Чёрный январь

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Черный январь»)
Перейти к: навигация, поиск
Чёрный январь

Почтовый блок Азербайджана, посвящённый событиям Чёрного января
Тип

ввод частей Советской Армии, закончившийся гибелью более сотни мирных жителей

Причина

подавление политической оппозиции

Место

Баку

Страна

Азербайджанская ССР

Дата

20 января 1990 года

Время

В ночь с 19 по 20 января

Погибших

от 131[1] до 170[2]

Пострадавших

700-800[3]

Координаты: 40°22′23″ с. ш. 49°51′08″ в. д. / 40.372934° с. ш. 49.852095° в. д. / 40.372934; 49.852095 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.372934&mlon=49.852095&zoom=14 (O)] (Я)

Чёрный январь (азерб. Qara Yanvar) или также Кровавый январь (азерб. Qanlı Yanvar) — подавление политической оппозиции подразделениями Советской Армии в ночь на 20 января 1990 года в столице Азербайджанской ССР — городе Баку, закончившийся гибелью более сотни мирных жителей, в основном азербайджанцев[4]. Акциям протеста азербайджанской оппозиции предшествовало насилие против армянского населения Баку.





Предыстория

Обстановка в районах

События Чёрного января разворачивались в эпоху перестройки, на фоне карабахского конфликта. В июле 1989 года в Азербайджане сформировалась политическая организация Народный Фронт Азербайджана (НФА), ставший во главе азербайджанского национального движения. Основным фактором, обусловившим рост азербайджанского национального движения, стал карабахский вопрос[5]. Безуспешные усилия центра разрешить карабахский кризис наряду с неспособностью республиканского руководства защитить то, что рассматривалось как национальные интересы Азербайджана, с бедственным положением беженцев и множеством местных обид привели в декабре к народному взрыву под предводительством НФА[6]. По воспоминаниям тогдашнего председателя Совета Министров Азербайджанской ССР Аяза Муталибова 25 декабря 1989 года ему позвонил первый секретарь ЦК Компартии республики Абдурахман Везиров: «Он сказал, что назревает катастрофа, и мы должны просить помощи у Москвы. У нас не было собственных внутренних войск МВД, экипированных шлемами и дубинками. Они подчинялись только приказам из Москвы. Мы попросили Министерство внутренних дел и Совет Министров прислать войска, иначе могла бы случиться большая беда»[7].

В конце декабря 1989 года напряжённая ситуация сложилась на советско-иранской границе на территории Нахичеванской АССР. В период с 4 по 19 декабря жителями автономии и приезжими из других азербайджанских городов проводились массовые выходы на границу, сопровождавшиеся разрушениями инженерных сооружений. 23 декабря командиру пограничного отряда Жукову был предъявлен ультиматум со сроком до 31 декабря с требованиями подчиниться решениям НФА, но последний выступил по местному телевидению с предупреждением, что любые агрессивные действия будут пресечены. К 31 декабря, по данным КГБ СССР, в приграничной зоне оказалось более 300 бутылок с зажигательной смесью, охотничье оружие[8]. В назначенный день, 31 декабря толпы людей разрушили госграницу с Ираном. Тысячи азербайджанцев пересекли реку Аракс, воодушевлённые первой за долгие десятилетия возможностью братания со своими соотечественниками в Иране[9][10] (впоследствии это событие послужило причиной для объявления 31 декабря Днём солидарности азербайджанцев всего мира). Со стороны Ирана в волнениях участвовало около 800 человек[8]. 10 января 1990 года Президиум Верховного Совета СССР принял постановление «О грубых нарушениях закона о государственной границе СССР на территории Нахичеванской АССР», решительно осудив произошедшее[11]. В статьях, опубликованных в центральной печати, утверждалось, что азербайджанцы бросились в объятия исламского фундаментализма[7]. Народный фронт Азербайджана рассматривал движение, начавшееся в Нахичеванской автономии, как составную часть борьбы за независимость республики, вдохновленное падением Берлинской стены. Помимо этого, части Советской армии стали насильственно выдворяться за пределы Нахичеванской АССР[12]. Разрушение границы произошло и на других участках советско-иранской границы. Почти 700 км границы было уничтожено[6].

29 декабря в Джалилабаде активисты Народного фронта захватили здание горкома партии, при этом десятки людей были ранены[9]. 11 января группа радикально настроенных членов Народного фронта штурмом взяла несколько административных зданий и захватила власть в городе Ленкорань на юге республики[9], чтобы «привлечь внимание Москвы к скорейшему разрешению вопроса по НКАО»[12]. В течение осени 1989 — начала 1990 года районные отделения НФА свергли 27 секретарей райкомов КПСС[13].

Волнения в Баку

Помимо районов, крайне обострилась обстановка в столице республики — Баку. 3-4 января 1990 года на пригородных трассах и главных магистралях Баку появились первые пикеты Народного фронта Азербайджана, численность которых в дальнейшем стала стремительно расти. Все машины, в том числе военные, которые следовали через пикеты, досматривались, а пассажиры проверялись[14]. 6-8 января в здании Академии наук открылась 3-я конференция Народного фронта, на которой произошло отделение либеральной части этой организации в лице З. Ализаде (азерб.)русск., А. Юнусова, Л. Юнусовой (англ.)русск. и других, не пожелавших оставаться с лагерем радикалов. 11 января Народный фронт организовал в Баку массовый митинг, чтобы выразить протест против бездеятельности правительства[5]. Существовала возможность того, что Народный фронт сможет победить на выборах в Верховный Совет, которые были назначены на март 1990 года[4][6].

13 января в Баку на площади имени Ленина начался митинг с требованием отставки первого секретаря ЦК Компартии Азербайджанской ССР Абдурахмана Везирова, который, по мнению митингующих, не смог обеспечить безопасность азербайджанского населения в Нагорном Карабахе и прилегающих районах[1]. На этом же митинге было объявлено о создании Совета национальной обороны во главе с Эльчибеем. По утверждению члена Правления Hародного фронта Хикмета Гаджи-заде (азерб.)русск., создание СНО было санкционировано партийным руководством республики[15]. В тот же день в Баку начался погром армян. Людей выбрасывали с балконов верхних этажей, толпы нападали на армян и забивали их до смерти[7]. Местные органы власти, а также расквартированные в городе 12-тысячный контингент внутренних войск и части советской армии не вмешивались в происходящее, ограничиваясь только охраной правительственных объектов[4]. По одной из версий азербайджанские беженцы из Армении стали нападать на местных армян[16][17][18]. Профессор, доктор юридических наук В. В. Лунеев считает, что поводом к погрому послужило подстрекательское объявление на митинге Народного фронта об убийстве азербайджанца Мамедова (который с сообщниками пытался выгнать армянина Ованесова из квартиры и был убит Ованесовым)[19]. Сами армянские беженцы из Баку обвиняли в погромах «людей из Народного фронта», его бородатых молодых активистов[7]. Несмотря на то, что руководство Народного фронта Азербайджана создало благоприятную психологическую обстановку для возникновения погромов, оно не хотело этого и даже организовало спасение армян[20]. Правление Народного фронта выступило с заявлением, осуждающим совершённые преступления[21]. НФА обвинил республиканское руководство и Москву в сознательном невмешательстве для того, чтобы оправдать введение войск в Баку и не допустить его к власти в Азербайджане[5]. Томас де Ваал, Лейла Юнусова и Зардушт Ализаде возлагают ответственность за антиармянские погромы на лидеров радикального крыла Народного фронта Азербайджана[22]. 15 января на части территории Азербайджана было объявлено чрезвычайное положение, однако оно не распространялось на Баку. Погромы к этому времени пошли на спад[4].

17 января сторонники Народного фронта начали непрерывный митинг перед зданием Центрального Комитета Компартии, перекрыв к нему все подходы. Перед зданием появилась виселица, но было ли это актом для устрашения или настоящим орудием для казни, неясно[7]. 18 января в республике началась всеобщая забастовка. На следующий день, после того как власти запретили публикацию ультиматума Народного фронта о немедленном созыве чрезвычайной сессии Верховного Совета Азербайджанской ССР, к забастовке присоединились работники типографий[15]. В течение 17 и 18 января произошли три попытки захвата здания ЦК, отражённых без применения оружия и спецсредств личным составом подразделений внутренних войск[23]. Опасаясь ввода регулярных воинских подразделений, активисты Народного фронта Азербайджана начали блокаду военных казарм. На подступах к армейским казармам были возведены баррикады из грузовиков и бетонных блоков[7]. Из 60 военных казарм, расположенных в Бакинском гарнизоне, было блокировано 34. Кульминацией всего этого стала блокада по всему периметру военного городка частей 295-й дивизии, дислоцированных в Сальянских казармах[1]. Здесь располагался танковый парк и штаб части.

С утра 19 января перед зданием ЦК Компартии Азербайджана проходил многотысячный митинг, участники которого требовали не вводить в действие Указ Президиума Верховного Совета СССР от 15 января 1990 г. о введении чрезвычайного положения в ряде районов Азербайджана и добивались отставки республиканского руководства. К этому времени столица Азербайджана оказалась отсечённой от страны пикетами. Не выходили газеты, начались перебои в водоснабжении, остановились заводы. По сообщению корреспондента Литературной газеты закрылись до 70 % хлебных магазинов[23]. Пикетчиками было окружено здание телецентра. В 12 часов дня, по истечению срока ультиматума НФА, они заняли здание телецентра и отключили канал центрального телевидения[15]. В тот же день чрезвычайная сессия Верховного Совета Нахичеванской АССР приняла постановление о выходе Нахичеванской АССР из Союза ССР и объявлении независимости[24]. К этому времени Народный фронт уже де-факто контролировал ряд регионов Азербайджана[4]. Вечером редактор газеты Народного фронта «Азадлыг» Н. Наджафов (азерб.)русск. сообщил участникам митинга, что первым секретарём ЦК Компартии АзССР предполагается назначить главу азербайджанского КГБ Вагифа Гусейнова. Эта новость была встречена свистом и криками «Долой!». Люди требовали, чтобы вместо Везирова первым секретарём ЦК Компартии республики был назначен секретарь ЦК Компартии республики Гасан Гасанов. Около 19 часов вечера на телецентре, при невыясненных обстоятельствах, был взорван энергоблок. В Азербайджане было прекращено телевизионное вещание. По одной из версий, энергоблок взорван «местными экстремистами», по другой (версия Народного фронта) — взрыв был осуществлён солдатами внутренних войск с целью воспрепятствовать руководству Народного фронта выступить с обращением к народу по поводу ввода советских войск в столицу Азербайджана[15]. Независимые военные эксперты общественной организации «Щит» пришли к выводу, что «энергоблок ТРЦ был взорван спецгруппой Советской Армии или КГБ СССР»[25].

В связи с накалившейся обстановкой в Баку срочно прибыли секретарь ЦК КПСС Андрей Гиренко, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Евгений Примаков, министр обороны СССР маршал Дмитрий Язов, главнокомандующий сухопутными войсками, заместитель министра обороны генерал армии Валентин Варенников и другие высокопоставленные лица[1]. Как позднее рассказывал Андрей Гиренко: «Мы встретились с Эльчибеем и другими лидерами Народного фронта. Мы с Примаковым приняли их, поговорили. Мне стало ясно, что Везиров полностью потерял контроль над ситуацией. Я встречался с одним из активистов Народного фронта буквально накануне событий той ночи. Было ясно, что войска не могут вечно быть отрезанными от города. Я умолял его разобрать баррикады на дорогах и аэродромах, спасти людей от опасного столкновения с войсками»[7]. По заявлению заместителя председателя Народного фронта Этибара Мамедова (нем.)русск., второй секретарь ЦК Компартии Азербайджанской ССР Виктор Поляничко сообщил ему о том, что войска во что бы то ни стоило в полночь войдут в город. В ответ Мамедов заявил, что армии будет дан отпор[15]. По воспоминаниям Мамедова, «Примаков сказал мне: „Вы в двух шагах от независимости“», а также предупредил, что не потерпит выхода Азербайджана из Советского Союза[7]. По сообщению Хикмета Гаджи-заде, НФА решил снять пикеты и не оказывать сопротивления войскам в случае применения ими силы. Однако Совет национальной обороны принял противоположное решение[15].

Ввод военных подразделений

Чувствуя накаление ситуации в Баку, 12 января в бакинском аэропорту высадились десанты, но все выезды из здания были блокированы баррикадами, бензовозами с горючим, с вооружёнными людьми[16]. В течение 16-19 января на подступах к Баку была создана крупная оперативная группировка общей численностью более 50 тыс. военнослужащих из состава частей Закавказского, Московского, Ленинградского, других военных округов, военно-морского флота, внутренних войск МВД. Бакинская бухта и подходы к ней были блокированы кораблями и катерами Каспийской военной флотилии. В операции, получившей кодовое название «Удар», были задействованы 76-я воздушно-десантная дивизия, 56-я десантно-штурмовая бригада, 21 ОДШБ, а также 106-я воздушно-десантная дивизия под командованием генерал-майора Александра Лебедя. А также курсанты Военно-Учебных заведений, в том числе Саратовского военного института, Санкт-Петербургского военного института внутренних войск МВД РСФСР.

В ночь на 20 января 1990 года советская армия штурмовала Баку с целью разгрома Народного фронта и спасения власти Коммунистической партии в Азербайджане[4][5][26], руководствуясь указом о вводе в городе чрезвычайного положения, которое было объявлено начиная с полуночи. Однако из-за того, что телеэфир после взрыва блока питания на телевизионной станции был отключен в 19:30, жители города не знали, что происходит. Большинство бакинцев узнали о введении чрезвычайного положения только в 5:30 утра из объявления по радио и из листовок, разбрасываемых с вертолётов, когда было уже слишком поздно[4][22]. Введение войск в Баку происходило с трёх сторон, по всей окружности кольцевых дорог, примыкающих к городу. Одновременно армейские части начали разблокировать казармы. По пути, бронетанковые колонны были подвергнуты обстрелам. В ответ военнослужащие применили оружие[1]. Впоследствии министр обороны СССР Д. Язов скажет, что при Совете национальной обороны насчитывалось 40 тыс. боевиков, вооружённых автоматическим оружием. Однако советские журналисты, находившиеся в городе, заявили, что не обнаружили каких-либо данных о большом количестве вооружения, тем более что было конфисковано 84 единиц оружия, по большей части самодельные[27]. Как писал корреспондент Литературной газеты «армия ответила. Она ответила повсеместно, хотя и большей частью неадекватно»[28]. Вступление армейских частей в город сопровождалось многочисленными актами умышленных убийств мирного населения. Солдаты периодически открывали огонь из автоматов и пулемётов[12]. При этом никто из организаторов пикетов не погиб[28]. К моменту объявления чрезвычайного положения среди убитых только 42 человека являлись непосредственными участниками пикетов; ещё девять человек погибли, прибыв к месту пикетирования после того, как войска прорвали блокаду. Они были убиты при оказании помощи раненым[29]. Военнослужащие открывали огонь даже по сотрудникам милиции[30]. Газета Коммерсантъ сообщала в те дни:

Войска, применяя оружие, прорывают пикеты на Аэропортовском шоссе, Тбилисском проспекте и других дорогах, ведущих в город. Одновременно армейские подразделения разблокируют казармы. Пожалуй, наиболее кровопролитные бои были в районе Сальянских казарм. Говорит очевидец событий Асиф Гасанов: солдаты сломали пикеты из автобусов, — обстреливают жилые дома, ребята 14-16 лет ложатся под бронетранспортёры. Они абсолютно безоружны, я вам честное слово даю. Однако военнослужащие, опрошенные корр. «Ъ», утверждали, что пикетчики были вооружены автоматическим оружием, Другие очевидцы свидетельствуют, что вооружение состояло из бутылок с зажигательной смесью, ракетниц и пистолетов. Кровопролитные столкновения развернулись также в районе Баилова, около гостиницы «Баку», в ряде пригородных посёлков. По сообщению Э. Мамедова, сильному обстрелу подвергся штаб СНО[15].

Танки сметали баррикады и провоцировали ДТП. Британский журналист Том де Ваал пишет:

Танки переползали через баррикады, сминая на своём пути автомобили и даже фургоны скорой помощи. По словам очевидцев, солдаты стреляли в бегущих людей, добивали раненых. Был обстрелян автобус с мирными жителями, и многие пассажиры, в том числе четырнадцатилетняя девочка, погибли[22].

Боевые машины давили любой автотранспорт попадавшийся на пути, вне зависимости кто в нём находился. Например, при следовании по Тбилисскому проспекту была обстреляна легковая машина. Один из танков развернулся и раздавил её. Находившийся среди пассажиров 13-летний мальчик выбежал из автомашины и попытался укрыться в безопасном месте, но был убит выстрелом в спину[30]. Дмитрий Фурман и Али Аббасов пишут:

Ввод войск сопровождался крайней жестокостью — стреляли по любой движущейся мишени и просто по тёмным переулкам и окнам домов. К моменту объявления по радио чрезвычайного положения уже было убито 82 человека, в большинстве своём никакого отношения к пикетам не имевших. После этого погибли ещё 21 человек. Из 82 трупов погибших от огнестрельных ранений у 44 входные отверстия от пуль — на спине, были и заколотые штыками в спину[31].

Из многочисленных показаний свидетелей явствует, что военные, вывозя с мест событий обезображенные, раздавленные военной техникой трупы и отдельные части тел, таким образом пытались скрыть следы совершённых деяний[32]. У одного из погибших была найдена только правая рука, её и похоронили на кладбище[33]. Кинорежиссёр Станислав Говорухин по поводу ввода войск в Баку в 7-м номере еженедельника «Московские новости» от 18 февраля 1990 года в статье «Репетиция?» писал:

В ночь с 19-го на 20-е в город всё-таки вошли войска. Но Советская Армия вошла в советский город… как армия оккупантов: под покровом ночи, на танках и бронемашинах, расчищая себе путь огнём и мечом. По данным военного коменданта, расход боеприпасов в эту ночь — 60 тысяч патронов. На сумгаитской дороге стояла на обочине, пропуская танковую колонну, легковая машина, в ней — трое учёных из Академии наук, трое профессоров, одна из них — женщина. Вдруг танк выехал из колонны, скрежеща гусеницами по металлу, переехал машину, раздавив всех пассажиров. Колонна не остановилась — ушла громить «врага, засевшего в городе»[34][35].

Председатель Президиума Верховного Совета Азербайджанской ССР Эльмира Кафарова выступила по радио с решительным протестом против объявления чрезвычайного положения и ввода войск в Баку, утверждая, что это сделано без её ведома[15]. Целью военных был бакинский порт, где, по сведениям разведки, на теплоходе «Сабит Оруджев» находился штаб Народного фронта. Накануне операции, с помощью диверсии спецназа КГБ, было отключено вещание с бакинской телебашни. После подавления восстания в Баку Советская Армия восстановила свергнутую советскую власть в городах Азербайджана. По утверждению комиссии по расследованию событий Верховного Совета Азербайджанской ССР эта акция «была сознательно спланирована и цинично осуществлена как карательная акция и имела целью дать наглядный урок устрашения движениям за независимость в Азербайджане и других республиках Советского Союза»[31].

Уже на следующий день после ввода войск в Баку стали появляться листовки и надписи, осуждающие действия армии. На здании ЦК была выбита надпись: «Долой советскую империю!», «Долой КПСС!», «Советская армия — фашистская армия», а на здании МВД сбит лозунг «Слава КПСС!»[15]. Вечером 21 января открылась чрезвычайная сессия Верховного Совета Азербайджанской ССР, которая признала неправомерным ввод войск в Баку и приостановила Указ Президиума Верховного Совета СССР о чрезвычайном положении в городе, заявив, что, если центральные власти проигнорируют это решение, будет поставлен вопрос о выходе Азербайджана из СССР[15]. 25 января суда, блокирующие бакинскую бухту, были захвачены военно-морским десантом[15]. Несколько дней сопротивление продолжалось в Нахичевани, но вскоре и здесь сопротивление Народного фронта было подавлено[9].

Последствия

Ввод в Баку частей Советской Армии стал трагедией для Азербайджана. Том де Ваал считает, что «именно 20 января 1990 года Москва, в сущности, потеряла Азербайджан»[9]. По выражению А. Юнусова 20 января советская армия «расстреляла не только мирных азербайджанцев, но одновременно веру в советскую идеологию», а с захоронением жертв трагедии азербайджанцы хоронили также «идеалы коммунизма и всесилие советской власти»[36]. В свою очередь Абульфаз Эльчибей позднее говорил

Событие 20 января — историческое событие, послужившее огромному повороту в истории азербайджанского народа. В судьбе каждой нации имели место подобные исторические события. То есть каждый народ, желающий приобрести свободу, всегда поднимался на борьбу и был вынужден вести сражение против сил, посягнувших на его свободу. В этих сражениях каждый народ жертвовал сыновьями, воспитанными в своей среде... Как бы тяжело не было, мы должны были пройти это испытание. ...если какой-то этнос создает в своей среде жертвы в результате борьбы ...и жертвует своими сыновьями, то ...он начинает жить заново[29].

В результате силовой акции более сотни мирных жителей, в основном азербайджанцев, погибли из-за необоснованного и чрезмерного применения силы[4]. По данным республиканской комиссии по расследованию обстоятельств и причин трагических событий 20 января 1990 года, погибли 131, ещё 744 человека были ранены[1]. Называется цифра и в 137 погибших[3]. По данным же Минздрава Азербайджанской ССР число погибших на 9 февраля составило 170 человек, в том числе русских — 6, евреев, татар, лезгин — 7[2]. Позднее данные о погибших по национальностям выглядели следующим образом: 117 азербайджанцев, 6 русских, 3 еврея и 3 татарина[29]. По социальному положению среди погибших было 78 рабочих, 24 служащих, 12 студентов, 2 учащихся ПТУ, 4 учащихся школ, 3 пенсионеров, 6 временно не работавшими[29].

Помимо мирных жителей, по невыясненным причинам, также погиб 21 солдат советской армии[7][25]. Однако точное количество погибших военнослужащих во время и после трагических событий не ясно. Военный комендант Баку сообщал, что в числе погибших были 14 военнослужащих и членов их семей[37]. По данным Министерства здравоохранения Азербайджанской ССР на 31 января было убито 27 военнослужащих и 5 милиционеров[37]. Независимые военные эксперты общественной организации «Щит» в своём расследование указали, что армия потеряла 9 человек. Более того, они заключили, что если бы пикетчики были вооружены, то в условиях городского боя армия понесла бы большие потери, тем более, что, по свидетельству очевидцев, автоматный огонь по войскам вёлся из легковых машин без номеров, и кто в них находился, не установлено[25].

Кровавые события 20 января 1990 года оказали сильное воздействие на азербайджанский социум. Почти всё население Баку 22 января вышло на общие похороны жертв трагедии[9][38], которые были захоронены как герои борьбы за независимость в парке им. С. М. Кирова, позже переименованного в Аллею шахидов. Мечеть взяла на себя руководство организацией и проведением похорон. Глава Духовного управления мусульман Закавказья, шейх-уль-ислам Аллахшукюр Пашазаде выступил с резким осуждением действий центра. В своём открытом обращении к М. Горбачёву, копии которых были посланы Генсеку ООН и главам правительств стран мира и духовным лидерам, А. Пашазаде обвинил лично М. Горбачёва в содеянном и потребовал «незамедлительного вывода войск из Баку», пригрозив в противном случае возникновением на территории Азербайджана второго Афганистана[36]. При значительной степени деисламизации общества, события Чёрного января, очевидно, стали переломным моментом во взаимоотношениях между обществом и религией, в частности исламом. По оценке Али Аббасова «впервые на памяти народа официальный ислам Азербайджана выступил против Москвы»[39]. В день похорон прекратили работу аэропорт, вокзал, междугородная телефонная связь и все дни траура каждый час звучали сирены[15]. Десятки тысяч азербайджанских коммунистов публично сожгли свои партбилеты[6]. Майкл Смит, анализируя азербайджанское национальное сознание, обратил внимание на характер траурных мероприятий и провёл параллель между похоронами жертв Чёрного января и оплакиванием шиитами мученической гибели имама Хусейна. Он заметил, что люди распевали традиционные азербайджанские народные поминальные песни (байаты (азерб.)русск.), «подобно тому, как оплакивался мученик Хусейн». Некоторые мужчины кулаками наносили себе удары в грудь, а женщины делали выражающие горе жесты, как это делается во время шахсей-вахсей. Всё это воспроизводило традиции магеррама. По его мнению похороны жертв трагедии можно рассматривать «в качестве первой подлинной акции гражданского Магеррама за постсоветский период»[40]. Он также пишет:

Похороны павших в дни Чёрного января несомненно остались в народной памяти в качестве искреннего и прочувствованного всеми сердцами дня национальной скорби. Однако события 19-20 января 1990 года являются также драматическим предостережением об опасностях некомпетентного руководства, национальной слабости и гражданского равнодушия. Весь этот день пронизан предательством: предательством, «совершённым государственной властью против своего собственного народа», предательством со стороны горбачёвского режима, который организовал эту акцию, и со стороны лояльного советского азербайджанского руководства, которое её санкционировало[41].

Первый Секретарь ЦК Компартии Азербайджанской ССР Везиров ещё до ввода войск перебрался в Москву. Временное руководство республикой Бюро ЦК возложило на Виктора Поляничко и Аяза Муталибова[37]. Деятельность Совета национальной обороны была запрещена, начались аресты членов Народного фронта Азербайджана. По данным народных депутатов СССР от Азербайджанской ССР на 10 января в тюрьмах Баку содержалось около 220 арестованных, ещё около 100 человек находилось за пределами Азербайджана[37]. Одного из активистов военные задержали в Ленкорани, но 26 января при отправке в Баку на военно-транспортном самолёте он был задушен петлёй. Пытаясь скрыть следы преступления, военная прокуратура направило тело в морг как погибшего при неустановленных обстоятельствах[42] (впоследствии он был включён в число жертв Чёрного января). Многие лидеры Народного фронта однако вскоре были отпущены[12].

Реакция

Кремль мотивировал проведение военной акции необходимостью защиты армянского населения, но на самом деле она проводилась для спасения коммунистической власти[26]. 26 января министр обороны СССР Дмитрий Язов, выступая на пресс-конференции, открыто признал, что целью военной операции было не допустить свержение Народным фронтом власти коммунистической партии[5]. Армянское общенациональное движение (АОД) также это указало, осудив действия Советской Армии. В заявлении правления АОД, в частности, говорилось:

После долгих колебаний центральные власти 20 января с.г. решились прибегнуть в Азербайджане к радикальным мерам с тем, чтобы овладеть вышедшей из-под контроля ситуацией. Это было предпринято не с целью обеспечения безопасности армянского населения республики, а лишь для предотвращения создавшейся серьёзной угрозы существованию советской власти. С нашей точки зрения, происходящие события должны быть расценены как нарушение суверенных прав Азербайджанской республики, что в дальнейшем может отрицательно отразиться также и на судьбе других союзных республик[37].

В связи с трагическими событиями бывший член Политбюро ЦК КПСС (впоследствии президент Азербайджана) Гейдар Алиев на следующий день после трагедии провёл в постоянном представительстве Азербайджанской ССР (ныне — посольство Азербайджана) в Москве пресс-конференцию, на которой осудил ввод войск в Баку и обвинил Горбачёва в нарушении Конституции[43].

На западе, однако, заняли иную позицию. Президент США Джордж Буш, например, считал ввод войск в Баку оправданной необходимостью для Горбачёва «поддерживать порядок»[12]. По выражению министра иностранных дел Турции Месут Йылмаз «продолжающиеся годами разногласия между азербайджанцами и армянами привели к противостоянию азербайджанского народа и руководства Советского Союза», отметив в своём выступлении, что «эти события мы продолжаем рассматривать как внутреннее дело Советского Союза»[44].

Расследование

Правозащитные организации

Human Rights Watch утверждает, что большинство фактов, в частности, документы военной прокуратуры в Баку, свидетельствует, что военная акция планировалась ещё до армянских погромов в Баку[4]. Михаил Горбачёв утверждал, что боевики Народного фронта Азербайджана открыли огонь по солдатам[45]. Однако независимая организация «Щит», состоящая из группы адвокатов и офицеров запаса, при изучении случаев нарушения прав человека в армии и её (армии) военных операций не смогла обнаружить «вооружённых боевиков НФА», присутствием которых мотивировалось применение советскими войсками огнестрельного оружия[6], и пришла к заключению, что армия вела войну со своими гражданами, потребовав начать уголовное расследование против Министра обороны СССР Дмитрия Язова, который лично вёл операцию[46].

Общество «Мемориал» и «Хельсинкская Группа» сообщили в мае 1991 года, что нашли убедительные доказательства того, что введение чрезвычайного положения привело к необоснованному нарушению гражданских свобод и что советские войска использовали необоснованные силовые методы (в их числе использование бронетехники, штыков и стрельба по машинам скорой помощи), что привело к многочисленным жертвам[47].

Правоохранительные органы СССР и Азербайджана

Первоначально расследование трагических событий 20 января проводилось генпрокуратурой СССР, которая не выявила состава преступления в действиях военнослужащих, в результате чего дело было прекращено. 14 февраля 1992 года Генпрокуратура уже независимого Азербайджана, аннулировав решение генпрокуратуры СССР, возбудила уголовное дело по ст. 94.4 и 94.6 (умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах), 149 (умышленное уничтожение имущества), 168 (превышение власти и должностных полномочий), 255 (использование и превышение власти) тогдашнего УК[48].

В январе 1994 года Генеральная прокуратура Азербайджана завершила следствие по расследованию событий Чёрного января, объявив виновниками трагедии экс-президента Азербайджана Аяза Муталибова, Первого секретаря ЦК Компартии Азербайджанской ССР Абдул-Рахмана Везирова, директора внешней разведки Е. М. Примакова, президента СССР Михаила Горбачёва, министра обороны Дмитрия Язова и председателя КГБ СССР Владимира Крючкова[49]. Прокуратура Азербайджана также обвинила председателя КГБ Азербайджанской ССР Вагифа Гусейнова в «способствовании направлению войск МВД СССР и советской армии, что послужило поводом для принятия указа о чрезвычайном положении в Баку», а также в том, что в январе 1990 года «через сотрудников группы 'Альфа' КГБ СССР с целью ослабления Азербайджанского государства и лишения населения правдивой информации о происходящих событиях организовал взрыв энергоблока на Азербайджанском телевидении и радиовещании» и нанёс государственный ущерб в размере 260 тыс. руб[50].

В феврале 1994 года Прокуратура Азербайджана выдала ордер на арест экс-президента Азербайджана Аяза Муталибова[51]. Согласно постановлению Милли Меджлиса Азербайджана от 29 марта того же года «О трагических событиях, имевших место в г. Баку 20 января 1990 года», М. Горбачёв, А. Р. Везиров («как прямой организатор и участник агрессии»), А. Муталибов, В. Гусейнов и второй секретарь ЦК Компартии Азербайджанской ССР Виктор Поляничко («как непосредственные соучастники преступления») несут ответственность за случившееся, а экс-председатель Президиума Верховного Совета Э. Кафарова и первый секретарь Бакинского Городского Комитета Компартии Азербайджанской ССР Муслим Мамедов «несут политическую ответственность за непринятие каких-либо конкретных мер в связи с вводом в город Баку воинских подразделений советской империи и необеспечение безопасности граждан»[52]. Однако уголовное дело в отношении Кафаровой и Поляничко было прекращено в связи с их кончиной[48].

В марте 2003 года Следственное управление по особо тяжким преступлениям прокуратуры Азербайджана возбудило уголовное дело против экс-президента СССР Михаила Горбачёва за нарушении ст. 119 Конституции СССР и ст. 71 Конституции Азербайджанской ССР[53].

Память

20 января объявлен траурным днём в Азербайджане и отмечается как День всенародной скорби[54]. В этот день тысячи людей посещают Аллею шахидов, воздают дань памяти жертв той трагедии, возносят цветы на их могилы[55]. Лица, приезжающие в Азербайджан с официальным визитом, также посещают Аллею шахидов.

В память о событиях «Чёрного января» станция Бакинского метрополитена под названием «11-я Красная Армия» была переименована в «20 января».

В 2010 году в честь жертв событий 20 января 1990 года на территории Ясамальского района Баку у дорожного кольца «20 Января» близ станции метро «20 января» был воздвигнут памятник. Стоит также отметить, что в советское время на этом месте стоял памятник в честь XI Красной Армии, который после трагедии был убран[56].

19 января 2015 года состоялась презентация художественного фильма «Кровавый январь» режиссёра Вахида Мустафаева (азерб.)русск., посвящённого событиям Чёрного января и приуроченного к 25-й годовщине трагических событий тех дней.

См. также

Напишите отзыв о статье "Чёрный январь"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 [ria.ru/history_spravki/20110117/322647424.html Ввод советских войск в Баку в ночь с 19 на 20 января 1990 года] (рус.), РИА Новости (17.01.2011).
  2. ↑ 1 2 Черный январь. Баку - 1990: Документы и материалы. — Б.: Азернешр, 1990. — С. 287.
  3. ↑ 1 2 Elchin Khalilov. [news.bbc.co.uk/2/hi/europe/1477933.stm Eyewitness: A republic loses faith], BBC News (15 августа 2001). Проверено 20 января 2010.
  4. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.hrw.org/reports/1995/communal/ Playing the „Communal Card“: Communal Violence and Human Rights] (рус.), Human Rights Watch.
  5. ↑ 1 2 3 4 5 Сванте КОРНЕЛЛ. [old.sakharov-center.ru/publications/azrus/az_015.htm Конфликт в Нагорном Карабахе: динамика и перспективы решения] (рус.), sakharov-museum.ru.
  6. ↑ 1 2 3 4 5 Zverev, Alexei [poli.vub.ac.be/publi/ContBorders/rus/ch0102.htm Этнические конфликты на Кавказе, 1988—1994 г.]. Проверено 25 марта 2010. [www.webcitation.org/686wcSewO Архивировано из первоисточника 2 июня 2012].
  7. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Том де Ваал. [news.bbc.co.uk/hi/russian/in_depth/newsid_4664000/4664799.stm Глава 6. 1988-1990 г.г. Азербайджанская трагедия] (рус.), Русская служба Би-би-си (08 июля 2005 г.).
  8. ↑ 1 2  // Аргументы и факты. — 6-12 января 1990. — № 1 (482). — С. 8.
  9. ↑ 1 2 3 4 5 6 Том де Ваал. [news.bbc.co.uk/hi/russian/in_depth/newsid_4664000/4664799.stm Глава 6. 1988-1990 гг. Азербайджанская трагедия] (рус.), Русская служба Би-би-си (08 июля 2005 г.).
  10. ↑ [www.mgimo.ru/fileserver/books/rami4konvent/t8-yunusov.pdf Пространство и время в мировой политике и международных отношениях] (рус.), МГИМО-Университет (08 июля 2005 г.).
  11. ↑ Хрестоматия по истории отечественного государства и права: форма государственного единства в отечественной истории XX века. — Юрайт, Высшее образование, 2009. — С. 419. — ISBN 978-5-9916-0092-7, 978-5-9692-0523-9.
  12. ↑ 1 2 3 4 5 Зверев А. Этнические конфликты на Кавказе, 1988—1994 г. // [poli.vub.ac.be/publi/ContBorders/rus/ch0104.htm Спорные границы на Кавказе] / Под ред. Бруно Коппитерса. — М.: «Весь мир», 1996. — С. 26-27. — ISBN 5777700039.
  13. ↑ Ализаде З. Азербайджанская элита и массы в период распада СССР (Статья-мемуары о бурном времени) // [old.sakharov-center.ru/publications/azrus/az_0055.htm Азербайджан и Россия: общества и государства] / Отв. ред. и сост. Д. Е. Фурман. — М.: Летний сад, 2001. — С. 203. — ISBN 5-94381-025-0.
  14. ↑ Чёрный январь, 1990, с. 108.
  15. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [www.kommersant.ru/doc.aspx?fromsearch=55899be3-2d00-414b-b3c3-a443a64e94ca&docsid=265808 БАКУ: ХРОНИКА СОБЫТИЙ] (рус.), Журнал «Власть» (29.01.1990).
  16. ↑ 1 2 Хлыстун Виктор. [www.trud.ru/article/01-02-2001/18874_10_ballov_po_shkale_politbjuro.html 10 баллов по шкале Политбюро] (рус.), Газета Труд, № 20 (01 Февраля 2001 г.).
  17. ↑ [www.csmonitor.com/1990/0828/zbaku.html Summertime in Soviet Baku, And the Living Is Uneasy | csmonitor.com]
  18. ↑ [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9C0CE5DF173EF93BA25752C0A966958260 New York Times. Upheaval in the East; Troops Seek to Calm Azerbaijan; Soviets Debate Cause of Violence]
  19. ↑ В. В. Лунеев (д.ю.н.). Российская академия наук. Институт государства и права. Преступность XX века : мировые, региональные и российские тенденции — Изд. 2-е, перераб. — Wolters Kluwer Russia, 2005 — ISBN 5-466-00098-1. Стр. 715
  20. ↑ Фурман Д. Е. Несостоявшаяся революция. Политическая борьба в Азербайджане (1988-1993 годы) (рус.) // Дружба народов. — 1994. — № 4. — С. 157.
  21. ↑ Чёрный январь, 1990, с. 78.
  22. ↑ 1 2 3 Ваал де Т. Чёрный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной. [www.library.cjes.ru/online/?a=con&b_id=743&c_id=10124 Глава 6]. 1988—1990 гг. Азербайджанская трагедия.
  23. ↑ 1 2 Чёрный январь, 1990, с. 109.
  24. ↑ [www.vexillographia.ru/azerbaij/nahic.htm Нахичевань] (рус.), vexillographia.ru.
  25. ↑ 1 2 3 [files.preslib.az/projects/aggression/m3_ru.pdf Общее заключение независимых военных экспертов общественной организации «Щит» на события в г. Баку 13-25 января 1990 г. // Обращения, заявления, мероприятия] (рус.), Управление делами Президента Азербайджанской Республики. Президентская библиотека.
  26. ↑ 1 2 [www.memo.ru/hr/hotpoints/karabah/Getashen/chapter1.htm#_VPID_2 ХРОНОЛОГИЯ КОНФЛИКТА] (рус.), Мемориал.
  27. ↑ BILL KELLER. [www.nytimes.com/1990/01/29/world/upheaval-east-soviet-union-force-last-resort-armed-power-salvages-moscow-s.html?pagewanted=all&src=pm UPHEAVAL IN THE EAST: SOVIET UNION; Force as a Last Resort: Armed Power Salvages Moscow's Facing Authority] (рус.), The New York Times (January 29, 1990).
  28. ↑ 1 2 Чёрный январь, 1990, с. 111.
  29. ↑ 1 2 3 4 Дашдамиров А. Карабахский конфликт в контексте перестройки: в преддверии распада. Карательная акция в Баку // Вестник аналитики. — 2008. — № 2(32). — С. 199-212.
  30. ↑ 1 2 Как был взят Баку // Страна и мир. — Мюнхен, 1990. — № 2. — С. 46. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0178~5036&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0178~5036].
  31. ↑ 1 2 Дмитрий ФУРМАН, Али АБАСОВТ. [www.sakharov-center.ru/publications/azrus/az_005.htm Азербайджанская революция] (рус.), www.sakharov-center.ru.
  32. ↑ Как был взят Баку // Страна и мир. — Мюнхен, 1990. — № 2. — С. 45. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0178~5036&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0178~5036].
  33. ↑ [www.azerbembassy.org.cn/rus/jan20_vict0123.html Садыгов Юсиф Аллахверди оглы // Жертвы трагедии] (рус.), Официальный сайт Посольства Азербайджанской Республики в Пекине.
  34. ↑ [books.google.ru/books?id=QH_QAAAAMAAJ&q=%D0%A0%D0%B5%D0%BF%D0%B5%D1%82%D0%B8%D1%86%D0%B8%D1%8F%3F+%D0%93%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D1%80%D1%83%D1%85%D0%B8%D0%BD&dq=%D0%A0%D0%B5%D0%BF%D0%B5%D1%82%D0%B8%D1%86%D0%B8%D1%8F%3F+%D0%93%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D1%80%D1%83%D1%85%D0%B8%D0%BD&lr=&cd=30 Estonia. Kultuuriministeerium,Fr. R. Kreutzwaldi nim. Eesti NSV Riiklik Raamatukogu. Eesti. Artiklite ja retsensioonide kroonika, выпуски 7-10]
  35. ↑ [books.google.ru/books?cd=5&id=9YewAAAAIAAJ&dq=%D0%A0%D0%B5%D0%BF%D0%B5%D1%82%D0%B8%D1%86%D0%B8%D1%8F%3F+%D0%93%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D1%80%D1%83%D1%85%D0%B8%D0%BD&q=%D0%A0%D0%B5%D0%BF%D0%B5%D1%82%D0%B8%D1%86%D0%B8%D1%8F%3F+%D0%93%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D1%80%D1%83%D1%85%D0%B8%D0%BD+%D0%91%D0%B0%D0%BA%D1%83#search_anchor Летопись газетных статей, выпуски 1-13. Всесоюзная книжная палата]
  36. ↑ 1 2 Юнусов А. С. Ислам в Азербайджане. — Баку: Заман, 2004. — С. 190.
  37. ↑ 1 2 3 4 5 Кровь на улицах Баку. 20 января // Страна и мир. — Мюнхен, 1990. — № 1. — С. 38-39. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0178—5036&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0178—5036].
  38. ↑ Brenda Shaffer. [books.google.com/?id=sHKSh_XltKMC&pg=PA140&dq=Black+January+Azerbaijan&cd=9#v=onepage&q=Black%20January%20Azerbaijan Borders and brethren: Iran and the challenge of Azerbaijani identity]. — Belfer Center for Science and International Affairs, 2002. — P. 140. — ISBN 0-262-19477-5.
  39. ↑ Али АБАСОВ. [old.sakharov-center.ru/publications/azrus/az_009.htm Ислам в современном Азербайджане: образы и реалии] (рус.), Sakharov-center.ru.
  40. ↑ Смит М. Память об утратах и азербайджанское общество // [old.sakharov-center.ru/publications/azrus/az_004.htm Азербайджан и Россия: общества и государства] / Отв. ред. и сост. Д. Е. Фурман. — М.: Летний сад, 2001. — С. 105-106. — ISBN 5-94381-025-0.
  41. ↑ Смит М. Память об утратах и азербайджанское общество // [old.sakharov-center.ru/publications/azrus/az_004.htm Азербайджан и Россия: общества и государства] / Отв. ред. и сост. Д. Е. Фурман. — М.: Летний сад, 2001. — С. 109. — ISBN 5-94381-025-0.
  42. ↑ Как был взят Баку // Страна и мир. — Мюнхен, 1990. — № 2. — С. 47. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0178~5036&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0178~5036].
  43. ↑ Николай Зенькович. Самые закрытые люди: энциклопедия биографий. Алиев Г. А.. — Олма-Пресс, 2002. — С. 15. — ISBN 5948500357, 9785948500355.
  44. ↑ Чёрный январь, 1990, с. 194.
  45. ↑ [books.google.com/books?id=JoGrR_9o3SUC&pg=PA96&dq=gorbachev+baku+1990+yazov+soldiers&lr=&cd=16#v=onepage&q=&f=false On My Country and the World, By Mikhail Gorbachev]
  46. ↑ Thomas De Waal. [books.google.com/?id=pletup86PMQC&printsec=frontcover&dq=Black+Garden&cd=1#v=onepage&q=Shield Black Garden: Armenia and Azerbaijan through peace and war]. — New York University Press, 2003. — P. 93. — ISBN 0-275-97258-5.
  47. ↑ Robert Kushen, Aryeh Neier. [books.google.com/?id=ZHLuH7HAH2YC&printsec=frontcover&dq=Conflict+in+the+Soviet+Union:+Black+January+in+Azerbaidzhan%27&q Conflict in the Soviet Union: Black January in Azerbaidzhan]. — Human Rights Watch, 1991. — P. 3. — ISBN 9781564320278.
  48. ↑ 1 2 Р.Миркадыров. [www.archive.n.zerkalo.az/2010-01-20/politics/6379-20yanvarya Шквал дежурных заявлений] (рус.), Zerkalo.az (20.01.2010).
  49. ↑ [www.igpi.ru/monitoring/1047645476/jan1994/Azerbayjan0194.htm АЗЕРБАЙДЖАН в январе 1994 года], МЕЖДУНАРОДНЫЙ ИНСТИТУТ ГУМАНИТАРНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ (январь 1994).
  50. ↑ ЮЛИЯ Ъ-ПАПИЛОВА. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=243655 Россия не выдает Азербайджану генерала] (рус.), Газета «Коммерсантъ» (23.11.1996).
  51. ↑ Николай Александрович Зенькович. [books.google.com/books?id=o9I0SDET8jsC&pg=PA393&lpg=PA391&dq=%D0%B0%D1%8F%D0%B7+%D0%BC%D1%83%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%B1%D0%BE%D0%B2&lr=&as_brr=3&hl=ru&output=html Самые закрытые люди: энциклопедия биографий]. — Olma Media Group, 2002. — С. 393. — ISBN 5948500357, 9785948500355.
  52. ↑ [www.azerbembassy.org.cn/rus/jan20_doc10.html Постановление Национального Собрания Азербайджанской Республики «О трагических событиях, имевших место в г. Баку 20 января 1990 года»]
  53. ↑ [lenpravda.ru/today/251461.html Против Горбачева возбуждено уголовное дело], Газета Ленинградская правда (2.02.2003).
  54. ↑ [www.president.az/browse.php?sec_id=56 President of Azerbaijan. Azerbaijan. Bloody Memories]
  55. ↑ [deyerler.org/ru/65584-r-ryerrsr-rirrrrisryors-rrsrrrir-ryirrirss-rrrrs-srsryorrri-ryirsrsrss-sssssryo-rsrrr.html В канун годовщины «Черного Января» Аллею шехидов посещают тысячи людей]
  56. ↑ [www.azadliq.org/content/article/1934580.html В Баку открыт памятник «20 Января»]

Ссылки

  • [www.hrono.ru/dokum/199_dok/19900120azer.php Заявление Комиссии Верховного Совета Азербайджанский ССР по расследованию событий, имевших место в городе Баку 19—20 января 1990 года]
  • [militera.lib.ru/memo/russian/lebed_ai/19.html Лебедь А. И. За державу обидно… Чёрный январь в Баку]
  • [artofwar.ru/r/rppr_u_r/text_0010.shtml Александр Сафаров. Чёрный январь]
  • [sumgait.info/baku/baku-eyewitness-accounts.htm Воспоминания очевидцев об армянских погромах в Баку в январе 1990-го года]
  • [www.rd.rusk.ru/98/rd6/home6_6.htm Вячеслав Морозов. Белая книга России]
  • [www.day.az/news/society/68445.html 20 января: Трагедия или массовый подвиг?]
  • [www.sultanov.azeriland.com/impery/impery_1/page_05.html Султанов Чапай Али оглы Кровавый горбачёвский удар по Баку 20 января 1990 года]
  • [rv3doz.narod.ru/baku90.html Воспоминания очевидца, участника ввода войск]
  • [h.ua/story/79439/ Воспоминания очевидца событий ночи с 19 на 20 января]
  • [www.calend.ru/holidays/0/0/673/ День всенародной скорби]
  • [aggression.preslib.az/index_ru.html Агрессия. Баку, 20 января 1990 года]
Видеоматериалы
  • [www.youtube.com/watch?v=zEZzz5bpWH8 20 Января 1990 Документальные кадры тех дней] (на русском)
  • [www.youtube.com/watch?v=kK6Ic3wt9DY 20 Января 1990 Документальные кадры тех дней-2] (на русском и азерб.)
  • [www.youtube.com/watch?v=tZEhLafvvro Интервью шейх-уль-ислама Аллахшукюра Пашазаде от 20 января 1990 г.] (на русском)
  • [www.youtube.com/watch?v=MaXVC47akNI Пресс-конференция Гейдара Алиева и Лалы Шовкет в представительстве Азербайджанской ССР в Москве, 21 января 1990 г.] (на русском)

Литература

  • Чёрный январь. Баку — 1990: Документы и материалы. — Баку: Азернешр, 1990. — 288 с.
  • Qulu Kəngərli. Qara Yanvar Şəhidləri. — Bakı: Gənclik, 1992. — 155 с.

Отрывок, характеризующий Чёрный январь

Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Чёрный_январь&oldid=81495667»