Спасо-Преображенский монастырь (Ярославль)

Монастырь
Спасо-Преображенский монастырь
Страна	Россия
Город	Ярославль
Конфессия	православие
Епархия	Ярославская и Ростовская
Тип	мужской
Архитектурный стиль	древнерусское зодчество
Дата основания	XI—XII век
Основные даты: 1224 — освящение Спасо-Преображенского собора 1516 — освящение перестроенного Спасо-Преображенского собора 1550 — возведение каменных стен 1609 — осада во время Смутного времени
Дата упразднения	1787 год
Здания: Спасо-Преображенский собор • Церковь Рождества Христова • Церковь Симеона Богоприимца • Церковь Происхождения Честных Древ • Церковь ярославских чудотворцев Фёдора, Давида и Константина • Звонница • 4 башни и стены • другие строения
Известные насельники	Антоний
Статус	упразднён
Состояние	Ярославский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник Объект культурного наследия РФ № 7610005000
Сайт	[www.yarmp.yar.ru/index.php/Заглавная_страница Официальный сайт]

Ярославский Спасо-Преображенский монастырь (Спасо-Ярославский монастырь) — древний мужской упразднённый монастырь в Ярославле, сыгравший важную роль в местной истории. Располагается на Богоявленской площади, около Московского моста через Которосль в Кировском районе города. На его территории находятся памятники архитектуры XVI—XIX веков. Здесь было найдено «Слово о полку Игореве» — памятник древнерусской литературы.

История

Монастырь

Спасский монастырь сыграл важную роль в истории Ярославля, будучи долгое время его духовным, культурным и экономическим центром. Основан он был в XII веке за стенами тогдашнего города около переправы через Которосль, заняв угловое положение в системе городских оборонительных сооружений. В 1216—1218 годах в Спасском монастыре работало первое в Северо-Восточной Руси духовное училище, затем переведённое в Ростов. В 1216—1224 годы в монастыре построили Спасо-Преображенский собор. В честь образования Ярославского княжества в 1218 году, по преданию, у юго-восточного угла собора возвели миниатюрную Входоиерусалимскую церковь, которая не дошла до наших дней. Уже в первой половине XIII века в монастыре образовалась большая библиотека, велась работа по переписке книг.

После пожара 1501 года, в котором сильно пострадали строения монастыря, в 1516 году, освятили заново построенный по образу Благовещенского и Архангельского соборов Московского кремля Спасо-Преображенский собор, сохранившийся до сих пор. Сейчас это древнейшее строение Ярославля, а его фрески, написанные в 1563—1564 годах, — древнейший памятник стенописи в городе и один из двух в России, сохранившихся с эпохи Ивана Грозного (второй — Успенский собор Свияжского Успенского монастыря). Тогда же построили первую каменную башню — Святые ворота. Для нового собора московскими и местными художниками был создан большой иконостас. От этого иконостаса до наших дней сохранилось тринадцать икон деисусного чина, храмовый образ и три иконы нижнего, местного ряда.

В XVI веке были возведены звонница и Трапезная палата с Крестовой (Рождественской) церковью, а в 1550—1580 — каменные стены вместо старых деревянных. Монастырь стал самой укреплённой частью города, ведь Ярославский кремль никогда не имел каменных стен, а после того как его стены в конце XVIII века были разобраны, ярославским кремлём, зачастую, стали ошибочно называть Спасский монастырь.

Любил посещать монастырь царь Иван Грозный. К концу 1560-х годов от него было полученно 55 жалованных грамот, дающих во владение 6 сёл и 239 деревень, рыбные ловли и соляные варницы, а также освобождение от общего тягла на ярославском посаде и судебный иммунитет. Его сын, царь Фёдор, пожаловал монастырю 12 грамот.

В 1609 году во время Смутного времени Спасский монастырь и Ярославский кремль выдержали осаду отрядов пана Будзило и воеводы Наумова, продолжавшуюся около месяца, в то время как остальная часть Ярославля была захвачена. От стен монастыря в 1612 году земское ополчение Минина и Пожарского отправилось на освобождение Москвы. С 21 марта по 16 апреля 1613 года в монастыре пребывал будущий царь Михаил Романов, находившийся здесь проездом из Ипатьевского монастыря в Москву, — отсюда он отправил свою первую грамоту — о согласии на престол. В дальнейшем он дал монастырю 18 жалованных грамот.

В 1621—1646 гг. перестраивались стены монастыря, пострадавшие во время осады, — они стали более крупными, в значительной мере они сохранились до наших дней. Появились каменные башни — Богородицкая, Угличская (сохранилась), Глухая, Михайловская, Водяные ворота. В последней четверти века был построен Келейный корпус. К концу XVII века длина стен достигает 820 метров, высота — 10,5 метра, толщина — 2,8—3 метра. На стенах и башнях имелось хорошее вооружение — 15 крупных и 17 малых пищалей, 97 карабинов, 14 бочек с порохом.

Монастырь владел значительной территорией в западной части города вдоль дороги на Углич, где в XVII в. выросли ряд монастырских слобод — Спасская, Богоявленская и др. (всего более 300 дворов). В результате он стал значительной силой, влиявшей на социальную и хозяйственную жизнь Ярославля, соперничая и иногда конфликтуя с его посадом.

• Spassky Monastery (Yaroslavl) XVII.jpg

  Монастырь в начале XVII века (рисунок современного художника)

• Spaso-Preobrazhensky Monastery (Yaroslavl) 03.jpg

  За входом с Богоявленской площади

• Spaso-Preobrazhensky Monastery (Yaroslavl) 02.jpg

  Церковь ярославских чудотворцев и Спасо-Преображенский собор

• Yrosl-Spaso-Preobrazhensky Monastery, XVI c..jpg

  Закладка Спасо-Преображенского собора. Миниатюра XVI в. из Лицевого летописного свода.

Архиерейский дом

В 1747 году в монастыре, по инициативе ростовского митрополита Арсения (Мацеевича), была открыта Ярославская духовная славяно-латинская семинария (одна из первых в стране). Через 30 лет в ней обучалось 300 воспитанников. В пределах монастыря она находилась до 1875 года, когда получила новое здание, в котором ныне размещается Естественно-географический факультет ЯГПУ.

В 1787 году, в связи с переносом кафедры митрополита из Ростова в Ярославль, Спасский монастырь был преобразован в Ярославский архиерейский дом. Появились новые постройки — Семинарский корпус, Церковь ярославских чудотворцев Фёдора, Давида и Константина (1831 год) (на месте Входоиерусалимской церкви 1617 года), ризница, Смоленская часовня (1830). Среди книг последнего настоятеля монастыря Иоиля (Быковского) в 1790-х годах А. И. Мусин-Пушкин обнаружил памятник русской литературы XII века — «Слово о полку Игореве».

В 1808 году завершилось строительство двухэтажного келейного корпуса, в 1809 — ремонт Святых ворот и стен. В середине XIX века переделывались стены.

Музей

В советское время реставрация производилась в 1918—1923 (под руководством П. Д. Барановского — ликвидация последствий Ярославского восстания) и в 1957—1958 годах. На данный момент часть зданий также ремонтируется.

Ныне территория монастыря является основой Ярославского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника.

Погребения

В монастыре были погребены канонизированные ярославские князья Фёдор Чёрный и его сыновья Давид и Константин, архиепископы Ростовские Прохор и Трифон, ярославские князья Василий Давидович и Александр Фёдорович, лаодикийский митрополит Парфений Небоза, архиепископ Нил (Исакович), ярославский губернатор Алексей Яковлевич Фриде и другие.

Современный облик монастырского ансамбля

Здание	Описание	Фотография
Памятник копейке 1612 г.	2013 г.
Стела "Клятва князя Пожарского"	2010 г.
Баня	1824
Водяные ворота	1-я треть XVII в.
Дом ризничего	1860
Звонница с церковью Богоматери Печерской	XVI—XVII вв., 1808—1809 гг., 1823—1824 гг.
Кельи (северо-восточный корпус)	1670-е, 1690-е
Кельи у западных ворот (северный корпус)	1808
Кельи у западных ворот (южный корпус)	2-я пол. XVIII в., 1808—1809 гг.
Корпус «на погребах»	1780-е
Хозяйственный корпус у Угличской башни	кон. XVIII в.
Хозяйственный корпус у Михайловской башни	1809
Ризница	1816—1817
Святые ворота с церковью Введения	1516, 1621, 1810
Семинарский корпус	кон. XVII в., XVIII в., 1897 г.,
Спасо-Преображенский собор	1506—1516 гг., XVII в. Самое старое из дошедших до нашего времени зданий Ярославля.
Стены	XVII в., XIX в.
Богородицкая башня	1623
Богоявленская башня	1804
Михайловская башня	1803
Угличская башня	1630-е
Трапезная с церковью Рождества Христова (Крестовой) и с настоятельскими покоями	1-я треть XVI в., кон. XVI в., 1-я пол. XVII в., 1809 г., 1890 г.
Церковь Ярославских Чудотворцев (Входа Господня в Иерусалим)	1617—1618 гг., XVII—XVIII вв., 1825—1831 гг., арх. П. Я. Паньков. Вплотную примыкает к Спасо-Преображенскому собору.
Трифоновская часовня	1830
Колокол "Благовестник"	XVI—XX вв.,

Источники

• Исторические акты Ярославского Спасского монастыря. — М.: Издание И. А. Вахрамеева, 1896. Т. 1: Княжие и царские грамоты.

Библиография

• Анкудинова Е. А., Мельник А. Г. Спасо-Преображенский собор Спасского монастыря в Ярославле. — Северный паломник, 2002. — 104 с. — 3000 экз. — (Памятники художественной культуры Древней Руси). ISBN 5-94431-040-5
• Анкудинова Е. А., Мельник А. Г. Transfiguration Cathedral in Yaroslavl. — Северный паломник, 2002. — 104 с. — 2000 экз. — (Treasures of Medieval Russian Art). ISBN 5-94431-081-2
• Бедина Н. Н. Часослов XII века из Спасо-Ярославского монастыря // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2003. № 2(12). С. 70—74.
• Марасанова В. М. Летопись Ярославля: 1010—2010. СПб.: ИД «Морской Петербург», 2007. — 360 с; ил.
• Масленицын С. И. [www.icon-art.info/book_contents.php?lng=ru&book_id=17 Ярославская иконопись]. М., Искусство, 1983. Издание второе, доработанное. Фотографии И. Николаева и К. Кушнарева
• Мельник А. Г. Об истоках основных форм собора XVI в. ярославского Спасского монастыря // Новодевичий монастырь в русской культуре: Материалы научной конференции 1995 г.: Труды ГИМ. Вып. 99. — М., 1998. — С. 180—187. — ISBN 5-89076-018-1.
• Мельник А. Г. Ярославский Спасский монастырь как центр почитания русских святых в конце XVII века // [www.rlib.yar.ru/media/kn_kulture/kk_2012.pdf Книжная культура Ярославского края — 2012]. — Ярославль, 2013. — С. 5—11.
• Нил (Исаакович Н. Ф.). Ярославский Спасо-Преображенский монастырь, что ныне архиерейский дом, с присовокуплением Жития св. благоверных князей Феодора, Давида и Константина, ярославских чудотворцев, и хронологического указателя иерархов ростовской и ярославской паствы. — Ярославль: 1862. 96 с.; 2-е изд. — Ярославль: 1869.
• Ярославский Спасо-Преображенский монастырь, что ныне Архиерейский дом. — М.: 1881; 2-е изд. — Ярославль: 1913.

• Spaso-Preobrazhensky Monastery (Yaroslavl), 1731.jpg

  Вид монастыря с гравюры 1731 года

• Spaso-Preobrzhensky Monastery, 1802.jpg

  Вид монастыря с плана Ярославля 1802 года

• Gates of Spaso-Preobrazhensky Monastery (Yaroslavl) 03.jpg

  Вход с Богоявленской площади

• 08-09-16 Jaroslawl glockenspieler.JPG

  Игра на колоколах

Отрывок, характеризующий Спасо-Преображенский монастырь (Ярославль)

– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.