Церковь Преподобного Симеона Дивногорца (Дрезден)

Православная церковь
Церковь Святого преподобного Симеона Дивногорца Russisch-Orthodoxe Kirche des Heiligen Simeon vom wunderbaren Berge
Страна	Германия
Город	Дрезден, Fritz-Löffler-Straße, 19
Конфессия	православие
Епархия	Берлинская и Германская епархия Русской православной церкви
Тип здания	Церковь
Архитектурный стиль	неорусский
Автор проекта	Гаральд Юлиус фон Боссе
Строитель	К. Вайсбах
Первое упоминание	1861 год
Строительство	1872—1874 годы годы
Приделы	Верхний - преподобного Симеона Дивногорца; нижний - святителя Николая Чудотворца.
Статус	действующий храм
Состояние	отличное
Сайт	[stsimeon.bplaced.net/ru/index.php Официальный сайт]

Це́рковь Свято́го преподо́бного Симео́на Дивного́рца (нем. Russisch-Orthodoxe Kirche des Heiligen Simeon vom wunderbaren Berge) — православный храм в Дрездене (район «Южный пригород»).

Храм относится к Восточному благочинию Берлинской и Германской епархии Русской православной церкви. Настоятель — протоиерей Георгий Давыдов. Приход насчитывает около 1000 прихожан русской, греческой, болгарской и других национальностей.

История

Первые храмы

Первое упоминание о домовой церкви в Дрездене относятся к периоду 1813—1814 годов, когда в городе располагалась резиденция русского генерал-губернатора Саксонии князя Репнина-Волконского. Храм находился в одном из залов дворца Брюля. Вскоре был закрыт.

Вторая домашняя православная церковь была оборудована во дворце принца Максимилиана на Острааллее.

В 1861 году по желанию русской общины, насчитывавшей 358 членов, было устроена домовая приходская церковь в частном доме на Сидониенштрассе (нем. Sidonienstrasse). В 1862 году церковь была освящена в честь Входа Господня в Иерусалим. Церковный хор состоял из четырёх певцов Дрезденской оперы.

В 1864 году община переселилась в дом на Бойстштрассе (нем. Beuststrasse), 4.

Членами дрезденской православной общины в разное время были многие выдающиеся деятели России. Прихожанами церкви некоторое время являлись М. А. Бакунин и И. С. Тургенев. В 1863 году в церкви был крещён родившийся в Дрездене П. А. Столыпин, а в 1870 году — дочь Ф. М. Достоевского Любовь.

В 1872 году здание, в котором помещался храм, перешёл к новому владельцу, не пожелавшему в своем доме иметь православную церковь. Лишь с большим трудом русское общество уговорило его продолжить контракт на два года.

Современный храм

В то же время русский подданный А. Ф. Вольнер пожертвовал необходимый для построения церкви участок земли в 17,6 ар в одной из лучших частей города на Райхенбахштрассе (нем. Reichenbachstrasse), а член Строительного комитета храма Д. И. Образцов купил у последнего ещё 4 ара земли за дарованным участком.

Проект храма, заложенного 25 апреля (7 мая) 1872 года, со всеми рисунками внешних и внутренних украшений был составлен безвозмездно проживавшим в то время в Дрездене архитектором Г. Ю. фон Боссе. В строительстве также участвовал Карл Вайсбах.

Вскоре после начала строительства поступило уведомление Саксонского министерства духовных дел, что «оно не стесняет свободы православного богослужения и признает вновь созидаемое здание православным храмом». Общая стоимость строительства оценивалась в 520 тысяч рейхсмарок. Примерно четверть этой суммы составили пожертвования, оставшиеся три четверти внёс статский советник Семён Семёнович Викулин. Крупными жертвователями были также великие княгини Елена Павловна, Мария Николаевна, Александра Иосифовна; королева Ольга Николаевна, герцогиня Мария Александровна; великие князья Владимир, Алексей, Сергей и Павел Александровичи; царевич Александр Александрович.

24 мая (5 июня) 1874 года протоиерей Михаил Раевский в сослужении русского заграничного духовенства освятил церковь в честь святого Симеона Дивногорца.

23 февраля 1874 года Саксонское правительство даровало русской православной церкви права и преимущества, предоставленные вообще местным церквам, и признало её учреждением Pia Causa. Но 1 января 1876 года статус храма поменялся — Дрезденская церковь была приписана к миссии.

В 1897—1898 годах был проведён капитальный ремонт церкви: исправлено духовое отопление, стены снова выкрашены восковой краской, что давало возможность их мыть, иконостас вычищен и отполирован, окна заменены цветными, по местам сделана позолота. Снаружи некоторые камни, выветрившиеся от времени, были заменены новыми; крыша и купола выкрашены и кресты с цепями вызолочены.

Композитор С. В. Рахманинов, живший в Дрездене три зимних сезона (1906—1909 годы), сделал крупное пожертвование на устройство газового отопления церкви, которое до настоящего времени находится в рабочем состоянии.

С 1902 по 1906 год и с 1911 года к Дрезденской церкви был приписан Мариенбадский храм; с 1911 года к храму была приписана и Франценсбадская церковь.

В период с 1914 по 1921 год в связи с Первой мировой войной церковь была закрыта. Основанием для этого послужило опасение властей, что «поскольку проводимые на русском языке богослужения невозможно в достаточной мере проконтролировать, не известно, не проводятся ли они в антигерманском духе и за победу русского оружия» (из объяснения полицейского ведомства Дрездена от 30 марта 1915 года).

В 1921 году, на основе государственного решения, церковь была передана общине, которая подчинялась Синоду архиереев в изгнании. В 1927-1930 годах храм находился в юрисдикции Управляющего русскими приходами в Западной Европе Русской православной церкви.

Для помощи беженцам и другим нуждающимся в 1924 году было создано сестричество святой Марфы. Была приведена в порядок и открыта для читателей имевшаяся в церкви библиотека.

В конце 1930-х годов Министерство по делам культов, культуры и просвещения осуществляло сильный нажим на дрезденскую общину с целью понудить её перейти из ведения Московского Патриархата под юрисдикцию Русской православной церкви за границей. Несмотря на протесты общины на основе подписанного Адольфом Гитлером 25 февраля 1938 года закона и постановления к нему от 5 мая 1939 года приход со всем его имуществом был передан Берлинской и Германской епархии Русской православной церкви за границей.

После передачи храма многие члены общины заявили о своём выходе из неё. Среди них был известный философ профессор Ф. А. Степун.

Во время Второй мировой войны был запрещён пасхальный крестный ход. Во время бомбардировки 13 февраля 1945 года церковь чудом устояла, но ей были нанесены значительные повреждения (сильно пострадала колокольня). При этом в храме продолжали совершаться богослужения.

Летом 1945 года церковь снова перешла в Западноевропейский Экзархат Русской православной церкви.

Храм реставрировался в 1948—1952 годах и в 1960-е годы. С 1995 года в церкви ведутся восстановительные работы.

Впоследствии, после объединения Германии, смена юрисдикций спровоцировала судебные разбирательства, утихшие лишь в мае 2007 года после воссоединения Русской православной церкви.

Архитектура, убранство

Дрезденский храм представляет собой изящнейшее выражение русско-византийского стиля.

В основание храма положен удлиненный четырехугольник, перерезанный галереей, которая составляет собой поперечное колено равностороннего греческого креста. Над срединой этого креста возвышается главный корпус, увенчанный пятью голубыми главами.

Над западной частью находится колокольня (40 м), оканчивающаяся пирамидальным восьмигранным верхом.

Храм украшен разнообразным орнаментом (кокошниками, арками, пилястрами). Стены храма выложены из тёсаного тюрингского песчаника.

На стенах храма находятся две памятные доски, одна из которых — храмозданная, а другая в память посещения храма 16 (28) июня 1875 года императором Александром II.

Первоначально внутреннее убранство храма не было завершено из-за нехватки средств. Двухъярусный иконостас и решетка солеи выполнены из каррарского мрамора. 13 икон для иконостаса написал местный художник Джеймс Маршалл.

Среди икон и утвари выделяются:

• Запрестольный образ Вознесения Господня, написанный на стекле в человеческий рост.
• Крест и образ Воскресения Христова. Дар иерусалимского патриарха Никодима. Образ написан на доске из прежней дубовой кувуклии над Гробом Господним с частицей Живоносного гроба.
• Две иконы — святителя Николая Чудотворца и святой равноапостольной княгини Ольги, дар М. Н. Журавлева. Иконы сделаны в 1899 году по мерке (высотой более 1½ метров) для двух стен на правой и левой стороне церкви, которые с самого начала предназначались для икон, но до тех пор оставались пустыми.

Внизу под церковью были устроены библиотека и квартира для сторожа, ныне — приходской зал, квартира для сторожа и котельная.

Нижний, Никольский придел, был освящён 20 февраля 1964 года.

Ссылки

• [www.orthodox-dresden.de/stsimeon/ Официальный сайт русской православной церкви в Дрездене]
• [sobory.ru/article/index.html?object=10147 Народный каталог православной архитектуры]

Литература

• Антонов В. В., Кобак А. В. Русские храмы и обители в Европе. — СПб: «Лики России», 2005. — С. 84—87. — 3000 экз. — ISBN 5-87417-208-4.

Отрывок, характеризующий Церковь Преподобного Симеона Дивногорца (Дрезден)

Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.