Высоко-Петровский монастырь

Монастырь
Высоко-Петровский монастырь
Собор святителя Петра (на переднем плане)
Страна	Россия
Город	Москва
Конфессия	православие
Епархия	Московская
Тип	мужской
Первое упоминание	1317
Основные даты: 1764 год — Статус ставропигиального 1918 год — Закрыт 1992 год — Возвращен РПЦ 2009 год — Восстановлен как монастырь
Дата упразднения	1918—2009
Реликвии и святыни	см. Святыни обители
Настоятель	игумен Петр (Еремеев)
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7710584000
Состояние	действующий
Сайт	[vpmon.ru/ Официальный сайт]

Внешние изображения
	[www.ljplus.ru/img3/d/e/denisi/1.jpg Схема монастыря XIV-XX век]
	[vpmon.ru/wp-content/uploads/2014/03/1.jpg План монастыря XX век]

 памятник архитектуры (федеральный)

Высо́ко-Петро́вский монасты́рь (Петропавловский, Петровский, Петра митрополита, Петровский Высокий, с начала XVIII века — Высоко-Петровский) — мужской ставропигиальный монастырь Русской православной церкви в Москве; расположен на улице Петровке.

Предположительно, основан в 1315 году святителем Петром, митрополитом Киевским, Владимирским и всея Руси. Известен по письменным источникам с 1317 года. Основная часть современного архитектурного комплекса монастыря сооружена в XVII—XVIII веках. В 1918 году был закрыт большевиками. Деятельность монастыря возобновлена с 2009 года. В 2015 году отмечалось 700-летие со дня основания монастыря.

Ансамбль монастыря

Ансамбль Высоко-Петровского монастыря представляет собой комплекс памятников архитектуры, построенных, по большей части, на средства бояр Нарышкиных в конце XVII — начале XVIII века. Расположен на углу улицы Петровка и Петровского бульвара, дом 28.

Первоначально монастырь был деревянным, в начале XVI века был построен первый каменный храм Петра митрополита и деревянный храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы, разобранный позже. В начале XVII века территорию монастыря обнесли каменной стеной.

В 1671 году площадь монастыря была увеличена вдвое за счет усадьбы Нарышкиных, а с 1690 по 1694 годы были построены Боголюбский храм, на месте храма Покрова Пресвятой Богородицы (строение 11); Сергиевская церковь (строение 9) с трапезной и, соединённые с ней галереей-папертью, Братский корпус с Нарышкинскими палатами (строение 6); надвратная Покровская церковь с двухярусной колокольней (строение 3) и настоятельские палаты, соединённые с ней переходом; а так же служебный корпус (строение 8). Территория храма так же включала две деревянные богадельни, расположенные на углу Петровки и Петровского бульвара.

Планировка монастыря в 80-90 годы XVII века включала северный (парадный) двор и южный (хозяйственный) двор. В центре северного двора располагался собор святителя Петра, на северной стороне от него симметрично расположен Боголюбский храм, а с юга — Сергиевская церковь.

В 1744—1750 годах между колокольней и Братским корпусом была выстроена церковь Толгской иконы Божией Матери (строение 4). А в 1753-55 годах в юго-западном углу южного двора построили церковь во имя преподобного Пахомия Великого (строение 7), позже переосвящённую в церковь Петра и Павла.

В 1808 году была разобрана галерея-паперть и надарочный переход, соединявший паперть Сергиевской церкви с галерей Братского корпуса. В XIX веке к Братскому корпусу пристроен Келейный корпус.

В 1901 году на месте двух деревянных богаделен, ну углу Петровки и Петровского бульвара, было построено трёхэтажное здание доходного дома (строение 1) по проекту архитектора И. И. Бони, после 1917 года не принадлежит монастырю.

В 1952 году начата реставрация ансамбля монастыря, проводимая архитектором Б. П. Дедушенко. Была проведена расчистка местности, проведены раскопки и составлена хронотопографическая шкала развития территории до начала XVIII века. Дедушенко обнаружил следы деревянного храма XIV—XV веков. Одним из открытий архитектора так же стало определение даты постройки собора Петра митрополита как 1510-е годы и определение мастера, Алевиза Фрязина (Нового).

Топонимика

Высоко-Петровский монастырь сильно повлиял на топонимику окружающих объектов и улиц Тверского района Москвы. Улица, на которой расположен монастырь, носит название Петровка, которое встречается с начала XVII века и с тех пор ни разу не менялось. После завершения стены Белого города в 1591 году по имени монастыря, Петровскими, были названы одни из девяти ворот, располагавшиеся прямо напротив него. Так же Петровским назван проложенный в начале XIX века бульвар, улица Петровские линии, Петровский пассаж (1906 год, архитектор С. М. Калугин), а позже Петровский переулок (переименован в 1922 году).

История

Ктиторами монастыря в различное время были: князья Дмитрий Донской, Иван Калита, Василий III, царь Алексей Михайлович Романов, император Пётр I.

Основание

Первые упоминания — в Рогожском летописце XV века, в котором указано, что в 1379 году архимандрит Высоко-Петровского монастыря Иоанн сопровождал архимандрита Митяя в Константинополь для утверждения на кафедре митрополита всея Руси.

Существует две основных версии основания монастыря.

Согласно первой, монастырь основал митрополит Киевский и всея Руси Пётр, построивший на высоком лесистом берегу реки Неглинной у Кремля деревянный храм во имя апостолов Петра и Павла. Это произошло либо в 1315—1317 годах, когда митрополит Петр сблизился с Иваном Калитой, либо в 1326 году, когда митрополит Пётр перенес митрополичью кафедру из Владимира в Москву. И только в начале XVI века храм он был переосвящен в честь святителя Петра, митрополита Московского. От изначального же, древнего посвящения монастыря святым апостолам Петру и Павлу, возможно, осталось лишь имя его надвратной Петропавловской церкви, устроенной в XVIII веке.

Другая, более известная версия гласит, что Петровский монастырь основал Иван Калита, и что первая, древнейшая его церковь была освящена во имя святых апостолов Петра и Павла. Согласно легенде, изложенной в Степенной книге, Ивану Калите в 1326 году, незадолго до кончины святителя Петра, было видение. Охотясь около того места, где находится сейчас Высоко-Петровский монастырь, Великий Князь увидел высокую гору, покрытую снегом. На глазах его снег растаял, а потом исчезла и сама гора. Рассказав об этом митрополиту Петру, он получил следующее толкование: «Гора высокая — это ты, князь, а снег — я, смиренный. Мне прежде тебя должно отойти из сей жизни». В память о чудесном видении, как считают сторонники этой версии, Иван Калита и построил на его месте Петропавловский храм, вокруг которого вскоре вырос монастырь.

Однако, существует и третья версия, которая приписывает основание монастыря Дмитрию Донскому. По этой версии, Дмитрий Донской заложил монастырь на месте церкви времен Калиты или возобновил уже существующую обитель в 1380 году после своего возвращения с Куликовской битвы, в память о победе русского воинства.

По другим данным, деревянные здания монастыря, уничтоженные татарами в 1382 году во время разорительного набега хана Тохтамыша, отстраивались попечением князя Дмитрия Донского. По особому повелению великого князя в монастыре был возведен храм в честь Боголюбской иконы Божьей Матери, пользовавшейся почитанием среди московских Рюриковичей.

XV—XVII век

В средние века в истории Москвы было большое количество вражеских нашествий и пожаров, которые опустошали деревянный город. Особенно сильным был пожар 1493 года, когда выгорела половина Москвы, включая деревянные постройки монастыря. В огне погибло около двухсот человек — в том числе некоторые населенцы Петровского монастыря.

Отстроенный заново по указу великого князя Василия III, монастырь приобрел первый каменный храм — во имя святителя Петра Митрополита, который был построен итальянским архитектором Алевизом Фрязином в 1514-17 годах и освящен 23 августа 1517 года. В это же время был построен деревянный храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Именно в это время монастырь официально стал называться Высоко-Петровским, хотя и название «Петропавловский» употреблялось вплоть до XVIII века.

В очередной раз Высоко-Петровская обитель была опустошена 1611 году польско-литовскими интервентами. В 1612 году, после изгнания поляков, монастырь восстановили и обнесли каменной стеной. В это время он имел статус ставропигиального и управлялся архимандритами.

К середине XVII века монастырь располагался в северной части современной территории и владел к 1682 году — 519, а в 1700 году — 612 крестьянскими дворами. В монастыре на тот момент были: архимандрит, 4 священника, 2 диакона, дьячок, пономарь и 6 старцев.

Пётр I (XVII—XVIII век)

В 1671 году, на рождение Петра I, его дед, Кирилл Полуэктович Нарышкин, подарил зятю, Алексею Михайловичу, свою усадьбу, располагающуюся бок о бок с Высоко-Петровской обителью. Алексей Михайлович, в свою очередь, передал усадьбу в дар монастырю, и территория его, таким образом, увеличилась почти вдвое.

Во время стрелецкого бунта 1682 года были убиты Иван и Афанасий Нарышкины, а престарелого Кирилла Полуэктовича Нарышкина вынудили постричься в монахи и отправиться в Кирилло-Белозерскую обитель. Тела его замученных сыновей отдали царице, Наталье Кирилловне Нарышкиной, лишь через несколько дней, и она погребла их в Высоко-Петровском монастыре. Впоследствии здесь же были похоронены Кирилл Полуэктович Нарышкин и его супруга Анна Леонтьевна.

После стрелецкого бунта 1689 года, когда Пётр I стал полноправным государем, он предпринял обширное строительство:

• В 1690 году завершилось возведение Боголюбского храма, ставшего семейной усыпальницей Нарышкиных;
• В 1690-93 годах был построен трапезный храм во имя преподобного Сергея Радонежского (в благодарность за спасение молодого царя в Сергиевой обители);
• В 1690—1694 годах в обители появились святые врата с надвратной Покровской церковью и 2-х ярусной колокольней, а также длинный братский корпус, занявший юго-западную часть монастырского двора.

Планировка монастыря в 80-90 годы XVII века включала северный (парадный) двор и южный (хозяйственный) двор. В центре северного двора располагался собор святителя Петра, на северной стороне от него симметрично расположен Боголюбский храм, а с юга — Сергиевская церковь.

В 1735 году в обители проживал 71 насельник, а монастырь владел примерно 6000 крестьян. В 90-х годах XVII века монастырю были пожалованы царской семьёй земли в Москве, Звенигородском, Боровском, Нижегородском, Орловском и других уездах. К монастырю были приписаны: Саратовский в честь Казанской иконы Божией Матери монастырь, Саранский Богородицкий монастырь, Льговская пустынь, Раева Никандрова пустынь. В начале XVIII века Высоко-Петровский монастырь среди московских монастырей занимал пятое место по количеству дворов.

В 1743—1745 годах монастырь находился в ведении митрополита Московского Иосифа (Волчанского), а в 1745—1764 годах — в ведении Святейшего Синода.

С 1764 года, после секуляризации монастырских земель, отнесен к второму классу и является ставропигиальным, а с 1775 года входит в Московскую епархию с правом служения архимандрита со скрижалями.

XIX век

Серьезный ущерб нанес Высоко-Петровскому монастырю 1812 год. После взятия Москвы наполеоновскими войсками, в нём расположилась «тысяча французских кавалеристов». Все, что осталось в обители, было разорено и разгромлено (в том числе и богато украшенные надгробия бояр Нарышкиных), храмы подверглись осквернению. Архимандрит Иоанникий успел вывезти ризницу и реликвии в Ярославль. В Боголюбской церкви на крючья, забитые прямо в иконостас, французы подвешивали туши скота. Здесь же маршал Мортье выносил москвичам смертные приговоры по подозрениям в поджоге города. Обвиняемых расстреливали на бульваре, у стен обители, а хоронили возле колокольни.

После окончания войны были упразднены Пахомиевская и Покровская церкви.

В следующие десятилетия монастырь постепенно восстанавливался и стал играть одну из важнейших ролей в духовной жизни Москвы. За ним укрепилось особое, просветительское послушание. Большинство петровских настоятелей в это время были так или иначе связаны с образованием. В 1822 году из Заиконоспасского московского монастыря в Высоко-Петровский монастырь было переведено духовное училище. В монастыре находилось собрание Московской епархиальной библиотеки, а с 1863 года она стала местом заседаний «Общества любителей духовного просвещения», основание которого благословил архиепископ Филарет (Дроздов).

XX век

В начале XX века Высоко-Петровским монастырем управлял будущий святитель-мученик Макарий (Гневушев). В монастыре постоянно проживало 15 насельников. В 1901 году на месте двух деревянных богаделен, полученных монастырем в конце XVII века, было построено трехэтажное здание доходного дома по проекту архитектора И. И. Бони, реквизированное в 1918 году и не возвращенное впоследствии.

В 1910 году монастырь получал субсидию из казны 1249 рублей в год, а в 1916 году общий капитал монастыря составлял 116 194 рублей.

После революции 1917 года

Внешние изображения
После революции 1917 года
	[i232.photobucket.com/albums/ee289/plucer/bogolubskaja_south3.jpg Боголюбская церковь]
	[i232.photobucket.com/albums/ee289/plucer/bogolubskaja_ikonostas1925-.jpg Уничтоженный иконостас Боголюбской церкви]
	[i232.photobucket.com/albums/ee289/plucer/petrovskij_monastyr_2.jpg Нарышкинские палаты]

После Октябрьской революции монастырь был формально закрыт в 1918 году. Все жилые здания были реквизированы и переданы в жилищный фонд. Продолжали действовать храмы.

Осенью 1923 года здесь возникла одна из крупнейших подпольных монашеских общин в СССР во главе с епископом Варфоломеем (Ремовым), который пригласил сюда для служения в монастырских храмах часть братии закрытой в начале того же года Смоленско-Зосимовой пустыни Бывший монастырь оставался центром общины до июня 1929 года, когда был закрыт последний — Боголюбский — храм монастыря.

С «подпольным периодом» монастыря связаны имена девяти монахов и прихожан монастыря, канонизированных российских святых, принявших мученическую кончину за Христа или подвергшихся гонениям после Октябрьской революции 1917 года:

• сщмч. Макарий (Гневушев) — расстрелян 4 сентября 1918;
• прпмч. Игнатий (Лебедев) — умер 11 сентября 1938 года в заключении;
• прпмч. Герман (Полянский) — расстрелян в 1937 году;
• прпмч. Федор (Богоявленский) — умер 19 июля 1943 года в ссылке;
• прпмч. Варлаам (Никольский) — расстрелян 19 ноября 1937 года;
• прпмч. Макарий (Моржов) — расстрелян 10 июня 1931 года;
• прпмч. Косма (Магда) — расстрелян в 1937 году;
• м. Николай Варжанский, организатор Варнавинского общества трезвости — расстрелян 19 ноября 1918 года;
• м. Иоанн Попов, богослов, церковный историк, профессор Московской духовной академии — расстрелян в 1937 году.

В 1929 году закрыли последнюю действую церковь на территории монастыря — в честь Боголюбской иконы Божией Матери. Каменные надгробия бояр Нарышкиных были уничтожены, а в помещении храма устроили завод по ремонту сельскохозяйственной техники. В Сергиевском храме располагалась библиотека, а затем спортзал. В храме святителя Петра — литейный цех. В остальных зданиях — Толгском храме, церкви Казанской иконы Божией Матери, настоятельском корпусе, корпусе братских келий с Нарышкинскими палатами и в усыпальнице Нарышкиных — были устроены коммунальные квартиры. На месте монастырского сада был организован детский сад. С Сергиевского и Боголюбского храмов были срублены купола с крестами. К 1950 году ансамбль монастыря был почти полностью утрачен.

Градостроительный план Москвы, по некоторым данным, предполагал снос монастыря для расширения дороги.

В 1959 г. монастырь был передан в ведение Министерства культуры и получил статус памятника архитектуры. Коммунальные квартиры и заводы были выселены с территории монастыря. В Сергиевом храме была открыта репетиционная площадка, в братском корпусе расположился филиал Государственного литературного музея, остальные здания занимала Росизопропаганда, Общество охраны памятников и театральные мастерские.

Реставрационные работы

Внешние изображения
Реставрация
	[i232.photobucket.com/albums/ee289/plucer/Petr_mitropolit_eskiz2.jpg Эскиз проекта реставрации. Рисунок Бориса Дедушенко]
	[i232.photobucket.com/albums/ee289/plucer/Petr_mitropolit_bigan_rest1.jpg Собор святителя Петра]
	[i232.photobucket.com/albums/ee289/plucer/sergijevskaja_1958_galereja.jpg Галерея и Сергиевский храм]

Реставрацией с 1953 по 1987 года по заказу Министерства культуры занимался архитектор Борис Прокофьевич Дедушенко, однако, в связи с отсутствием финансирования, работы не были закончены.

Реставрируемые постройки:

• Собор святителя Петра. На первом этапе реставрации в 1954—1957 годах отремонтирована кирпичная кладка стен и железная крыша. Полномасштабная реставрация начата в 1979 году — расчищен пол до состояния XVI века, восстановлены оконные проемы 1514 года и черепичная крыша.
• Сергиевская церковь. Реставрационные работы начаты в 1952 году.
• Боголюбская церковь. Церковь полностью отреставрирована в период с 1950-е по 1980-е года с восстановлением первоначального облика.
• Толгская церковь.
• Церковь Петра и Павла (Пахомия Великого).
• Палаты Нарышкиных. Братские кельи XVII века.
• Настоятельский корпус.

После распада СССР

Указом Президиума Московского городского Совета от 3 июля 1992 года и распоряжением Президента РФ от 14 декабря 1994 года комплекс Высоко-Петровского монастыря передан Русской православной церкви.

В 1992 году в настоятельском корпусе разместился Отдел религиозного образования и катехизации Московского Патриархата; богослужения были возобновлены в трапезном храме преподобного Сергия Радонежского. Монастырь получил статус Патриаршего подворья. Первым настоятелем стал архимандрит Иоанн.

В 1992—1993 гг. в Высоко-Петровском монастыре был основан Российский православный институт Святого Иоанна Богослова.

Настоящее время

Решением Священного синода от 10 октября 2009 года по прошению епископа Зарайского Меркурия было принято решение о возрождении монашеской жизни в Высоко-Петровском монастыре. Наместником монастыря назначен епископ Меркурий.

20 февраля 2010 года в монастыре было совершено первое после длительного перерыва Патриаршее богослужение и освящен новый колокол — благовестник «Святитель Петр».

Святыни обители

К началу XX века Высоко-Петровская обитель обладала богатейшей ризницей. В монастыре хранились три Евангелия XVII века, серебряные кресты с частицами Креста Господня, камни от Гроба Господня, мощи великомучеников Феодора Стратилата, Пантелеимона, Иоанна Воина, святителя Алексия, митрополита Московского, преподобных Анастасия Синаита, Григория Декаполита, списки с Боголюбской, Владимирской, Толгской икон Божией Матери, копия 1701 года с Влахернской иконы, образ святителя Петра с частицей мощей, список с Казанской иконы Божией Матери.

После революции всё было разграблено. С началом возвращения зданий монастырю постепенно стали появляться новые святыни.

Главной святыней монастыря является часть мощей святителя Петра, митрополита Киевского, Московского и всея Руси чудотворца. 20 февраля 2010 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл передал обители ковчег с частью мощей Петра. Этот ковчег пребывает в алтаре Сергиевского храма, а по субботам во время полиелея на всенощной выносятся на поклонение верующих.

В 2003 году один из благотворителей обители, Е. М. Ряпов, подарил ей выкупленные святыни, которые некогда принадлежали Патриарху Алексию I (Симанскому): частицы мощей преподобного Серафима Саровского, лоскут его мантии и фрагмент камня, на котором святой молился тысячу дней и ночей.

В 2004 году монастырю передали частицу мощей преподобного Сергия Радонежского.

Ростовая икона святителя Киевского, Московского и всея Руси Петра, первого московского митрополита, всея Руси чудотворца, основателя Высоко-Петровского монастыря — является самой почитаемой иконой в Высоко-Петровской обители. В иконе находится частица мощей святителя Петра, переданная обители Святейшим Патриархом Московским и всея Руси КИРИЛОМ 20 февраля 2010 года.

На обороте иконе изображен Московский Кремль с видом на Успенской собор, под стенами Кремля изображен Высоко-Петровский монастырь.

Икона постоянно находится в Сергиевском храме Высоко-Петровского монастыря и доступна для поклонения всем желающим, каждое утро перед этой иконой совершается братское правило с молебном святителю Петру в 7.00.

Из Киево-Печерской Лавры был привезен ковчег с частицами мощей всех преподобных отцов Киево-Печерских.

В том же Сергиевском храме — частицы мощей святых апостолов Петра и Павла, святителя Спиридона Тримифунтского, священномученика Фаддея Тверского, Иова Почаевского, Нила Столобенского, Алексия и Германа Зосимовских и других святых.

30 апреля 2013 года Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом в дар монастырю был передан крест с частицей Креста Господня.

Постройки

Собор святителя Петра, митрополита Московского

Изначально на месте собора находилась деревянная церковь во имя апостолов Петра и Павла. После смерти и канонизации митрополита Петра храм в 1339 году переосвятили в его честь. В 1514—1517 годы деревянный храм был перестроен в камне архитектором Алевизом Новым.

Собор построен в виде восьмигранной башни, увенчанной шлемовидной главой, которая возвышается над восьмилепестковым нижним ярусом. Иногда ошибочно классифицируется как «восьмерик на четверике». Собор является одним из самых ранних примеров столпообразных храмов в русском зодчестве. Собор невелик, он соответствует невысокой деревянной застройке первоначального ансамбля монастыря. Восьмилепестковый ярус храма несёт световой восьмерик, перекрытый сводом и завершенный граненым шлемовидным покрытием. Большие «лепестки» нижнего яруса расположены по странам света и вместе с диагонально лежащими меньшими перекрыты конхами. В северном, южном и западном размещены входы в собор, в остальных прорезаны окна. Декорация фасадов проста и лаконична. Пилястры, акцентирующие углы восьмерика завершены поясом кирпичного карниза, по низу которого идет аркатура. Округлые формы нижнего яруса объединены антаблементом и высоким цоколем.

В 1690 году собор был частично перестроен Нарышкиными в стиле московского барокко. Узкие окна растесали, плоскость стен украсили живописными наличниками и нарядными порталами, пилястрами и аркатурным пояском под карнизом. В XVI веке собор с 3 сторон был окружен крыльцами; в конце XVII века к западному порталу было пристроено крыльцо со сводом на 4 столпах.

Освящение храма было совершено в присутствии царей Петра и Ивана Алексеевичей.

В 1689-90 годах собор был отремонтирован, была построена белокаменная открытая галерея-паперть вокруг храма. Собор повторно освятили в присутствии Петра I. В 1691 году Климом Михайловым был закончен иконостас. В 1713—1714 узкие окна собора были расширены в широкие квадратные проемы.

В 1920-е годы вместе с монастырём собор был закрыт. Иконостас сохранялся в нём до начала 1940-х годов. До 1980-х годов собор использовался как склад Дирекции художественных фондов Министерства культуры РСФСР. В 1984 году собор был восстановлен в формах архитектуры XVI века архитектором Б. П. Дедушенко во время реставрации комплекса монастыря.

В 1990-е годы собор был передан Патриаршему подворью Высоко-Петровского монастыря. Для храма создали новый иконостас и выполнили фресковую живопись в соответствии с современными представлениями о росписях древнерусских храмов. 3 января 1998 года состоялось освящение храма.

Собор Боголюбской иконы Божией Матери

Собор Боголюбской иконы Божией Матери возведен в 1684—1685 годах на месте деревянного храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы XVI века над могилами убитых в 1682 году во время стрелецкого бунта Ивана и Афанасия Нарышкиных по велению Петра I. По завершению строительства в 1684 году, царица Наталья Кирилловна и Петр привезли из Боголюбского монастыря список с древней чудотворной Боголюбской иконы Божией Матери.

Собор служил усыпальницей Нарышкиных до 1774 г., в нём были похоронены более 20 представителей рода.

Это второй по значению храм монастыря. Он является традиционной для второй половины XVII века композицией. Первоначально храм с трех сторон обвивала низкая открытая галерея. В 1805 году часть галереи застроили при увеличении трапезной. Другие участки галереи скрылись вместе с наросшим культурным слоем. В декоре фасадов преобладают элементы традиционного узорочья: спаренные колонки, многопрофильный крепованный карниз, килевидные кокошники в обрамлении окон и в основании барабанов, которые украшены аркатурно-колончатым поясом. Однако вытянутые пропорции верхнего ряда больших прямоугольных окон, единообразие в их оформлении — это черты сравнительно новые. Внутри пространство трапезной раскрыто тремя широкими арками в четверик, что придает обширность интерьеру храма. В южной апсиде храма сделана антресоль, где размещалась ризница, в которую вела внутрення лестница. Арка, соединившая расположенный под ризницей дьяконник с центрально апсидой, заложена позднее. В трапезной над захоронениями Нарышкиных прежде стояли белокаменные надгробия 17—18 веков.

На протяжении своего существования собор почти не подвергся переделкам, однако сильно пострадал во время взятия Москвы Наполеоном и после Октябрьской революции 1917 года.

Уникальный иконостас, выполненный Климом Михайловым в 1687 году, с иконами мастеров Спиридона Григорьева, Федора Зубова, Тихона Филатьева и Михаила Милютина сохранялся до закрытия собора в 1929. После революции иконы выломали из иконостаса и, по свидетельству советского скульптора Сосланбека Тавасиева, сожгли.

В 1929 году собор был закрыт, каменные надгробья Нарышкиных, а также купол и крест уничтожены в 1930 году и восстановлены только в 1982 году, вместе с позакомарным покрытием, утраченным в XVIII веке. Внутри храма остались фрагменты лепнины 1740-х годов и академическая живопись XVIII—XIX веков.

В настоящий момент, интерьер собора нуждается в реставрации.

21 декабря 2013 года в соборе провели первое, с момента закрытия в 1929 году, богослужение.

Церковь Преподобного Сергия Радонежского

Построена как трапезная церковь в 1690—1702 годах на месте южного деревянного корпуса монастыря в стиле нарышкинского барокко. Одновременно с церковью построены Братские кельи, соединенные с ней арочным переходом. Внутренние работы и иконостас завершены в 1697 году. Над центральной главой церкви было помещено изображение царской короны.

Церковь стоит в середине монастырского комплекса, разделяя его территорию надвое. Представляет собой двусветный трёхапсидный четверик с примыкающей с запада трапезной и парадным крыльцом, на подклете, с гульбищем на аркадах. Этот тип композиции широко разработан в трапезных крупных монастырей. Изначально церковь была одноглавой, но в 1702—1705 годах свод и главы были переделаны. Стены четверика были надстроены и на них был возведен новый свод с пятиглавым завершением, четверик был украшен кокошниками с раковинами. Главный престол — преподобного Сергия Радонежского. Над рундуком высокого крыльца прежде размещался балкон, предназначавшийся для царских выходов во время торжественных богослужений или крестных ходов. Во внешнем декоре здания обильно использован белый камень, из которого выложены сложные обрамления окон и порталов, раковины в кокошниках, основания шеек глав и другие детали.

В 1808 году была разобрана галерея-паперть и надарочный переход, соединявший паперть церкви с галерей Братского корпуса. В 1862—1863 годах церковь была отремонтирована, были обустроены и освящены приделы святителя Алексия Московского и святителя Митрофана Воронежского, позже не восстановленные.

В 1919 году церковь закрыта, а помещение отдано Центральной медицинской библиотеке, а затем заводу. В 1930-е годы главы с крестами были разрушены и восстановлены Б. П. Дедушенко в 1960-х. В 1980-х годах в церкви располагался репетиционный зал танцевального коллектива «Березка».

В 1992 году в церкви проведено малое освящение Патриархом.

В начале 2000-х годов крыльцо церкви преподобного Сергия Радонежского постройки 1690—1696 годов разрушено и без согласований заменено новоделом.

Церковь Толгской иконы Божией Матери

Одноглавую церковь на подклети, прямоугольную в плане, бесстолпную, с 5-гранной апсидой в стиле барокко возвели между колокольней и Братским корпусом. Западный фасад, на котором раньше в центре была икона, выходит на Петровку. Стены снаружи декорированы сдвоенными пилястрами, главка прорезана узкими окнами и украшена волютами. Проект храма принадлежит, предположительно, И. Ф. Мичурину или его ученику. Церковь построена на средства статс-дамы Н. А. Нарышкиной, родственницы Петра I по материнской линии.

Церковь была построена в 1744—1750 годах между колокольней и Братским корпусом Высоко-Петровского монастыря и освящена в честь Толгской иконы Божией Матери. Список Толгского образа был выполнен в 1740-х годах Иваном Андреевым. В настоящее время икона находится в запасниках Государственного исторического музея.

Церковь была заложена в день празднования в честь этой иконы, так как 8 августа по старому стилю, Пётр I спасся в стенах Троице-Сергиевой Лавры от стрелецкого бунта 1689 года.

Толгскую церковь закрыли после Октябрьской революции в 1926 году. Сначала в ней располагались коммунальные квартиры, затем склад Росизопропаганды. Отреставрирована Б. П. Дедушенко. Заново освящена 10 октября 1999 года малым чином.

• VysokopetrovskyMonastery OurLadyofTolga.JPG

  Церковь Толгской иконы Божией Матери

• Фрагмент керамического иконостаса храма Толгской иконы божией матери.jpg

  Фрагмент керамического иконостаса церкви Толгской иконы Божией Матери

• Фрагмент керамического иконостаса 2.jpg

  Фрагмент керамического иконостаса церкви Толгской иконы Божией Матери

• Фрагмент керамического иконостаса 3.jpg

  Фрагмент керамического иконостаса церкви Толгской иконы Божией Матери

Церковь Петра и Павла

В 1753—1755 годах настоятель монастыря архимандрит Пахомий выстроил в юго-западном углу монастырского двора церковь во имя преподобного Пахомия Великого, своего небесного покровителя. Основанием для неё послужили белокаменные ворота усадьбы Нарышкиных.

Кирпичная барочная церковь представляет собой восьмерик на четверике, перекрытый сомкнутым восьмилотковым сводом с декоративной главкой и выступающей пятигранной апсидой. Церковь поставлена на открытом гульбище, объединяющем храм с кельями, и украшена пилястрами, треугольными фронтонами над входами, наличниками с лучковыми фронтонами, декоративными глухими нишами и окнами на гранях восьмерика с барочным обрамлением. Архитекторы школы Д. В. Ухтомского.

Храм сильно пострадал во время Отечественной войны 1812 года и до 13 сентября 1914 стоял неосвященным. Повторное освящение церкви, по желанию настоятеля епископа Павла Олонецкого было во имя святых первоверховных апостолов Петра и Павла.

После революции храм закрыли и отдали под жилье, в 1980-е годы он использовался как раздевалка для рабочих-реставраторов. До настоящего времени Петропавловская церковь не возобновлена, и в настоящее время для богослужений не используется.

25 ноября 2012 года с прилегающей к монастырю территории на Петропавловскую церковь упал строительный кран, повредив купол, стропила, белокаменный карниз и крест.

Часовня (храм) Казанской иконы Божией Матери

Часовня устроена в 1905 году в южном пролёте ворот, освящена 28 августа 1905 года в честь Казанской иконы Божией Матери. В XIX веке там находилась икона Казанской Божией Матери, утраченная во время Октябрьской революции.

В 1924 году часовня была закрыта и разорена. В 2001 году восстановлена как храм в честь Казанской иконы Божьей Матери.

В храме находится одна из икон Казанской Божией Матери, хранящихся в монастыре, перед которой ежедневно совершаются акафисты.

Надвратная церковь Покрова Пресвятой Богородицы

Надвратная церковь построена в 1690—96 годах по указу Петра I в память Ивана и Афанасия Нарышкиных над западными воротами монастыря с двухярусной колокольней над ними.

Квадратная в плане, перекрытая сомкнутым сводом церковь с тройными колоннами по углам. Окна с наличниками в виде колонок, с разорванными фронтонами. Колокольня из двух восьмериков с арочными проемами, декорирована пилястрами, завершающимися фиалами на кровле, филенками, увенчана небольшой главкой.

Престол в церковь перенесли из разобранной деревянной церкви, на месте которой была построена Боголюбская церковь. Церковь келейная настоятельская, специальным проходом сообщается с резиденцией настоятеля монастыря.

После Отечественной войны 1812 года церковь была разорена, её упразднили и восстановили только в 1865 году. После Октябрьской революции в 1924 году церковь снова была закрыта. Повторно освящена малым чином в день трёхсотлетия — 14 октября 1998 года.

Настоятели

• Иоанн (XV век)
• Моисей (1676—1682)
• Иов (1689—1694)
• Иосиф (Римский-Корсаков) (1694—1699)
• Леонид (Петровский) (1711—1722)
• Сергий (Белоградский) (3 марта 1722—1731)
• Аввакум (Львов) (1731—1735)
• Пахомий (1730-е — 1750-е)
• Иоасаф (Хотунцевич) (12 мая 1757 — 17 апреля 1758)
• Лаврентий (Бакшевский) (26 июня 1816—1819)
• Евсевий (Орлинский) (31 августа 1845—1847)
• Филофей (Успенский) (22 мая 1847—1849)
• Евгений (Сахаров-Платонов) (1849 — ?)
• Сергий (Ляпидевский) (18 апреля 1858—1859)
• Иоанникий (Холуйский) ( 10 августа 1859 --- 1861)
• Григорий (Воинов) (1873—1882)
• Иосиф (Левитский) (1882—1884)
• Павел (Доброхотов) (21 октября 1897 — 23 апреля 1900), епископ
• Серафим (Голубятников) (11 мая 1900 — конец 1904)
• Иннокентий (Кременский) (1904—1908)
• Лаврентий (Некрасов) (март 1908)
• Макарий (Гневушев) (1908—1909)
• Никодим (Шатунов) (1909—1918)
• Панкратий (Гладков) (17 ноября 1923—1924)
• Варфоломей (Ремов) (1924—1929), епископ
• Иоанн (Экономцев) (22 ноября 1990—2009)
• Меркурий (Иванов) (10 октября 2009 — 26 июля 2012)
• Исидор (Тупикин) (с 26 июля 2012 — 12 марта 2013)
• Петр (Еремеев) (с 12 марта 2013)

[slovariki.org/bolsaa-biograficeskaa-enciklopedia/49813]

Галерея

• Vysokopetrovsky Monastery 1.JPG

  Нарышкинские палаты с надвратной церковью

• VysokopetrovskyMonastery NaryshkinsCells.JPG

  Нарышкинские палаты

• VysokopetrovskyMonastery ChurchOfStSergiusOfRadonezh2.JPG

  Церковь Преподобного Сергия Радонежского

• VysokopetrovskyMonastery ChurchOfStPachomius.JPG

  Внутренняя часть Нарышкинских палат и церковь Петра и Павла

• VysokopetrovskyMonastery Bas-ReliefStPeter.JPG

  Барельеф на соборе святителя Петра

• VysokopetrovskyMonastery GalleryFragment.JPG

  Нарышкинские палаты (фрагмент)

• Церковь Толгской иконы Божией Матери в Высоко-Петровском монастыре.jpg

  Церковь Толгской иконы Божией Матери

• Отделка каменных наличников 2 этажа Нарышкинских палат.jpg
• Фрески в храме святителя Петра-.jpg
• Фрески в храме святителя Петра- .jpg
• Фрески в храме святителя Петра--.jpg
• Фрески в храме святителя Петра---.jpg
• Настоятельский корпус Высоко-Петровского монастыря (1690 года постройки).jpg
• Высоко-Петровский монастырь 01.jpg
• Высоко-Петровский монастырь 02.jpg
• Высоко-Петровский монастырь 03.jpg
• Высоко-Петровский монастырь 04.jpg
• Высоко-Петровский монастырь 05.jpg
• Высоко-Петровский монастырь 06.jpg
• Высоко-Петровский монастырь 08.jpg
• Высоко-Петровский монастырь 09.jpg
• Высоко-Петровский монастырь 10.jpg
• Высоко-Петровский монастырь 11.jpg
• Высоко-Петровский монастырь 12.jpg

Литература

• Высокопетровский монастырь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Архимандрит Григорий (Воинов). [librarun.org/book/21060/1 Древнiе и другiе замѣчательные предметы в московскомъ Высоко-Петровскомъ монастырѣ]. — М., 1875.
• Архимандрит Григорий. [librarun.org/book/21060/1 Высоко-Петровский монастырь в Москве. Русские достопамятности]. — М., 1880. — Т. 3. — 5-я паг., 98 с., 3 л. ил.
• Забелин И. Е. [books.e-heritage.ru/book/10078049 Материалы для истории, археологии и статистики Москвы]. — Собр. и изд. руководством и трудами И.Е. Забелина. Ч. 1. [XVI-XVIII вв.]. — М.: Мос. гор. дума, 1884. — С. 540-552. — 746 с.
• Высоко-Петровский мужской второклассный монастырь в г. Москве. — М., 1899.
• Дедушенко Б.П. [www.icon-art.info/bibliogr_item.php?id=3812 К истории ансамбля московского Высоко-Петровского монастыря.]. — Древнерусское искусство. XVII в. — М.: Наука, 1964. — Т. 2. — С. 253–271. — 336 с.
• Петрушина Л.Г. Высоко-Петровский монастырь. — Центральный Федеральный округ: «Регион-Центр», 2009—2010. — № X-XII (59).
• [sharangha.ru/monastery/101.pdf Высоко-Петровский монастырь] // Православные монастыри. Путешествие по святым местам. — М., 2010. — № 101.

Ссылки

• [vpmon.ru/ Высоко-Петровский Монастырь] — официальный сайт.
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/or_file.cgi?5_1572 Монастырь во имя свт. Петра, Митрополита Московского (Высокопетровский) (патриаршее подворье)] сайт Русское Православие
• [www.temples.ru/card.php?ID=1916 Высокопетровский мужской монастырь на сайте «Храмы России»]
• [sobory.ru/article/index.html?object=03404 Высокопетровский монастырь на сайте sobory.ru]
• [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=150&sid=198146#refid198085 Старинные документы Высоко-Петровского монастыря в фондах РГАДА]
• [vk.com/vpmon Официальная страница Высоко-Петровского ставропигиального мужского монастыря ВКонтакте]

Отрывок, характеризующий Высоко-Петровский монастырь

– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.