Переписи населения в России

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Перепись населения в России — сбор, обобщение, изучение и распространение демографических, экономических и социальных данных, относящихся по состоянию на определённое время ко всем лицам в России и на территории её бывших государственных образований.





Содержание

История переписей

В Древней Руси государственные переписи начали проводиться со 2-й половины XIII века по инициативе монголов с целью учёта населения для определения размеров дани. После образования Русского централизованного государства в некоторых местах были заведены так называемые «писцовые книги», в которых имелись сведения о населении, описания городов, деревень, поместий, церквей. Объектом обложения первоначально были земельные участки, производительно используемые в хозяйстве — соха (позднее четверть, десятина). В XVII веке единицей обложения стал двор, а основной формой учёта — подворные переписи. Кроме подворных переписей, на отдельных территориях проходили и общегосударственные переписи (1646 г., 1678 г., 1710 г., Ландратская перепись 1715—1717 г.). Указом Петра I от 26 ноября 1718 года было положено начало государственным ревизиям, которых было проведено 10 с 1719 по 1858 годы.

Первая всеобщая перепись населения России была проведена по состоянию на 9 февраля 1897 года. В советское время переписи проводились по состоянию на 28 августа 1920 г. (на территориях, не охваченных гражданской войной), на 15 марта 1923 года (городская), а всеобщие переписи — по состоянию на 17 декабря 1926 года, на 6 января 1937 года, на 17 января 1939 года, на 15 января 1959 года, на 15 января 1970 года, на 17 января 1979 года и на 12 января 1989 года. После распада СССР очередная перепись населения России, запланированная на 1999 год, была отложена из-за финансовой нестабильности после кризиса 1998 года. Она была проведена лишь 9 октября 2002 года. Последнняя перепись населения России была проведена в октябре 2010 года.

Учёт населения в XIII—XVI веках. Писцовые книги

На Руси регулярный подтверждённый учёт населения начался во времена татаро-монгольского нашествия. Учёт в то время был похозяйственным: подсчитывались для обложения данью дома, или «дымы». Первая перепись, произведённая монголами относится к 1245 году. Вслед за ней было произведено ещё три переписи: в 1257, 1259 и 1273 годах. Переписи не были всеобщими, так как они не включали часть населения, освобождённую от обложения. Летописи древнейшего периода подчёркивают, что хотя татары и «изочтоша всю русскую землю», однако «не чтоша попов, чернцев и кто служил святым церквам», то есть ту привилегированную категорию населения, которая была освобождена от взимания дани.

Необходимость превращения похозяйственных записей в юридический документ обуславливала собой правильность записей, подтверждением со стороны облагаемого дома-хозяйства. Далеко не всегда в «числах» правильно воспроизводились элементы хозяйства и по признанию летописца, «творяху бо себе бояре добро, а меньшим бе зло», что вызывало протесты облагаемых и необходимость повторных описаний.

В России в XIV-XVI веках имели место земельно-хозяйственные описания. Результаты их фиксировались в так называемых писцовых книгах. Значение писцовых книг, как документов, на основе которых производится обложение, усиливается, но они начинают носить характер поземельных описей.

Охват явлений хозяйственной жизни был очень широк — от сведений о башнях городских кремлей до известий о породах промышляемой в озёрах рыбы. Тем не менее писцовые описания всё же не были учётами населения. В ходе их выявлялись только владельцы дворов.

Данные поземельных описей могли служить лишь временными источниками определения обложения. Торговые и промысловые занятия оставались при такой системе без обложения, что было не выгодно государственному фиску и обуславливало необходимость отыскивания новых единиц обложения. Такой единицей стал двор.

Писцовые книги занимают почётное место в ряду предшественников современной статистики. В них можно найти массу интереснейших сведений о хозяйстве России того времени. Конечно, данные их плохо систематизированы. Необычна и форма изложения: абзацы распространяются на несколько страниц, вызывая желание остановится и передохнуть.

Подворные переписи XVII века

В XVII веке единицей налогообложения становится хозяйство («двор»), а учёты населения именуются подворными переписями. Хотя такие описания проводились часто, но они носили географически ограниченный характер, охватывали небольшую территорию и определялись задачами локального порядка. Уже тогда глубокий кризис хозяйства, оскудение казны и крайняя неравномерность податного обложения в различных частях страны вызывала мысль о производстве переписи во всех частях государства по единому образцу. Идея эта не была осуществлена, хотя попытки предпринимались в конце 20-х и 40-х годов XVII столетия.

Почти каждая перепись населения оставляет о себе память. Иногда это легенды, а чаще, особенно в новое время, зафиксированные на бумаге итоги подсчётов. Результаты их с большей или меньшей полнотой описывают жизнь общества в период, когда проводился учёт.

Но память о переписи сохраняется и благодаря документам другого рода. Сейчас такие документы назвали бы «инструктивным материалом» или «заявлениями граждан», а в XVII веке они носили название наказов и челобитных. Одна из таких челобитных, поданная лета 7153 (а по современному календарю — в 1645 году) на имя 16-летнего царя Алексея Михайловича, сыграла важную роль в истории переписей.

Составлявшие её дворяне, конечно, меньше всего думали о переписных делах. Заботило их совсем другое — то, что они «от служеб обедняли, и от олжали великими долги и коньми опали, а поместья их и вотчины опустели и домы их оскудели и разорены без остатку от войны и от сильных людей». Случилось, однако, так, что челобитная эта послужила поводом для серьёзных изменений в организации учёта населения.

«Сильные мира», о которых говорилось в челобитной, были наиболее крупными землевладельцами — боярами, владевшими порой тысячами крестьянских дворов. Они нередко захватывали и укрывали крестьян, принадлежавших их более слабым соседям, а по прошествии «урочных лет» — искового срока давности в отношении сыска беглых — записывали крестьян за собой.

Не посчитаться с требованиями бояр было нельзя. «Сильным людям» пришлось идти на уступки. Одной из них и стало решение о проведении в 1646 году переписи.

Правительственный наказ ясно определил крепостнические цели переписи. «Как крестьян и бобылей и дворы их перепишут, — говорилось в нём, — по тем переписным книгам крестьяне и бобыли, и их дети, и братья, и племянники будут крепки и без урочных лет… А которые люди, после той переписки, учнут беглых крестьян принимать и за собой держать, а вотчинники и помещики тех крестьян, по суду и по сыску и по тем переписным книгам, отдавать…».

Перепись 1646 года в отличие предыдущих писцовых описаний была прежде всего учётом населения. Переписчики записывали всех облагаемых податями лиц мужского пола, включая детей (последних — указанием возраста). Результаты переписи сослужили тогда двойную службу — стали юридической основой для ещё большего закрепощения крестьян и базой для взимания налогов. Следующая перепись была проведена в 16761678 годах.

Сохранилось немало документов, позволяющих воссоздать атмосферу, в которой проводились переписи, обрисовать портреты переписчиков, выяснить отношение населения к переписям. По ним можно представить себе, как проходил учёт населения в России XVII столетия.

Перепись велась прежде всего силами писцов и подьячих, служивших в московских приказах — органах центральной власти, ответственных за тот или иной участок государственных дел. Наиболее высокопоставленные подьячие занимали важные административные должности, обязанностью остальных было составление многочисленных приказных бумаг.

"Государство дворянское, — писал академик М. Н. Тихомиров, — в значительной мере опиралось на эту приказную компанию, которую, надо сказать, жгуче ненавидело население. От них шла возможность изменения в приказных документах, они производили различного рода волокиту, которая в XVII веке даже в царских документах носила название «московская волокита»… Подьячих часто разоряли во время восстаний, иногда они и гибли. С XVII века они носили очень поэтическое название — «крапивное семя» (Тихомиров М. Н. Российское государство XV—XVII веков. М., 1973).

Для проведения переписи в том или ином уезде туда направлялся писец и несколько его помощников — подьячих, которые делились на «старых» (старших) и молодых. Работа писца была сложной, требовала специальных знаний. Поездка ожидалась длительная, и к ней серьёзно готовились.

Прежде всего, писец снабжался наказом — инструкцией о том, как проводить перепись. Кроме того, ему вручались «приправочные книги» — копии материалов предыдущих описаний местности, в которую направлялся писец. В качестве «приправочных» во время переписи 16761678 годов использовались, например, переписные книги 1646 года. Понятно, что «приправочные книги» служили для писца большим подспорьем — они были и своеобразным путеводителем по местности, и образцом составления новых книг, и, наконец, средством сопоставления получаемых результатов с данными прошлых лет, а, следовательно, орудием контроля.

Местный воевода обязан был содействовать переписчикам, прибывшим в его уезд, назначить им помощников из числа местного населения и обеспечить всем необходимым, начиная с продовольствия. В 20-е годы XVII века переписной комиссии полагалось, например, выдавать «по туше бараньей, по курёнку, да луку, чесноку, яиц и масла в скоромный день, а в постный… где какая рыба лучится».

Непосредственная работа переписчиков начиналась с того, что, приехав в станы и волости, в монастырские вотчины и поместья, они должны были «в тех вотчинах и поместьях… государев указ (о переписи) вычитать… чтоб дворяне и дети боярские и их приказчики и старосты и целовальники приносили к ним сказки…». «Сказками» в данном случае называли отчёты о численности крестьян в крепостнической вотчине или посадских людей на тяглом дворе. Но сказки зачастую не отражали объективной картины, их составители сознательно искажали истинное положение дел.

Тяглое население, разумеется, пыталось всеми силами уменьшить размер податей, которыми оно облагалось на основе результатов переписи. Для обмана переписчиков существовали различные способы, и они были хорошо известны, перечислялись в наказах писцам, но это мало помогало. Самый простой способ, позволявший «дворы жилые писать пустыми», заключался в том, что посадские люди на период переписи просто уходили к своим родственникам или вообще на время уезжали из города, оставляя двор пустым.

Что касается дворян, то в принципе они, конечно, не могли не поддерживать проведение переписей, однако, когда дело доходило до их собственных поместий, ситуация резко менялась. Чтобы уменьшить число дворов, облагаемых податью, крестьян «из многих дворов в один переводили», огораживали два двора одной изгородью, а иногда просто скрывали дворы от переписчиков.

Подворные переписи были чрезвычайно ограничены по кругу регистрируемых признаков и не имели определённой формы и единообразных понятий не только для счета населения, но и для имущественного и хозяйственного положения лица. Длились они от года до 10 лет, производились иногда лицами совершенно не грамотными, сопровождались поборами и порождали массовые утайки, искажения и бегство от регистрации. К этому присоединялись систематический недостаток в писцовых книгах и отсутствие единого управляющего центра деятельности писцов.

Учёт населения при Петре I

Перепись 1710 г., произведённая при Петре, носила черты подворной переписи, но итоги её, вскрыв катастрофическое сокращение податных дворов, поставили Петра перед фактом возможного резкого сокращения государственных податей. В переписи 1710 была сделана попытка записывать оба пола. От переписи 1678 до переписи 1710 численность податных хозяйств сократилась на 19,5 %. Пётр отверг результаты переписи 1710 и приказал принимать подати по книгам 1678 г. Одновременно он приказал произвести новую перепись, известную под именем «ландратской» (по имени должностных лиц, стоящих во главе губернии) в течение 1716 и 1717 гг. Произведённая в ряде губерний, эта перепись показала различный процесс движения, дворов и населения. Если раньше, с целью относительного сокращения налогов, были замечены массовые случаи формального объединения дворов, то ландратская перепись числовой характеристикой доказала это: процесс уменьшения хозяйств в сторону увеличения и уменьшения шёл значительно медленнее, нежели процесс изменения численности населения.

Сама перепись предопределяла резко отрицательное отношение со стороны населения и даже жесточайшие наказания за утайку не давали правительству желаемых результатов. Множество ошибок происходило из-за невежества и небрежности переписчиков, а также из-за взяток переписчикам за пропущенные дворы. С другой стороны, за недачу взятки пустые дворы записывались как жилые, были случаи пропусков целых деревень или одно и то же село переписывалось дважды.

Фискальная цель переписи и злоупотребления писцов приводили иногда к восстаниям, например, в 1678 в «украйных» городах.

26 ноября 1718 года Пётр Великий издал указ, которым предписывалось «взять сказки у всех (дать на год сроку), чтобы правдивые принесли сколько у кого в которой деревне душ мужеского пола…». Составленные подобным образом списки («сказки») были собраны лишь через три года, а затем в течение следующих трёх лет были подвергнуты проверке — «ревизии».

С тех пор учёты населения в России стали называться «ревизиями». До отмены крепостного права прошло десять ревизий: в 1719, 1747, 1767, 1787, 1808, 1811, 1825, 1835, 1850, 1859 годах (по году окончания). Они давали очень неточные сведения о населении, поскольку учитывали не фактическое число жителей, а только «приписных» из податных сословий — людей, числившихся в списках для уплаты подати налога. По этой же причине они тянулись очень долго: помещики не торопились делиться с государством трудом податного населения и задерживали подачу ревизских «сказок».

В 1722 году насчитали по сказкам 5 миллионов душ. Тогда приступили к исполнению 2-го пункта указа 26 ноября, «к раскладке войска на землю», к расписанию полков по душам, которые должны были их содержать. Раскладчиками посланы были в 10 переписанных губерний 10 генералов и полковников с бригадиром. Полки предположено было разместить на «вечные квартиры» поротно, особыми слободами, не расставляя их по крестьянским дворам, для предупреждения ссор хозяев с постояльцами. Раскладчик должен был созвать дворян своего округа и уговорить их построить эти слободы с ротными дворами для офицеров и с полковыми для штаба. Новая беда: раскладчикам велено было предварительно проверить душевые сказки. Это была вторичная ревизия сказок, и она открыла огромную утайку душ, доходившую в иных местах до половины наличных душ. Первоначально сосчитанной сказочной цифрой в 5 миллионов стало нельзя руководствоваться при разверстке полков по душам.

В 1722 г. велено было писать в подушный оклад живших при церквах сыновей, внучат, племянников и прочих свойственников, «прежде бывших и ныне при церквах не служащих попов, дьяконов, дьячков и пономарей», прикрепляя их ни за что ни про что к владельцам, на землях которых те церкви стояли. А где погосты «особь стоят», не на владельческой земле, таких церковников приписывать к прихожанам, к кому они походят, — на каких условиях, указ не поясняет.

Учёт населения при Екатерине II

В шестидесятые-семидесятые годы XVIII века произошли серьёзные сдвиги в экономической, политической и культурной жизни России. В царствование Екатерины II (17621796) наступило время «просвещённого абсолютизма».

Екатерина II провела ряд реформ, упразднений и преобразований, в том числе это коснулось и статистики. В ней стали проявляться черты орудия общественного познания. Появился новый тип статистических работ, направленных на получение разнообразных статистических данных о состоянии общественно-экономической жизни, — возникла так называемая познавательная статистика.

На одном из заседаний Сената Екатерина подняла вопрос о численности населения России, но мужи сенатские помялись и ответа не дали. Царица воскликнула: «великое государство не может без учёта населения жить… Этак-то устойчивых финансов у нас и не будет, ибо копейка от человека исходит, к нему же она и возвращается. Как же мне, женщине слабой, государством управлять, ежели даже в Сенате не ведают, сколь душ у меня верноподданных?»

После этого Екатерина приказала провести ревизию. Оказалось, что народ ревизий не любит, бежит с оседлых мест с детьми, скотиною и пожитками. А бежит народ, как объяснили царице, потому, что для проведения ревизии сначала в провинции засылают команды воинские, которые силой удерживают людей на местах, а уж потом наезжают чиновники и начинают перепись. Екатерине дали понять, что бежит народ из-за того, что команды воинские и чиновники мучают людей поборами да побоями… На это царица заявила: «Я бы на их месте тоже бежала!»

Екатерина поступила по-новому, постаралась народ ревизией не запугивать, а вести разъяснительную работу. Решила, что лучше через публикации оповестить власть в губерниях и провинциях, чтобы, без посылки военных и без разведения страхов, с каждой деревни собрать в письменном виде данные о наличном числе жителей. Полученные реестры послать в канцелярии воевод, воеводы — в губернские канцелярии, а губернаторы — в Сенат, где господа высокие сенаторы, общую калькуляцию и выведут.

Принципиально новый подход привёл к существенной экономии средств на проведение ревизии, к отказу от перемещений войск, а главное — показал населению, что бежать от ревизии совсем не обязательно. Однако, несмотря на благородные намерения Екатерины, народ ещё долго боялся переписи и не доверял ей.

Учёт населения во II половине XIX века

Статистические работы о числе и распределении крепостных крестьян по губерниям Европейской России велись в рамках подготовки реформы по отмене крепостного права 1861 года. Еще в 1858 году в Санкт-Петербурге вышла работа А. Г. Тройницкого «О числе крепостных людей в России». Но обобщающей стала книга «Крепостное население в России, по 10-й народной переписи», изданная в 1861 году. Эта перепись проводилась Центральным статистическим комитетом и имела целью установить текущий состав населения и долю в нем крепостных. Перепись проходила с 1857 по 1859 год. Сведения о крепостном населении Кавказа собирались отдельно, поскольку перепись этот регион не затронула[1].

После отмены в 1861 г. крепостного права в отдельных городах и даже целых губерниях Российской империи начали проводиться учёты населения. Они имели целью подготовиться к первой Всеобщей переписи населения, которую планировалось провести на научной основе. Практиковавшиеся с петровских времён ревизии давали весьма неточные сведения о населении и учитывали только «приписных» из податных сословий. Несовершенство этих ревизских сказок послужило, помимо прочего, основой для сюжета гоголевских «Мёртвых душ». Вопрос о смене переписных методов стоял в то время очень остро. Между тем, большая часть проводившихся тогда переписей населения в отдельных городах и даже целых губерниях представляла собой казённые полицейские «народосчисления», при которых у домохозяев просто собирали сведения о числе даже не проживающих, а прописанных в их домах жителей. Таких местных переписей было проведено не менее 200, но материалы многих из них не были опубликованы, и о некоторых неизвестно ничего, кроме года переписи. Позднее переходят к научно организованным переписям, которые регулярно проводились в Москве (1871, 1882, 1902, 1912 годах), Санкт-Петербурге (1862, 1863, 1864, 1869, 1881, 1890, 1900, 1910, 1915 годах) и других городах.

12 декабря 1871 года была проведена первая однодневная перепись населения в Москве под руководством статистика М. А. Саблина. В Москве перепись было решено провести после удачной попытки в Санкт-Петербурге. В июне 1870 года Московский городской Голова обратился к Генерал-Губернатору князю В. А. Долгорукову с просьбой выделить 6 тысяч рублей серебром на проведение однодневной переписи. Князь счёл перепись полезной, и деньги были отпущены. Однако на окончательную разработку переписи было потрачено ещё 6 тысяч рублей. Для проведения общегородского мероприятия была организована комиссия, в которую вошли многие высокопоставленные чиновники, в том числе и секретарь статистического комитета М. А. Саблин. Вместе с известным земским статистиком В. И. Орловым Саблин способствовал учреждению статистического отделения при Московском юридическом обществе. Это отделение служило объединяющим центром русских земских статистических работ Механизм проведения переписи Первый этап переписи заключался в сборе сведений о домах — этим занимались полицейские. В их обязанности входила доставка бланков домовых листов домовладельцам и возврат их в Статистические комитеты. Составление списков квартир должно было существенно облегчить переписывание их жильцов. Эту работу проводили с конца октября и в ноябре, так как это время посчитали самым благоприятным. Саму же перепись населения наметили на декабрь. Москва разбилась на 19 участков, и на каждом закрепили главного исполнителя. Сама процедура переписи проходила без участия полиции. В период с 5 по 12 декабря счётчики сами приносили и собирали переписные листы, а в «сношения вступали» только с домовладельцами и их поверенными, да и в квартиры входили только в случае крайней необходимости. Всего в московской переписи 1871 года было задействовано 997 счётчиков, из них: студентов — 759 человек, чиновников — 152 человека из Межевой Канцелярии, Контрольной Палаты, Думы, Канцелярии Генерал-Губернатора и Казённой Палаты, 7 гимназистов, 7 учеников технических училищ, 4 семинариста и 58 частных лиц. Всем переписчикам были даны строжайшие инструкции, в которых особенно интересны некоторые выдержки: «Ночлежные дома переписать до того, как разойдутся ночевавшие в них. Посещать их, во избежание неприятностей, непременно с полицией, но не вводя её в комнаты без особой надобности (буйство, скандалы и т. п.)». В пункте 4 говорилось: «от счётчика требуется самая предупредительная любезность к тем людям, к которым он будет обращаться по делам переписи; при первом намёке на невозможность пополнить рубрики по листку, счётчик должен предложить свои услуги, при явном нежелании вписать требуемые сведения, счётчик настаивает на том, самым вежливым образом». Пункт 5 гласил: «счётчик не входит в квартиру без особенной крайней надобности». Пункт 9 предусматривал: «каждый счётчик запасается двумя карандашами: обыкновенным и синим (или красным)». Вот какие сведения были получены в ходе первой московской переписи населения. Прежде всего очевидно, что Москва 1871 года была городом женихов, а не невест. Мужчин насчитывалось 354 тысячи, а женщин — 248 тысяч человек. На 100 мужчин приходилось в среднем 71 женщина, то есть на каждого мужчину приходилось 2/3 женщины. Такое соотношение, по словам Саблина, говорило о привлекательности Москвы «как промышленного, торгового и умственного центра». Первопрестольная притягивала рабочих из близлежащих областей, сюда стекались торговцы и молодёжь для обучения. В то время Москва занимала пространство в 60 верст, и распространение населения по городу было неодномерным. Больше всего женщин на 100 мужчин приходилось на район Пречистенский (105 женщин) и Арбатский (100 женщин). А обусловлено это было тем, что в этих районах проживало так называемое «чистое население», то есть семейное. Однако в Сретенской части тоже был высокий процент молодого женского населения 20-25 лет — 96 женщин на сотню мужчин, — но причины такой «скученности» другие. Дело в том, что в переулках этого района располагались женские мастерские и дома терпимости. Всего 66 женщин на 100 мужчин приходилось на районы Якиманский и Пятницкий, а объяснялось это тем, что купечество имело очень большое количество приказчиков и торговую прислугу (артельщиков, рабочих, возчиков товара и прочих). Больше всех были обделены женским населением окраины города — Рогожский, Хамовнический, Серпуховский, Лефортовский районы, — пристанища служащих и фабричных рабочих. Однако и в центре — Кремле и Китай городе — тоже оказалось негусто с женщинами — всего 37 на 100 мужчин, — а все потому что жили здесь приезжие и ремесленники. Что касается детского населения, то оно незначительно, особенно женское, поскольку к 10-15 годам мальчиков привозили в Москву учиться в школах, ремесленных заведениях и на фабриках. Женское население в столицу обучаться не вывозилось. Домашнее и пансионное образование получали только состоятельные девушки. Однако после 25 лет число мужского населения уменьшалось, что объяснялось высокой смертностью и рекрутской повинностью. Население Москвы — в основном, православное. Между тем, неправославных женщин наблюдалось больше, чем мужчин. Расклад следующий. Раскольников: мужчин — 2,1 %, женщин — 3,7 %; протестантов 1,8 % и 2,4 %; католиков — 1,42 % и 0,92 %; евреев — 0,86 % и 0,9 %. Магометан в Москве зарегистрировано 0,26 %, армян-григориан — 0,15 %. Вдовы составляли 17,69 % от всего женского населения, а вдовцы — только 3,3 %. Любопытно, что разведённых мужчин было зарегистрировано 4, а женщин — 23 человека. Такое перевес разведенок вовсе не говорит о начинающемся процессе эмансипации. Просто значительная часть одиноких женщин приезжала в Москву на заработок: ведь в большом городе было легче прокормить себя и ребёнка. Ко всему прочему существовала высокая смертность мужского населения. И надо отметить, что повторные браки среди мужчин были более популярны, чем у женщин. Грамотными оказались 54,1 % мужчин и 37,9 % женщин. Крестьянское население в Москве составляло — 52,8 % мужчин и 29,85 % женщин. Купцами назвались — 3,93 % мужчин, а купчихами — 5,3 %. Воинское население насчитывало 10,3 % от всего населения города.

Петербургские переписи

По данным переписи, в Петербурге в 1869 году проживали 2000 татар. При переписи населения Петербурга в 1910 году насчитывалось около 3000 человек шведов, но когда началась первая мировая война, шведский приход Святой Екатерины в русской столице насчитывал уже около 6000 шведов, а татар к этому времени в Петербурге было 7300 человек. По данным переписи 1910 года в Петербурге, фамилия Соколов занимала седьмое место по частоте встречаемости, а из всех фамилий, образованных от неканонических имен, уступала только Смирновым.

Перепись населения Владивостока

13 августа 1897 года во Владивостоке закончилась очередная перепись населения, которая в том веке проходила каждые 10 лет. По данным переписи 1897 года, в городе проживало 28 тысяч 896 человек, из них мужчины составляли 24 361 человек и женщины — 4 535. Эти цифры говорят о бешеной популярности во Владивостоке невест, у которых следовательно была возможность делать себе отличные партии.

Перепись населения Уфимской губернии

В 1865 году огромная территория Оренбургской губернии была разделена на две самостоятельные губернии: Оренбургскую и Уфимскую.

В 1864 году секретарем губернского статистического комитета стал Н. А. Гурвич. Созданная в 1865 году новая Уфимская губерния нуждалась, прежде всего, в изучении и описании, в связи с чем губернский статистический комитет под руководством Н. А. Гурвич осуществлял в 60-80 гг. активную статистическую и издательскую деятельность.

До первой Всеобщей переписи населения Российской империи (1897) в Уфимской губернии и в городе Уфе были организованы три переписи населения (1864, 1879, 1886), которые назывались «Однодневное народоисчисление в Уфимской губернии». По программе (пол, возраст, национальность, вероисповедание, сословие, грамотность, образование), методическим установкам и по своей организации эти переписи отвечали всем требованиям статистической науки того времени. Итоги переписи 1864 года по Уфимской губернии опубликованы в 1868 году в книге «Сборник статистических, исторических и археологических сведений по бывшей Оренбургской и нынешней Уфимской губерниям». Итоги второй переписи (1879) опубликованы в 1883 году в «Справочной книжке Уфимской губернии». Результаты третий переписи опубликованы в «Уфимском юбилейном сборнике в память трехсотлетного юбилея города Уфы».

Источник: Статистика Республики Башкортостан: Исторический сборник./Государственный комитет Республики Башкортостан по статистике. — Уфа,Отдел копировально-множительной печати Госкомстата РБ, 2003 г. — 152 стр.

Переписи населения в некоторых губерниях

Вот например, в переписи населенных мест Псковской губернии 1872-78 гг. приводятся данные о Святых Горах (Святогорском монастыре) и слободе Тоболенец: «в Святых горах — мужской монастырь, две православные церкви, дворов — 4, жителей мужского пола — 15, женского нет. Есть водяная мельница, два раза в году проходят ярмарки». В некоторых губерниях (Астраханской — в 1873 г., Акмолинской — в 1877 г., Псковской — в 1870 г. и 1887 гг. и других) переписывали жителей во всех городах. В 1863 и 1881 гг. переписано население всей Курляндской, а в 1881 г. — также Лифляндской и Эстляндской губерний. Таких местных переписей было проведено не менее 200, но материалы многих из них не были опубликованы, и о некоторых неизвестно ничего, кроме года переписи.

Переписи населения Сахалина

Учеты населения на Сахалине не всегда совпадали по срокам с переписями страны. Это объясняется географическим положением островов, их историческим развитием и особенностями экономики. Мрачную славу Сахалину создала каторга (во второй половине XIX сюда стали направлять ссыльных). В 90-х годах XIX столетия попытку переписать население Сахалина, по собственной инициативе, предпринял великий русский писатель А. П. Чехов. Цифры той переписи говорят о том, что населения на острове — 28113 душ, в том числе женщин — 7641. Плотность населения была примерно один человек на две квадратные версты. На территории трех округов насчитывалось 12 тысяч крестьян. В том числе «лиц, не принадлежащих к этим сословиям» сосчитаны: ссыльно-каторжных 4979, ссыльно-переселенцев — 8934, поселенцев из каторжан — 1566. Эта перепись не охватила все население. Не доверяя, ей жители целыми деревнями уходили в тайгу. Статус территории, свободной для вольного заселения, Сахалин получил лишь в 1908 году.

Перепись айнского населения

Одним из руководителей проведенной в 1876 году переписи айнского населения был поручик Радковский. «Айнское население переписано во всех поселениях и отдельных юртах, переписью, — сказано в документах, — оказалось не охвачено только айнское селение Усуро, что в 100 верстах от Кусаная. В этом селении 20 юрт. Во главе селения стоит старшина». Материалы переписи начальник порта Корсаков 28 мая 1876 года направил военному губернатору Приморской области.

Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897

Всеобщая перепись населения Российской империи проведена по состоянию на 28 января (9 февраля) 1897 под руководством П. П. Семёнова.

В ходе переписи учитывались три категории населения: наличное, оседлое (постоянное) и приписное. Разработка велась в основном по наличному населению.

Использовались три формы переписных листов: форма А (для крестьянских хозяйств сельских обществ), форма Б (для владельческих хозяйств и частных домов и дворов внутри селений), форма В (для городских жителей).

Программа переписи включала 14 признаков: отношение к главе хозяйства и к главе своей семьи; возраст; пол; брачное состояние; сословие; состояние или звание; место рождения; место прописки; место постоянного жительства; отметка об отсутствии или временном проживании; вероисповедание; родной язык; грамотность и обучение; занятие, ремесло, промысел, должность или служба (с выделением главного и побочного занятий и положения по воинской повинности); делалась отметка о физических недостатках.

Непосредственно участвовал в проведении этой переписи писатель А. П. Чехов — руководил группой счётчиков в Серпуховском уезде Московской губернии.

Результаты были опубликованы в двух томах «Общего свода по империи результатов разработки всеобщей переписи населения, произведённой 28 января 1897 г.» и отдельных томах по губерниям, областям, четырём городам (Санкт-Петербург, Москва, Одесса, Варшава) и острову Сахалин. Публикация длилась до 1905 года.

Всероссийская перепись населения 1920 года

Перепись осуществлена до создания СССР, в границах Советской России. Перепись населения проведена под руководством В. Г. Михайловского по состоянию на 28 августа 1920 года одновременно с Всероссийской сельскохозяйственной переписью (сентябрь-октябрь 1920 года) и кратким учётом предприятий. Из-за территориальной нерепрезентативности (исключён Крым, Дальний Восток, горные районы Северного Кавказа и ряд других местностей, где не была установлена советская власть и продолжались военные действия) перепись не считается всеобщей.

В ходе переписи учитывались наличное население, а в городах также постоянное население. В качестве основной формы использовался личный листок. В городских поселениях также использовались квартирная карта и подворная ведомость. В сельской местности использовался поселённый список домохозяйств.

Программа переписи включала 18 признаков (особый акцент сделан на изучении занятий и профессионального состава): пол; возраст; национальность; родной язык; гражданство (для иностранцев); место рождения; продолжительность проживания в месте переписи; брачное состояние; грамотность; образование; занятие (главное и второстепенное); положение в промысле; место работы; профессия; источник средств существования; физические недостатки; психическое здоровье; участие в войнах. Проводился учёт занятости в сельском хозяйстве, влияния на неё войны, способность к труду по своей профессии и к труду вообще.

Численность населения страны (с доисчислением по территориям, не охваченным переписью) составила 136,8 млн человек, в том числе городского — 20,9 млн (15 %).

Предварительные итоги были опубликованы в 19201921 годах в выпусках «Трудов ЦСУ РСФСР». Окончательные итоги в статистических изданиях 19221923 и в виде отдельного сборника в 1928.

Переписи населения в СССР

Первая Всесоюзная перепись населения 1926 года

Первая Всесоюзная перепись населения была проведена по состоянию на 17 декабря 1926 под руководством В. Г. Михайловского и О. А. Квиткина.

В ходе переписи учитывалось наличное население (по личным листкам), а в городах семейная карта давала возможность получить сведения и по постоянному населению.

Использовались три формы: личный листок, семейная карта (только в городах) и владенная ведомость.

Программа переписи включала 14 признаков: пол; возраст; народность; родной язык; место рождения; продолжительность проживания в месте переписи; брачное состояние; грамотность; физические недостатки; психическое здоровье; занятие (с выделением главного и побочного); положение в занятии и отрасль труда; для безработных — продолжительность безработицы и прежнее занятие; источник средств существования (для не имеющих занятия). В семейной карте учитывался состав семьи с выделением супружеских пар и их детей, продолжительность брака и жилищные условия.

Разработка материалов была закончена к 1 сентября 1928. Разработка переписи отличалась детальностью, впервые очень подробно была изучена семья. Полные итоги были опубликованы в 19281933 в 56-ти тт.

Всесоюзная перепись населения 1937 года

Перепись населения проведена по состоянию на 6 января 1937 года.

Единственный раз в истории СССР (и впервые после 1897 года) перепись проводилась как однодневная. То есть учёт населения вёлся фактически «до» (а не «после») критической даты (момента переписи).

В ходе переписи учитывались наличное население.

В качестве основной формы впервые использован бланк списочной формы на 8 человек, заполнявшийся на квартиру.

Программа переписи включала 14 признаков: пол; возраст; национальность; родной язык; религия; гражданство; грамотность; название учебного заведения; класс или курс; окончил ли среднюю или высшую школу; род занятия (службы); место работы; общественная группа; состоит ли в браке.

Необходимо отметить, что при проведении этой переписи было произведено множество отклонений от первоначального проекта (предполагалось учитывать и постоянное население, использовать 28 признаков) и упрощений формулировок вопросов.

Данные переписи не соответствовали ожиданиям партийного руководства, а потому содержащаяся в ней информация была засекречена. В частности, численность населения составила 162 млн, в то время как предполагалось 170—172 млн. Более того, официально ещё в 1934 году было объявлено, что численность населения в СССР составляет 168 млн. Вызвал раздражение и ответ на вопрос о вероисповедании (лично вставленный в перепись Сталиным). Верующими себя назвали 50 % населения, из деревенских жителей — 70 %. Сохранившиеся предварительные результаты переписи по ряду показателей были опубликованы только в 1990.

Всесоюзная перепись населения 1939 года

Проведена по состоянию на 17 января 1939 года.

Численность населения страны составила 170,6 млн человек, в том числе городского — 56,1 млн (33 %). Разработка основных предварительных материалов переписи была механизирована и осуществлена за срок в 15 месяцев. Окончательной обработке материалов переписи помешала начавшаяся война. Неполная разработка ряда показателей была завершена уже после войны. Наиболее часто в печати встречаются именно первые (довоенные) предварительные результаты переписи, которые по ряду показателей разнятся с теми, что были опубликованы после войны в 1947-49 годах.

Всесоюзная перепись населения 1959 года

Проведена по состоянию на 15 января 1959 года.

Вопросы методологии и организации переписи 1959 года обсуждались на Всесоюзном совещании статистиков в июне 1957 года.

Общая численность населения СССР составила 208,8 млн человек. Доля городского населения — 48 %.

Всесоюзная перепись населения 1970 года

Начата в 8 часов утра 15 января и продолжалась по 22 января 1970 года включительно. Счёт населения производился по состоянию на 12 часов ночи с 14 на 15 января по местному времени.

Программа переписи 1970 года состояла из следующих форм:

  • форма 1 — переписной лист сплошной переписи;
  • форма 2 — переписной лист выборочной переписи;
  • форма 3 — опросный лист для лиц в трудоспособном возрасте, занятых в домашнем и личном подсобном сельском хозяйстве;
  • форма 4 — бланк учёта передвижения населения от места жительства до места работы или обучения.

Всесоюзная перепись населения 1979 года

Проведено в 0 часов 17 января 1979 года.

Тип переписи: опрос.

Категории: наличное и постоянное.

Признаки в переписном листе сплошной переписи: отношение к главе семьи, пол, причина и время отсутствия в месте переписи (для временно отсутствующих по постоянному месту жительства), возраст, семейное положение, национальность, гражданство (для иностранцев), родной язык, другой язык народов СССР, которым опрашиваемый свободно владеет, образование, тип учебного заведения (для учащихся), источник средств существования.

Признаки в переписном листе выборочной переписи: место работы, занятие по этому месту работы, общественная группа, продолжительность непрерывного проживания в месте переписи, число рождённых детей (для женщин).

Всесоюзная перепись населения 1989 года

Последняя перепись в СССР проводилась 12 января 1989 года. По данным последней переписи, численность населения Советского Союза была 286,7 млн человек, в том числе городское население — 188,8 млн человек, или 66 процентов. Численность населения РСФСР составляла 147,4 млн человек. Отличительной её особенностью явилось то, что впервые, наряду со сведениями о населении, были собраны сведения о жилищных условиях. Это позволило получить сведения о жилищных условиях различных социально-демографических групп населения во всех районах страны, о развитии жилищной кооперации, о степени обеспеченности людей жильём и его благоустройстве.

Переписи населения в Российской Федерации

Всероссийская перепись населения 2002 года

Численность граждан России составила 145,2 млн человек (98 % жителей страны).

Всероссийская перепись населения 2010 года

Проходила с 14 по 25 октября 2010 года.

По [www.perepis-2010.ru/results_of_the_census/results-inform.php предварительным итогам переписи], оглашённым в марте 2011, население России составило 142 905 200 человек. За время, прошедшее с переписи 2002 года, Россия перешла по численности населения с 7 на 8 место в мире.

Перепись населения в Крымском федеральном округе 2014 года

Проходила с 14 по 25 октября 2014 года. В связи с вхождением Республики Крым и города федерального значения Севастополя в состав Российской Федерации.

Все переписи населения велись и ведутся со значительными погрешностями. К настоящему времени они сводятся к нулю, но во времена Петра Великого и ранее погрешности были неисчислимо великиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2932 дня].

Напишите отзыв о статье "Переписи населения в России"

Литература

  • Кабузан В. М., Шепукова Н. М. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVIII/1720-1740/Tabel_revizii_naselenija/pred.htm Табель первой ревизии народонаселения России (1718—1727 гг.)] // Исторический архив. № 3. 1959.

Примечания

  1. [demoscope.ru/weekly/2007/0293/nauka02.php Крепостное население России по 10-й народной переписи]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Переписи населения в России

– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.