Католицизм в Латвии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Католицизм в Латвии или Католическая церковь в Латвии является частью всемирной Католической церкви. Численность католиков в Латвии составляет около 415 тысяч человек[1] (около 17 % от общей численности населения). Католицизм распространён в основном среди латышских этнографических групп латгальцев и суйтов, а также среди проживающих в Латвии поляков и части белорусов.





История

Первое знакомство местного населения с христианством относится к XI веку. В это время на территории проживания куршей и курземских ливов появились первые западные миссионеры. Латгалы познакомились впервые с восточным христианством.

В конце XII века на территории сегодняшней Латвии проповедовал католический миссионер из монашеского ордена августинцев святой Мейнард, который построил в 1185 году первую католическую церковь в селении Икшкиле. В 1186 году Мейнард стал первым епископом Ливонии. В 1201 году третий епископ Ливонии Альберт Рижский перенёс кафедру в Ригу.

Крещение западных латвийских народов завершилось к 1225 году. Народы, проживавшие на востоке современной Латвии, были приобщены к христианству во второй половине XIII века.

В 1234 году образовалось независимое Курляндское епископство, которое в 1559 году было присоединено к Дании и после 1585 года — к Речи Посполитой. В 1243 году было образовано Эрмландское епископство. В 1255 году кафедрой этого епископства стала Рига и Эрмландское епископство стало наименоваться как Рижское епископство. С 1237 году был образован теократический Ливонский орден, просуществовал до 1561 года, когда его территория отошла к Речи Посполитой.

С начала XVI века на территории современной Латвии стали распространяться идеи Реформации, против которых активно боролись иезуиты при поддержке Задвинского герцога. В 1525 году Римский папа Бенедикт XV упразднил Рижскую епархию. После польско-шведской войны Ливония отошла к Швеции, в результате чего лютеранство в Ливонии получило широкую государственную поддержку. Латгалия осталась под влиянием Речи Посполитой, поэтому католичество здесь сохранило свои значительные позиции.

После первой северной войны России со Швецией Ливония была присоединена к Российской империи. После раздела Польши в 1772 году к Российской империи была присоединена Латгалия и в 1795 году после второго раздела Польши к России отошло Курляндское герцогство.

После образования независимой Латвии в 1920 году территория католических епархий были воссозданы в границах нового латвийского государства. В 1920 году в Латвии была образована Католическая политическая партия, которая принимала активное участие в общественной жизни страны. 31 октября 1925 года Римский папа Пий XI издал бреве De more Romanorum Pontificum, которым учредил в Латвии апостольскую нунциатуру. В 1937 году Латвия заключила конкордат со Святым Престолом.

После присоединения Латвии к СССР деятельность Католическая церковь подверглась гонениям со стороны советской власти. В послевоенное время деятельность Католической церкви в Латвийской ССР подвергалась значительным ограничениям. Местным епископам предписывалось сообщать надзорным органам о своих решениях, многие священнослужители были репрессированы. Католические монастыри были закрыты. В 1949 году был арестован и осуждён епископ Дульбинскис. После смерти Сталина были отменены некоторые ограничения. В 1956 году была открыта Рижская семинария. Святой Престол поручил апостольскому администратору Риги епископу Юлиану Вайводсу католиков, проживавших в остальных республиках СССР, кроме Литовской ССР. Рижской семинарии был присвоен статус межреспубликанской семинарии — в ней обучались студенты из всех республик СССР.

После воссоздания Латвийской Республики в 1991 году деятельность Католической церкви в Латвии приобрела свободу. Католической церкви была возвращена её собственность, конфискованная советской властью.

12.09.2002 года был подписан конкордат между Латвией и Ватиканом.

Перед началом референдума 18 февраля 2012 года о внесении поправок в Конституцию Латвии, католические епископы Латвии выступили с обращением голосовать против придания русскому языку статуса государственного языка[2].

Современное состояние

В настоящее время в Латвии действует 1 архиепархия, три епархии, 252 католических прихода. Централизованным органом Католической церкви в Латвии сегодня является Конференция католических епископов Латвии.

Напишите отзыв о статье "Католицизм в Латвии"

Примечания

  1. Католическая Энциклопедия, т. 2, стр. 1514
  2. [katolik.ru/mir/109716-episkopy-latvii-prizvali-latyshej-golosovat-za-rodnoj-yazyk-na-referendume.html Епископы Латвии призвали латышей голосовать за родной язык на референдуме]

Литература

Ссылки

  • [www.catholic-hierarchy.org/country/lv.html Информация о Католической церкви в Латвии] (англ.)
  • [www.gcatholic.org/dioceses/country/LV.htm Информация о Католической церкви в Латвии] (англ.)

Отрывок, характеризующий Католицизм в Латвии

Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.