1991 годах, где уже заметны вкрапления восточной музыки в метале.

В 1993 году в Израиле образовалась группа Melechesh, одна из первых антихристианских групп в городе Иерусалим. Начав с блэк-метала, они перешли на ориентал-метал, первое проявление которого можно услышать на миньоне «The Siege of Lachish» 1996-го года.

Задолго до описанных групп, в 1985 году, в Израиле образовалась группа Salem. Пять лет группа была в подполье и играла блэк-метал, но в 1990 году выпустила демо «Millions Slaughtered» в стиле дэт-дум-метал, благодаря которой удалось подписать контракт с германским лейблом «Morbid Records». В 1992 и 1994 годах последовали альбомы «Creating Our Sins» и «Kaddish» (концептуальный альбом о холокосте). Песня «The Fading» с последнего альбома попала на MTV.

Сформированная в 1996 году группа Distorted стала первой метал-группой из Израиля с женским вокалом (Miri Milman). Свой стиль они называют «oriental death/doom metal». Израильский проект Arallu был сформирован басистом Moti «Butchered» Daniel в 1997 году, который описывает свою музыку как «oriental, thrashy and barbaric».

В 1992 году в Сингапуре была образована Rudra. Рудра — имя бога разрушения в индуизме. Название группа получила из-за достаточно агрессивной музыки и, конечно, из-за своей приближенности к ведической культуре. Их уникальный стиль соединения этнических и трансцендентальных мелодий Индии и тяжелых риффов из блек/дэт-метала сделал их пионерами в экспериментировании с использованием психоделической музыки Индии в экстремальном метале. Ещё одной особенностью в их музыке является добавление песнопений и мантр на санскрите, что, несомненно, добавляет таинственность и мистику в их творчество. Собственно, это и есть то, что было названо «ведический метал».

Помимо Израиля, Армении и Сингапура, есть много групп из соседних стран. Например, Bilocate из Иордании, Khalas из Палестины, Odious из Египта, Al-Namrood из Саудовской Аравии, Voodoo Kungfu из Китая, Amogh Symphony из Индии, Langsuyr из Малайзии..

Помимо стран Ближнего и Дальнего Востока, ориентал-метал играют и в других странах. Например, Arkan во Франции, Kenitra в Швейцарии, Kartikeya в России.

Исполнители ориентал-метала

• Arallu (с 1997)
• Distorted (с 1993)
• Melechesh (с 1993)
• Orphaned Land (с 1991)
• Salem (с 1985)
• Amaseffer (с 2004)
• Rudra (с 1992)
• Ayas (с 1987)
• Dogma
• Oaksenham
• Re De U
• Voodoo Kungfu
• Amogh Symphony
• Narjahanam (с 2004)
• Langsuyr
• Bilocate (с 2003)
• Khalas
• Odious
• Al-Namrood
• Janaza
• Myrath
• Kenitra
• Arkan
• Kartikeya
• Shokran
• IGNEA (ex-Parallax) (с 2011)
• Senmuth

Отрывок, характеризующий Ориентал-метал

Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.


Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.