Головы призраков

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Головы призраков — это серия карандашных рисунков Уильяма Блейка, выполненных после 1818 года по просьбе и в присутствии Джона Варли (1778—1842), художника-акварелиста и астролога. Сюжетами этих рисунков послужили известные исторические и мифологические персонажи, являвшиеся Блейку в его видениях в течение ночных сеансов, словно позируя художнику. Большинство этих рисунков содержатся в двух альбомах малого и среднего размеров, но имеются свидетельства существования третьего альбома большего формата, что подтверждается наличием некоторых рисунков на отдельных листах, по-видимому, извлечённых из него. Как и большинство других работ Блейка, рисунки этой серии послужили предметом серьёзного изучения специалистов.

Среди Голов Призраков, запечатлённых Блейком, имеются изображения Давида, Соломона, Вирсавии и Урии, Навуходоносора, Саула, Лота, Иова, Сократа, его жены Ксантиппы, Юлия Цезаря, Иисуса Христа, Мухаммеда, Мерлина, Боудикки, Карла Великого, Оссиана, Робина Гуда, Каратака, Эдуарда I, его жены королевы Элеоноры Кастильской, Чёрного принца, Эдуарда III, Уильяма Уоллеса, Уота Тайлера, Роджера Бэкона, Джона Мильтона, Вольтера, а также Дьявола, Сатаны, «Рака», «Человека, который построил пирамиды», «Человека, научившего Блейка живописи» и т. д. Самым известным изображением из этой серии является картина Блейка «Призрак Блохи», а также рисунок «Голова Призрака Блохи».





История создания

Уильям Блейк утверждал, что с самого раннего детства и в течение всей жизни ему являлись видения, в которых его посещали духи людей из далекого прошлого, а также призраки его умерших друзей, дававшие ему вдохновение для его поэзии и живописи. Он также верил, что его посещали Архангелы, наставляя и поощряя его создавать литературные и художественные произведения, которыми эти же Архангелы восхищались, читая и любуясь ими. В 1800 году Блейк писал: «Я знаю, что наши умершие друзья в действительности становятся ближе к нам, чем когда они были очевидны для нашх бренных органов восприятия. Тринадцать лет назад я потерял брата, и с его призраком я духовно беседую ежедневно и ежечасно, и вижу его в своей памяти, в области воображения. Я выслушиваю его советы, и даже сейчас пишу под его диктовку»[1].

В сентябре 1818 года успешный молодой художник Джон Линнелл, один из лучших друзей и щедрых покровителей Уильяма Блейка, познакомил Блейка со своим бывшем учителем Джоном Варли. Варли был впечатлён рассказами Блейка о своих видениях, считая их явлениями из духовного мира астрологии. Он убедил Блейка запечатлеть образы этих видений в его присутствии, чтобы он смог проиллюстрировать ими свой «Трактат по зодиакальной физиогномике», который он опубликовал затем в 1828 году, уже после смерти Уильяма Блейка.

В 1819—1820 годах, Блейк и Варли часто встречались в доме у Варли и, начиная с 9:00 вечера до 5:00 утра, играли в игру, в которой Варли предлагал Блейку вызвать дух того или иного исторического лица или мифологического персонажа. При появлении духа, Блейк пытался изобразить его на бумаге[2]. Эти наброски, многие из которых сохранились, являются «духовными образами» многих очень известных людей прошлого, которые, по утверждению Блейка являлись ему в видениях, во время этих сессий.

Биограф Блейка Александр Гилкрист описывает эти встречи следующим образом:

«Варли предлагал: „Нарисуйте мне Моисея“ или Давида, или вызовите призрак Юлия Цезаря или Кассивелауна или Эдуарда Третьего, или какой-либо другой великой исторической личности. Блейк отвечал: „Он — там!“, брал бумагу и карандаш начнал рисовать с величайшей готовностью и хладнокровием, глядя время от времени так, будто перед ним находилась реальная модель. Тем временем простодушный Варлей, напрягая задумчивые глаза, глядя в пустоту и ничего не видя, хотя он очень старался и поначалу ожидал, что его вера и терпение, будут вознаграждены явлением подлинного привидения. „Видение“ для Блейка означало нечто совсем иное, не имея буквального смысла, как у Варли. Иногда Блейк должел был ожидать появления призрака, иногда дух не являлся на его зов. В иной раз, в самый разгар работы над портретом, призрак вдруг внезапно исчезал, и в своем обычной спокойной манере и с теми же прозаическим видом Блейк говорил: „Он испарился“ и замечал: „Я не могу продолжать, — он исчез я должен ждать, пока он вернётся“; или: „он переменил позу, у него рот исчез“ или „Он хмурится, он недоволен моим портретом“ так, словно привидение глядело через плечо художника и одновременно сидело напротив него в качестве модели. Призрак самого дьявола вежливо позировал Блейку расположившись в кресле напротив него, а затем невинно растворялся в воздухе, — поведение, которое трудно ожидать от духа зла, с его известной страстью к беспричинному причинению вреда».[3]

Иногда эти встречи носили характер публичных собраний, как отмечает Бентли: «Эти полуночные сеансы привлекли внимание многих, кто при иных обстоятельствах игнорировали бы Блейка, и удивительно много сенсационных сообщений проникло в печать — отчёты, которые, однако, может быть по-существу были правдивы, по крайней мере, они достаточно последовательны и соответствуют надписям под рисунками серии „Головы призраков“».[4]

Джон Варли оставил свой отчёт об этих собраниях, проходивших почти каждую ночь, зафиксировав многие даты и описав обстоятельства некоторых вечеров. Он сделал множество подробных надписей под рисунками Блейка, которые теперь помогают классифицировать их. Он также создал два списка известных как «Списки Варли: Головы Призраков» (A и B), где он перечислил около 90 (некоторые повторяются) названий «Портретов видений, нарисованных У. Блейком, которые являлись ему и оставались до тех пор, пока он не завершит рисунок…»[5] Джон Линнелл, который также принимал участие в этих событиях и сделал копии многих из этих блейковских рисунков, чтобы впоследствии награвировать их для «Трактата» Варли, написал собственный отчёт и мнение по этому вопросу в своих Дневнике и Автобиографии (полностью процитированных Джеральдом Идсом Бентли-младшим в его «Blake Records» («Документальных материалах о Блейке»), см. Библиографию ниже). По мнению исследователя Блейка Джеффри Кейнса:

«Варли относился к этому любопытному времяпрепровождению гораздо более серьёзно, чем Блейк. Для последнего это было удовлетворение от использования способностей своей живой образной памяти и воображения для производства визуальных образов многообразных человеческих характеров… Блейк иногда рисовал их с такой убеждённостью, что Варли, кажется, считал их фактическими портретами.»[6]

Другой исследователь Блейка Кэтлин Рейн высказала своё мнение таким образом:

«Наконец, в Варли Блейк нашёл друга, который не считал его видения „безумными“. Варли был астрологом и, видимо, высокопрофессиональным. Скептический Гилкрист признает, что его прогнозы были удивительно точны. Варли, вероятно, был также учеником и последователем других эзотерических учений, и именно благодаря его поддержке и в его компании, Блейк был вовлечён в работу над рисунками (с беззаботным настроением, как видно) этих странных „голов духов“. Кому-то это может напомнить о Сведенборге, который беседовал с духами умерших почти в качестве самого обыденного занятия. Эти рисунки, — хотя, можно сказать, менее творчески вдохновенные, чем более серьезной работы Блейка, — являются более-чем-реалистическим качеством, свидетельствующим, по крайней мере, об удивительной силе его визуальной фантазии.»[7]

Описание

Джон Варли предоставил Блейку несколько альбомов различных размеров для создания этих рисунков — это так называемые «Книги набросков Блейка — Варли» («Blake-Varley Sketchbooks», сокр. BVS). Ученые пришли к выводу о существовании трех альбомов, в которых содержались рисунки. Два были приобретены коллекционерами, а третий до сих пор не обнаружен, хотя факт его существования подтверждается документами того периода и имеющимися отдельными страницами, явно извлечёнными из него. Были также обнаружены и другие рисунки на отдельных листах бумаги, некоторые из которых некогда были частью того или другого альбома, другие же, вероятно сразу же делались на отдельных листах.

Некоторые из этих рисунков, выполненных на отдельных листах, сохранились только в копиях, сделанных, как предполагается, Линнеллом. Хотя многие другие работы этой серии были перечислены в документальных материалах Варли и Линнела, они не были обнаружены и, возможно, утеряны навсегда. К этим утерянных работам принадлежат: Альфред Великий, Клеопатра, Святой Дунстан, Эдуард IV; Элеонора Кастильская (жена Эдуарда I), Гай Фокс, Генрих I (король Англии), Генрих II (король Англии), Езекия, Макбет, король Шотландии, Леди Макбет, «основатель пирамид», Ричард III, Давид Риччо, Ричард (герцог Нормандии), Роберт (герцог Нормандии), Король Руфус, Семирамида, Уильям Шекспир, и др.

«Книги набросков Блейка — Варли»:

  • Малая книга набросков Блейка — Варли (обнаружена в 1967 году)
  • Большая книга набросков Блейка — Варли (обнаружена в 1989 году)
  • Фолио-книга набросков Блейка 0151 Варли (не обнаружена)

Малая книга набросков Блейка-Варли

Книга набросков (ок. 1819, Butlin #692, теперь разрозненная), местонахождение которой было неизвестно в течение почти что столетия, была приобретена в 1967 году Д. Е. Клейтоном-Смитом (D. E. Clayton-Smith), а затем описана и репродуцирована в 1969 году Мартином Батлином (Martin Butlin) см. Библиографию ниже) Это альбом 155×105 мм с водяным знаком 1806 содержит по крайней мере 36 работ Уильяма Блейка, включая:

и ещё насколько неизвестных портретов.

Изображение Название Детали Описание
Духовный портрет Каратака ок. 1819;
195×150 мм (находился в коллекции сэра Джеффри Кейнса).
[Small BVS, с. 36; Butlin #719, Varley (списки) A1, B20] 		Выразительный образ героического лидера и Короля Британцев (родившегося ок. 10 года нашей эры, и умершего ок. 50 года) в борьбе против римского имнератора Клавдия. На обратной стороне пейзажный рисунок работы Варли.
Духовный портрет Гарольда II, убитого в битве при Гастингсе ок. 1819;
155×205 мм (Коллекция Роберта Н. Эссика.)
[Small BVS, с. 76; Varley A15] 		Гароль Годвинсон, or Гарольд II английский (ок. 1022 — 14 октября 1066), последний англо-саксонский король Англии, убитый в битве при Гастингсе, борясь с норманскими завоевателями, руководимыми Вильгельмом Завоевателем. В «Истории норманов» Аматуса Монтекассино (Amatus of Montecassino), написанной 30 лет спустя Гастингской битвы, было сказано, что Гарольд погиб от стрелы, пронзившей его глаз, что ясно показано на рисунке Блейка. Рисунок был упомянут в журнале «Урания» («Urania», 1825, p. 407): «Картина мистера Блейка 'Страшный Суд', его профильные портреты Уоллеса, Эдуарда VI, Гарольда, Клеопатры и многие другие поистине замечательны по тому духу с которым они изображены.»
«Призрак Блохи, голова в профиль» c. 1819;
карандаш на бумаге, 189×153 мм (Тейт Британия, Лондон)
[Small BVS, с. 98 (в профиль); Butlin #750] 		Блейковский Призрак Блохи изображён в этой книге дважды: в полный рост, с. 94; и в профиль, с. 98.

Так выглядит Призрак Блохи и ещё два портрета награвированные в «Трактате по зодиакальной физиогномике» Варли:

«Человек, строивший пирамиды» 18 окт. 1819;
300×215 мм (Тейт Британия, Лондон)
[Small BVS, с. 102; Butlin #752] 		Как замечает Кейнс, «Блейк передал в этом изображении строителя свою неприязнь к математическому материализму египтян и их архитектуре. Маленький рисунок сбоку показывает толстые раскрытые губы призрака. Рисунок в центре, видимо, мастерская каменотёса. Внизу — книга с иероглифами на обложке. Рядом с названием Варли указал точную дату создания рисунка: 18 окт. 1819.»[8] The replica attributed to John Linnell (1825).
Эдуард VI? с остроконечным воротником c. 1819;
205×157 (коллекция м-ра Д. Е. Клейтона-Смита, Англия)
[Small BVS, с. 108] 		Кейнс описал это как «Голову неизвестного призрака», «но это может быть видением принца королевского дома. На его плече герб с тремя английскими львами»[9]. Бентли предполагает, что это король Англии Эдуард VI.
«Рак» c. 1820;
165×114 мм. (коллекция м-ра Леонарда Баскина, Смит-колледж, Нортхэмптон, Масс.)
[Small BVS, страница «c»; Butlin #751] 		Рисунок подписанный Джоном Варли «Рак», астрологический знак, который ассоциируется с созвездием Рака. Однако Блейк мог иметь в виду автошарж. Джекоб Броновский в своей книге «Человек без маски» (A Man Without a Mask, 1943) назвал «Пророческим портретом Уильяма Блейка». Варли включил изменённую версию этого рисунка в свой «Трактат по зодиакальной физиогномике» см. Библиографию ниже).

Вот гравюры по блейковским рисункам: «Монета Навуходоносора, явленная мистеру Блейку в его видении» (#709) и «Голова Рака» (#751)

Большая книга набросков Блейка-Варли

Эта книга набросков была продана коллекционеру Аллану Паркеру на аукционе Кристис (Лондон). Все рисунки были напечатаны в каталоге аукциона 21 марта 1989 года. Это альбом 254×203 мм с водяным знаком: C. BRENCHLEY 1804. Листы были пронумерованы 1—89? и позднее 22 листа было вырезано из альбома бритвой и затем некоторые из них возвращены на своё место, из-за этого нумерация листов в альбоме крайне усложнена и запутана. Книга содержит более 60 блейковских рисунков, включая:

Изображение Название Детали Описание
« Ричард Невилл, 16-й граф Уорик брат Эдуарда IV, нарисованный У-м Блейком» ок. 1819;
254×203 мм. (Коллекция Аллана Паркера. Кристис имиджис лимитед 2001)
[Large BVS, с. 38.] 		Ричард Невилл, 16-й граф Уорик (1428—1471) был одним из предводителей Йорков в Войне алой и белой розы, в течение которой он помог свергнуть короля Генриха VI из династии Ланкастеров в пользу короля Эдуарда IV из династии Йорков.
«Полковник Блад, пытавшийся украсть корону» ок. 1819;
254×203 мм. (Коллекция Аллана Паркера. Кристис имиджис лимитед 2001)
[Large BVS, с. 39.] 		Жизнь Полковника Томаса Блада (1618—1680) была полна приключений. Ему удалось украсть из лондонского Тауэра королевскую корону, но король Карл II его за это не только простил, но и приблизил к себе.
«Оуайн Глиндур» ок. 1819;
254×203 мм. (Коллекция Аллана Паркера. Кристис имиджис лимитед 2001)
[Large BVS, с. 59 (также с. 77, Butlin 743)] 		О́уайн Гленду́р (1349 или 1359 — ок. 1416), коронованный как Оуайн IV Уэльский, был последним валлийцем, носившим титул принца Уэльского. Он был инициатором ожесточенного и длительного, но в итоге неудачного восстания против английского господства в Уэльсе. Шекспир описал его в пьесе «Генрих IV» как дикого и странного человека, обуреваемого эмоциями и влекомого магией. В Уэльсе считается национальным героем наряду с королём Артуром.
«Уот Тайлер срисованный Блейком с его призрака» ок. 1819;
254×203 мм, graphite (Библиотека и музей Моргана Нью-Йорк, Дар Чарльза Рискампа, 1999)
[Large BVS, с. 73? вырезано; Butlin #737] 		Уолтер «Уот» Тайлер (1341—1381) известный предводитель крупнейшего в средневековой Англии крестьянского восстания 1381 года.

Фолио-книга набросков Блейка — Варли

Книга набросков Блейка-Варли размером ин-фолио не была обнаружена в своём полном виде. Однако известны три отдельных листа с «головами призраков» поэтов Пиндара и Коринны, а также куртизанки Лаисы из Коринфа. Рисунки выполнены на больших листах a 42×27 см с водяным знаком: W TURNER & SON.

Изображение Название Детали Описание
«Коринна соперница Пиндара» и «Коринна, греческая поэтесса» ок. 1820;
262×417 мм (Университет Канзаса, Музей искусства, Лоренс, Канзас, США)
[Butlin #708] 		Два изображения одного и того же женского лица в фас и профиль. Рот Коринны полуоткрыт, как будто она декламирует свои стихи.
Духовный портрет Коринны, фивянки — Деталь 1 (Butlin #708A) Коринна — (Κόριννα) лирическая поэтесса Древней Греции, жившая около V века до н. э., прозванная Μυία, то есть «мухой», родом из Танагры в Беотии.
Духовный портрет Коринны, фивянки — Деталь 2 (Butlin #708B) Коринна долго жила в Фивах, почему иногда называется фивянкой. Утверждают, что она победила на поэтическом соревновании знаменитого Пиндара, по некоторым версиям пять раз подряд, но обычно считают, что она была его наставницей.

Головы призраков на отдельных листах

Существует более 50 отдельных листов с рисунками из серии Головы призраков, в том числе:

etc.

Изображение Название Детали Описание
«Урия муж Вирсавии» и «Вирсавия» ок. 1820;
205×330 мм, водяной знак «JH 1818»; (Библиотека Хантингтона и Галерея, Сан Марино, Кал.)
[Butlin #699] 		Две головы в профиль, нарисованные для Варли и Линнелла.
Голова Иова ок. 1823;
260×200 мм, водяной знак «SMITH & ALLNUTT 1815»; (было в коллекции Сэра Джеффри Кейнса)
[Butlin #703] 		«Очень тщательный рисунок, связанный с блейковскими Иллюстрациями к Книге Иова. Рисунок напоминает больше всего образ Иова на иллюстрации № 14 из этой серии, где Иов взирает на Небеса и 'все сыны Божии восклицают от радости'.»[10]
«Иосиф и Мария и комната, в которой их можно видеть» ок. 1820;
200×315 мм. (Библиотека Хантингтона и Галерея, Сан Марино, Кал.)
[Butlin #705; Varley A30, B38] 		«Это тщательно изображённые образы видения молодой четы, наклонивших головы друг к другу. Руки Марии скрещены на её груди. Между их головами мы видим маленький рисунок 'комнаты, где мы можем видеть их' в блейковском видении в полный рост с кроватью на заднем плане. Позади Иосифа расположена фигура высокого бородатого человека, возможно, это его отец.»[11]
[collections.britishart.yale.edu/vufind/Record/1670864 Сократ, голова призрака] ок. 1820;
219×184 мм, графит на белой веленевой бумаге (Йельский центр британского искусства, Йельский университет, Нью-Хэйвен , Коннектикут, Коллекция Пола Меллона)
[Butlin #714] 		Генри Крабб Робинсон писал в своих Воспоминаниях 23 февраля 1852: «Это было 10 декабря 1825 года. …отвечая на мой вопрос, Блейк сказал: „Духи говорили со мной“. Это заставило меня заметить: „Сократ пользовался совершенно таким же языком. Он разговаривал со своим Гением. Теперь скажите, что родственного или сходного, как Вы полагаете, между Гением, вдохновлявшим Сократа и вашими Духами?“ Он улыбнулся, словно испытывая чувство удовлетворённого тщеславия. „Это одно и то же, как и наши лица“. Он помолчал и сказал: „Я был Сократом, — а затем, словно поняв, что зашёл слишком далеко, добавил, — или кем-то вроде его брата. Я, должно быть, разговаривал с ним. Так же, как я разговаривал с Иисусом Христом. Я разговаривал с ними обоими“.»[12]
«Королева Элеонора» ок. 1820;
195×155 мм. (Библиотека Хантингтона и Галерея, Сан Марино, Кал.)
[Butlin #726; Varley A9, B23] 		Этот рисунок был определён Мартином Батлиным и Джеффри Кинсом как «Королева Элеанора, жена Эдуарда I»[13], вероятно, ошибочно, ибо Бентли указывает, «Голова призрака королевы Элеаноры, жены Эдуарда I» была утеряна[14].
Мёртвый убийца, лежащий у ног Эдуарда I и Саладин ок. 1820;
223×140 мм, водяной знак «SMITH & ALLNUTT 1815»; (Библиотека Хантингтона и Галерея, Сан Марино, Кал.)
[Butlin #728] 		Две головы в профиль, нарисованные для Джона Варли. Сверху изображён лежащий человек, и подписано: «Убийца, лежащий мёртвым у ног Эд. I в святой земле». Это был посланник из Яффы, иерусалимского портового города, который пытался убить Эдуарда I во время его крестового похода в 1272. Внизу голова Саладина, египетского султана в период третьего Крестового похода в XII веке[15].
«Уильям Уоллес и Эдуард I» ок. 1819;
198×269 мм. (Коллекция Роберта Н. Эссика)
[Butlin #734] 		«Шотландский патриот Уильям Уоллес (1270—1305) явившийся Блейку в видении которое превратилось в призрак смертельного врага Уоллеса, Эдуарда I (1272—1307), которых Блейк распознал по их внешности. Линнелл скопировал оба изображения в октябре — ноябре 1819 года.»[16]
Голова призрака Эдуарда III? ок. 1819
240×204 мм, водяной знак «J GREEN 1819» графит и карандаш
[Butlin #735], коллекция У. Апплтона 		«Во время разговора Блейка с призраком Эдуарда III, король выразил своё недовольство, „нахмурив бровь“.»[17] В юности Блейк написал пьесу «Король Эдуард III».
Томас Грей, поэт, и Роджер Бэкон ок. 1820
197×162 мм, (Пембрук-колледж, Кембридж, Англия)
[Butlin #746] 		Две головы призраков в профиль. Справа: Роджер Бэкон (ок. 1214—1294) английский философ и естествоиспытатель, вступивший в орден францисканцев; слева: Томас Грей, (1716—1771) английский поэт-сентименталист XVIII века, предшественник романтизма, историк литературы и профессор Кембриджского университета, получивший широкую известность главным образом благодаря своему стихотворению «Элегия на сельском кладбище» («Elegy Written in a Country Churchyard») (1750), трижды переведенная на русский язык В. Жуковским. Блейк выполнил серию из 116 акварельных иллюстраций к его стихам в 1797—1798[18].
Старый Том Парр в молодые годы (#748) ок. 1820;
300×185 мм, водяной знак «1810»; (Библиотека Хантингтона и Галерея, Сан Марино, Кал.)
[Butlin #748] 		Старый Том Парр — английский крестьянин, который, как считалось, прожил 152 года. Под рисунком подписано:

«старый Парр в свои молодые годы, а именно в 40 лет», а затем «Авг. 1820/У. Блейк нарисовал.»[19].

Дух Вольтера, изображённый Блейком ок. 1820;
230×152 мм. (Д-р. Джон Липскомб, Кентербери, Англия)
[Butlin #749] 		Подпись под рисунком сделана Джоном Варли[20]. Раньше, в 1800 году, Блейк написал портрет Вольтера темперой для украшения библиотеки Уильяма Хейли. О Вольтере Блейк на раз упоминал в своих стихах.
[collections.britishart.yale.edu/vufind/Record/1670861 Голова Призрака] ок. 1819—1820;
191×143 мм, графит на белой веленевой бумаге (Йельский центр британского искусства, Йельский университет, Нью-Хэйвен , Коннектикут, Коллекция Пола Меллона)
[Butlin #759] 		Голова неизвестного призрака.
[collections.britishart.yale.edu/vufind/Record/1670862 Пять женских голов призраков] ок. 1819—1820;
270×324 мм, графит на белой веленевой бумаге (Йельский центр британского искусства, Йельский университет, Нью-Хэйвен , Коннектикут, Коллекция Пола Меллона)
[Butlin #765] 		Пять женских голов призраков. Этот рисунок был воспроизведен в книге Аю Гилкриста «Жизнь Уильяма Блейка» качестве заставки главы, посвящённой этой теме[3].
«Видение Человека, от которого мистер Блейк получил наставление в живописи и проч.», обратный оттиск ок. 1819;
295×235 мм. (Тейт Британия)
[Butlin #754] 		Существует несколько почти идентичных рисунков на этот сюжет, некоторые из них — копии, как считается, выполненные Джоном Линнеллом. (#755).
«Человек, учивший Блейка живописи в его сновидениях» ок. 1825;
260×206 мм, графит на бумаге (Тейт Британия)
[Butlin #755] 		Это копия, возможно, выполненная Джоном Линнеллом. Многие исследователи, включая Бентли, находят большое сходства в чертах лица этого призрака с автопортретом Блейка, сделанным в 1802 году:

Напишите отзыв о статье "Головы призраков"

Примечания

  1. ↑ Johnson John. [books.google.com/books?id=6vm8ao7Qks8C&pg=PA506&lpg=PA506 Memoirs of the Life and Writings of William Haley, ESQ Vol II]. — London: S. and R. Bentley, Dorset-Street, 1823. — P. 506.
  2. ↑ [www.tate.org.uk/servlet/ViewWork?workid=1129&searchid=25356 Голова Призрака Блохи (The Head of the Ghost of a Flea)]. Тейт Британия.
  3. ↑ 1 2 А. Гилкрист. Жизнь Уильяма Блейка (1880), том 1 с. 300.
  4. ↑ G. E. Bentley Jr., The Stranger from Paradise (Дж. И. Бентли-младший, Пришелец из Рая), p. 372.
  5. ↑ BR 2 (Blake Records, 2nd ed.), с. 350.
  6. ↑ G. Keynes, Drawings of William Blake: 92 Pencil Studies (Дж. Кейнс, Рисунки Уильяма Блейка: 92 работы карандашом), pp. vi-vii.
  7. ↑ K. Raine. William Blake, с. 176—177.
  8. ↑ G. Keynes, Drawings of William Blake: 92 Pencil Studies, plate 62.
  9. ↑ G. Keynes, Drawings of William Blake: 92 Pencil Studies, plate 61.
  10. ↑ G. Keynes, Drawings of William Blake: 92 Pencil Studies, plate 74.
  11. ↑ G. Keynes, Drawings of William Blake: 92 Pencil Studies, plate 70.
  12. ↑ Extracts from the Diary, Letters, and Reminiscences of Henry Crabb Robinson.
  13. ↑ G. Keynes, Drawings of William Blake: 92 Pencil Studies, plate 68.
  14. ↑ BR2 p. 359.
  15. ↑ G. Keynes, Drawings of William Blake: 92 Pencil Studies, plate 69.
  16. ↑ BR2, цит. по тексту под иллюстрацией 54.
  17. ↑ BR2, цит. по тексту под иллюстрацией 53.
  18. ↑ G. Keynes, Drawings of William Blake: 92 Pencil Studies, plate 66.
  19. ↑ G. Keynes, Drawings of William Blake: 92 Pencil Studies,Studies, plate 73.
  20. ↑ G. Keynes, Drawings of William Blake: 92 Pencil Studies, plate 65.

Библиография

  • A Treatise on Zodiacal Physiognomy, illustrated by engravings of heads and features, and accompanied by tables of the time of rising of the twelve signs of the zodiac; and containing also new and astrological explanations of some remarkable portions of ancient mythological history (published for the author, 10½, Great Tichfield Street, London 1928; sold by Longman) IV, 60pp.: 6 Plates, (8vo), 25 cm; plates engraved by J. Linnell.
  • Bentley, Jr, G. E.. Blake Records. Second Edition. New Haven and London: Yale University Press, 2004. Pp. xxxviii+943. Illus. ISBN 0-300-09685-2 (BR2)
  • Bentley, Jr, G. E.. Blake’s Visionary Heads: Lost Drawings and a Lost Book, in Romanticism and Millenarianism, ed. Tim Fulford (New York: Palgrave, 2002): 183—205. ISBN 0-312-24011-2
  • Bentley, Jr, G. E.. The Stranger from Paradise: A Biography of William Blake, Yale University Press, New Haven & London, 2003 ISBN 0-300-10030-2
  • Butlin, Martin (ed., and Introduction and Notes). The Blake-Varley Sketchbook of 1819 in the Collection of M. D. E. Clayton-Stamm. [2 vols.]. London: Heinemann, 1969. ISBN 978-0-434-09930-6.
  • Keynes, Sir Geoffry (ed. incl. Introduction and Commentary). Drawings of William Blake: 92 Pencil Studies. Dover Publications, Inc., New York, 1970 ISBN 0-486-22303-5
  • Raine, Kathleen. William Blake, The World of Art Library — Artists, Arts Book Society, Thames and Hudson, London, 1970 (216 pp, 156 illustrations) ISBN 0-500-20107-2

«Головы призраков» в музыке

  • «Головы призраков» (Visionary Heads), пять пьес для фортепиано по рисункам Уильяма Блейка Op. 172 (2013), сочинение русско-британского композитора Дмитрий Н. Смирнова → [www.youtube.com/watch?v=J8Kx2hqBmUA см. на YouTube]

Отрывок, характеризующий Головы призраков

Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Головы_призраков&oldid=78634120»