Octavarium

</td></tr>

Octavarium
Студийный альбом Dream Theater
Дата выпуска	7 июня 2005
Записан	ноябрь 2004 — февраль 2005 The Hit Factory, Нью-Йорк
Жанры	прогрессивный метал прогрессивный рок
Длительность	72:32
Продюсер	Джон Петруччи Майк Портной
Страна	США
Язык песен	английский
Лейбл
Atlantic Records	83793-2, 7567-83793-2
Хронология Dream Theater
Train of Thought (2003) Octavarium (2005) Systematic Chaos (2007)

К:Альбомы 2005 года

Octavarium (МФА: [ˈɒk.tɛ.vɛ.ɹi.əm]) — восьмой студийный альбом американской прогрессив-метал-группы Dream Theater. Был выпущен 7 июня 2005 года на лейбле Atlantic Records. Запись альбома проходила с сентября 2004 года по февраль 2005 года в нью-йоркской студии The Hit Factory, для которой он стал последней записанной работой — с первого апреля 2005 года компания прекратила ведение дел. В ходе работы над материалом для диска группа решает создать классический альбом Dream Theater. Octavarium — первый релиз группы, особенностью которого стало участие в записи оркестра. В качестве основы для концепции альбома коллектив взял понятие октавы.

Octavarium достиг высоких позиций в хит-парадах разных стран. Так, в Финляндии, Италии и Швеции он вошёл в пятёрку лучших альбомов, а в Нидерландах, Польше и Норвегии — в десятку. Критики в основном положительно отнеслись к работе Dream Theater и, несмотря на то, что некоторые песни были сочтены ими противоречивыми, похвалили музыкальное разнообразие альбома. Для продвижения альбома группа совершила всемирный гастрольный тур, длившийся один год. Особенностью концертов, большинство из которых продолжалось почти три часа, стало исполнение различных сет-листов. Тур завершился концертом на площадке Радио-сити-мьюзик-холл, где группа сыграла в сопровождении оркестра. Запись этого выступления позднее стала основой для концертного альбома и видео, получивших название Score. Dream Theater совместно с Megadeth стали хедлайнерами тура Gigantour, прошедшего в Северной Америке в 2005 году.

Запись

По завершении североамериканского тура в поддержку Yes — одной из групп, оказавших наибольшее влияние на Dream Theater, — коллектив сделал двухмесячный перерыв. В ноябре 2004 года группа собралась в нью-йоркской студии The Hit Factory для того, чтобы начать работу над восьмым студийным альбомом. The Hit Factory готовилась к закрытию, и Dream Theater стала последней группой, работавшей в студии, где до этого записывались такие музыканты, как Майкл Джексон, Мадонна, U2 и Джон Леннон.

Записав концептуальный Metropolis Pt. 2: Scenes from a Memory, двойной Six Degrees of Inner Turbulence и метал-ориентированный Train of Thought, группа решила записать «классический альбом Dream Theater». По словам клавишника группы Джордана Рудесса, группа приложила много усилий к созданию этого альбома. Также он описывает диск как «испытавший влияние различных стилей». Для Octavarium группа хотела создать менее сложную музыку, представив песни, которые, по мнению Рудесса, проще оценить, хоть он и указывает на то, что двадцатичетырёхминутный заглавный трек не слишком доступен для восприятия. Гитарист Джон Петруччи отметил, что группа хотела сосредоточиться на написании сильных песен. Чтобы добиться этого, во время написания песен музыканты раскладывали звук для фортепиано, гитары и вокала, концентрируясь на мелодиях и структуре песен.

Ударник Dream Theater Майк Портной отверг претензии в том, что Octavarium был попыткой создать в большей степени коммерческий альбом. Он заявил, что группа просто «имеет такую точку зрения. Мы любим группы вроде U2 и Coldplay, также нам нравятся более короткие песни». Портной заметил, что некоторое время после релизов Six Degrees of Inner Turbulence и Train of Thought группа не писала альбомов с короткими композициями. По его словам, написание продолжительных песен даётся группе легче, нежели коротких, и коллектив не пытался писать хиты для радио, поскольку «лейбл всё равно с них ничего не получил бы».

Во фрагменте «Overture» из альбома Six Degrees of Inner Turbulence группа использовала оркестровые элементы, созданные при помощи синтезатора. При записи треков «The Answer Lies Within», «Sacrificed Sons» и «Octavarium» Dream Theater впервые работала с оркестром, дирижёром был Джамшид Шарифи, учившийся в Музыкальном колледже Беркли в то же время, что Портной, Петруччи и Джон Маянг. Оркестр выбирался, исходя из способности играть по нотам так, чтобы все партии можно было записать максимум в два подхода, даже если исполняемая музыка прежде не была знакома музыкантам.

Концепция

Начиная работу над новым альбомом, Майк Портной заметил, что он станет восьмой студийной работой группы и выйдет вслед за недавно выпущенным пятым концертным альбомом Live at Budokan. Эта последовательность соответствует октаве на музыкальной клавиатуре: каждая октава состоит из восьми бекаров и пяти альтераций. Портной намекнул, что именно на этой концепции будет основан грядущий альбом. Записывая его, группа назначила для каждой песни свою тональность. Звуковые эффекты применялись таким образом, чтобы песни были связаны друг с другом. Например, песня «The Root of All Evil», написанная в тональности фа мажор, связана с «The Answer Lies Within», написанной в соль мажор, эффектом в тональности фа-диез мажор. Тексты песен и их названия также содержат отсылки к описанной концепции. Портной привёл в качестве примера заголовки «The Root of All Evil» (отсылка к музыкальному термину основной тон [англ. root]) и «Octavarium» (от слова октава [англ. octave]).

«The Root of All Evil» — первая песня Octavarium — начинается с той же ноты, которой завершается «In the Name of God» — последний трек предыдущего альбома Train of Thought. Трек «As I Am», открывающий Train of Thought, начинается с ноты, которой заканчивается одноимённый и последний трек альбома Six Degrees of Inner Turbulence, а сам Six Degrees… в свою очередь начинается с шума, завершающего «Finally Free» — финальную песню альбома Scenes from a Memory. На всё это Портного вдохновил альбом Women and Children First американской группы Van Halen, заключительная песня в котором завершается постепенно затухающим новым риффом. Портной вспомнил, что ожидал услышать в начале следующего альбома Van Halen тот заключительный рифф, однако расстроился, так как этого не произошло. Позднее он понял, что «вырыл яму, в которой мы ждём этого всякий раз». В Octavarium Портной решил эту проблему, зациклив альбом таким образом, чтобы последняя песня завершилась моментом, с которого началась первая. Тем самым группа получила возможность начать следующий альбом по-новому.

Содержание

«The Root of all Evil» — третья часть Twelve-step Suite, серии песен из разных альбомов Dream Theater, основанной на опыте посещения Майком Портным общества анонимных алкоголиков. Песня содержит шестую и седьмую части серии: «Ready» и «Remove». «The Answer Lies Within» и «I Walk Beside You» — самые короткие песни в альбоме. Рудесс заострил внимание на них как на песнях, приемлемых для радио, но верных стилю Dream Theater.

Песню «Never Enough» Портной написал, испытывая нападки фанатов Dream Theater, выходками которых он был недоволен. Он заявил, что пребывание в постоянном отрыве от семьи ради уделения большего внимания поклонникам расстроило его. Его обескуражило, что, несмотря на бесчисленные дни и ночи, потраченные на составление сет-листов и проведение репетиций, некоторые фанаты всё ещё жаловались на то, что во время концерта они не услышали «Pull Me Under». «Это разочаровывает и сводит с ума», — сказал он.

Десятиминутная «Sacrificed Sons» — вторая по продолжительности песня в альбоме. Её текст, написанный Джеймсом Лабри, связан с терактами 11 сентября. Рудесс отметил, что группе доставляет удовольствие писать на более серьёзные темы, чем любовь. Лабри сказал, что во время работы над текстом песни возникло много спорных моментов относительно формулировок и того, насколько прямолинейными они должны быть.

Самой продолжительной песней альбома стал двадцатичетырёхминутный заглавный трек. Петруччи заявил, что группа хотела написать эпичную тематически развитую песню с использованием оркестра. Группа испытывала сильное влияние таких прогрессив-рок коллективов, как Genesis, Yes, Pink Floyd. В исполнении инструментального вступления, в наибольшей степени демонстрирующего влияние пинкфлойдовской «Shine On You Crazy Diamond», Рудесс использовал лэп-стил гитару и континуум. Вдобавок ко всему, в текстах песен содержится множество отсылок к другим прогрессив-рок песням.

Оформление

Оформлением альбома занимался Хью Сайм. Идея изобразить на обложке огромный маятник Ньютона родилась в споре Сайма с Портным, когда они разговаривали о том, как при написании музыки создаются либо кластеры, либо трезвучия, и о том, что для всякого действия существует противоположное ему. В оформлении встречается множество отсылок к числам пять и восемь, лежащим в основе концепции альбома. Например, на обложке изображены пять птиц и маятник Ньютона с восемью подвешенными шарами. Буклет содержит изображения восьмиугольного лабиринта, паука, осьминога и другие отсылки к концепции, а на самом диске изображена пятиконечная звезда, вписанная в восьмиугольник. Пейзаж на обложке составлен из видов Индианы и Лейк-Дистрикт.

Релиз

За неделю до запланированного выхода Octavarium Портной отключил официальный форум Dream Theater. По сообщению издания Blabbermouth.net, это было сделано во избежание утечек альбома. Портной заявил, что пошёл на такой шаг, чтобы усилить предвкушение предстоящего релиза, хотя и отметил, что просьбы группы воздержаться от преждевременного распространения информации и утечек не были услышаны.

Octavarium вышел 7 июня 2005 года и стал последним альбомом группы, записанным на Atlantic Records, завершив тем самым 14-летний контракт. Несмотря на то, что группа в последние годы получила творческую свободу, она была не удовлетворена мерами лейбла по продвижению альбома. В 2005 году Портной выпустил DVD Drumavarium, запечатлевший процесс записи ударных для Octavarium. Рудесс включил фортепиано-версию песни «The Answer Lies Within» в свой альбом Notes on a Dream, выпущенный в 2009 году. Песня «Panic Attack» доступна в видеоигре Rock Band 2 как сложнейшая в режиме для баса и ударных.

Реакция на альбом

Рецензии
Оценки критиков
Источник	Оценка
Allmusic
Billboard	положительно
Blistering	положительно
Exclaim!	отрицательно
MetalReview.com
The Metal Forge
Metally
musicOMH	положительно

Octavarium достиг высоких позиций в хит-парадах разных стран. Так, в Финляндии, Италии и Швеции он вошёл в пятёрку лучших альбомов, а в Нидерландах, Польше и Норвегии — в десятку. Критики в основном положительно приняли работу. Джастин Донелли из Blistering похвалил альбом за «разнообразие, мелодичность и мощь в одно и то же время» и оценил его как один из лучших релизов Dream Theater. Особой похвалы с его стороны удостоился заглавный трек, названный им «новой классикой Dream Theater». Billboard счёл усилия группы по написанию более коротких песен и использованию более тёплых инструментальных текстур заслуживающими отличной оценки, при этом издание особенно похвалило «The Root of all Evil», «These Walls» и «I Walk Beside You».

Харли Карлсон из MetalRewiew.com отозвался об альбоме как об «удачно продемонстрированной способности группы создавать эмоциональную музыку», хотя и заметил, что «безусловно есть что-то, что группа упустила». Вик Бансал из musicOMH похвалил песни «Never Enough», «Panic Attack» и «Sacrificed Sons», а о «The Root of All Evil» отозвался как о «Dream Theater в числах». Он раскритиковал альбом за «раздутость», хотя и отметил, что любителям A Change of Seasons диск понравится. Грэг Прэтт из Exclaim! похвалил исполнение и оформление, но сказал, что «в альбоме нет ничего волнующего или хоть немного цепляющего; значительная часть диска звучит как простой радио-рок от группы старых приятелей из местного бара». Он отметил, что, несмотря на присутствие продолжительных песен, альбом звучит «как 76 минут сверхдраматического рока».

По мнению Донелли, Octavarium находится где-то «между Images and Words, Six Degrees of Inner Turbulence и Train of Thought». Карлсон заявил, что альбом ближе всего к Falling into Infinity и Metropolis Pt. 2: Scenes from a Memory, но он гораздо менее сложный. Тэмми Ла Горс — представитель сайта Allmusic — заметил, что «острота пост-хардкора — назовём её скачком в 2005 — нарушила их клятву верности театральному тяжёлому року… Что изменилось — это намерение Dream Theater подтвердить свою репутацию классиков андеграундного прогрессив-рока, и это кажется своевременным». В некоторых песнях критики отметили сильное влияние Muse.

Тур

Dream Theater начала тур в поддержку Octavarium 10 июня 2005 года с рок-фестиваля в шведском Сёльвесборге. В том же году Dream Theater совместно с Megadeth были хедлайнерами в североамериканском туре Gigantour, проходившем с 21 июля по 3 сентября. Выступление группы в Монреале было записано и выпущено концертным альбомом 22 августа и видео-альбомом 5 сентября 2006 года, оба издания получили название Gigantour. Основной Octavarium-тур начался в сентябре в Финляндии, где группа показала, что продолжает давать концерты в традиционном для неё формате «вечер с Dream Theater». Это означало, что группа будет играть почти трёхчасовые шоу каждый раз с разными сет-листами. Длительное сочетание интервью, репетиций и встреч с фанатами вызвало у группы физическое и эмоциональное истощение.

Группа дала по два подряд ночных концерта в Амстердаме и Лондоне. В обоих городах на втором концерте был полностью отыгран альбом The Dark Side of the Moon группы Pink Floyd. Тереза Томасон, прежде певшая на Scene from a Memory, спела «The Great Gig in the Sky». Лондонское выступление было издано в качестве концертного видео в 2006 году на YtseJam Records Майка Портного. На концертах в Токио и Осаке группа исполнила каверы на все песни с альбома Deep Purple Made in Japan; запись каждого из них вошла в концертный альбом, в 2007 году также изданный YtseJam Records.

Свой двадцатилетний юбилей группа отпраздновала, исполнив 1 апреля 2006 года последний концерт тура в нью-йоркском концертном зале Радио-сити. Вторая половина концерта прошла в сопровождении оркестра из тридцати человек, дирижёром тогда выступил Джамшид Шарифи. Выступление было записано и издано 29 августа 2006 года концертным альбомом и видео Score на Rhino records.

Список композиций

Вся музыка написана Dream Theater.

№	Название	Слова	Длительность
1.	«The Root of All Evil» VI. «Ready» VII. «Remove»	Майк Портной	8:07
2.	«The Answer Lies Within»	Джон Петруччи	5:26
3.	«These Walls»	Джон Петруччи	6:59
4.	«I Walk Beside You»	Джон Петруччи	4:29
5.	«Panic Attack»	Джон Петруччи	7:16
6.	«Never Enough»	Майк Портной	6:33
7.	«Sacrificed Sons»	Дж. Лабри	10:42
8.	«Octavarium» I. «Someone Like Him» II. «Medicate (Awakening)» III. «Full Circle» IV. «Intervals» V. «Razor's Edge»	Джон Петруччи Джеймс Лабри Майк Портной Майк Портной Джон Петруччи	24:00
72:32

Позиции в чартах

Страна	Высшая позиция	И.
Австрия Австрия	35
Бельгия Бельгия (Валлония)	48
Бельгия Бельгия (Фландрия)	70
Великобритания Великобритания	72
Германия Германия	15
Дания Дания	38
Испания Испания	31
Италия Италия	2
Канада Канада	15
Нидерланды Нидерланды	9
Норвегия Норвегия	9
Польша Польша	8
Португалия Португалия	15
США США	36
Финляндия Финляндия	2
Франция Франция	18
Чехия Чехия	31
Швейцария Швейцария	25
Швеция Швеция	4
Япония Япония	10

Участники записи

Dream Theater Джеймс Лабри (англ. James LaBrie) — вокал Джон Маянг (англ. John Myung) — бас Джон Петруччи (англ. John Petrucci) — гитары, бэк-вокал Майк Портной (англ. Mike Portnoy) — ударные, перкуссия, вокал Джордан Рудесс (англ. Jordan Rudess) — клавишные, континуум, лэп-стил гитара
Технический персонал Продюсеры Джон Петруччи и Майк Портной Доуг Оберкирхер (англ. Doug Oberkircher) — инженер Помощники инженера Коллин Кулхейн (англ. Colleen Culhane) Каори Киношита (англ. Kaori Kinoshita) Райан Симс (англ. Ryan Simms) Берт Болдуин (англ. Bert Baldwin) — помощник Майкл Х. Бройер (англ. Michael H. Brauer) — сведение Кейт Гэри (англ. Keith Gary) — помощник, Pro Tools инженер Уилл Хенсли (англ. Will Hensley) — второй помощник Джордж Марино (англ. George Marino) — мастеринг	Менеджмент Фрэнк Соломон (англ. Frank Solomon) — менеджер Антрепренёры Стив Мартин (англ. Steve Martin) в США Дерек Кемп (англ. Derek Kemp) в Европе, Южной Америке и Азии
	Оформление Хью Сайм (англ. Hugh Syme) — художественное руководство, дизайн, иллюстрирование, концепция оформления Майк Портной — концепция оформления Колин Лейн (англ. Colin Lane) — фотография Роб Голд (англ. Rob Gold) — продюсер
Оркестр на «Sacrificed Sons» и «Octavarium» Джамшид Шарифи (англ. Jamshied Sharifi) — дирижирование, аранжировка Джилл Делль’Абате (англ. Jill Dell'Abate) — постановка Елена Барер (англ. Elena Barere) — концертмейстер Скрипка Кэтрин Фонг (англ. Katharine Fong) Энн Леман (англ. Ann Lehmann) Кэтрин Ливолси-Штерн (англ. Katherine Livolsi-Stern) Лора Макгиннис (англ. Laura McGinniss) Кэтрин Ро (англ. Catherine Ro) Рики Сортомм (англ. Ricky Sortomme) Юрий Водовоз (англ. Yuri Vodovoz) Альт Винсент Лионти (англ. Vincent Lionti) Карен Дрейфус (англ. Karen Dreyfus)	Виолончель Ричард Локер (англ. Richard Locker) Джейн Лебланк (англ. Jeanne LeBlanc) Памела Склар (англ. Pamela Sklar) — флейта Валторна Джо Андерер (англ. Joe Anderer) Стюарт Роуз (англ. Stewart Rose)
	Струнный квартет на «The Answer Lies Within» Скрипка Елена Барер Кэрол Вебб (англ. Carol Webb) Винсент Лионти — альт Ричард Локер — виолончель

Литература

• Wilson, Rich. Lifting Shadows: The Authorized Biography of Dream Theater (en). — Classic. — L.: Essential Works, 2009. — 456 p. — ISBN 978-1-906615-02-4.

Ссылки

• [www.darklyrics.com/lyrics/dreamtheater/octavarium.html Тексты песен на Darklyrics]
• [www.discogs.com/release/1862157 Octavarium] (англ.) на сайте Discogs
• [musicbrainz.org/release/9c12794e-79df-4be1-997e-ad100efe8b08.html Octavarium] (англ.) на сайте MusicBrainz

Музыка   США

Отрывок, характеризующий Octavarium

– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.