Католицизм в Белоруссии

Католицизм в Белоруссии (белор. Рыма-каталіцкі Касцёл у Беларусі). Католическая церковь — вторая по величине религиозная конфессия страны, по данным католической церкви насчитывает около 1,4 миллиона верующих (15 % всего населения). Наибольшее число верующих проживает на западе страны (прежде всего, в Гродненской области, где они составляют более 60% населения), хотя католические общины существуют на всей территории Белоруссии.

История

Начало распространения христианства латинского образца иногда относят к рубежу X—XI веков. Согласно исследованиям белорусского историка Андрея Котлярчука крещение белорусских земель произошло в 986 году миссионером Торвальдом Путешественником (Thorvald Kodransson), уроженцем Исландии, «полномочным представителем Византии к русским князьям в странах Восточной Балтики». В 986 году он прибыл в Полоцк (вместе с помощником Стэвниром Таргельсоном) и основал храм и монастырь св. Иоанна Крестителя «недалеко от места под горой под названием Дрофн». А в 1005 году князь Святополк в Турове основал храм по латинскому обряду.

Католицизм начал активно распространяться в Белоруссии с конца XIV века, когда великий князь литовский Ягайло в обмен на получение польской короны начал перевод в католицизм прежде языческой знати Жемайтии и Аукштайтии (совр. Литовская Республика) при одновременном создании привилегий для католиков. Со временем большая часть знати (шляхты) приняла католицизм, в то время как большинство простого населения осталось православным. После заключения Брестской унии в 1596 году, расширения привилегий для католиков и появления в Речи Посполитой иезуитов, численность перешедших в католицизм увеличилась. Значительную роль в распространении католицизма сыграли организованные иезуитами школы, дававшие качественное образование для детей всех конфессий. Иезуиты в Великом княжестве Литовском также прибегали к миссионерской деятельности (преимущественно среди магнатов и шляхты), организовывали публичные выступления, диспуты, различные театрализованные представления.

К 1791 году на территории Великого княжества Литовского (без восточных районов, включённых в состав Российской империи) католики римского обряда составляли 38 % населения, ещё 39 % — католики греческого обряда (греко-католики). Больше всего римско-католических приходов находилось в поветах (по новому административно-территориальному делению) Ошмянском (62), Гродненском (49), Брестском (40), Новогрудском (29), Лидском (24) и Минском (20), меньше всего — в Мозырском (2), Речицком (2) и Пинском (3). В 1773 году Екатерина II на присоединённых восточных землях Великого княжества Литовского создала католическую Белорусскую епархию (позднее — Могилёвская архиепархия). В Риме это решение признали лишь в 1783 году. В 1795 году, после второго и третьего разделов Речи Посполитой, была основана Пинская епархия, но уже в 1798 году вместо неё была создана Минская епархия. Часть белорусских земель административно относилась к Виленской епархии. Власти Российской империи не признали роспуск ордена иезуитов в 1773 году, и коллегиумы в Полоцке, Могилёве, Мстиславле и Орше продолжили свою работу. Значительная часть католического духовенства Белоруссии поддержала Польское восстание 1830 - 1831 года: по подсчетам О.В. Карпович в мятеже участвовали 136 представителей католического духовенства из Витебской, Гродненской, Минской и двух белорусских уездов (Браславского и Ошмянского) Виленской губерний. Подавляющее большинство из них (132 человека) были из Минской, Гродненской и белорусских уездов Виленской губерний, в то время, как из Витебской губернии только 4 представителя католического духовенства примкнули к восстанию, в Могилевской губернии ни одного. Некоторые католические монахи даже взяли в руки оружие, другие служили капелланами у партизан, ксендзами были сформированы вооруженные отряды. Активность католического духовенства резко контрастировала с пассивностью православного - всего в Белоруссии в восстании участвовали 162 церковника, из которых только один был православным. В течение 1864—1897 годов численность католиков в пяти губерниях с преимущественно белорусским население выросла с 1333,7 тысяч до 1947,6 тысяч, или на 46 % (численность православных за этот же период выросла на 104,4 %). В Виленской губернии численность католиков выросла с 607,5 до 935,8 тысяч, в Витебской — с 230,2 до 357,3, в Гродненской — с 273,1 до 386,5, в Минской — с 179,9 до 217,9, в Могилёвской — с 43 до 50,1 тысяч человек. Более быстрый рост численности православного населения отчасти объясняется активизацией переходов из католицизма в православие после восстания 1863-64 годов: православные получали дополнительные права и экономические привилегии. Известны и случаи смены конфессии под принуждением. Ряд костёлов после восстания был закрыт и передан православным: например, в Гродненском деканате в 1864 году насчитывалось 25 костёлов и каплиц, а два года спустя их осталось 11, в Слонимском деканате — 33 и 5 соответственно, в Лидском деканате — 20 и 13 соответственно. Восемь местных ксендзов, участвовавших в восстании, казнили, а ещё несколько десятков сослали в Сибирь. Одной из мер по реализации политики русификации стали попытки заменить в костёлах вспомогательный польский язык русским. Указ о веротерпимости от 17 апреля 1905 года, разрешивший православным переходить в другие конфессии, укрепил позиции католицизма в Белорусии: только за 1905 - 1906 годы официально перешли из православия в католичество 46503 жителя Виленской, Витебской, Минской, Гродненской и Могилевской губерний.

К 1917 году на территории современной Республики Беларусь насчитывалось 456 костёлов и 162 каплицы. После окончания советско-польской войны в БССР началась организованная кампания по борьбе с религией, от которой пострадали в том числе и католики. 23 июня 1922 года, несмотря на протесты верующих и ноту министерства иностранных дел Польши, были вскрыты мощи святого Андрея Боболи, которые два года спустя передали в Ватикан. В 1922 году утварь многих костёлов на территории БССР была конфискована, а в Минске был организован показательный судебный процесс над католическим духовенством, сопротивлявшимся экспроприации костёльного имущества. С 1929 года началась новая волна преследования, в результате по состоянию на 20 декабря 1936 года закрытыми в БССР числились 95 костелов, а действующими 18. В Западной Белоруссии, оказавшейся под властью Польши, римско-католическая церковь, напротив, пользовалась привилегированным положением: в ходе кампании ревиндикации костёлы, переданные православным в конце XIX века, возвращались католикам, а государство содействовало переходу людей в католицизм. Некоторые ксендзы по собственной инициативе начали регулярно читать проповеди на белорусском языке вместо традиционного польского, началась работа по переводу Библии на белорусский язык. Целенаправленная государственная поддержка католицизма привела к увеличению доли католиков на западнобелорусских землях с 42,7 % в 1921 году до 48 % в 1931 году.

Современное состояние

По данным на 2009 г. в Белоруссии насчитывается (по данным самой Католической церкви) 1 402 605 верующих-католиков (15 % населения страны), которые объединены в 619 приходов и 4 епархии:

• Витебский диоцез (137 приходов, 151 тыс. верующих);
• Гродненский диоцез (189 приходов, 630 тыс. верующих);
• Минско-Могилёвский архидиоцез (222 прихода, 610 тыс. верующих);
• Пинский диоцез (71 приход, 50 тыс. верующих).

Традиционно католики преобладают среди верующих Гродненской области, но и в остальной части страны имеется достаточно развитая сеть католических приходов. Почётный статус малой базилики присвоен трём храмам: церкви Вознесения Девы Марии в Будславе, собору Святого Франциска Ксаверия в Гродно и собору Вознесения Девы Марии в Пинске.

Согласно данным на июль 2010 года, предоставленным аппаратом Уполномоченного по делам религий и национальностей Республики Беларусь, 58,9 % населения считают себя верующими. Из них 12 % причисляют себя к Римско-католической церкви (то есть 7 % всего населения страны). Согласно этим же данным, регулярно посещают богослужения лишь половина католиков.

По данным справки об этноконфессиональной ситуации в Республике Беларусь в 2013 году в стране действуют 479 католических храмов и ещё 31 храм находится в стадии строительства. С 1991 года главой белорусских католиков был Казимир Свёнтек (с 1994 года — кардинал), а с 2007 года архиепископом-митрополитом является Тадеуш Кондрусевич. 11 ноября 1992 года установлены дипломатические отношения между Республикой Беларусь и Святым Престолом и создана Нунциатура Святого Престола в Республике Беларусь. По данным на 2016 год апостольским нунцием в Белоруссии является Габор Пинтер. 11 февраля 1999 года учреждена Конференция католических епископов Белоруссии.

Католики византийского обряда объединены в Белорусскую грекокатолическую церковь.

В настоящее время богослужение ведётся на белорусском и польском языках. Большим событием в религиозной жизни католиков Белоруссии являются ежегодные июльские массовые паломничества в Будслав к почитаемой Будславской иконе Божией Матери. Действуют две высших духовных семинарии в Пинске и Гродно, которые за время своей работы подготовили более 200 священников. В 2011 году Тадеуш Кондрусевич выступил с инициативой организации в Белоруссии вещания международного католического Радио Мария. С 2009 года работает катехетический колледж для мирян в городе Барановичи. В августе 2013 года был открыт Минский теологический колледж святого Иоанна Крестителя.

Католическая церковь признана традиционной религией и освобождена от уплаты налогов, но в то же время она не пользуется финансовой поддержкой государства. Из-за нехватки кадров в стране немало духовенства из Польши и других стран. Так согласно справке об этноконфессиональной ситуации в Республике Беларусь в 2013 году в стране служат 449 священников, из которых 135 — иностранные граждане. Известно о нескольких ксендзах, высланных из страны за нарушение визового режима и сроков пребывания в РБ.

Количество официально зарегистрированных католических религиозных общин в Белоруссии
(по состоянию на 1 января 2010 г.)

Наименование конфессии	Брестская область	Витебская область	Гомельская область	Гродненская область	Могилёвская область	Минская область	г. Минск	Всего по стране
Римско-католическая церковь	55	92	17	170	23	94	19	470
Белорусская грекокатолическая церковь	3	3	1	2	1	1	3	14
Всего	58	95	18	172	24	95	22	484

См. также

• Религия в Белоруссии
• Белорусская католическая церковь

Ссылки

• [www.catholic.by/ Римско-Католическая Церковь в Беларуси]  (рус.)  (белор.)  (англ.)  (польск.)  (нем.)
• [media.catholic.by/nv/n14/art10.htm Алесь Жлутка. Пункціры вялікага шляху]  (белор.)
• [svetlahorsk.belarda.org/index.php?id=0183 Маслюкоў Т. В. Пытанні храналогіі касцёла на Ніжняй Бярэзіне  (белор.)]

Отрывок, характеризующий Католицизм в Белоруссии

Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.