Министр иностранных дел Испании
Поделись знанием:
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Министр иностранных дел и международного сотрудничества Испании (исп. Ministro de Asuntos Exteriores y de Cooperación de España) — важнейший министерский пост в Правительстве Испании, отвечающий за внешнюю политику страны. Глава министерства иностранных дел и и международного сотрудничества Испании. С 1714 года по 1833 год должность официально называлась Первый государственный секретарь Испании. C 1833 года по 1938 год должность носила наименование Государственный министр Испании. С 1938 года по 2004 год должность называлась министр иностранных дел Испании. C 2004 года должность называется министр иностранных дел и кооперации Испании. Ныне с 22 декабря 2011 года, пост занимает Хосе Мануэль Гарсия-Маргальо.
Содержание
Министерство иностранных дел и международного сотрудничества Испании
Министру подчиняются четыре заместителя в ранге Государственных секретарей, возглавляющие Государственный секретариат иностранных дел, Государственный секретариат по вопросам Европейского союза, Государственный секретариат по международному сотрудничеству и Государственный секретариат по связям с Ибероамерикой[1].
Министерство иностранных дел координирует свою деятельность с королевским двором по поводу дипломатической деятельности на международном уровне. Кроме того Министр иностранных дел по должности является Канцлером ордена Изабеллы Католической (главная «дипломатическая» награда Испании), великим магистром этого ордена является король Испании.
Министры иностранных дел Испании
Министры иностранных дел Испании Второй Реставрации Бурбонов с 1874 по 1931
- Сегизмундо Морет-и-Прендергаст — (27 ноября 1885 — 14 июня 1888);
- Антонио Агиляр-и-Корреа — (14 июня 1888 — 5 июля 1890);
- Карлос Мануэль О’Доннель Альварес-и-Абреу — (5 июля 1890 — 11 декабря 1892);
- Антонио Агиляр-и-Корреа — (11 декабря 1892 — 5 апреля 1893);
- Сегизмундо Морет-и-Прендергаст — (5 апреля 1893 — 4 ноября 1894);
- Алехандро Грузар-и-Гомес де ла Серна — (4 ноября 1894 — 23 марта 1895);
- Карлос Мануэль О’Доннель Альварес-и-Абреу — (23 марта 1895 — 19 января 1896);
- Хосе Элдуайен Горрити — (19 января — 5 марта 1896);
- Карлос Мануэль О’Доннель Альварес-и-Абреу — (5 марта 1896 — 4 октября 1897);
- Пио Гульон Иглесиас — (4 октября 1897 — 18 мая 1898
- Хосе Гутьеррес Агуэра — (18 — 24 мая 1898);
- Хуан Мануэль Санчес-и-Гутьеррес де Кастро — (24 мая 1898 — 4 марта 1899);
- Франисиско Сильвела Ле Вьельэусе — (4 марта 1899 — 18 апреля 1900);
- Вентура Гарсия Санхо Ибаррондо — (18 апреля 1900 — 6 марта 1901);
- Хуан Мануэль Санчес-и-Гутьеррес де Кастро — (6 марта 1901 — 6 декабря 1902);
- Буэнавентура Абарсуса Феррер — (6 декабря 1902 — 20 июля 1903);
- Мануэль Мариятегуи-и-Виниалс — (20 июля — 5 декабря 1903);
- Фаустино Родригес Сан Педро — (5 декабря 1903 — 16 декабря 1904);
- Вентура Гарсия Санхо Ибаррондо — (16 декабря 1904 — 27 января 1905);
- Венсеслао Рамирес де Вильяуррутия — (27 января — 23 июня 1905);
- Фелипе Санчес Роман — (23 июня — 31 октября 1905);
- Пио Гульон Иглесиас — (31 октября — 1 декабря 1905);
- Хуан Мануэль Санчес-и-Гутьеррес де Кастро — (1 декабря 1905 — 23 июня 1906);
- Эмилио де Охеда-и-Перпиньян — (23 июня — 1 июля 1906);
- Хуан Перес Кабальеро-и-Феррер — (1 — 6 июля 1906);
- Пио Гульон Иглесиас — (6 июля — 30 ноября 1906);
- Хуан Перес Кабальеро-и-Феррер — (30 ноября 1906 — 25 января 1907);
- Мануэль Альендесалазар Муньос — (25 января 1907 — 21 октября 1909);
- Хуан Перес Кабальеро-и-Феррер — (21 октября 1909 — 9 февраля 1910);
- Мануэль Гарсия Прието — (9 февраля 1910 — 31 декабря 1912);
- Хуан Наварро Ревертер — (31 декабря 1912 — 13 июня 1913);
- Антонио Лопес Муньос — (13 июня — 27 октября 1913);
- Сальвадор Бермудес де Кастро-и-О’Лавлор, маркиз де Лема — (27 октября 1913 — 9 декабря 1915);
- Мигель Вильянуэва-и-Гомес — (9 декабря 1915 — 25 февраля 1916);
- Альваро де Фигероа-и-Торрес, граф Романонес — (25 февраля — 30 апреля 1916);
- Амалио Химено-и-Кабаньяс — (30 апреля 1916 — 19 апреля 1917);
- Хуан Альварадо-и-дель-Сас — (19 апреля — 11 июня 1917);
- Сальвадор Бермудес де Кастро-и-О’Лавлор, маркиз де Лема — (11 июня — 3 ноября 1917);
- Мануэль Гарсия Прието — (3 ноября 1917 — 22 марта 1918);
- Эдуардо Дато Ирадиер — (22 марта — 9 ноября 1918);
- Альваро де Фигероа-и-Торрес, граф Романонес — (9 ноября 1918 — 15 апреля 1919);
- Мануэль Гонсалес Онтория — (15 апреля — 20 июля 1919);
- Сальвадор Бермудес де Кастро-и-О’Лавлор, маркиз де Лема — (20 июля 1919 — 14 августа 1921);
- Мануэль Гонсалес Онтория — (14 августа 1921 — 8 марта 1922);
- Хоакин Фернандес Прида — (8 марта — 4 декабря 1922);
- Франсиско Бергамин Гарсия — (4 — 7 декабря 1922);
- Мануэль Гарсия Прието — (7 декабря 1922 — 15 сентября 1923);
- Фернандо Эспиноса де лос Монтерос-и-Бермехильо — (15 сентября 1923 — 3 декабря 1925);
- Хосе де Янгуас-и-Мессия — (3 декабря 1925 — 20 февраля 1927);
- Мигель Примо де Ривера — (20 февраля 1927 — 30 января 1930);
- Хакобо Фиц-Джеймс Стюарт-и-Фалько, герцог де Альба — (30 января 1930 — 18 февраля 1931);
- Альваро де Фигероа-и-Торрес, граф Романонес — (18 февраля — 14 апреля 1931.
Министры иностранных дел Второй Испанской Республики с 1931 по 1938
- Алехандро Леррус Гарсия — (14 апреля — 16 декабря 1931);
- Луис де Сулуэта-и-Эсколано — (16 декабря 1931 — 16 июня 1933);
- Фернандо де лос Риос Уррути — (16 июня — 12 сентября 1933);
- Клаудио Санчес-Альборнос-и-Мендуинья — (12 сентября — 16 декабря 1933);
- Леандро Пито Ромеро — (16 декабря 1933 — 4 октября 1934);
- Рикардо Сампер Ибаньес — (4 октября — 16 ноября 1934);
- Хуан Хосе Роха Гарсия — (16 ноября 1934 — 25 сентября 1935);
- Алехандро Лерру Гарсия — (25 сентября — 29 октября 1935);
- Хосе Мартинес де Веласко — (29 октября — 30 декабря 1935);
- Хоакин Урсаис Кадаваль — (30 декабря 1935 — 19 февраля 1936);
- Аугусто Барсия Трельес — (19 февраля — 19 июля 1936);
- Хустинo де Аскарете-и-Флорес — (19 июля 1936);
- Аугусто Барсия Трельес — (19 июля — 4 сентября 1936);
- Хулио Альварес дель Вайо — (4 сентября 1936 — 17 мая 1937);
- Хосе Хираль Перейра — (17 мая 1937 — 5 апреля 1938);
- Хулио Альварес дель Вайо — (5 апреля 1938 — 5 марта 1939);
- Хулиан Бестейро — (5 марта — 30 апреля 1939).
Министры иностранных дел в период диктатуры генералиссимуса Франко с 1938 по 1975
- Франсиско Гомес Хордана — (31 января 1938 — 3 августа 1939);
- Хуан Бейгбедер-и-Атенса — (3 августа 1939 — 16 октября 1940);
- Рамон Серрано Суньер — (16 октября 1940 — 3 сентября 1942);
- Франсиско Гомес Хордана — (3 сентября 1942 — 3 августа 1944);
- Хосе Феликс де Лекерика — (3 августа 1944 — 20 июля 1945);
- Альберто Мартин-Артахо — (20 июля 1945 — 25 февраля 1957);
- Фернандо Мария де Кастиэлья — (25 февраля 1957 — 29 октября 1969);
- Грегорио Лопес Браво — (29 октября 1969 — 11 июня 1973);
- Лауреано Лопес Родо — (11 июня 1973 — 30 января 1974);
- Педро Кортина Маури — (30 января 1974 — 11 декабря 1975).
Министры иностранных дел Королевства Испании с 1975
- Хосе Мария де Ареильса — (11 декабря 1975 — 7 июля 1976);
- Марселино Ореха Агирре — (7 июля 1976 — 8 сентября 1980);
- Хосе Педро Перес Льорка — (8 сентября 1980 — 2 декабря 1982);
- Фернандо Моран Лопес — (2 декабря 1982 — 4 июля 1985);
- Франсиско Фернандес Ордоньес — (4 июля 1985 — 24 июня 1992);
- Хавьер Солана — (24 июня 1992 — 18 декабря 1995);
- Карлос Вестендорп — (18 декабря 1995 — 5 мая 1996);
- Абель Матутес — (5 мая 1996 — 27 апреля 2000);
- Хосеп Пике-и-Кампс — (27 апреля 2000 — 9 июля 2002);
- Ана Паласио — (9 июля 2002 — 18 апреля 2004);
- Мигель Анхель Моратинос — (18 апреля 2004 — 20 октября 2010);
- Тринидад Хименес — (20 октября 2010 — 22 декабря 2011);
- Хосе Мануэль Гарсия-Маргальо — (22 декабря 2011 —).
Напишите отзыв о статье "Министр иностранных дел Испании"
Примечания
- ↑ [archive.is/20130213043402/www.maec.es/es/MenuPpal/Ministerio/Paginas/MinisterioSecreariasdeEstado.aspx] «Сайт министерства иностранных дел и международного сотрудничества Испании (исп.)»]
Ссылки
- [www.mae.es/ Официальный сайт министерства иностранных дел и кооперации Испании]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Министр иностранных дел Испании
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
