Фурутака (тяжёлый крейсер)
«Фурутака» (яп. 古鷹?, по названию горы на острове Этадзима) — японский тяжёлый крейсер[прим. 1], первый из двух представителей одноимённого типа.
Построен в Нагасаки в 1922—1926 годах. Активно использовался в межвоенный период, в 1937—1939 годах прошёл в Курэ радикальную модернизацию.
В ходе боевых действий на Тихоокеанском театре Второй мировой войны в 1941—1942 годах в составе 6-й дивизии крейсеров участвовал в захвате Гуама, Уэйка, Рабаула и Лаэ, сражениях в Коралловом море, у острова Саво и у мыса Эсперанс. В ходе последнего 12 октября 1942 года был потоплен артиллерийским огнём американских крейсеров.
Строительство
Заказ на строительство двух 7500-тонных крейсеров в рамках «Новой программы пополнения флота» стоимостью по 15 млн иен каждый был выдан 20 июня 1922 года[3].
11 августа второму кораблю было присвоено название «Фурутака» (в честь горы на острове Этадзима, рядом с военной академией Императорского флота)[3], а 5 декабря он был заложен на верфи компании «Мицубиси» в Нагасаки под заводским номером 390[4].
На воду крейсер был спущен 25 февраля 1925 года[4]. На ходовых испытаниях 19 сентября того же года у острова Косикидзима при водоизмещении 8640 тонн и мощности машин 106 352 л. с. он развил 35,221 узла, превысив тем самым контрактные 34,5[5].
31 марта 1926 года «Фурутака» был передан флоту, почти на 4 месяца опередив заложенный первым «Како»[4].
История службы
Сразу после вступления в строй «Фурутака» 1 апреля 1926 года был назначен флагманом 5-й дивизии[прим. 2] крейсеров (на тот момент включавшей в себя 5500-тонные «Натори», «Юра» и «Сэндай»)[6].
9 мая он совершил показательный переход из Йокосуки в Симоду, вернувшись обратно тем же вечером. На его борту в качестве пассажиров присутствовали высокопоставленные чиновники, в том числе принц Хироясу Фусими, премьер-министр Рэйдзиро Вакацуки и морской министр Такэси Такарабэ[6].
1 августа флагманом 5-й дивизии стал однотипный с ним крейсер «Како». С 1 декабря иным стал и состав лёгких крейсеров в ней—теперь это были «Нака» и «Дзинцу»[6].
27 марта 1927 года 5-я дивизия вышла в поход из Саэки, прибыв в порт Мако на Пескадорских островах 5 апреля, а 26 апреля вернулась в Сасебо. Летом того же года крейсер участвовал в больших маневрах флота[прим. 3][6].
С 1 декабря состав 5-й дивизии был сведён только к тяжёлым крейсерам и включал теперь «Кинугасу» (флагман), «Аобу», «Како» и «Фурутаку»[6].
2-16 декабря на корабле были проведены работы по доведению его до уровня вступившего в строй позже «Како»: улучшили вентиляцию центральных и кормовых торпедных отсеков, заменили на более совершенные антенны радиостанций, укрепили корпус в районе башен главного калибра[6].
29 марта 1928 года 4 крейсера 5-й дивизии вышли из залива Ариакэ и 9 апреля прибыли в Рёдзюн, откуда 19-го перешли к Циндао, где прикрывали высадку войск (Вторая Шангунгская экспедиция, начатая под предлогом защиты прав японских граждан на Шаньдунском полуострове). Осенью 1928-го «Фурутака» вместе с подразделением участвовал в очередных маневрах, а 4 декабря—в торжественном смотре флота в Йокосуке, приуроченном к коронации императора Хирохито[6].
28 марта 1929 года 5-я дивизия вышла в район Циндао, 3 апреля прибыла в Рёдзюн и позже вернулась обратно[6].
7 ноября крейсер был выведен в резерв (до 1 декабря 1930 года), 24 июля-4 сентября 1930 прошёл ремонт, в ходе которого была улучшена вентиляция и шумоизоляция котельных отделений[7].
В апреле 1931 года «Фурутака» и «Аоба» совершили плавание в район Циндао. По возвращению крейсер с 29 мая по 29 сентября в Йокосуке прошёл докование и капитальный ремонт[7].
С 1 декабря 1931 «Фурутака» снова был выведен в резерв, и с февраля 1932 находился в Курэ, где 23 февраля-30 апреля провели очистку днища, а с ноября по февраль 1933 года и первую серьёзную модернизацию[7]. При ней 76-мм зенитные орудия Тип 3 заменили на 120-мм Тип 10, удлинили первую дымовую трубу, добавили два спаренных 13,2-мм пулемёта Тип 93 (над мостиком) и катапульту Тип № 2 Модель 1 (перед четвёртой башней ГК)[8].
7 августа 1933 года крейсер был передан в 6-ю дивизию, и вместе с числящимися там же «Аоба», «Кинугаса» и «Како» 21-го прибыл в Токийский залив, а 25-го участвовал в морском смотре в Иокогаме[9].
С 20 ноября 1933 по 31 января 1934 года «Фурутака» проходил докование в Курэ, также в ходе этого была заменена радиостанция. 5-8 сентября крейсер находился в Майдзуру для экстренного ремонта корпуса[10].
В середине сентября «Фурутака» вместе с «Аобой» и «Кинугасой» пришли в Рёдзюн, 27-го совершили поход в район Циндао и вернулись в Сасэбо 5 октября. 29 марта-4 апреля 1935 года они же ходили к устью Янцзы и обратно. По возвращению «Фурутака» проходил ремонт в Курэ с 28 мая по 20 июня. Осенью того же года все 3 крейсера 6-й дивизии участвовали в маневрах флота[10].
С 15 ноября 1935 «Фурутака» находился в резерве, и 15 февраля следующего года вернулся в состав уже 7-й дивизии, где к тому времени оказались «Аоба» и «Кинугаса». 13 апреля все 3 крейсера вышли из Фукуоки в район Циндао и вернулись в Сасэбо 22-го. 1 мая они участвовали в высокоскоростных маневрах в бухте Юя[11].
1 декабря крейсер был выведен в резерв и 6 марта 1937 года поставлен в сухой док в Курэ для реконструкции[11], которая началась 1 апреля и продлилась вплоть до 30 апреля 1939 года[2]. При ней шесть 200-мм одиночных установок типа A заменялись на три спаренные 203-мм типа E2 (две в носу, одна в корме)[12], шесть 610-мм спаренных торпедных аппаратов Тип 12 на два счетверённых Тип 92, добавили 4 спаренных 25-мм зенитных автомата Тип 96[13]. Радикально изменились носовая надстройка и системы управления огнём (в частности, был установлен новейший директор Тип 94)[14]. У турбозубчатых агрегатов заменили изношенные лопатки роторов (с доведением суммарной теоретической мощности до 110 000 л.с.), вместо 12 старых котлов разместили 10 новых и сузили заднюю дымовую трубу[15]. На место старой катапульты установили новую Тип № 2 Модель 3 1-й модификации, позволяющую запускать гидросамолёты взлётной массой до 3000 кг[15]. Наконец, были добавлены були и скуловые кили, улучшившие противоторпедную защиту и остойчивость, но снизившие максимальную скорость[16]. Экипаж крейсера после реконструкции возрос и составлял теперь 639 человек (50 офицеров и 589 нижних чинов)[17].
На ходовых испытаниях 9 июня 1939 года у острова Угурудзима в проливе Бунго при водоизмещении 10 630 тонн и мощности машин 103 340 л.с. «Фурутака» развил 32,95 узла[15]. Затем крейсер был передан в состав 6-й дивизии, где уже числился однотипный «Како», на котором аналогичные работы завершили почти за 1,5 года до этого[18].
26 марта 1940 года оба корабля вышли из бухты Ариакэ к побережью Южного Китая и прибыли в Такао 2 апреля. 11 октября они участвовали в морском смотре в Иокогаме, посвящённом 2600-летию основания японского государства легендарным императором Дзимму[19].
24 февраля 1941 года «Фурутака», «Како» и «Аоба» вышли из Сасэбо к побережью Южного Китая, зашли в Мако и 3 марта вернулись во Внутреннее море. 5-14 сентября крейсер вместе с «Како» перешёл из Муродзуми в Курэ и всю вторую половину месяца проходил там докование, в ходе которого получил размагничивающую обмотку[19].
5 и 7 октября 6-я дивизия выходила в район Муродзуми для маневров, 19-20 прибыла в Саэки, где находилась до конца месяца. С 1 по 15 ноября она участвовала в учениях в проливе Бунго. 30 ноября-2 декабря дивизия перешла на остров Хахадзима в архипелаге Бонин[20].
В тот же день на крейсере приняли шифрованное сообщение «Ниитака-яма ноборэ хито фута мару хати»[прим. 4], являющееся кодовым сигналом для начала Гавайской операции. 4-8 декабря соединение перешло к Гуаму и участвовало в его захвате, а 12-го прибыло на Трук. 13-го декабря 6-я дивизия вышла к атоллу Уэйк и 23-го поддерживала его второй штурм, закончившийся капитуляцией американского гарнизона[21].
18 января 1942 года все 4 крейсера вышли из Трука и 23-го прикрывали высадку японских войск в Рабауле и Кавиенге в ходе операции «О», а 30-го бросили якоря в Рабаульской бухте. 1 февраля в связи с рейдом 8-й оперативной группы вице-адмирала Хэлси (авианосцы «Саратога» и «Энтерпрайз») на атоллы Кваджалейн и Вотье они направились на её перехват, но успеха не достигли и 10-го вернулись на базу[22]. 20 февраля «Фурутака», «Како» и «Кинугаса» выходили для преследования обнаруженного у Рабаула «Лексингтона», также неудачного и 23-го пришли на Трук[23].
2-5 марта 6-я дивизия перешла в Рабаул, и 8-го в ходе операции «СР» вместе с 18-й («Тэнрю» и «Тацута») поддерживала высадку войск в Лаэ и Саламауа. 9-28 марта оба соединения совершали рейсы по маршруту Бука—Рабаул, а 30-31 участвовали в захвате острова Шортленд и порта Киета на Бугенвиле. 7 апреля они поддерживали высадку на Манус, вернувшись 10-го на Трук[23].
30 апреля 6-я дивизия и лёгкий авианосец «Сёхо» вышли из Трука, и пройдя 2 мая проливом Бугенвиль, 3-го прикрывали захват острова Тулаги. Эта высадка (изначально часть операции «МО», конечной целью которой был захват Порт-Морсби) привела к произошедшему 4-8 мая первому в истории бою авианосных соединений, известному как сражение в Коралловом море. 5 мая 6-я дивизия заправлялась от танкера «Иро», у острова Шортленд, 6-7 её неоднократно и безуспешно атаковали американские самолёты (в том числе дальние бомбардировщики Б-17). 8-го «Фурутака» и «Кинугаса» эскортировали повреждённый авианосец «Сёкаку» до Трука с заходами на Шортленд и Киету, прибыв туда 17-го. 31 мая-5 июня оба крейсера перешли в Курэ и стали там на ремонт, продлившийся до 28-го[24].
28 июня «Фурутака» и «Кинугаса» покинули Курэ, и простояв 28-30 в Нагасаки, 4 июля прибыли на Трук. Оттуда 5-7 июля они перешли в Киету, где до 9-го заправлялись от танкера «Хоё-Мару». Июль и первую неделю августа они провели, патрулируя подходы к Рабаулу[25].
В ходе сражения у острова Саво в ночь с 8 на 9 августа «Фурутака» входил в состав соединения вице-адмирала Микава, выпустив по американским кораблям 153 203-мм снаряда и 8 кислородных торпед Тип 93, не получив при этом никаких повреждений[26]. 10 августа крейсер прибыл в Кавиенг, 19-го перешёл в бухту Реката, а 22-го—к Шортленду[27].
23-26 августа «Фурутака» вместе с «Аоба», «Кинугаса» и «Тёкай» выполнял задачу дальнего прикрытия идущих на Гуадалканал конвоев и вернулся затем обратно. Весь сентябрь он провёл на Шортленде, пополняя запасы[28].
В ходе сражения у мыса Эсперанс в ночь с 11 на 12 октября входивший в соединение вице-адмирала Гото «Фурутака» вместе с флагманским «Аоба» стал основной целью крейсеров и эсминцев американского 64-го оперативного соединения, имевших фору благодаря наличию радиолокаторов. В 21:49[прим. 5] прямым попаданием была разрушена кормовая башня ГК, в 21:51 и торпедный аппарат № 2, где начался сильный пожар, что привело к сосредоточению огня по кораблю[28]. В 21:54 крейсер получил пробоину в носовой части с правого борта, а в 21:55 и в районе турбин и начал снижать скорость. Наконец, в 22:05 в результате прямого попадания в машинное отделение был перебит паропровод, и корабль потерял ход. После двухчасовой борьбы за живучесть в 00:08 12 октября был приказ об эвакуации экипажа, которая завершилась к 00:20. «Фурутака» затонул, уходя носом под воду, в 00:28. Это случилось южнее острова Саво, в точке с координатами 09°02′30″ ю. ш. 159°33′30″ в. д. / 9.04167° ю. ш. 159.55833° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-9.04167&mlon=159.55833&zoom=14 (O)] (Я). В ходе боя на крейсере было убито 33 человека (2 офицера и 31 матроса), перед рассветом эсминец «Хацуюки» подобрал 518 членов экипажа (34 офицера, включая командира капитана 1-го ранга Араки, и 484 матроса)[29]. По другим данным, эсминцы «Хацуюки», «Сираюки» и «Муракумо» всего приняли на борт 514 моряков, 115 (в том числе 1 офицер) позже попало в американский плен, 110 (в том числе 15 офицеров) пропали без вести[30].
10 ноября 1942 года «Фурутака» был исключён из списков[29].
Командиры
- 15.5.1925 — 1.12.1926 капитан 1 ранга (тайса) Коити Сиодзава (яп. 塩沢幸一)[31];
- 1.12.1926 — 15.11.1927 капитан 1 ранга (тайса) Нобуёси Кикуй (яп. 菊井信義)[32];
- 15.11.1927 — 1.12.1928 капитан 1 ранга (тайса) Ютака Арима (яп. 有馬寛)[33];
- 1.12.1928 — 30.11.1929 капитан 1 ранга (тайса) Дзиро Ониси (яп. 大西次郎)[34];
- 30.11.1929 — 1.12.1930 капитан 1 ранга (тайса) Тосио Тадзири (яп. 田尻敏郎)[35];
- 1.12.1930 — 1.12.1931 капитан 1 ранга (тайса) Синитиро Матида (яп. 町田進一郎)[36];
- 1.12.1931 — 1.12.1932 капитан 1 ранга (тайса) Кацудзуми Иноуэ (яп. 井上勝純);
- 1.12.1932 — 15.11.1933 капитан 1 ранга (тайса) Тюдзо Такаяма (яп. 高山忠三);
- 1.11.1933 — 15.11.1934 капитан 1 ранга (тайса) Дзиро Сайто (яп. 斎藤二朗)[37];
- 15.11.1934 — 15.11.1935 капитан 1 ранга (тайса) Какудзи Какута (яп. 角田覚治)[38];
- 15.11.1935 — 1.12.1936 капитан 1 ранга (тайса) Дзюньити Мидзуно (яп. 水野準一)[39];
- 1.12.1936 — 1.12.1937 капитан 1 ранга (тайса) Мики Оцука (яп. 大塚幹)[40];
- 1.12.1937 — 20.4.1938 капитан 1 ранга (тайса) Саитиро Томонари (яп. 友成佐市郎)[41];
- 20.4.1938 — 15.12.1938 капитан 1 ранга (тайса) Масао Окамура (яп. 岡村政夫)[42];
- 15.12.1938 — 15.11.1939 капитан 1 ранга (тайса) Ко Ито (яп. 伊藤皎);
- 15.11.1939 — 19.10.1940 капитан 1 ранга (тайса) Кадзутака Сираиси (яп. 白石万隆)[43];
- 19.10.1940 — 28.11.1941 капитан 1 ранга (тайса) Ко Накагава (яп. 中川浩)[44];
- 28.11.1941 — 12.10.1942 капитан 1 ранга (тайса) Цуто Араки (яп. 荒木伝)[45].
Напишите отзыв о статье "Фурутака (тяжёлый крейсер)"
Примечания
- Комментарии
- ↑ При вступлении в строй классифицировался как крейсер 1-го класса (по водоизмещению), с 1931 года как класса A (с 8-дюймовым главным калибром, то есть тяжёлый).
- ↑ В оригинале подразделение именовалось 戦隊 (сэнтай), БЯРС даёт возможные переводы как «бригада» или «дивизия», в русскоязычной исторической литературе о Тихоокеанской войне предпочитают использовать второй вариант.
- ↑ Встречающееся в некоторых источниках утверждение, что 5 августа 1927 года «Фурутака» расстрелял старый крейсер «Тиёда» не соответствует действительности и является следствием путаницы с однотипным «Како».
- ↑ 新高山登れ一二〇八, буквально «Поднимайтесь на гору Ниитака 8 декабря», распространён и более поэтичный вариант «Начинайте восхождение на гору Ниитака (8 декабря)».
- ↑ Японское стандартное время, отстающее от поясного времени Соломоновых островов на 2 часа.
- Использованная литература и источники
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 801.
- ↑ 1 2 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 803.
- ↑ 1 2 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 53.
- ↑ 1 2 3 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 800.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 73.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 77.
- ↑ 1 2 3 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 78. Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>: название «.D0.9B.D0.B0.D0.BA.D1.80.D1.83.D0.B0_.D0.B8_.D0.A3.D1.8D.D0.BB.D0.BB.D1.81.E2.80.941997.E2.80.94.E2.80.9478» определено несколько раз для различного содержимого - ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 75.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 79.
- ↑ 1 2 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 80.
- ↑ 1 2 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 81.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 252.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 253.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 254.
- ↑ 1 2 3 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 255. Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>: название «.D0.9B.D0.B0.D0.BA.D1.80.D1.83.D0.B0_.D0.B8_.D0.A3.D1.8D.D0.BB.D0.BB.D1.81.E2.80.941997.E2.80.94.E2.80.94255» определено несколько раз для различного содержимого - ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 257.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 256.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 260.
- ↑ 1 2 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 261.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 262.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 296.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 297.
- ↑ 1 2 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 298.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 301.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 303.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 306.
- ↑ Лакруа и Уэллс, 1997, p. 307.
- ↑ 1 2 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 308. Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>: название «.D0.9B.D0.B0.D0.BA.D1.80.D1.83.D0.B0_.D0.B8_.D0.A3.D1.8D.D0.BB.D0.BB.D1.81.E2.80.941997.E2.80.94.E2.80.94308» определено несколько раз для различного содержимого - ↑ 1 2 Лакруа и Уэллс, 1997, p. 309.
- ↑ Хакетт и Кингсепп.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px32.htm#a001 Shiozawa, Koichi]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px31.htm#r009 Kikui, Nobuyoshi]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px33.htm#v002 Arima, Yutaka]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px34.htm#r004 Onishi, Jiro]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px33.htm#r017 Tajiri, Toshiro]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px35.htm#r020 Machida, Shinichiro]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px36.htm#r010 Saito, Jiro]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px39.htm#v008 Kakuta, Kakuji]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px37.htm#r027 Mizuno, Junichi]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px39.htm#v006 Otsuka, Miki]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px38.htm#r014 Tomonari, Saichiro]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px38.htm#v004 Okamura, Masao]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px42.htm#v012 Shiraishi, Kazutaka]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px42.htm#v014 Nakagawa, Ko]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px45.htm#r003 Araki, Tsuto]. Imperial Japanese Navy. Проверено 7 января 2014.
Источники
- Bob Hackett; Sander Kingsepp. [www.combinedfleet.com/furuta_t.htm CombinedFleet.com IJNMS FURUTAKA: Tabular Record of Movement]. JUNYOKAN!. Combinedfleet.com (1997).
- Eric Lacroix, Linton Wells II. Japanese cruisers of the Pacific war. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1997. — 882 с. — ISBN 1-86176-058-2.
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Фурутака (тяжёлый крейсер)
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.
– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
