Церковь Александра Невского (Белград)

Православная церковь
Церковь святого Александра Невского Црква Светог Александра Невског
Церковь святого Александра Невского
Страна	Сербия
Город	Белград
Конфессия	Сербская православная церковь
Тип здания	церковь
Архитектурный стиль	сербско-византийский
Дата основания	19 сентября 1876
Строительство	12 мая 1912—23 ноября 1930 годы

Церковь святого Александра Невского в Белграде (серб. Црква Светог Александра Невског) — храм Сербской православной церкви, возведённый в память об освобождении русскими Сербии в ходе русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Возведён в сербско-византийском стиле.

История

Переносная часовня

История строительства церкви связана с событиями сербско-турецкой войны 1876-1877 годов, в которой участвовали добровольцы из России. Солдаты-добровольцы прибыли в Сербию с шатром-часовней во имя святого благоверного князя Александра Невского. 19 сентября 1876 переносной храм, доставленный со штабом генерала Михаила Григорьевича Черняева, был установлен в центральной части Белграда восле здания университета и освящён митрополитом Сербским Михаилом. Вместе с отрядом русских воинов часовню перевезли в район боевых действий, со второй половины сентября 1876 она находилась на Делиградском поле, а после окончания войны снова вернулась в Белград. Она несколько раз меняла своё местоположение и вскоре была продана с аукциона, а утварь её перенесли в белградский собор и вскоре передали новопростроенному храму.

Старый храм

Этот храм был возведён по благословению митрополита Михаила и освящен им же 1 октября 1877 в честь святого благоверного князя Александра Невского. Однако спустя 14 лет храм был разрушен, несмотря на протесты прихожан и самого митрополита. Официальной причиной было названо нарушение собором целостности планировки города и ближайших улиц, хотя на самом деле причины были, скорее всего, чисто политические, обусловленные проавстрийской ориентацией правящей династии Обреновичей. На месте собора построили школу, в которой временно оборудовали домовую часовню во имя Александра Невского, позднее часовню перевели в Дом святого Саввы Сербского, где располагался культурный и религиозный центр Белграда. Место для закладки нового собора было освящено в 1894, но из-за неустойчивости грунта строительство приостановилось, а затем и вовсе прекратилось.

Новый храм

Освящение фундамента ныне существующей церкви на улице Царя Душана было совершено 12 мая 1912 митрополитом Димитрием в присутствии престолонаследника Александра Карагеоргиевича. Однако строительство, начатое весьма активно по проекту Елизаветы Начич, вскоре было прекращено из-за разразившихся Балканских и Первой мировой войн. Только в 1927 году строительство возобновилось под руководством архитектора Пере Поповича, который внес некоторые изменения в первоначальный проект. 23 ноября 1930 патриарх Сербский Варнава освятил новосооруженный храм в присутствии короля Александра I Карагеоргиевича.

Реликвии

Мраморный иконостас из церкви великомученика Георгия (село Оплеца) и большая икона святого благоверного князя Александра Невского работы известного польского художника Яна Матейко подарены храму королём Александром I. Иконы храма выполнены в мастерской Бориса Селянко. Фрески в интерьере созданы в 1970 иеромонахом Наумом (Андричем), а продолжил роспись его ученик М. Кнежевич в 1973. В 1998 была проведена реставрация фасада и крыши. Алтарь расписывал М. Биелошевич.

Предназначение

Эта церковь — крупный центр духовного просвещения и православного миссионерства. Благодаря подвижнической деятельности протоиерея ставрофора Хаджи-Любодрага Петровича при храме в 1985 организована Православная миссионерская школа, действует Миссионерский центр, который еженедельно проводит своеобразные «трибуны»-встречи. Также работают катехизаторские курсы для детей и взрослых

У храма есть своя печать: издательство «Српски образ», которое с 1985 выпускает газету «Билтен храма светог Александра Невског» (с 1995 года выходит регулярно). Миссионерский центр храма является учредителем и издателем журнала «Београдски диjалог». В богослужениях участвует певчий коллектив и ещё три хора (один из них детский). В храме семь священнослужителей, он объединяет пять приходов и около 6 с половиной тысяч верующих.

Ссылки

• [www.pravenc.ru/text/64440.html Собор Александра Невского в Белграде на сайте «Православная энциклопедия»]

Отрывок, характеризующий Церковь Александра Невского (Белград)

Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.