U2

U2
U2 в 2015 году. Слева направо: Эдж, Боно, Ларри Маллен, Адам Клейтон
Основная информация
Жанры	рок нью-вейв постпанк альтернативный рок софт-рок дэнс-рок
Годы	1976 — настоящее время
Страна	Ирландия Ирландия
Город	Дублин
Язык песен	английский
Лейблы	Island Records Interscope Mercury Records
Состав	Боно Эдж Адам Клейтон Ларри Маллен
[www.u2.com/ com]

U2U2

U2 (произносится "Ю Ту") — рок-группа из Дублина, Ирландия. U2 была сформирована в 1976 году, одна из самых популярных и успешных групп в мире. Альбомы группы разошлись тиражом в 180 миллионов копий. По состоянию на 2016 год, в их активе двадцать две премии «Грэмми» — больше, чем у любой другой группы в мире.

Своему появлению группа обязана Ларри Маллену, разместившему на школьной доске объявлений записку о поиске участников в рок-группу. На объявление откликнулись Боно (вокал и гитара), Эдж (гитара, клавиши и вокал) и Адам Клейтон (бас-гитара). С тех пор состав группы остается неизменным. К середине 1980-х они выпустили 4 альбома и обрели преданное движение фанатов, большей частью за счёт гастролей, неповторимого, ставшего визитной карточкой, исполнения гитарных партий Эджем, голоса Боно и глубоких по содержанию текстов песен. Звездный статус U2 обрела после выхода альбома The Joshua Tree в 1987 году, который зачастую называют одним из величайших альбомов рока.

В 1990-е они ответили на революцию в альтернативной и танцевальной музыке, критику в свой адрес, и то, что, по их мнению, было застоем в музыке, альбомом Achtung Baby и грандиозным шоу Zoo TV. В то время они непрестанно экспериментировали, исследуя различные музыкальные направления.

С начала XXI века U2 играют более привычную музыку, используя свои прежние наработки и продолжая пользоваться успехом у публики и критиков. В 2004 году группа заняла 22 место из 100 в рейтинге «Лучшие артисты всех времён» (100 Greatest Artists of All Time) журнала Rolling Stone. В 2005 их включили в «Зал славы рок-н-ролла».

Члены группы известны своей активной политической деятельностью в области защиты прав человека и социальной справедливости: участие в «Международной амнистии», Make Poverty History, кампании ONE, Live Aid, Live 8, DATA (Debt, AIDS, Trade in Africa), Product RED Боно и Music Rising Эджа.

История

Основание и ранние годы (1976—1979)

U2 была образована 25 сентября 1976 года в Дублине. Ларри Маллен, когда ему было 14 лет, повесил на школьной доске объявлений короткую записку: «Drummer seeks musicians to form band.» («Барабанщик ищет музыкантов для создания группы»). На прослушивание, состоявшееся в кухне Малленов, пришло семеро подростков. Группа, названная The Larry Mullen Band («Группа Ларри Маллена»), включала в себя Маллена (ударные), Адама Клейтона (бас-гитара), Пола Хьюсона (Боно), Дейва Эванса (Эджа) и его брата Дика Эванса, а также Айвена Маккормика и Питера Мартина — двух других друзей Маллена. Вскоре название было изменено на Feedback — единственный технический термин, который пришёл им в голову. В течение следующей пары недель Мартин и Маккормик покинули группу.

В марте 1977 года группа стала именоваться The Hype («Пыль в глаза»). Дик Эванс, который был старше и уже учился в колледже, оказался лишним — остальные участники склонялись к квартету. На одном из концертов Дик демонстративно покинул сцену. Оставшиеся четверо продолжили концерт под названием U2.

Происхождение названия U2 не ясно. Это название американского самолёта-разведчика «Локхид U-2», но Стив Аверилл, гуру панк-рока из The Radiators From Space (англ.), утверждает, что это название было выбрано членами группы из списка, составленного им и Адамом Клейтоном. В интервью с Ларри Кингом Боно сказал: «В действительности, мне не очень нравится название U2» и «Честно, я никогда не думал о нём, как о „ты тоже“ (англ. you too)».

В День святого Патрика 1978 года U2 выиграла конкурс, призом которого были 500 фунтов и деньги на демозапись. Они записали демо-кассету в студии Keystone Studios, Дублин, в апреле 1978 года. В мае того же года у группы появляется менеджер Пол Макгиннесс.

Сначала звучание U2 находилось под влиянием таких групп, как Television и Joy Division, и обладало «чувством радости», что было результатом «лучистых аккордов» Эджа и «обжигающего вокала» Боно. Первый сингл под названием «Three» вышел только в Ирландии (1979) и быстро занял первые строчки в чартах. В декабре 1979 года группа выступила в Лондоне. Это было их первым выступлением вне Ирландии, и оно прошло мимо внимания публики и критиков.

В феврале 1980 года их второй сингл «Another Day» был выпущен на лейбле CBS, но снова только для ирландского рынка.

Boy и October (1980—1982)

Island Records подписала контракт с U2 в мае 1980 года, и «11 O’Clock Tick Tock» стал первым синглом группы, выпущенным за границей. В октябре появился альбом Boy, который был назван одним из лучших дебютов за всю историю рока. Несмотря на довольно абстрактные и явно импровизированные тексты песен, написанные Боно, надежда и чувство разочарования в юности являются основными лирическими темами альбома, которые затрагивают боязнь секса, трудности самоопределения, смерть и постоянную неоправданную смену настроений. Альбом включает в себя хит «I Will Follow». За релизом последовали гастроли группы по Ирландии и Великобритании. Несмотря на «неотполированность» группы, их ранние концерты, тем не менее, показывали потенциал U2. Критики назвали Боно «харизматическим» и «страстным» шоуменом. На американском телевидении U2 появились в апреле 1981 года как участники передачи The Tomorrow Show, где исполнили «I Will Follow» и «Twilight».

Второй альбом группы — October — вышел в 1981 году. Он содержал духовные песни: Боно, Эдж и Ларри не скрывали своё христианское мировоззрение. Эти трое участников группы присоединились к дублинскому религиозному обществу под названием «Братство Шалома» (англ. Shalom Fellowship), что привело их к размышлению над взаимоотношениями между рок-н-роллом и христианской верой. Хотя Библия и остаётся основным источником вдохновения для Боно, October — самая религиозная пластинка группы. И критики, и фанаты считают, что это наименее удачная работа коллектива.

В феврале 1982 года группа встретила Антона Корбейна, фотографа, который работал с Depeche Mode и Joy Division. Это стало началом долгого сотрудничества: Корбейн стал главным фотографом U2, и именно он сильно повлиял на имидж группы и её публичный образ.

War и Under a Blood Red Sky (1983)

В 1983 году U2 выпустили свой третий альбом War («Война»). Альбом включал в себя песню «Sunday Bloody Sunday» («Кровавое воскресенье») — реакцию группы на волнения в Северной Ирландии. Журнал Rolling Stone отмечал, что способность использовать большое количество образов в песне, изначально говорящей о религиозной ненависти, и превращение её в воззвание ко всем христианам объединиться и провозгласить победу над злом и смертью, демонстрируют возможности группы писать глубокую и выразительную лирику. Песня «New Year’s Day» («Новый год») стала первым международным хитом группы и вошла в хит-парад Великобритании и Соединённых Штатов. Видеоклип песни находился в постоянной ротации канала MTV, что поспособствовало знакомству широкой американской публики с U2.

Впервые на концертах группы в Европе и США не было свободных мест. После турне в поддержку альбома War U2 в ноябре 1983 года выпустили альбом Under a Blood Red Sky («Под кроваво-красным небом»), в который вошли отдельные песни, записанные на концертах в Бостоне, Денвере и Санкт-Горсхаузене. Тогда же было выпущено одноимённое видео с концертом группы 5 июня 1983 года в знаменитом амфитеатре в парке Ред Рокс.

Альбом War был хорошо встречен и радио, и телевидением и увеличил количество поклонников группы.

Тем временем подходило к концу действие невыгодного для группы контракта с Island Records, и в 1984 году группа подписала другой. Отказавшись от большого начального гонорара, они договорились вернуть права на собственные песни, увеличить авторский гонорар, а также пересмотреть некоторые общие пункты договора.

The Unforgettable Fire и Live Aid (1984—1985)

The Unforgettable Fire («Незабываемый огонь») — четвёртый студийный альбом — вышел 1 октября 1984 года. Гораздо более абстрактный, чем War, он стал резкой сменой направления группы. Название альбома и значительная часть материала вдохновлено посещением одноимённой выставки картин и рисунков в Музее мира в Чикаго, нарисованных людьми, выжившими в атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки.

U2 боялась, что после открытого, простого рока альбома War она станет «назойливой» и «крикливой рок-группой». Однако успех Under a Blood Red Sky дал им творческую и — впервые — финансовую свободу. Поэтому вместо того, чтобы стать типичной, серой группой, они активно экспериментируют. Адам Клейтон отмечает: «Мы искали что-то более серьёзное, претенциозное». Эдж восхищался эмбиентом и «потусторонними работами» Брайана Ино, который вместе со своим звукоинженером Даниэлем Лануа согласился продюсировать запись. Крис Блэкуэлл, один из руководителей Island Records, пытался отговорить группу от этого выбора, утверждая, что Ино «похоронит их в авангардном бреде».

Запись проводилась в дублинском замке Слейн, в готическом зале, построенном специально для музыкальных представлений. На сессиях царила расслабленная, настроенная на опыты атмосфера. Гораздо более атмосферный, чем War, The Unforgettable Fire обладает богатым и гармоничным звучанием. Под руководством Лануа игра Ларри стала свободнее и искуснее, а Адама — более «подсознательной», такой, что бас-гитара больше не врывалась, а вливалась в общее звучание песен .

Стихи песен альбома можно интерпретировать по-разному, что вместе с атмосферным звучанием даёт, по выражению группы, «очень наглядное чувство». Боно, который начал увлекаться художественной литературой, поэзией и философией, понял, что его призвание по созданию текстов песен, исполняемое до этого с малым желанием, состоит собственно в написании стихов. Последние две недели, однако, были отчаянными попытками закончить тексты, поэтому Боно кажется, что песни «Bad» («Плохо») и «Pride (In the Name of Love)» («Гордость, или Во имя любви») так и остались «набросками». Заглавный трек «The Unforgettable Fire» имеет богатое звучание, основанное на гитарном эмбиенте и заводном ритме; его стихотворный «набросок» — «трогательный рассказ о путешествии» с «искренним чувством тоски». В песне «Bad» Боно пытался описать эффекты от героина. «Pride (In the Name of Love)» — песня, наиболее точно показывающая особенности музыки U2 тех лет — о Мартине Лютере Кинге стала хитом.

За выходом альбома последовало одноименное турне, которое стартовало в Австралии в сентябре 1984 года. Исполнять студийные записи вживую оказалось довольно сложно. Одним из выходов из ситуации стало задействование синтезаторов, которые прежде группа использовала с большой неохотой. U2 смогла справиться с трудностями живого исполнения таких проработанных в звуковом отношении песен, как «Bad» и «The Unforgettable Fire», и с тех пор они стали использовать синтезаторы почти на каждом выступлении. Было отмечено, что некоторые «незаконченные» и «расплывчатые» песни звучали лучше на сцене.

U2 участвовали в благотворительном концерте «Live Aid», целью которого было оказание помощи голодающим в Эфиопии. Концерт проходил на стадионе «Уэмбли» в Лондоне летом 1985 года. Во время исполнения «Bad» Боно спрыгнул со сцены, чтобы потанцевать с поклонницей. Этот эпизод показал, насколько он может быть близок к слушателям. Из-за лимита времени в 20 минут этот ход не позволил U2 сыграть их хит «Pride (In the Name of Love», и по окончании выступления между участниками группы произошёл жаркий разговор. Однако, к великому удивлению группы, их выступление было названо одним из лучших.

«Нас на самом деле очень удивило, что люди постоянно говорили кругом о выступлении U2. Я думал, что это шутка такая. Я был уверен, что мы облажались. Но где-то через неделю я начал понимать, что на самом деле произошло. Боно искал контакта с аудиторией и в буквальном смысле снёс все барьеры, чтобы получить его, в физическом смысле»

— Эдж

В том же году журнал Rolling Stone назвал U2 группой восьмидесятых.

The Joshua Tree и Rattle and Hum (1986—1989)

После The Unforgettable Fire группа экспериментировала с джазом, кантри и госпелами, пытаясь компенсировать «недостаток традиций» и «космичность» своей музыки. Ирландской музыке тоже было уделено внимание. У музыкантов было чувство, что самобытная ирландская музыка смешивается с американской народной. Дружба с Бобом Диланом, Ваном Моррисоном и Китом Ричардсом не только вдохновила группу взглянуть на истоки рока, но и помогла Боно сосредоточиться на его способности писать песни. U2 хотели дополнить атмосферу The Unforgettable Fire, а также стремиться к более впечатляющему и действенному звуку, не выходя за рамки традиционного строения песен.

В 1986 году U2 участвует в A Conspiracy of Hope Tour, организованном «Международной амнистией». Опыт, полученный в турне, позволил добавить интенсивности и мощи музыке и сосредоточиться именно на том, что они хотели сказать. Поездки Боно в Сан-Сальвадор и Никарагуа, где он впервые увидел страдания крестьян, втянутых во внутренние конфликты, сильно повлияли на альбом. Особенно ярко эти чувства выражены в песне «Bullet the Blue Sky» («Пулями в небо»). Неприязнь к Америке и гнев, связанный с политикой США в Центральной Америке, смешивались с чувством восхищения страной, её открытостью и свободой. Группа стремилась создавать песни с «чувством места», черпая вдохновение из образов, созданных американскими писателями.

Новый альбом был назван The Joshua Tree («Дерево Джошуа»), что скорее было «данью» Америке, чем «метафорой». Он вышел в марте 1987 года и быстро занял первую строчку хит-парадов в Великобритании и США. За альбом группа получила две премии «Грэмми»: «Альбом года» и «Лучшая рок-группа». Рок-н-ролльное болеро «With or Without You» и ритмичный госпел «I Still Haven’t Found What I’m Looking For» поднялись на первую строчку в Billboard Hot 100. U2 стала четвёртой группой (после The Beatles, The Band и The Who), чья фотография была размещена на обложке журнала Time, который назвал их «самой горячей путёвкой рока (Rock’s Hottest Ticket)». Альбом поднял их на новую вершину славы, и его часто называют одним из величайших альбомов рока. На The Joshua Tree Tour они впервые играли на таких огромных концертных площадках, как стадионы.

Документальный фильм Rattle and Hum («Суматоха и шум»), включавший видео с The Joshua Tree Tour, был издан вместе с одноименным альбомом, в котором было девять студийных песен и шесть с концертов. Выпущенные в октябре 1988 года альбом и фильм были направлены на американскую публику. Фильм, частично снятый в Мемфисе, частично в Дублине, содержал песни, исполненные вместе с Бобом Диланом и Би Би Кингом, а также песню «Helter Skelter» («Кавардак») группы The Beatles и «All Along the Watchtower» Боба Дилана. Несмотря на положительные отзывы фанатов, Rattle and Hum получил противоречивые оценки критиков.

Achtung Baby, Zoo TV, Zooropa (1990—1993)

Группа начала работу над новым альбомом в Восточном Берлине, снова вместе с Брайном Ино и Даниэлем Лануа. Работа шла медленно, потому что музыканты долго спорили, каким должен быть альбом. Адам и Ларри считали, что он должен идти в русле предыдущих, а Боно с Эджем, вдохновлённые альтернативной и европейской танцевальной музыкой, — что стоит привнести изменения в саунд. Недели споров и неопределённости закончились, когда Эдж предложил новую последовательность аккордов, которая быстро превратилась в песню «One».

В ноябре 1991 года вышел альбом Achtung Baby, во многом новаторский и негармоничный. Он был более личным и более мрачным, нежели предшествующие ему работы. Группа описала новое звучание как «четыре человека, рубящих дерево Джошуа». Изменения коснулись не только звучания — группа кардинально сменила имидж. Achtung Baby является одним из самых успешных альбомов группы; его, как и The Joshua Tree, нередко называют одним из лучших альбомов рока.

Zoo TV Tour (1992—1993) был мультимедийным шоу. Для оформления сцены использовались приёмы, приводившие зрителей в замешательство: десятки видеоэкранов, подвешеные над сценой вверх тормашками «Трабанты», бутафорские радиовышки и эпатажные персонажи в исполнении Боно: The Fly (Муха), Mirror-Ball Man (Человек — зеркальный шар) в Америке и Mr. MacPhisto (мистер Макфисто) в Европе и других странах, совершавшие звонки президенту США Джорджу Бушу и в ООН. U2 использовали шоу, чтобы высмеять излишества рок-н-ролла, воспользовавшись этими самыми излишествами. Показушные звонки президенту Джорджу Бушу-старшему во время выступлений, как и телемост с раздираемым войной Сараево, вызывали у зрителей противоречивые чувства.

В 1993 году, во время перерыва в Zoo TV Tour, был записан альбом Zooropa, выдержанный в концепции Achtung Baby. Первоначально запланированный как EP, он превратился в полноценную LP и был выпущен в июле 1993 года. Этот альбом ещё больше отклонялся от стиля их прежних записей, включая в себя элементы техно и электронной музыки. Бо́льшая часть песен с альбома была сыграна хотя бы раз на гастролях по Европе, Австралии, Новой Зеландии и Японии.

Passengers, Pop и PopMart Tour (1995—1998)

После перерыва и участия в сторонних проектах (саундтреки к фильмам «Бэтмен навсегда» и «Миссия невыполнима», а также заглавная песня к фильму о Джеймсе Бонде «Золотой глаз», которую исполнила Тина Тёрнер) группа выпустила пробный альбом Original Soundtracks 1. Брайан Ино, продюсер трёх предыдущих альбомов группы, на этот раз внёс свой вклад и в написание, и исполнение композиций. Из-за экспериментальной природы Original Soundtracks группа решила выпустить его от имени Passengers, чтобы отделить этот альбом от традиционных. Он не был как-то особенно отмечен критиками, хотя песня «Miss Sarajevo», исполненная вместе с Лучано Паваротти, (по совместительству одна из самых любимых песен Боно), стала хитом.

С альбомом Pop (1997) U2 опять экспериментировали. Использование лупов, программирования и сэмплирования добавило альбому кое-что от техно и диско. Выпущенный в марте, альбом занял первую строчку в хит-парадах 35 стран и получил в основном положительные отзывы. Журнал Rolling Stone даже написал, что U2 создали «лучшую музыку в своей жизни». Но американских фанатов альбом разочаровал. Позже Боно признался, что альбом заканчивали в спешке перед гастролями, запланированными ещё до работы в студии .

PopMart Tour идейно продолжил Zoo TV Tour. Турне началось в апреле 1997 года. Декорации включали в себя 30-метровую золотисто-жёлтую арку, 50-метровый экран и 12-метровый зеркальный лимон. И PopMart, и Zoo TV были направлены на внимание тех, кто обвинял U2 в коммерциализации.

U2 были первой широко известной группой, провёдшей концерт в послевоенном Сараево. Боно сказал: «Это [концерт в Сараево] было одной из самых тяжелых и сладких ночей в моей жизни». А Ларри Маллен охарактеризовал его как «опыт, который я не забуду всю оставшуюся жизнь, и если мне нужно было провести в группе 20 лет только для того, чтобы выступить на этом шоу, то, сделав это, я думаю, что оно того стоило».

PopMart стал вторым по доходности турне 1997 года (после Bridges to Babylon Tour группы Rolling Stones): его сборы составили 170 миллионов долларов, но на его организацию было потрачено более 100 миллионов. На первые выступления, запланированные и организованные ещё до выхода самого альбома, негативно повлияло решение группы сократить время репетиций для завершения запаздывающего Pop.

В мае 1998 года группа выступила в Белфасте перед двухтысячной публикой, за три дня до того, как было принято Североирландское мирное соглашение. Позже в этом же году U2 приняли участие в акции по сбору средств пострадавшим от теракта в Оме, где погибло 29 человек и более 200 было ранено. В конце года второстепенная композиция «The Sweetest Thing» с сингла «Where the Streets Have No Name» была перезаписана и переиздана как сингл и в сборнике The Best of 1980—1990.

All that You Can’t Leave Behind и Elevation Tour (2000-02)

После относительно неутешительных отзывов альбома Pop участники U2 объявили, что они «повторно обращались для работы… лучшей группы в мире», и они с тех пор преследовали более обычное рок-звучание, смешанного с влияниями их музыкальных исследований 1990-х. All That You Can't Leave Behind был выпущен в октябре 2000 года и был спродюсирован Брайаном Ино и Даниэлем Лануа. После насыщенных экспериментами 1990-х альбом посчитали возвращением к изяществу; Rolling Stone назвал его «третьим шедевром» U2 рядом с The Joshua Tree и Achtung Baby. Альбом дебютировал под номером один в 22 странах и его мировой хит, «Beautiful Day» получил три награды «Грэмми», остальные три сингла альбома также получили премии.

Elevation Tour в поддержку альбома проходил на аренах с сердцеобразной сценой и пандусом, что делало группу ближе к публике. После террористических актов 11 сентября новый альбом получил дополнительный резонанс, и в октябре U2 выступили в Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке. Боно и Эдж позже сказали, что эти шоу в Нью-Йорке были среди их самых незабываемых и эмоциональных выступлений.

В начале 2002 года U2 выступили во время перерыва Супер Боула XXXVI в Новом Орлеане; это выступление было названо Sports Illustrated лучшим шоу в перерыве в истории Супер Боула.

How to Dismantle an Atomic Bomb и Vertigo Tour (2003-06)

Работа над How to Dismantle an Atomic Bomb («Как обезвредить атомную бомбу») началась в конце 2003 года. В июле 2004 года в Ницце, Франция, была украдена «сырая» запись альбома. В ответ Боно заявил, что если альбом появится в пиринговых сетях, то его немедленно начнут распространять через магазин iTunes, и в течение месяца он появится на прилавках.

Первая песня альбома — «Vertigo» («Головокружение») — была пущена в эфир 22 сентября 2004 года и стала международным хитом. Компания Apple вместе с U2, выпустила специальное издание плеера iPod. Модель отличалась красным колесом прокрутки и автографами участников группы, выгравироваными на задней крышке плеера. На iTunes был выпущен эксклюзивный набор The Complete U2 («U2 полностью»), включавший ранее не издаваемые материалы. Выручка была передана благотворительным организациям.

Альбом был выпущен 22 ноября 2004 года, стартовав как № 1 в 32 странах, включая Ирландию, США, Канаду и Соединённое Королевство. Только в США за первую неделю было продано 840000 копий альбома, что примерно в два раза больше, чем продажи All that You Can’t Leave Behind за то же время; это было личным рекордом группы.

В марте 2005 года U2 отправилась в Vertigo Tour по США. Последующие выступления в рамках тура прошли в Европе и Латинской Америке. На концертах исполнялось большое количество песен, включая те, которые публика не слышала с начала 80-х: «The Electric Co.», «An Cat Dubh/Into the Heart» и другие. Как и Elevation Tour, Vertigo Tour пользовался большим коммерческим успехом.

В том же году Брюс Спрингстин ввёл U2 в «Зал славы рок-н-ролла», а Пол Маккартни записал с ними версию знаменитой битловской песни «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band».

8 февраля 2006 года U2 были вручены премии «Грэмми» в каждой из пяти категорий, в которых они номинировались: «Альбом года» (за How to Dismantle an Atomic Bomb), «Песня года» (за "Sometimes You Can't Make It on Your Own"), «Лучший рок-альбом» (за How to Dismantle an Atomic Bomb), «Лучшее исполнение рока с вокалом» (за «Sometimes You Can’t…»), «Лучшая рок-песня» (за «City of Blinding Lights»).

25 сентября группа издала автобиографию, названную U2 by U2 («U2 о U2»). В продолжение темы взгляда в прошлое 21 ноября 2006 года был выпущен сборник U2 18 Singles («18 синглов U2»), включающий в себя 16 самых знаменитых песен группы, а также бонусом две новые: «The Saints are Coming» («Святые идут»), исполненный вместе с группой Green Day, и «Window in the Skies» («Окно на небесах»). Коллекционное двухдисковое издание содержит DVD с фрагментами миланского концерта Vertigo Tour 2005 года. Одновременно c U2 18 Singles был выпущен DVD U2 18 Videos с видеоклипами и бонусными материалами.

В октябре 2006 года участники U2, после многолетнего сотрудничества с Island Records, подписали контракт с Mercury Records, которая, как и Island Records, является дочерней компанией Universal Music Group.

23 января 2008 года группой был выпущен в свет 3D-фильм U2 3D с записью концертов тура 2006 года Vertigo Tour.

No Line on the Horizon и 360° Tour (2009—2011)

Как сообщили в июле 2006 года, U2 записывают новый альбом вместе с Риком Рубином в Abbey Road Studios. Участники группы говорили, что их звучание не останется таким, какой оно было на данный момент. В декабре 2006 в интервью журналу Q Эдж заявил, что новый альбом будет очень мелодичным. Также Боно, как передает журнал Rolling Stone, заявил: «Мы достигли конца того, где мы были последних два альбома. Я хочу выйти на новый уровень».

В августе 2008 года, карауливший под окнами Боно фанат из Нидерландов сумел записать на мобильный телефон четыре композиции и выложить их на портале YouTube. Официальный релиз двенадцатого альбома группы No Line on the Horizon состоялся 27 февраля 2009 года в Ирландии и 2 марта во всём остальном мире.

Тур в поддержку альбома, U2 360° Tour, был положительно воспринят как критиками, так и аудиторией. В ходе тура, продлившегося 2 года, исполнялись и совершенно новые песни, и композиции, не звучавшие на концертах длительное время.

Songs of Innocence (2014)

Как сообщало издание Irish Examiner, ссылаясь на данные звукозаписывающей компании Mercury Records, U2 планировали выпуск нового альбома в сентябре-ноябре 2013 года, но альбом так и не вышел в указанное время . По словам музыкантов, альбом будет экспериментом, на который группа решилась после выхода No Line on the Horizon, но так и не выпустила его, потому как «звучание было излишне нетипичным для стиля». Продюсером выступил Danger Mouse.

Альбом был анонсирован 9 сентября на презентации смартфона Apple iPhone 6 и был автоматически добавлен в iCloud всех пользователей iTunes. Альбом получили более 33 миллионов пользователей iTunes, и его было невозможно удалить вручную. Позднее компания Apple выпустила специальную программу и разместила на страницах техподдержки инструкцию по удалению альбома с телефона. За эксклюзивные права на альбом компания Apple заплатила 100 миллионов долларов. В 2015 году в поддержку Songs of Innocence состоялся iNNOCENCE + eXPERIENCE Tour. В августе 2016 года U2 подтвердили информацию, что следующий альбом — Songs of Experience выйдет в 2017 году. Эдж заявил, что для пластинки подготовлено около 50-ти песен.

Другие проекты

В 1985 году Боно вместе с ирландской группой Clannad записал песню In a Lifetime («За одну жизнь»). Также в 2001 году U2 и The Corrs спели такие песни как When the Stars Go Blue и писали песню The Saints are Coming («Святые идут») группы The Skids.

Кроме музыкантов, U2 сотрудничали с писателями, включая американца Уильяма С. Берроуза, который принял участие в их видеоклипе Last Night on Earth («Последняя ночь на Земле») незадолго до своей смерти. Его стихотворение A Thanksgiving Prayer («Благодарственная молитва») было использовано в качестве видеофрагмента в турне Zoo TV Tour. Другими являются Уильям Гибсон и Аллен Гинсберг. В 2000 году группа записала две песни к саундтреку фильма Вима Вендерса «Отель „Миллион долларов“», включая The Ground beneath Her Feet («Земля у неё под ногами»), написанную на слова Салмана Рушди. Чарльз Буковски также повлиял на песни, написанные Боно, особенно Dirty Day с альбома Zooropa.

Музыканты говорят, что на них больше всего повлияли Joy Division, Echo & the Bunnymen, The Who, The Clash, The Ramones, The Beatles, Led Zeppelin и Патти Смит. В свою очередь, другие музыканты находились под влиянием работ U2. Песни U2 исполнялись Мэри Джей Блайдж, Джонни Кэшем, группой The Chimes, Джо Кокером, Pearl Jam, Джеймсом Блантом, Pet Shop Boys, Radiohead, Keane, Coldplay, The Bravery, The Smashing Pumpkins, Sepultura, Kane.

Музыкальный стиль и основные темы песен

С момента создания U2 создали и поддерживали легко узнаваемый звук с акцентом на мелодичном инструментале и выразительном пении, что частично является результатом влияния продюсера Стива Лиллиуайта в то время, когда группа ещё была мало известна. Эдж при игре на гитаре использует в равной степени эхо, тональные и размерные задержки, синкопы, навеянные ирландской музыкой дроны, что дает ясный эмбиент и атмосферный саунд. Боно развил свой оперный фальцет и показал примечательную склонность к социальной, политической и личной теме при сохранении высочайшего мастерства написания песен.

Несмотря на это, с каждым новым альбомом U2 приносили что-то новое в свою музыку. Начав с постпанка и простого инструментала альбомов Boy и October, их звук через War превратился в более многогранный и агрессивный с элементами рок-псалмов, фанка и танцевальной музыки. Два альбома журналом Rolling Stone были названы «мускулистыми и напористыми»: The Unforgettable Fire, в котором Эдж больше играет на клавишах, чем на гитаре, и The Joshua Tree, на который большое влияние оказали Брайан Ино и Даниэль Лануа. В песнях из The Joshua Tree и Rattle and Hum наблюдается больший акцент на внушенный Лануа ритм, таким образом они смешали различные стили американского госпела и блюза. В 90-х U2 обновились, начав использовать в Pop и Achtung Baby синтезаторы, дисторшн, электронные ритмы, позаимствованные из альтернативной и танцевальной музыки и даже из хип-хопа. В 2000-х U2 вернулись к более простому звуку с меньшим использованием синтезаторов и эффектов и более традиционному ритму.

Общественные и политические вопросы (часто с религиозными и духовными образами), являются основой песен U2. Некоторые песни, например, Sunday Bloody Sunday («Кровавое воскресенье») и Mothers of the Disappeared («Матери пропавших»), основаны на реальных событиях. Более того, личные конфликты Боно и проблемы, связанные с семьей, нашли отражение в песнях Mofo («Мофо»), Tomorrow («Завтра»), Kite («Воздушный змей»). Тоска, томление, ожидание чуда также являются частыми темами песен, как, например, в песнях Yahweh («Яхве») и Please («Пожалуйста»). В самом общем приближении, чувство утраты, тоски, но и надежды на лучшее, преобладающие в The Joshua Tree, послужило основой многих произведений U2.

Общественная деятельность

Музыканты U2 известны и своей благотворительной деятельностью. Как вместе, так и по отдельности, члены группы с начала 80-х сотрудничают с музыкантами, знаменитостями и политиками в вопросах, касающихся болезней, бедности, несправедливости в странах Африки, Азии и Европы.

В 1984 году Боно и Адам Клейтон участвовали в акции Band Aid, организованной Бобом Гелдофом, тогда вокалистом группы Boomtown Rats. Этот совместный проект, созданный с целью собрать деньги для голодающей Эфиопии, породил сингл «Do They Know It’s Christmas?» («Они знают, что сейчас Рождество?») и стал первым для U2 и Гелдофа. В июле 1985 года U2 приняла участие в Live Aid — концерте, похожем на Band Aid и ставящем те же цели.

В 1986 году по приглашению World Vision Боно со своей женой Али посетил Эфиопию, где сам мог увидеть человеческую трагедию, произошедшую из-за голода и местного упадка. Этот визит станет основой для нескольких песен и кампании Боно за помощь Африке. После этой поездки Боно участвовал в A Conspiracy of Hope Tour в поддержку «Международной амнистии» и Self Aid, чтобы обратить внимание на безработицу в Ирландии. Примерно в то же время Боно с женой посетил Никарагуа и Сальвадор по приглашению движения «Убежище».

В 1992 году U2 провели концерт Stop Sellafield («Остановите Селлафилд») в поддержку борьбы «Гринписа» за закрытие старейшей в мире АЭС. Через несколько лет события в Сараево во время боснийской войны вдохновили группу на написание песни Miss Sarajevo («Мисс Сараево»), которая впервые была исполнена на шоу «Паваротти и друзья», где Боно и Эдж выступили в поддержку War Child.

Обещание, данное ранее, и окончание войны в Боснии заставили U2 провести во время Popmart Tour концерт в Сараево. В 1992 году U2 выступила в Белфасте за несколько дней до заключения Соглашения Страстной пятницы, пригласив на сцену политиков Дэвида Тримбла и Джона Хьюма, способствовавших принятию соглашения. Позже в этом же году все доходы от продажи сингла The Sweetest Thing («Самая сладкая вещь») были переданы на поддержку проекта «Дети Чернобыля».

В 2001 году U2 предложили помощь нобелевской лауреатке Аун Сан Су Чжи, создав и посвятив ей песню Walk On («Иди»), за её общественную деятельность и борьбу за свободу. Боно и Эдж участвовали в серии концертов «46664», которые организовывал Нельсон Мандела с целью обратить внимание на проблему эпидемии ВИЧ/СПИДа в Южной Африке. В 2005 году вся группа участвовала в концертах Live 8 (снова с Бобом Гелдофом), которые проходили параллельно с кампанией Make Poverty History («Сделать бедность историей»). Первейшей задачей Live 8 обратить внимание и оказать давление на участников «Большой восьмёрки» для оказания дальнейшей помощи Африке.

В 2005 году U2 и их продюсер Пол Макгиннесс были награждены премией «Посол совести» организации «Международная амнистия» за их работу в сфере прав человека.

Однако общественная работа U2 и Боно не была обойдена критикой: политический бюллетень Counterpunch часто упрекает их за близость к власти и их попытки помочь, которые приносят вред, а не пользу.

В январе 2010 года официальный печатный орган Ватикана — газета L'Osservatore Romano опубликовала статью, в которой творчество U2 признано «богоугодным». По мнению Святого Престола, песни ирландских рокеров наполнены духовностью и, в той или иной форме, «обращены к Богу».

Одиночная работа

С 2000 года Боно участвует в социальных кампаниях отдельно от группы. Он был вовлечен в кампанию «Юбилей 2000» вместе с Гелдофом, Мохаммедом Али и другими с целью способствовать отмене долга стран Африки во время «Великого юбилея». В январе 2002 года Боно и члены «Юбилея 2000» основали многонациональную неправительственную организацию DATA (ДСТА — долг, СПИД, торговля в Африке), целью которой является улучшение политической, общественной и экономической ситуации в Африке. Он продолжил кампанию по отмене долга и борьбе с ВИЧ/СПИДом, посетив Африку в июне 2002 года. В 2006 году он внес свой вклад в создание бренда Product (RED) («Красный продукт»), целью которого является сбор средств для Глобального фонда. Продолжение Make Poverty History в США — The ONE Campaign — было создано его стараниями. Боно объединил усилия с Yahoo! в продвижении The ONE Campaign. Он присоединился к проекту «Спроси планету» Yahoo! Answers, где знаменитости задают вопросы пользователям.

Эдж тоже создал бренд гуманитарной работы. В 2005 году, после ураганов «Катрина» и «Рита», нанесших ущерб северному побережью Мексиканского залива, Эдж организовал акцию Music Rising («Подъем музыки») с целью помочь музыкантам, которые потеряли своё оборудование во время стихийного бедствия.

Концерт U2 в Москве

25 августа 2010 года состоялся первый (и пока единственный) концерт группы в России. Он прошёл в рамках тура U2 360° Tour в «Лужниках», на арене, рассчитанной на 82 тысячи зрителей (включая партер). По разным оценкам было продано около 60 тысяч билетов. В онлайновых и оффлайновых российских магазинах продавалось большое количество футболок и сувенирной продукции с фотографиями музыкантов и логотипом U2 360° Tour

Понаблюдать за монтажом уникальной гигантской сцены «Коготь» («The Claw»), или, как ее называет сам Боно, «Космической Станции», в БСА Лужники, была приглашена небольшая группа журналистов, после чего в СМИ появилось множество фото [www.daymusic.ru/photo/2785 возведения диковинной конструкции], которое началось за 7 дней до даты московского концерта.

Во время концерта шёл дождь, но публике и музыкантам он не помешал. Боно несколько раз напевал куплеты из песни Singin' in the Rain. Как обычно на своих концертах, Боно обратился к публике с рассказом о социальных проблемах в мире, в том числе и в России. Боно также похвалил Президента РФ Дмитрия Медведева и своего кумира, бывшего Президента СССР Михаила Горбачева, который присутствовал на стадионе.

Накануне концерта Боно встретился с Дмитрием Медведевым в Сочи, где они обсудили некоторые социальные вопросы.

Боно заявил, что ему понравились Москва и русские. «У вас удивительный город, удивительные люди и артисты. Здесь удивительный певец Юрий Шевчук», — сказал он.

Помощь Боно в решении вопроса о спасении Химкинского леса

Во время исполнения песни Боба Дилана «Knockin’ on Heaven’s Door» пригласил на сцену Юрия Шевчука, который спел куплет на русском языке и два припева на английском совместно с Боно. После встречи Боно с Президентом РФ и совместного выступления с Юрием Шевчуком Дмитрий Медведев приостановил строительство дороги через Химкинский лес.

Состав

• Боно (лат. Bono) (Пол Дэвид Хьюсон) — вокал, ритм-гитара, клавишные, губная гармоника
• Эдж (англ. The Edge) (Дэвид Хоуэлл Эванс) — лидер-гитара, клавишные, синтезатор, вокал;
• Адам Клейтон — бас-гитара, доп.клавиши;
• Ларри Маллен — барабаны, перкуссия, beats.

Дискография и наиболее значительные достижения

• Boy (1980)
• October (1981)
• War (1983)
• The Unforgettable Fire (1984)
• The Joshua Tree (1987)
• Rattle and Hum (1988)
• Achtung Baby (1991)
• Zooropa (1993)
• Pop (1997)
• All That You Can't Leave Behind (2000)
• How to Dismantle an Atomic Bomb (2004)
• No Line on the Horizon (2009)
• Songs of Innocence (2014)

В опубликованном журналом Rolling Stone в 2004 году списке пятисот лучших песен эпохи рок-н-ролла присутствуют следующие песни группы: One, I Still Haven’t Found What I’m Looking For, With or Without You, Sunday Bloody Sunday, Pride (In the Name of Love), New Year’s Day.

По состоянию на конец 2006 года, семь синглов U2 побывали на первом месте в национальном чарте продаж Великобритании (UK Singles Chart): Desire (1988), The Fly (1991), Discotheque (1997), Beautiful Day (2000), Take Me to the Clouds above (2002, танцевальный ремикс от LMC), Vertigo (2004), Sometimes You Can’t Make It on Your Own (2005).

На втором месте в этом престижном хит-параде отметились Hold Me Thrill Me Kiss Me Kill Me (1995), Stuck in a Moment You Can’t Get Out Of (2001), City of Blinding Lights (2005), One (2006, дуэт с Мэри Джей Блайдж), The Saints Are Coming (2006, вместе с Green Day).

Американский журнал Billboard назвал U2 самыми высокооплачиваемыми музыкантами 2009 года. Группа заработала за год $108,6 миллиона.

В 2011 году на экраны вышел фильм «Убить Боно», демонстрирующий альтернативный взгляд на успех группы U2. Фильм основан на автобиографической книге Нила Маккормика, который является братом Айвена Маккормика и школьным другом Боно.

Источники

• Chatterton, Mark (2001). U2: The Complete Encyclopedia. Firefly Publishing. ISBN 0-946719-41-1
• Flanagan, Bill (1995). U2 at the End of the World. Delacorte Press. ISBN 0-385-31154-0
• Parra, Pimm Jal de la (2003). U2 Live: A Concert Documentary. Omnibus Press. ISBN 0-7119-9198-7
• McCormick, Neil (ed), (2006). U2 by U2. HarperCollins Publishers. ISBN 0-00-719668-7
• Wall, Mick, (2005). Bono. Andre Deutsch Publishers. ISBN 0-233-00123-9 (Promotional edition published by Paperview U.K is association with the Irish Independent)

Ссылки

• [www.u2.com/ Официальный сайт U2] (англ.)
• [www.u2.ru/ Всероссийский сайт поклонников U2]
• [myspace.com/u2 Официальная страница U2] (англ.) на сайте Myspace
• [facebook.com/U2 Официальная страница U2] (англ.) в социальной сети Facebook
• [www.discogs.com/artist/U2 U2] (англ.) на сайте Discogs
• [www.youtube.com/u2official Видеоканал U2] на YouTube
• [www.last.fm/ru/music/U2 Профиль U2] на Last.fm
• [musicbrainz.org/artist/a3cb23fc-acd3-4ce0-8f36-1e5aa6a18432.html U2] (англ.) на сайте MusicBrainz
• [www.allmusic.com/artist/u2-p5723 U2] (англ.) на сайте Allmusic (проверено 24 января 2012).
• U2 (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий U2

Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.