Гарри Поттер и Дары Смерти

К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)

Гарри Поттер и Дары Смерти
Harry Potter and the Deathly Hallows
Автор:	Дж. К. Роулинг
Жанр:	роман
Язык оригинала:	английский
Оригинал издан:	21 июля 2007
Переводчик:	Майя Лахути, Сергей Ильин
Серия:	Гарри Поттер (серия романов)
Издатель:	Bloomsbury Scholastic Raincoast Росмэн
Выпуск:	13 октября 2007
Страниц:	607 759 640
Предыдущая:	Гарри Поттер и Принц-полукровка

Гарри Поттер и Дары Смерти (англ. Harry Potter and the Deathly Hallows) — седьмая книга в серии романов Дж. К. Роулинг о Гарри Поттере.

Выход романа

Джоан Роулинг закончила писать книгу 11 января 2007 года в отеле The Balmoral в Эдинбурге. Было объявлено, что роман выйдет в свет 21 июля 2007 года в 00:01 по Гринвичу. Однако за пять дней до начала продаж книги в Интернете появились фотографии и копии, созданные с помощью сканера, страниц американской редакции седьмой книги, которые оказались подлинными. Через небольшое время этот текст был переведён на несколько языков, в том числе на русский. Впоследствии выяснилось, что виновником утечки был интернет-магазин DeepDiscount.com, который, нарушив эмбарго на продажу книги, выслал около 1200 экземпляров покупателям по почте до назначенной даты.

В день старта продаж в США было продано 8,3 миллиона копий (более 96 в секунду), в Великобритании — рекордные 2,65 миллиона.

Первая повсеместно доступная версия книги на русском языке появилась в Интернете на сайте группы переводчиков-любителей, называющих себя Potter’s Army. Перевод был завершён 25 июля 2007 года около 23 часов по московскому времени. Даже в первоначальной версии книга была переведена обстоятельно, с соблюдением авторского литературного стиля, но с существенными недочётами (например, в ней отсутствовал кусок тридцать третьей главы, также в переводе большое количество орфографических и грамматических ошибок). Параллельно работы по переводу книги вели ещё несколько групп переводчиков.

Русская печатная версия романа поступила в продажу 13 октября 2007 года тиражом 1 800 000 экземпляров. 16 августа книга поступила в 3 типографии в Центральном федеральном округе. На печать ушло около месяца

Название книги

О названии книги автор сообщила 21 декабря 2006 года на своём официальном сайте, но чтобы его узнать, нужно было выполнить мини-квест. В тот же день название было опубликовано на сайте издательства Bloomsbury.

Поскольку слово «hallows» в английском языке имеет несколько значений, среди русскоязычных поклонников Роулинг возникли споры по поводу того, как правильно перевести название романа. Существовали три основные версии: «Гарри Поттер и Роковые мощи» (это почти дословный перевод, хотя не совсем понятно, что в таком случае имела в виду автор), «Гарри Поттер и Реликвии смерти» (считалось, что под «реликвиями» подразумеваются крестражи, но с появлением первых спойлеров стало понятно, что это не факт), «Гарри Поттер и Смертельные гробницы». Сама Роулинг отказывалась давать какие-либо комментарии по поводу названия книги до её появления. Интерес представлял и тот факт, что за несколько дней до выхода книги на английском языке Роулинг опубликовала альтернативное название книги для переводчиков — «Harry Potter and the Relics of Death». Это заглавие предназначается для правильного перевода на те языки, которые не могут равнозначно английскому передать смысл словосочетания «Deathly Hallows».

Идея названия «Гарри Поттер и Дары Смерти» пришла в голову координатору перевода от Potter’s Army TeeN’e в субботу 21 июля — в день официального выхода книги на английском языке и была изложена на внутреннем сайте команды переводчиков. С распространением по сети перевода от Potter’s Army это название получило широкое распространение, потому что наиболее точно отражает суть и роль Даров в книге.

В переводе издательства «Росмэн» название книги изначально выглядело как «Гарри Поттер и роковые мощи». Для определения официального названия, издательство совместно с порталом Mail.ru организовало акцию «Придумай название книге о Гарри Поттере» с целью найти наиболее удачный перевод. Конкурс-опрос проводился с 27 июля по 6 августа 2007 года. После его окончания было объявлено, что утверждено название «Гарри Поттер и Дары Смерти».

Экранизация

Киноадаптация книги вышла в прокат в двух частях (ноябрь 2010/июль 2011)

Сюжет книги

Анонсировавшиеся детали

• Согласно пророчеству из книги Гарри Поттер и Орден Феникса, либо Гарри Поттер, либо Волан-де-Морт должен был погибнуть.
• В одном из интервью Дж. К. Роулинг заявила, что в седьмой книге погибнут два главных героя, смерть которых ранее не предполагалась.
• Со слов Дэниела Рэдклиффа, при съёмках фильма «Гарри Поттер и Орден Феникса» Роулинг проговорилась, сказав, что «Дамблдор доставляет слишком много проблем» в седьмой части. Это означало, что в книге читатели узнают о погибшем директоре довольно много нового.

Начало действия

Пожиратели смерти Яксли и Северус Снегг идут в особняк Люциуса Малфоя, где находятся Волан-де-Морт, другие Пожиратели Смерти, а также бывшая преподавательница магловедения в Хогвартсе. Снегг заявляет, что Орден Феникса не доверяет Министерству магии и мракоборцам, и Поттер будет перемещён в дом одного из членов Ордена Феникса в субботу. Яксли говорит, что по его информации Поттер будет перемещён позже, за день до своего совершеннолетия. Снегг утверждает, что сообщение, полученное Яксли, — дезинформация Ордена. Волан-де-Морт больше верит Снеггу.

Яксли также докладывает, что ему удалось наложить заклятие Империус на Пия Толстоватого, работающего в Министерстве магии.

Волан-де-Морт убивает пленницу, оказавшейся профессором магловедения Хогвартса Чарити Бербидж, за то, что она учила студентов Хогвартса хорошо относиться к маглам. Также он отбирает волшебную палочку у Люциуса Малфоя, собираясь использовать её против Гарри Поттера (применению его собственной палочки мешает её родство с палочкой Гарри). Драко Малфой испуган и подавлен.

Тем временем Гарри Поттер собирается в дорогу (в день, о котором сообщил Снегг) и читает некролог Дамблдора за авторством Элфиаса Дожа, а также интервью с Ритой Скитер, рекламирующей свою книгу — биографию Дамблдора.

Согласно некрологу, за год до поступления Дамблдора в Хогвартс его отец, Персиваль, был посажен в Азкабан (где впоследствии умер) за жестокое и публичное нападение на трёх маглов, надругавшихся над Арианой. Альбус Дамблдор признавал, что его отец виновен, но говорить об этом отказывался.

Уже на первом курсе Дамблдор стал знаменит как самый блестящий студент, когда-либо учившийся в Хогвартсе. Автор также отмечает благородство юного Альбуса.

Дамблдор планировал отправиться в путешествие после окончания учёбы, но не смог, поскольку его мать Кендра умерла. Через некоторое время Дамблдора постигло ещё одно несчастье: умерла его сестра Ариана. Смерть Арианы привела к отчуждению между Альбусом и его братом Аберфортом, единственным оставшимся у него родственником.

В некрологе перечисляются дальнейшие достижения Дамблдора, главным из которых была победа над Грин-де-Вальдом в 1945 году.

Рита Скитер, напротив, пытается очернить Дамблдора. Среди прочего, она намекает, что он мог быть виновен в смерти сестры. Гарри не верит Рите Скитер и выбрасывает газету со статьёй про неё в мусорное ведро.

Приходит время в последний раз покинуть жилище Дурслей, при этом Гарри теряет защиту их дома. Гарри убеждает Дурслей также покинуть дом под защитой магов Ордена Феникса, опасаясь, что их схватят Пожиратели Смерти. Дурслей увозят Гестия Джонс и Дедалус Дингл в хорошо защищённое место. Дадли, к удивлению Гарри, прощается с ним доброжелательно. На прощание Дадли и Гарри пожимают друг другу руки. Перед самым уходом тётя Петунья хочет что-то сказать Гарри, но не осмеливается (впоследствии Дж. К. Роулинг сообщила в одном из своих интервью, что Петунья хотела сказать: «Я знаю, что ты задумал. Желаю тебе удачи»).

Вскоре прибывают члены Ордена Феникса и друзья Поттера, чтобы помочь ему добраться до нового убежища. Шестеро из них выпивают оборотное зелье, приняв облик Гарри для дезориентирования возможных преследователей, и отправляются в убежище, которое называется «Нора» в сопровождении защитников. Летят они на мётлах или фестралах. Настоящий Гарри летит с Хагридом на мотоцикле Сириуса. Уже при вылете на них нападает около трёх десятков Пожирателей Смерти, начинается погоня за каждой парой. Увидев среди врагов Стэна Шанпайка, Гарри атакует его заклинанием «Экспеллиармус», и Пожиратели понимают, что это настоящий Поттер — видимо, по характерному нежеланию убивать противника. За настоящим Поттером устремляется в погоню летящий по небу Волан-де-Морт и атакует его, волшебная палочка Гарри самостоятельно выполняет неизвестное ему колдовство, и палочка Люциуса Малфоя разрушается.

Хагрид и Гарри добираются до дома родителей Нимфадоры, магически защищённого от Пожирателей смерти. Оттуда Гарри и Хагрид при помощи портала отправляется в Нору, где их ждёт Молли Уизли и Джинни. Туда же прибывают и прочие участники эвакуации, среди них есть убитые и раненые: Грозный Глаз Грюм убит Волан-де-Мортом, сова Букля — случайным попаданием Авада Кедавра, Джордж Уизли теряет ухо, попав под заклинание Сектумсемпра Северуса Снегга, Гарри теряет свою метлу «Молнию». Становится ясным, что Пожиратели смерти знали о времени эвакуации, видимо из-за наличия предателя в рядах Ордена. С этого момента члены Ордена начинают практиковать подозрение в каждом соратнике приспешника Волан-де-Морта под чужой личиной — для чего при ключевых встречах каждый вновь прибывший держится под прицелом палочек, пока не ответит на вопрос, ответ на который известен только настоящему подозреваемому.

Позднее Гарри чувствует, что Волан-де-Морт допрашивает Олливандера о том, почему разрушилась волшебная палочка Люциуса.

Гарри, Рон и Гермиона решают пробыть в «Норе» до свадьбы Билла и Флёр, затем отправиться на поиски крестражей. Они принимают меры к соблюдению секретности и защите своих близких. Семья Уизли маскирует упыря с чердака под тяжело больного Рона. Гермиона отправляет родителей в Австралию, создав им ложные воспоминания, будто у них нет дочери.

В Норе появляется министр магии Руфус Скримджер, чтобы отдать Гарри, Рону и Гермионе завещанные Дамблдором вещи. Рон получает делюминатор, Гермиона — книгу сказок барда Бидля, а Гарри — первый пойманный им снитч. Также Гарри завещан меч Годрика Гриффиндора, но Скримджер отказывается отдать артефакт под предлогом того, что он не принадлежал Дамблдору. Гермиона ко всему прочему догадывается, что подарки были задержаны Министерством на месяц ради поиска в них возможных тайных сообщений или артефактов от Дамблдора, после чего Гарри обвиняет Скримджера и Министерство магии в растрате усилий на междоусобицы с Орденом вместо открытых действий против Волан-де-Морта. Скриджмер даёт в руки Гарри снитч, рассчитывая на то, что он откроется, так как снитчи обладают телесной памятью. Но Гарри поймал его не рукой, а ртом, поэтому он не открылся. После ухода Скримджера все трое не могут разгадать смысл подарков.

На свадьбе Билла Уизли Гарри пьёт оборотное зелье, чтобы его не узнали, и принимает облик соседского магла. На свадьбе Виктор Крам ссорится с Ксенофилиусом Лавгудом, отцом Полумны, приняв (как выясняется позже, ошибочно) странный знак на одежде Лавгуда — треугольный глаз в круге — за знак тёмного волшебника Грин-де-Вальда, хорошо известный в Дурмстранге.

Гарри знакомится с автором некролога Дамблдора и с тётушкой Рона — Мюриель, поклонницей Риты Скитер. Тётушка рассказывает дальнейшие подробности из книги Скитер, в том числе утверждая, что Ариана Дамблдор никогда не училась в Хогвартсе. Дамблдоры объявили её больной, но кузен Мюриель, работавший в клинике святого Мунго, рассказал ей, что Ариана никогда не лечилась в клинике, так что её, по всей видимости, скрывали от посторонних. На похоронах Арианы Аберфорт обвинил Альбуса в её смерти и сломал ему нос. Мюриель объясняет это так: Ариана была сквибом. Вместо того, чтобы помочь ей устроиться в магловском обществе, как это принято, её прятали и держали взаперти. Гарри Поттер не знает, чему верить. Кроме того, выясняется, что Дамблдоры жили в Годриковой Впадине, там же, где Поттеры и Батильда Бэгшот, послужившая источником информации для Риты Скитер. Эта новость ещё больше укрепляет Гарри во мнении, что Дамблдор слишком много скрывал от него.

В конце свадьбы приходит сообщение: Скримджер убит, Волан-де-Морт получил контроль над министерством. Появляются Пожиратели Смерти. Гермиона хватает Гарри и Рона и трансгрессирует их на Тотнем-Корт-роуд, но там они тоже встречают Пожирателей Смерти. В результате Гарри, Рон и Гермиона отправляются в дом Сириуса, который теперь является для них наиболее безопасным местом.

Гарри исследует дом. В комнате Сириуса он находит письмо Лили Сириусу. В нём он узнаёт, что его мать что-то узнала от Батильды Бэгшод насчёт прошлого Дамблдора. Но Гарри не находит конец письма. Также он находит обрывок фотографии.

Исследовав дом, они понимают, что Р. А. Б. — это Регулус Арктурус Блэк, брат Сириуса, бывший Пожиратель Смерти. Им удаётся добиться от домовика Кикимера подробного рассказа о судьбе украденного крестража.

Оказалось, что Кикимер помогал Волан-де-Морту проверить защиту медальона. Волан-де-Морт приказал Кикимеру выпить зелье из чаши и оставил его умирать. Но Кикимер трансгрессировал к хозяину (эльфы могут трансгрессировать даже тогда, когда люди не могут). Когда Регулус решил уничтожить крестраж, он отправился с Кикимером в пещеру, сам выпил зелье из чаши и погиб, но перед этим подменил медальон и приказал Кикимеру уничтожить настоящий. Кикимер так и не смог уничтожить его, и в конце концов медальон отобрал Наземникус Флетчер. Гарри дарит фальшивый медальон Кикимеру, за что тот признаёт в Поттере настоящего хозяина.

По приказу Гарри Кикимер находит Флетчера и доставляет его в дом Сириуса. Наземникус рассказывает, что отдал медальон в качестве взятки сотруднице Министерства Долорес Амбридж.

Гарри, Рон и Гермиона продолжают жить в доме Сириуса. Пожиратели Смерти не могут войти в него, но стоят на дежурстве у входа. Наступает 1 сентября. Дела Хогвартса плохи: директором назначают Северуса Снегга, преподавателем защиты от тёмных искусств (которое фактически превратилось в изучение самих тёмных искусств) — Пожирателя Смерти Амикуса Кэрроу, а учителем магловедения — его сестру, Алекто. Маглорождённых выгоняют из школы, отбирая волшебные палочки. Гарри, Рон и Гермиона решают проникнуть в Министерство магии, чтобы завладеть крестражем. После подготовки они принимают оборотное зелье и под видом трёх сотрудников министерства попадают внутрь. Они забирают медальон и спасают маглорождённых, находившихся в Министерстве магии, но случайно открывают расположение дома Сириуса Пожирателям Смерти. Теперь они вынуждены скрываться, жить в палатке, каждый день трансгрессируя на новое место и рассчитывая на защитные заклинания. При этом, трансгрессировав из дома Сириуса, Рон получает тяжелое ранение.

Через несколько месяцев такой жизни Рон, на которого влияет крестраж, становится капризным и раздражительным. Гарри, Рон и Гермиона подслушивают разговор гоблинов и людей, скрывающихся от Волан-де-Морта в том же лесу. Среди этих людей сокурсник Гарри, Рона и Гермионы Дин Томас. Друзья узнают, что меч Годрика Гриффиндора, хранящийся в банке Гринготтс, — подделка. Кроме того, они находят способ общаться с портретом Финеаса Блэка в Хогвартсе, узнав от него некоторые новости о жизни школы, в частности, что Джинни, Невилл и Полумна пытались стащить подделку меча из кабинета Снегга, но были пойманы, а также то, что настоящим мечом Гриффиндора Дамблдор уничтожил кольцо Марволо Мракса. Гарри и Гермиона ликуют: теперь они знают, как уничтожать крестражи. Рон устраивает скандал, заявляет, что их скитания практически безрезультатны, а Гарри повёл друзей за собой, не имея никакого плана действий. Они ссорятся, и Рон уходит.

Гарри и Гермиона решают посетить Годрикову Впадину, надеясь найти меч или информацию о крестражах. Они идут на кладбище, где похоронены родители Гарри и родственники Дамблдора. На кладбище, на могиле некоего Игнотуса Певерелла, они встречают уже знакомую им метку Грин-де-Вальда. Затем они встречают Батильду Бэгшот, следуют за ней, но попадают в ловушку: тело Бэгшот оказывается лишь оболочкой, оставшейся от умершей Батильды и ныне лишь служащей вместилищем для змеи Волан-де-Морта. Змея пытается силой задержать Гарри до прибытия Волан-де-Морта, но Гарри с Гермионой удаётся бежать, причём в бою со змеёй ломается палочка Гарри.

Однажды ночью, карауля палатку, Гарри видит патронуса в форме лани. Патронус ведёт Гарри к замёрзшему озеру, на дне которого лежит меч Гриффиндора. Гарри ныряет за ним, но медальон-крестраж начинает его душить. Внезапно появляется Рон, спасает Гарри и вытаскивает меч из пруда. Рон разбивает крестраж мечом, причём магия крестража пытается препятствовать этому, подавляя волю Рона иллюзиями. После этого Рон рассказывает, что ушёл в дом Билла и Флёр, но затем ощутил раскаяние в своём уходе и вскоре после этого обнаружил, что делюминатор способен указать ему местонахождение Гарри и Гермионы.

Гермиона замечает в книге сказок, оставленной Дамблдором, метку Грин-де-Вальда. Она решает поговорить о метке с Ксенофилиусом Лавгудом.

Параллельно с их путешествием Волан-Де-Морт ищет Бузинную палочку. С этой целью он наведывается в дом Грегоровича, мастера волшебных палочек, а также приходит в Нурменгард к Грин-Де-Вальду, после чего понимает, что палочкой владел Дамблдор.

Дары Смерти

В доме Лавгудов Ксенофилиус даёт информацию Гарри, Рону и Гермионе о Дарах Смерти, символ которых отображён на его кулоне. После этого Гермиона рассказывает сказку о трёх братьях, встретившихся со Смертью и получивших в дар три могущественных предмета — непобедимую волшебную палочку (Бузинная палочка), камень, воскрешающий умерших, и идеальную мантию-невидимку. По описанию мантия-невидимка соответствует мантии Гарри. Знак из книги символизирует Дары Смерти: треугольник — мантию, вписанный в него круг — камень, а вертикальная черта — Бузинную палочку. Большинство магов не верят в сказку о трёх братьях. После рассказа Гарри понял, что Полумны давно не было дома. Ксенофилиус признаётся, что Полумну арестовали за его высказывания в поддержку Гарри Поттера. Ксенофилиус решил, что если он выдаст Гарри, то его дочь отпустят. Но друзья успели убежать до прихода Пожирателей смерти.

Рон рассказывает о специальной радиостанции, единственной, рассказывающей правду о происходящем. Ему удаётся на неё настроиться, и он вместе с Гарри и Гермионой получают вести о своих прежних знакомых. После чего друзья попадают в плен к Пожирателям смерти: как оказалось, на имя Волан-де-Морта, случайно произнесённое Гарри, наложено проклятие, позволяющее обнаружить любого, кто его произносит. Их приводят в особняк Малфоев, где Драко просят опознать пленников. Узнав о мече Гриффиндора, Беллатриса Лестрейндж приходит в ужас и пытает Гермиону заклятием Круциус, чтобы узнать, откуда у них меч. Беллатриса уверена, что они украли меч из её сейфа в банке «Гринготтс». Гарри и Рон находятся в подвале вместе с Дином Томасом, гоблином Крюкохватом, Олливандером и Полумной Лавгуд. Приведённый для допроса Крюкохват по просьбе Гарри лжёт, что меч поддельный. Неожиданно появляется Добби и трансгрессирует вместе с Дином, Полумной и Олливандером в дом Билла и Флёр. На шум в подвал входит Питер Петтигрю. Гарри напоминает Петтигрю о долге за спасение жизни, и серебряная рука Петтигрю начинает душить его самого (за проявленную слабость). Петтигрю погибает. Гарри, Рон и Добби спасают Гермиону, Беллатриса успевает смертельно ранить Добби кинжалом. Гарри выхватывает у Драко волшебную палочку.

У Билла и Флёр Гарри расспрашивает Олливандера о Бузинной палочке. Оказывается, Грин-де-Вальд украл её у Грегоровича, а Дамблдор победил Грин-де-Вальда, то есть Бузинная палочка — это палочка Дамблдора, и он похоронен вместе с ней. Гарри проникает в сознание Волан-де-Морта и видит, как тот забирает палочку из гробницы Дамблдора. Гарри решает не пытаться собрать Дары Смерти, а сосредоточиться на крестражах, как велел ему Дамблдор.

Из того, насколько Беллатриса Лестрейндж была испугана проникновением посторонних в её сейф в Гринготтсе, Гарри делает вывод, что там может находиться крестраж. Вместе с гоблином Крюкохватом они строят план ограбления банка. Гоблин за это требует меч Гриффиндора. С помощью оборотного зелья, мантии-невидимки и заклятия Империус они проникают в сейф Беллатрисы и крадут чашу Пенелопы Пуффендуй, Крюкохват убегает с мечом, а Гарри, Рон и Гермиона спасаются от охраны, улетев на драконе, который сторожил банковские сокровища. Волан-де-Морт понимает, что его крестражи в опасности, и сразу отправляется проверить, целы ли остальные. Из его сознания Гарри узнаёт, что один из крестражей находится в Хогвартсе.

Битва за Хогвартс

Друзья попадают в Хогвартс с помощью Аберфорта Дамблдора, который был хозяином бара «Кабанья голова» в Хогсмиде. Оказывается, из Выручай-Комнаты проделан ход в бар. От Аберфорта Гарри узнаёт подробности биографии Дамблдора: за год до его поступления в Хогвартс, на его шестилетнюю сестру Ариану напали мальчишки-маглы, видевшие, как она колдует. Они «проучили» её, после чего она лишилась рассудка: она отказывалась учиться колдовать, но магия периодически вырывалась из неё. Иногда у неё бывали неконтролируемые приступы агрессии. Кендра и Аберфорт ухаживали за ней, скрывая её болезнь. Персиваль атаковал этих мальчишек, за что попал в Азкабан. Он предпочёл не открывать причину нападения. При очередном выбросе агрессии магии Ариана убила Кендру. После окончания школы Альбус подружился с Грин-де-Вальдом, и они вместе строили планы, как им подчинить маглов и создать новый порядок «ради общего блага». Они собирались отправиться на поиски Даров Смерти. Аберфорт пытался отговорить Альбуса и Грин-де-Вальда от их планов завоевания мира, убеждая их, что Альбус не сможет взять с собой больную сестру. В какой-то момент Грин-де-Вальд разозлился на Аберфорта и направил на него заклятие Круциатус. Альбус, Аберфорт и Грин-де-Вальд начали сражаться, на шум прибежала сестра, и кто-то из дерущихся случайно её убил. Грин-де-Вальд исчез из Годриковой Впадины.

Также Гарри узнаёт, что Хогвартс перешел на осадное положение. Северус Снегг и Пожиратели Смерти полностью контролируют школу, а любое проявление инакомыслия каралось по всей строгости. Тем временем, в школе идёт борьба с режимом Снегга, в которой принимают участие в основном члены Отряда Дамблдора, они прячутся в Выручай-Комнате.

Гарри понимает, что ему нужно искать что-то, принадлежавшее Кандиде Когтевран, вероятно, диадему. Студенты предлагают ему пройти в гостиную Когтеврана. Гарри встречается с Алекто Кэрроу, но Полумна парализует её. Алекто успела вызвать Волан-де-Морта. Входят Амикус и Минерва Макгонагалл. Они спорят, Амикус плюёт МакГонагалл в лицо. Гарри выходит из себя, пытает Амикуса, парализует его и привязывает к Алекто. Он объясняет МакГонагалл, что по заданию Дамблдора должен найти в Хогвартсе некий предмет, за которым охотится Волан-де-Морт. МакГонагалл обещает задержать Волан-де-Морта на несколько часов. Она и несколько других преподавателей (Стебль, Флитвик, Слизнорт) сражается с Снеггом, тот бежит из школы.

Пожиратели Смерти стягиваются к Хогвартсу во главе с Волан-де-Мортом. Они требуют выдать им Гарри Поттера, обещая, что в этом случае никто не пострадает.

Учителя организуют эвакуацию школьников. Совершеннолетние могут остаться, если хотят участвовать в обороне Хогвартса. Прибывают члены Ордена Феникса. Начинается битва за Хогвартс. На стороне Пожирателей пауки из Запретного Леса, великаны и дементоры. Защищают школу студенты, преподаватели, Орден Феникса, заколдованные школьные статуи, несколько других волшебников и великан Грохх. Гарри обращается к Серой Даме, призраку Когтеврана, спрашивая о диадеме. Серая Дама рассказывает, что Том Марволо Реддл, будучи студентом Хогвартса, нашёл и похитил диадему. Гарри вспоминает, что видел диадему в выручай-комнате.

Рон и Гермиона проникают в Тайную комнату, находят клык василиска, с помощью его яда Гермиона уничтожает чашу Пенелопы Пуффендуй. Они бегут в Выручай-комнату, но встречаются с Драко, Крэббом и Гойлом. Крэбб применяет заклинание Адского Пламени. Сам Крэбб сгорает, но Гарри и Рону удаётся спасти Малфоя и Гойла. Магический огонь разрушает диадему.

После очередного видения Гарри ведёт Рона и Гермиону к Визжащей хижине. Там они видят, как Волан-де-Морт приказывает Нагайне убить Снегга, так как считает, что это сделает Волан-де-Морта истинным хозяином Бузинной Палочки (Дамблдора убил Снегг, значит, палочка принадлежит Снеггу). Волан-де-Морт уходит раньше, чем Снегг умер. Перед смертью Снегг успевает отдать Гарри несколько своих воспоминаний. Волан-де-Морт объявляет остановку боя на час и вновь требует, чтобы Поттер пришёл к нему. Гарри смотрит воспоминания Снегга в Омуте Памяти. Оказывается, что Северус был до конца верен Дамблдору, потому что с детства любил мать Гарри, Лили Эванс. Волан-де-Морт убил её, и Северус перешёл на сторону Дамблдора. Камень из кольца Марволо — один из трёх Даров Смерти. Отыскав его, Дамблдор надел кольцо. Крестраж поразил Дамблдора неисцелимым заклятием, так что он был обречён на смерть в течение года. По просьбе Дамблдора Снегг убивает его чтобы спасти от мучений, а также спасти душу Драко. Именно Северус Снегг поместил меч Гриффиндора в пруд и указал его Гарри с помощью своего патронуса. Кроме того, Гарри узнаёт, что он сам является седьмым крестражем, созданным случайно, и пока Гарри жив, Волан-де-Морт не может быть убит. В одном из воспоминаний Дамблдор говорит Снеггу, что Гарри должен пожертвовать собой.

Римус Люпин, Нимфадора Тонкс, Фред Уизли и Колин Криви погибают в бою. Гарри готов пожертвовать собой, чтобы уничтожить находящуюся в нём часть души Волан-де-Морта. Он просит Невилла, уничтожить змею Волан-де-Морта — Нагайну, если Невиллу предоставится такая возможность. Гарри не говорит ему, что змея является крестражем. Потом Гарри отправляется в Запретный лес, где находится Волан-де-Морт. Гарри открывает снитч, который ему завещал Дамблдор, в нём находится Воскрешающий камень, который Гарри использует, чтобы поговорить с умершими близкими перед собственной смертью. Гарри позволяет Волан-де-Морту применить убивающее заклятие на глазах у всех Пожирателей Смерти.

Он оказывается в странном месте, напоминающем вокзал Кингс-Кросс. Появляется Дамблдор. Он объясняет, что Гарри не умер, потому что Волан-де-Морт использовал кровь Гарри для воссоздания своего тела. А заключенная в Гарри часть души Волан-де-Морта только что была уничтожена самим Темным Лордом.

Гарри приходит в себя в лесу, но притворяется мёртвым. Волан-де-Морт велит Нарциссе Малфой проверить, умер ли Гарри. Нарцисса видит, что тот жив, и шёпотом спрашивает у него о Драко. Когда Гарри отвечает, что Драко жив, Нарцисса лжёт Волан-де-Морту, что Гарри мёртв. Волан-де-Морт и Пожиратели Смерти идут к Хогвартсу, Хагрид несёт Гарри. Невилл атакует Волан-де-Морта. Волан-де-Морт надевает Невиллу на голову Распределяющую шляпу и поджигает её. В этот момент прибывает подкрепление в виде кентавров и домовиков Хогвартса, и бой продолжается. Невилл выхватывает из шляпы меч Гриффиндора и убивает Нагайну. Теперь все крестражи Волан-де-Морта уничтожены.

Постепенно Пожиратели Смерти проигрывают битву. Молли Уизли вступает с Беллатрисой в бой один на один и убивает её. Гарри и Волан-де-Морт встречаются лицом к лицу. Гарри объясняет, что истинным хозяином Бузинной Палочки был не Снегг (который не победил Дамблдора, поскольку убил того по его же просьбе), а Драко Малфой, так как он обезоружил Дамблдора. Поскольку Гарри позднее завладел палочкой Драко, истинным хозяином Бузинной Палочки является он. Волан-де-Морт пытается убить Гарри. Бузинная Палочка отказывается убивать своего хозяина, заклинание отражается и убивает Волан-де-Морта.

Гарри решает оставить Бузинную Палочку(при этом он сначала починил свою палочку которая сломалась в бою с Нагайной дома у Батильды Бэгшот) в гробнице Дамблдора и не искать воскрешающий камень, брошенный им в Запретном лесу. Он отказывается от Даров Смерти, оставляя только свою мантию-невидимку (принадлежавшую его предкам). Все ликуют, Волан-де-Морт убит, Пожиратели Смерти проиграли Вторую Войну. Новым министром магии становится Кингсли Бруствер.

Эпилог

Девятнадцать лет спустя родители провожают детей в Хогвартс. У Джинни и Гарри трое детей — Джеймс Сириус (в честь отца и крёстного Гарри), Альбус Северус (в честь двух директоров Хогвартса) и Лили Полумна (в честь мамы и подруги Гарри). У Рона и Гермионы двое детей, Роза и Хьюго. Две семьи встречаются на станции Кингс-Кросс. Лили ещё слишком маленькая, чтобы ехать в Хогвартс, Альбус едет туда впервые, а Джеймс уже учится на факультете Гриффиндор. Джеймс видит, как Тедди Люпин, сын погибших Люпина и Тонкс, целует девушку по имени Мари-Виктуар, двоюродную сестру Джеймса (дочь Билла Уизли и Флёр Делакур). Альбус боится попасть на факультет Слизерин, и Гарри рассказывает ему, что Северус Снегг, в честь которого Альбус получил второе имя, был, возможно самым смелым человеком, которого Гарри когда-либо знал, несмотря на то, что Снегг учился в Слизерине. Невилл стал профессором травологии (в первых изданиях Невилл ошибочно был назван профессором зельеварения. Потом ошибку исправили) в Хогвартсе. На платформе девять и три четверти они замечают Драко Малфоя с женой Асторией и сыном Скорпиусом. Драко замечает Гарри, кивает и отворачивается.

Последняя фраза в книге

The scar had not pained Harry for nineteen years. All was well.

Шрам не болел уже девятнадцать лет. Всё было хорошо.

Фраза All was well, вероятно, является аллюзией на стихотворение Генри Скотта Холланда (en:Henry Scott Holland) «Death is nothing at all»

Также возможна аллюзия на известную пословицу «All is well that ends well» — «Всё хорошо, что хорошо кончается».

Литература

• Вадим НЕСТЕРОВ Джоан РОУЛИНГ. ГАРРИ ПОТТЕР И ДАРЫ СМЕРТИ. Росмэн. // Если : журнал. — Москва: Любимая книга, 2008. — № 1. — С. 269-271. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0136-0140&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0136-0140].

Ссылки

• [www.jkrowling.com/textonly/en/news.cfm Новости с официального сайта автора]
• [news.bbc.co.uk/hi/russian/entertainment/newsid_6321000/6321979.stm Роулинг рассказала, когда выйдет последний «Поттер»]
• [jkrowling.nm.ru/news.html Русский перевод новостей]

Отрывок, характеризующий Гарри Поттер и Дары Смерти

– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.