I Just Can’t Stop Loving You

«I Just Can't Stop Loving You»
Сингл Майкла Джексона и Саиды Гарретт с альбома Bad
Сторона «Б»	«Baby Be Mine»
Выпущен	20 июля 1987
Формат	7", 12"
Записан	1987
Жанр	поп, ритм-н-блюз
Длительность	4:25
Продюсеры	Майкл Джексон Куинси Джонс
Автор песни	Майкл Джексон
Лейбл
Epic Records	34-07253
Хронология синглов Майкла Джексона «We Are the World» (1985) «I Just Can't Stop Loving You» (1987) «Bad» (1987) </td></tr>

«I Just Can't Stop Loving You» (с англ. — «Мне просто не разлюбить тебя») — песня американского музыканта Майкла Джексона, исполненная в дуэте с Саидой Гарретт. Была выпущена 20 июля 1987 года на лейбле Epic Records в качестве первого сингла из седьмого студийного альбома певца Bad. Продюсированием трека занимались Майкл Джексон и Куинси Джонс. Песня возглавила американские Billboard Hot 100, Hot R&B/Hip-Hop Songs, Hot Adult Contemporary Tracks и получила золотую сертификацию от RIAA. В 2012 году в честь 25-летия альбома Джексона сингл был переиздан.

Помимо версии на английском языке Джексон и Гарретт записали песню на испанском и французском: «Todo Mi Amor Eres Tu» и «Je Ne Veux Pas La Fin De Nous» соответственно. Обе версии были выпущены на переизданиях альбома Bad Special Edition в 2001 году и Bad 25 в 2012 году.

История создания и особенности композиции

Первоначально Джексон планировал записать «I Just Can't Stop Loving You» дуэтом с Барброй Стрезанд, однако она не приехала в студию в назначенный день. Представители лейбла Уитни Хьюстон, Arista Records, ответили отказом, опасаясь, что дуэт с Джексоном может прервать промо-кампанию нового альбома певицы Whitney.

Певица Саида Гарретт была одной из новых подопечных продюсера Куинси Джонса. Она уже приняла участие в создании нового альбома Джексона: в соавторстве с Гленом Баллардом она написала для певца композицию «Man in the Mirror». Певица рассказала, что Джонс неожиданно пригласил её в студию. Она думала, что её попросят помочь закончить «Man in the Mirror» и была очень удивлена, когда продюсер дал ей текст «I Just Can't Stop Loving You».

	«I Just Can't Stop Loving You» (1987)
	Песня представляет собой композицию «непринуждённого» характера исполнения, записанную в тональности ре-бемоль мажор
Помощь по воспроизведению

Баллада представляет собой композицию «непринуждённого» характера исполнения, записанную в тональности ре-бемоль мажор. На первых тиражах сингла «I Just Can't Stop Loving You» и пластинки Bad песня начиналась со словесного вступления, однако в дальнейшем оно было вырезано, песня выходила на последующих тиражах альбома и сборниках хитов Джексона без него. Помимо версии на английском языке Джексон и Гарретт записали песню на испанском и французском: «Todo Mi Amor Eres Tu» и «Je Ne Veux Pas La Fin De Nous» соответственно. Переводом текста песни на испанский язык занимался Рубен Блейдс, на французский — Кристин Декрокс. В 2001 году «Todo Mi Amor Eres Tu» вошла в список композиций переиздания альбома Bad: Special Edition, а в 2012 году вместе с «Je Ne Veux Pas La Fin De Nous» была включена в переиздание Bad 25.

Выпуск сингла и реакция критиков

Баллада была выпущена первым синглом из альбома Джексона Bad 20 июля 1987 года. В продажу поступили 7-ми и 12-дюймовые виниловые пластинки. Композиция возглавила американские чарты Billboard Hot 100 и Hot R&B/Hip-Hop Songs и три недели продержалась на вершине списка Adult Conteporary Tracks. Сингл получил золотую сертификацию от RIAA. В сентябре 2012 года в честь 25-летия альбома Джексона Bad сингл был переиздан на CD и виниловых пластинках.

Ричард Кромелин из Los Angeles Times назвал «I Just Can't Stop Loving You» самой неудачной песней на альбоме Джексона, особенно подверглось критике «жуткое» словесное вступление. Обозреватели портала Allmusic писали, что баллада вполне может стоять в одном ряду с треками предыдущего альбома Джексона — Thriller. Песня заняла 39 место в списке 40 величайших дуэтов всех времён по версии журнала Billboard. Давитт Сигерсон из Rolling Stone отметил, что многие критикуют балладу за присутствие одновременно литавр и щелчков пальцами, однако «кто, услышав эту песню хотя бы два раза, не вспомнит её припев?»

Концертные выступления

«I Just Can't Stop Loving You» звучала на концертах сольных туров Джексона Bad World Tour (1987—89 гг.) и Dangerous World Tour (1991—93 гг.). На турне в поддержку альбома Bad певец исполнял её в дуэте с Шерил Кроу, на Dangerous World Tour — с Саидой Гарретт. На концерте, посвящённом дню рождения султана Брунея, в 1996 году к Джексону присоединилась Марва Хикс. Планировалось, что певец будет исполнять балладу с Джудит Хилл на несостоявшемся в связи с кончиной певца туре This Is It.

Концертные выступления с «I Just Can’t Stop Loving You» были официально выпущены на DVD: Live in Bucharest: The Dangerous Tour и Live at Wembley July 16, 1988. Репетиция для тура This Is It вошла в документальный музыкальный фильм Майкл Джексон: Вот и всё.

Список композиций

• 1987 год. 7" (номер в каталоге Epic Records — 34-07253)

Сторона A
№	Название	Длительность
1.	«I Just Can't Stop Loving You»	4:17

Сторона B
№	Название	Длительность
2.	«Baby Be Mine»	4:11

• 2012 год. 7" (номер в каталоге Epic Records — 88725414922)

Сторона A
№	Название	Длительность
1.	«I Just Can't Stop Loving You» (со словесным вступлением)	4:27

Сторона B
№	Название	Длительность
2.	«Don't Be Messin' 'Round» (Demo)	4:20

Участники записи

Майкл Джексон — музыка, текст, вокал, аранжировка вокала Саида Гарретт — вокал Натан Ист — бас-гитара Ньдугу Чанклер — ударные Данн Хафф — гитара Паулино да Коста — перкуссия Джон Барнс — фортепиано, аранжировка вокала

Кристофер Кёрелл — синклавир Дэвид Пейч — синтезатор, аранжировка синтезаторов Грег Филингейнс — синтезатор Стив Поркаро — программирование синтезаторов Куинси Джонс — аранжировка ритма и синтезаторов

Позиции в чартах

Чарт (1987)	Высшая позиция
Австралия	10
Австрия	5
Бельгия (Валлония)	1
Великобритания	1
Германия	2
Европа	1
Канада	2
Нидерланды	1
Новая Зеландия	3
Норвегия	1
США (Hot 100)	1
США (R&B/Hip-Hop Songs)	1
США (Adult Contemporary)	1
Франция	12
Швейцария	2
Швеция	4
ЮАР	7

Литература

• Халстед, Крейг & Кадман, Крис. (2010), Майкл Джексон. Энциклопедия творчества, ИП Зайцева Е. В., ISBN 978-5-9902359-1-5 
• Вогель, Джозеф. (2013), Майкл Джексон: Человек в музыке, Энас-книга, ISBN 978-5-91921-185-3 

Ссылки

• [www.discogs.com/master/101807 «I Just Can't Stop Loving You»] (англ.) на сайте Discogs

Отрывок, характеризующий I Just Can’t Stop Loving You

Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».