Трофименко, Сергей Георгиевич

	Сергей Георгиевич Трофименко
	; генерал-полковник С. Г. Трофименко
Дата рождения	22 сентября 1899
Место рождения	село Рёвны (ныне — Навлинский район, Брянская область, Россия)
Дата смерти	16 октября 1953 (54 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	РСФСР ; СССР
Годы службы	1919 — 1953
Звание	<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение
Сражения/войны	Гражданская война в России, Польский поход РККА, Советско-финская война (1939-1940), ; Великая Отечественная война

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Трофименко.

Сергей Георгиевич Трофименко (10 (22) сентября 1899(18990922) — 16 октября 1953) — советский военачальник. Герой Советского Союза, генерал-полковник.

Начальная биография

Сергей Георгиевич Трофименко родился 10 (22) сентября 1899 года в селе Рёвны (ныне Навлинского района Брянской области) в семье рабочего. В начале XX века семья переехала в Льговский посёлок под Брянском. После смерти отца, с 10 лет начал работать в паровозном депо Брянск-II в качестве рассыльного, обтирщика паровозов, слесаря. Окончил среднюю школу и двухклассное железнодорожное училище в Брянске.

Военная биография

Гражданская война в России

Принимал активное участие в революционных событиях 1917 года в Брянске, в депо являлся одним из организаторов комсомольской ячейки.

В 1918 году вступил в РКП(б), а во время приближения войск Деникина в 1919 году — в РККА.

Во время гражданской войны служил рядовым, командиром отделения, взвода, помощником начальника пулемётной команды стрелкового полка в 41-й стрелковой дивизии 14-й армии. Воевал на Южном, Юго-Западном, Западном фронтах, сражался против войск А. И. Деникина, С. В. Петлюры, Ю. Пилсудского.

Межвоенный период

В 1926 году окончил курсы «Выстрел», в 1932 году — Военную академию имени М. В. Фрунзе, в 1937 году — Академию Генерального штаба.

С сентября 1923 года служил начальником пулемётной команды, с февраля 1924 года — военкомом 132-го Донецкого стрелкового полка 44-й стрелковой дивизии Украинского военного округа, с сентября 1926 года — командиром стрелкового батальона 7-го Кавказского (затем 133-го стрелкового, 135-го стрелкового) полка 45-й стрелковой дивизии в том же округе, с мая 1932 года — начальником штаба 61-й стрелковой дивизии Приволжского военного округа, с декабря 1935 года — начальником 1-го (оперативного) отдела штаба Приволжского, с июня 1937 года — Киевского военных округов, с июля 1938 года — начальником штаба Житомирской армейской группы войск, а с сентября 1939 года — 5-й армии Киевского Особого военного округа.

Вторая Мировая война

Сергей Трофименко в сентябрь 1939 года принимал участие в освободительном походе в Западную Украину, а в должности заместителя начальника штаба 7-й армии — в советско-финской войне.

В августе 1940 года был назначен на должность начальника штаба Северо-Кавказского, с января 1941 года — на должность командующего войсками Среднеазиатского военных округов. С началом Великой Отечественной войны Сергей Трофименко продолжил командовать округом, и одновременно, с августа по октябрь 1941 года — 53-й армией, развёрнутой в округе и охранявшей границу СССР в Средней Азии.

С декабря 1941 года по март 1942 года командовал Медвежьегорской оперативной группой войск (1941—1942 годы) на Карельском фронте, с марта по июнь 1942 года — 32-й и с июля 1942 года по январь 1943 года — 7-й и с января 1943 года до конца войны — 27-й армиями.

Войска под командованием Сергея Трофименко участвовали в оборонительных боях в Карелии, Демянской операции 1943 года, Курской битве и Белгородско-Харьковской операции, в освобождении Украины, в Ясско-Кишинёвской, Дебреценской, Будапештской, Балатонской и Венской операциях.

За успешные боевые действия воинские объединения, возглавляемые генералом Сергеем Трофименко, 20 раз отмечались в приказах Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина.

Во время Ясско-Кишинёвской наступательной операции 27-я армия наносила главный удар в полосе 2-го Украинского фронта на ясском направлении, прорвав глубоко эшелонированную оборону противника и обеспечив ввод в прорыв 6-й танковой армии. Затем армия под командованием генерала Трофименко развила стремительное наступление вглубь территории Румынии, за девять суток с боями пройдя около трёхсот километров, при этом разрезав на части тылы немецко-румынской группы армий «Южная Украина», с ходу овладела городами Аджуд, Фокшани, Бузэу, Плоешти.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 сентября 1944 года за умелое управление войсками в Ясско-Кишиневской операции и проявленные при этом мужество и героизм генерал-лейтенанту Сергею Георгиевичу Трофименко присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» № 4262.

Послевоенная служба

С 1945 по 1946 годы командовал войсками Тбилисского, с 1946 по 1949 годы — Белорусского и с 1949 по 1953 годы — Северо-Кавказского военных округов.

В 1949 году окончил Высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова. Избирался депутатом Верховного Совета СССР 2-го и 3-го созывов (1946—1953).

Сергей Георгиевич Трофименко умер 16 октября 1953 года в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Память

Именем Сергея Трофименко названа улица в Брянске, на здании локомотивного депо Брянск-2 установлена мемориальная доска.

Награды

Воинские звания

Генерал-майор (4 июня 1940 года);
генерал-лейтенант (13 июня 1942 года);
генерал-полковник (13 сентября 1944 года).

Напишите отзыв о статье "Трофименко, Сергей Георгиевич"

Ссылки

[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1830 Трофименко, Сергей Георгиевич]. Сайт «Герои Страны».

[narodknigi.ru/journals/48/general_trofimenko_i_akter_mikhoels_minsk_1948/ Фрезинский Б. Я. Генерал Трофименко и актёр Михоэлс. Минск. 1948 // Народ Книги в мире книг. 2003. № 48].

Отрывок, характеризующий Трофименко, Сергей Георгиевич

Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.

Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.