Бермудо III

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бермудо III
исп. Vermudo III<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Бермудо III</td></tr>

Король Леона
1028 — 1037
Предшественник: Альфонсо V Благородный
Преемник: Фердинанд I Великий
 
Рождение: 1017/1018
Смерть: 4 сентября 1037(1037-09-04)
Род: Перес
Отец: Альфонсо V Благородный
Мать: Эльвира Менендес
Супруга: 1-я: Уррака
2-я: Эльвира
3-я: Химена Санчес
Дети: Альфонсо

Берму́до III (исп. Vermudo III; Bermudo III) (1017/10184 сентября 1037) — король Леона (1028—1037). Его правление пришлось на момент наивысшего развития королевства Наварры, правитель которого, Санчо III Великий, установил гегемонию своего королевства над другими христианскими государствами Пиренейского полуострова.





Биография

Начало правления

Бермудо III был сыном короля Альфонсо V Благородного и его первой жены Эльвиры Менендес. Он взошёл на престол в августе 1028 года в возрасте 11 лет, после того как его отец погиб, осаждая мусульманский город Визеу. В современных событиям документах ничего не говорится о создании регентского совета, который бы управлял страной во время малолетства Бермудо. В хрониках упоминается, что до своего совершеннолетия король правил «по советам своих знатных», однако неизвестно, кто из вассалов Бермудо был к нему наиболее приближен. Особую роль в управлении государством играла мачеха короля, Уррака, дочь короля Наварры Гарсии II Санчеса, подписи которой стоя́т почти под всеми документами, изданными в это время от имени короля.

При дворе короля Леона существовали две группы приближённых, боровшиеся между собой за влияние на Бермудо III и за управление от его именем государством. Одна группа, возглавляемая королевой Урракой, была за тесные взаимоотношения с сильнейшим на тот момент христианским государем Пиренейского полуострова, королём Санчо III Наваррским, и за союз с графством Кастилией, покровителем которого тот был. Другая группа придворных, возглавляемая графами Вела, стояла за ограничение наваррского и кастильского влияния и за возвращение Кастилии в состав королевства Леон.

Убийство графа Кастилии

В первый год правления Бермудо III при королевском дворе получила перевес про-наваррская группа знати. По её совету король Бермудо III объявил в начале 1029 года о намерении упрочить мир с графом Кастилии Гарсией Санчесом, выдав за него замуж свою сестру Санчу Альфонсес[1]. Граф Кастилии, с одобрения короля Санчо III, дал согласие на этот брак. В мае этого же года[2] Гарсия Санчес вместе с королём Наварры направились в Леон, где должна была состояться церемония бракосочетания. Приехав в Саагун, Санчо III прервал поездку, чтобы поклониться находившимся здесь святыням, в то время как граф Кастилии прибыл в столицу королевства Леон.

Современные событиям хроники и анналы очень кратко освещают дальнейшие события. Наиболее подробная информация содержится в сочинениях историков XII и XIII веков, однако их свидетельства полны взаимных противоречий и в большинстве своём основаны на устных преданиях, возникших об этих событиях к этому времени. Согласно этим свидетельствам, к моменту приезда графа Гарсии Санчеса в столицу королевства Леон, здесь сложился анти-кастильский заговор, во главе которого встали три брата из семьи Вела: Родриго, Диего и Иньиго[3]. Они намеревались убить графа Кастилии за оскорбление, нанесённое их отцу отцом нынешнего кастильского графа, и отомстить за потерю их семьёй графства Алава, отобранного у их предка в первой половине X века графом Фернаном Гонсалесом. 13 мая, в день бракосочетания, братья Вела с группой единомышленников проникли в город. По пути убивая всех кастильцев, встречавшихся на их пути, они достигли королевского дворца. В это время король Бермудо III, леонская знать, граф Гарсия Санчес и его невеста, Санча Альфонсес, направлялись в церковь Сан-Хуан-Батиста-де-Леон, где должна была состояться церемония венчания. Братья Вела неожиданно напали на Гарсию Санчеса и, несмотря на мольбы принцессы Санчи, убили его. Нападение было столь внезапным, что братьям Вела во время возникшего среди присутствовавших замешательства удалось покинуть город и укрыться в замке Монсон (современный Монсон-де-Кампос). Узнав о случившемся, король Санчо III, всё ещё находившийся в Саагуне, собрал войско и осадил Монсон. Несмотря на сопротивление осаждённых, крепость была взята и все её защитники казнены. Пленённых братьев Вела по приказу короля Наварры сожгли заживо.

После гибели бездетного графа Гарсии Санчеса права на престол Кастилии перешли к жене короля Наварры Муниадонне Санчес (Майор), старшей сестре убитого граф Гарсии. Она официально считалась графиней Кастилии, но фактически управлял графством сам Санчо III.

Отношения с Наваррой

События правления короля Бермудо III недостаточно подробно освещены в источниках и большинство информации о нём известно из анализа хартий этого времени, данных как в королевстве Леон, так и в Наварре. Согласно им, с самого начала правления Бермудо III в королевстве начались мятежи его вассалов. После убийства графа Гарсии Санчеса король Санчо III, как правитель Кастилии, предъявил свои права на спорные с королевством Леон земли между реками Сеа и Писуэрга, возвращённые Леону королём Альфонсо V. Король Наварры с войском вторгся во владения Бермудо и присоединил эти области обратно к Кастилии. Позднее на захваченных землях Санчо III восстановил прекратившее своё существование во время арабского завоевания Пиренейского полуостров епископство Паленсия, подчинив его диоцезу Бургоса.

Летом 1032 года в Королевстве Леон взяла верх анти-наваррская группа знати, которая отстранила от власти королеву Урраку Гарсес (предполагается, что она была убита, так как после этого о ней больше в современных событиям документах не упоминается) и объявила короля Бермудо III совершеннолетним. В ответ король Санчо III вторгся на территорию королевства Леон и захватил некоторые его земли. В своих документах король Наварры стал использовать титул «король Леона». Одновременно Санчо III предложил королю Леона заключить мир, который должен был быть скреплён браком сына короля Наварры, Фернандо, с сестрой Бермудо III, Санчей, бывшей невестой убитого графа Гарсии Санчеса. Король Леона дал на это своё согласие и в конце 1032 года состоялось бракосочетание Фернандо и Санчи Альфонсес. Также был заключён и мир между Бермудо III и Санчо III, главными условиями которого были согласие короля Леона на то, чтобы Фернандо Санчес был провозглашён графом Кастилии, и отказ Бермудо от любых притязаний на территорию Кастилии.

Однако в 1033 году по неизвестным причинам король Наварры вошёл с войском во владения короля Бермудо III. В январе 1034 года под контроль короля Санчо III перешёл город Леон, летом наваррское войско овладело Асторгой. Власть короля Наварры распространилась на бо́льшую часть королевства Леон. В это время при дворе Санчо III находилось большое число леонских дворян, в том числе весьма знатных, а также некоторые церковные иерархи. Хартии леонских городов, находившихся на землях, контролируемых королём Наварры, датированы годами правления Санчо III, а не короля Бермудо III. Это свидетельствует о том, что эти города признавали короля Санчо законным правителем королевства Леон[4]. В это время Бермудо III находился в Галисии и Астурии — в единственных районах страны, оставшихся под его властью — и боролся здесь с многочисленными мятежниками. Соединившись с графом Родриго Романисом и предводителем отряда норманнов Олафом, он одержал победу над войском басков, состоявших на службе у Санчо III, и разбил союзника короля Наварры, галисийского графа Сиснандо Галиариса. Здесь же в Галисии Бермудо III схватил и заключил в тюрьму сторонника короля Наварры, епископа Сантьяго-де-Компостелы Виструарио (тот умер в тюрьме), взял в марте 1034 года крепость Санта-Мария, а в Вальакесаре схватил некоего Кимеиа, объявившего себя претендентом на престол Леона. К концу 1034 года произошло примирение королей Бермудо III и Санчо III. Хотя король Наварры продолжал контролировать бо́льшую часть королевства Леон, между монархами было достигнуто соглашение о браке короля Бермудо с дочерью Санчо III Хименой Гарсес. В феврале 1035 года Бермудо III беспрепятственно прибыл в свою столицу. Санчо III ещё ранее покинул Леон и возвратился в Кастилию. Несмотря на то, что король Леона изгнал из города всех сторонников короля Наварры, 17 февраля состоялось его бракосочетание с Хименой. В течение следующих месяцев Бермудо III постепенно восстановил свою власть над почти всей территорией королевства Леон, а смерть короля Санчо III в октябре 1035 года и раздел его королевства между его сыновьями позволил Бермудо утвердить свою власть и над оставшимися областями. Только земли между Сеа и Писуэргой остались под контролем графа Кастилии.

Гибель Бермудо III

В результате раздела державы Санчо III Наваррского Кастилия осталась под властью одного из его сыновей, Фернандо, имевшего титул графа. Отношения между ним и королём Бермудо III продолжали оставаться напряжёнными, в основном из-за желания короля Леона вернуть себе земли, отнятые у него в предыдущие годы. Наличие военной угрозы со стороны Леона, заставило Фернандо предпринять меры для получения ещё большей поддержки со стороны знати Кастилии. Желая опереться на анти-леонские настроения, распространённые среди кастильского дворянства, он 1 июля 1037 года принял титул «король Кастилии», а в своих хартиях стал употреблять формулировки, говорившие о его притязаниях на власть сюзерена по отношению к королевству Леон. Таким образом война между двумя государствами стала неизбежной. Ещё в первой половине года король Бермудо III начал активную подготовку к войне, а в конце лета с войском выступил в поход на Кастилию, намереваясь отвоевать земли между реками Сеа и Писуэрга. Узнав о вторжении, Фернандо I обратился за военной помощью к своему брату, королю Наварры Гарсии III, и сумел соединить свои войска с войсками брата до того, как войско Бермудо III успело далеко углубиться на территорию Кастилии. 4 сентября (по другим данным — 1 сентября) 1037 года войска противников встретились в битве при Тамаро́не. Современные событиям исторические хроники очень кратко описывают ход битвы. Более подробные описания содержатся в хрониках XII—XIII веков. Согласно им, в разгар битвы Бермудо III бросился в самую гущу сражающихся, чтобы убить короля Фернандо I, но сам погиб в схватке. Одни хронисты пишут, что он был убит самим королём Кастилии, другие, что после падения с коня[5] король Леона был убит семью кастильскими пехотинцами. При вскрытии могилы Бермудо III, произведённом в прошлом веке, на его останках были обнаружены следы нескольких ран, аналогичных ранам, которые наносили копья средневековой пехоты. После гибели своего короля леонское войско обратилось в бегство. Победа осталась за королями Фернандо I Кастильским и Гарсией III Наваррским.

После битвы при Тамароне тело погибшего короля было доставлено по одним данным в леонский собор Святого Исидора, по другим — в пантеон наваррских королей в монастыре Санта-Мариа-ла-Реаль в Нахере. Где находятся останки Бермудо III в настоящее время, точно не известно.

Не имея наследников мужского пола, Бермудо III стал последним представителем правившей в VIII—XI веках в королевстве Астурия и королевстве Леон династии Перес, первым из монархов которой был король Пелайо.

Семья

Король Бермудо III был женат три раза, при этом о первых двух его жёнах известно только по их однократному упоминанию в королевских хартиях: подпись королевы Урраки стоит под хартией от 30 декабря 1028 года, а подпись королевы Эльвиры под документом от 25 августа 1032 года. От одной из этих жён Бермудо III имел своего единственного ребёнка, сына Альфонсо, родившегося и умершего в 1030 году. 17 февраля 1035 года Бермудо III вступил в брак с Хименой (умерла после 23 декабря 1062), дочерью короля Наварры Санчо III Великого.

Создание королевства Кастилии и Леона

После гибели бездетного Бермудо III права на королевство Леон перешли к его сестре Санче Альфонсес. Король Кастилии Фернандо I по праву её мужа также предъявил свои права на Леон. Большинство леонских городов и многие знатные лица признали Санчу своей королевой, однако столица, город Леон, управляемая графом Фернандо Лайнесом, отказалась признать короля Фернандо I своим правителем. В ответ король Кастилии осадил город и держал его в осаде до весны 1038 года, когда граф Фернандо и жители столицы объявили, что признают права Фернандо I на престол Леона. 22 июня этого года состоялась торжественная церемония коронации Санчи Альфонсес на престол королевства Леон. Одновременно с ней был коронован и её супруг Фернандо I. Хотя королева Санча считалась правительницей Леона, управление королевством перешло в руки короля Фернандо. С этих пор оба королевства вновь объединились в единое государство, позднее получившее название Королевство Кастилия и Леон. Однако основные центры управления этим государством теперь оказались на территории Кастилии и постепенно Леон потерял то большое значение, которое он имел при монархах из династии Перес.

Напишите отзыв о статье "Бермудо III"

Примечания

  1. Согласно некоторым источникам, договор о таком браке был достигнут ещё при короле Альфонсо V.
  2. Средневековые испанские хроники называют разные даты гибели граф Гарсии Санчеса. Упоминаются даты 1018, 1026, 1028 и даже 1034 годы. Дата 13 мая 1029 года установлена в ходе анализа всего комплекса сохранившихся до нашего времени источников.
  3. Народные предания об убийстве графа Гарсии Санчеса называют имена графов Бернардо, Непотиано и Родриго Вела.
  4. Историки из-за ограниченности свидетельств источников пока не выработали единую точку зрения на события 1033—1035 годов: большинство историков считают их агрессией Санчо III против королевства Леон, однако некоторые предполагают, что король Наварры прибыл в Леон по просьбе короля Бермудо III, чтобы помочь тому бороться с мятежной знатью.
  5. Хроники сохранили имя любимого коня Бермудо III, на котором тот сражался в битве при Тамароне — Пелагиоло.

Литература

Ссылки

  • [www.covadonga.narod.ru/Leon.html Леон]. Реконкиста. Проверено 11 марта 2009. [www.webcitation.org/65kafpaOt Архивировано из первоисточника 27 февраля 2012].
  • [www.covadonga.narod.ru/XI.htm Хронология. XI век]. Реконкиста. Проверено 11 марта 2009. [www.webcitation.org/66Tg21NyN Архивировано из первоисточника 27 марта 2012].
  • [www.vostlit.info/Texts/rus2/Pelaio/frametext.htm Пелайо из Овьедо. Хроника королей Леона]. Восточная литература. Проверено 11 марта 2009. [www.webcitation.org/66CRsdjl9 Архивировано из первоисточника 16 марта 2012].
  • [www.historialeon.blogspot.com/2005/08/37-vermudo-iii-el-nacimiento-del-reino.html Vermudo III: El Nacimiento del Reino de Castilla] (исп.). Historia de León. Проверено 11 марта 2009. [www.webcitation.org/66TshQHzr Архивировано из первоисточника 27 марта 2012].
  • [www.bardulia.webcindario.com/histIX-2.php El gobernio de García Sánchez (1027—1028)] (исп.). Bardulia. Проверено 11 марта 2009. [www.webcitation.org/66Tshyy4h Архивировано из первоисточника 27 марта 2012].
  • [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/mittelalter/koenige/leon/bermudo_3_koenig_1037.html Bermudo III] (нем.). Genealogia Mittelalter. Проверено 11 марта 2009. [www.webcitation.org/66Tsiu1D5 Архивировано из первоисточника 27 марта 2012].
  • [www.fmg.ac/Projects/MedLands/ASTURIAS,%20LEON.htm#_Toc111995042 Asturias & Leon, kings] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 11 марта 2009. [www.webcitation.org/65kaiWdXB Архивировано из первоисточника 27 февраля 2012].
  • Анонимные авторы. [kuprienko.info/las-cronicas-de-la-espana-medieval-reconquista-chronicon-de-cardena-los-anales-toledanos-al-ruso/ Испанские средневековые хроники: Хроника Карденьи I. Хроника Карденьи II. Анналы Толедо I. Анналы Толедо II. Анналы Толедо III.]. www.bloknot.info (А. Скромницкий) (24 августа 2011). Проверено 28 сентября 2011. [www.webcitation.org/659e4Liaf Архивировано из первоисточника 2 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Бермудо III

8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.