Католицизм в Испании

Католицизм в Испании. Католическая церковь в Испании является частью всемирной Католической церкви. Католицизм — самая распространённая конфессия в стране (по разным оценкам от 69 % до 94 % населения), она теснейшим образом связана с испанской историей и культурой.

История

Христианство I тысячелетия в Испании

Христианская религия присутствовала в Испании с первых веков своего существования. В послании к Римлянам апостол Павел пишет «я отправлюсь через ваши места в Испанию» (Рим. 15:28). Из апостольских посланий не ясно, сумел ли Павел реализовать свой план, однако апокрифы III века и раннехристианские писатели пишут о посещении Испании апостолом Павлом, в частности о поездке Павла в Испанию упоминают Иоанн Златоуст в комментариях к посланию к Евреям и Иероним Стридонский в целом ряде произведений. Также весьма древнее происхождение имеет предание о посещении Испании апостолом Иаковом (о нём упоминает Юлиан Толедский), однако почитание города Сантьяго-де-Компостела, как место пребывания мощей апостола началось только в IX веке.

По сообщениям Иринея Лионского и Тертуллиана в Испании II века существовали сложившиеся христианские общины. Самый ранний известный документ, обращённый к испанским церквам — послание Киприана Карфагенского от 254 года. В начале IV века в Гранаде состоялся Эльвирский собор, который можно считать первым поместным собором Испанской церкви. Гонения на христиан в Римской империи затронули и испанские общины, мученичество приняли святые Викентий Сарагосский, Евлалия и Юлия, Сарагосские мученики и многие другие. Испанский епископ Осий Кордубский председательствовал на Первом Никейском и Сардикийском соборах.

В эпоху Великого переселения народов Пиренейский полуостров был захвачен вестготами, которые к тому времени уже приняли христианство в форме арианства. Попытки вестготов навязать арианство населявшим Испанию потомкам иберо-римлян, которые исповедовали христианство в ортодоксальной, никейской форме, не увенчались успехом. Религиозное разделение страны закончилось в 587 году с переходом короля Реккареда I из арианства в никейское христианство. Христианская церковь в вестготской Испании обладала определённым своеобразием, в частности здесь сложился особый западный литургический обряд, весьма серьёзно отличный от римского. Этот обряд широко известен как мосарабский по названию мосарабов, христиан сохранивших свою веру под мусульманским владычеством, однако ряд исследователей называет его испанским или вестготским, подчёркивая, что он практиковался ещё до арабского завоевания. Важнейшее значение для Западной церкви имели 18 Толедских соборов, состоявшихся в период с 400 по 702 год. Существенный подъём в Вестготском королевстве переживали религиозная культура и искусство. Среди выдающихся личностей этого времени — Исидор Севильский, Леандр Севильский, Ильдефонс Толедский, Юлиан Толедский и др. В VIII веке Пиренейский полуостров был завоёван арабами, которых испанцы называли маврами, большая часть Испании на много веков оказалась под мусульманским правлением. Часть испанских христиан приняла ислам, часть (мосарабы), во многом переняв арабскую культуру и образ жизни, сохранила христианскую веру. Отношение мусульманских правителей к христианам в разное время менялось от относительной терпимости до полного неприятия. Множество христиан было замучено мусульманами, наиболее известны Кордовские мученики.

От Реконкисты до XX века

Реконкиста, постепенный процесс отвоевания христианами испанских земель, несла в себе и важную религиозную составляющую — победы над мусульманами воспринимались как торжество христианской веры. В X—XIII веках путь святого Иакова в испанский город Сантьяго-де-Компостела, проходивший по освобождённым от мусульман территориям северной Испании, превратился в один из крупнейших паломнических маршрутов Европы. На освобождённых территориях основывалось большое количество монастырей, в основном клюнийских и цистерцианских, что способствовало утверждению католической веры в регионе. В XIII веке уроженец Кастилии святой Доминик основал Орден проповедников, позднее известных как доминиканцы, а уроженец Каталонии святой Пётр Ноласко создал орден мерседариев, основной целью которого был выкуп у мусульман христианских пленников.

Короли Изабелла Кастильская и Фердинанд Арагонский, при которых с падением в 1492 году Гранадского эмирата завершилась Реконкиста, а Испания объединилась в единое государство, получили от папы Александра VI специальный титул — Католические короли. Во время их правления был проведён ряд важных церковных реформ, одним из главных проводников которых был кардинал Хименес де Сиснерос. Кроме того, в период правления Католических королей был учреждён особый церковный суд — испанская инквизиция, которая жёстко преследовала всех подозреваемых в ереси. Инквизиция была главной действующей силой в изгнании и насильственной христианизации мусульманского и еврейского населения (см. мориски и марраны), а также в недопущении в Испании реформационного движения.

После открытия Америки Колумбом начался процесс колонизации Южной и Центральной Америки испанскими конкистадорами. Параллельно шёл процесс обращения индейцев в христианство, которое зачастую проводилось жестокими и насильственными методами, с другой стороны, католические священники сами часто защищали индейцев от насилия со стороны европейских колонизаторов (Б. де Лас Касас). XVI век стал пиком расцвета католической религиозной жизни в стране. Церковь Испании играла важнейшую роль в организации и проведении Тридентского собора, ставшего кульминационным моментом Контрреформации — из 200 отцов собора 66 были испанцами, из 300 экспертов-богословов при соборе испанцы насчитывали более ста. В XVI веке подданный короля Испании баск Игнатий Лойола основал Орден иезуитов. Важнейшую роль в преобразовании ордена кармелитов и, в целом, монашеской жизни в Испании, сыграли святые Тереза Авильская и Иоанн Креста. Многие выдающиеся писатели и поэты XVI—XVII веков были монахами различных католических орденов: Луис де Леон, Иоанн Авильский, Тирсо де Молина и многие другие.

В Средние века в Испании возведён целый ряд соборов, составляющих важнейшую часть мирового архитектурного наследия — Толедский собор, Собор Святого Иакова, Бургосский собор, Севильский собор и др. Одним из главных центров образования в Испании был Университет Саламанки, находившийся под протекторатом папы римского и Католической церкви.

В XVIII веке после смены правящей династии и воцарения Бурбонов влияние Католической церкви на государство и общество снижалось, и усиливались антиримские тенденции. Авторитарная политика королей выражалась в присвоении себе права назначать епископов и вмешиваться во внутренние дела Церкви и монашеских орденов. Апофеозом этой политики стало изгнание из Испании ордена иезуитов в 1767 году. Король Карл III после изгнания ордена продолжал оказывать давление на папу Климента XIII и стал одним из главных инициаторов временного запрета ордена в 1773—1814 годах.

В XIX веке тенденция к противостоянию государства и Церкви только усилилась. Хотя конституция 1812 года, принятая после изгнания войск Наполеона, придавала католичеству статус государственной религии, в то же время она санкционировала начало процесса секуляризации страны. Пиком секулярных усилий государства стала дезамортизация Мендисабаля (англ.) 1835-1837 годов, тотальная конфискация церковного имущества, предпринятая королевским министром Хуаном Мендисабалем. Среди высших кругов страны широчайшее распространение получили антиклерикальные взгляды.

XX век

Гражданская война в Испании (1936—1939) стала трагическим временем для Католической церкви в Испании. Ещё до начала Гражданской войны республиканское правительство и поддерживающие её слои не скрывали отрицательного отношения к католицизму. Проводились организованные поджоги церквей (как, например, массовые поджоги в мае 1931 г.). В 1936-м году в Мадриде кто-то пустил слух, что монахи раздают детям пролетариев отравленные конфеты и этот ничем не обоснованный слух привёл к тому, что множество монахов и священников было убито разъярёнными пролетариями. Однако причины ненависти к Церкви были гораздо глубже и заключались в поддержке ею как старого порядка, так и консервативных сил в ходе политической борьбы в 1933—1936 гг.. После начала гражданской войны республиканцы развернули беспощадный антикатолический террор на подконтрольных им территориям, всего было убито 6832 священника. Были сожжены тысячи церквей, уничтожено множество уникальных произведений искусства религиозной тематики и ценной церковной утвари. Совершение богослужений на территории под контролем республиканцев было запрещено 19 июля 1936 года. Террор республиканцев привёл к углублению поддержки франкистов со стороны Католической церкви. Многие из убитых священников и монахов были впоследствии канонизированы и беатифицированы как мученики. После победы франкистов в Гражданской войне католичество было объявлено государственной религией и получило целый ряд привилегий. В 1953 году между Испанией и Святым Престолом был заключён конкордат, который закреплял эти привилегии. В частности конкордат предусматривал обязательность церковных браков для лиц католического вероисповедания, налоговые льготы Церкви, субсидии государства на строительство новых церквей, право на создание церковных учебных заведений и функционирование католических СМИ, освобождение духовенства от военной службы и др. Однако при этом отношения франкистской Испании и Ватикана были далеко не безоблачными, Святой Престол не устраивало постоянное вмешательство правительства во внутренние дела Испанской церкви. Некоторые священники были репрессированы за поддержку баскской и каталонской культуры и языков, которые при Франко подвергались гонениям. После Второго Ватиканского собора практика участия гражданских властей в назначении епископов была признана недействительной, Ватикан призывал Франко добровольно отказаться от этой привилегии (гарантированной конкордатом 1953 года), однако Франко демонстративно игнорировал ватиканские призывы. Добровольный отказ от назначения епископов светскими властями был подписан уже после смерти Франко в 1976 году королём Хуаном Карлосом I. Тем не менее под давлением Ватикана в 1967 году Ф. Франко подписал закон о свободе совести.

После смерти Франко Католическая церковь Испании полностью поддержала восстановление конституционной монархии и переход к демократическому строю. В 1976—1979 годах Испания и Ватикан подписали договоры, фиксирующие новую реальность и отменяющие устаревшие положения конкордата 1953 года. В 1978 году была принята новая Конституция, которая вернула Испании статус светского государства, однако влияние Католической церкви на общественную жизнь страны осталось весьма значительным благодаря преобладающему числу католиков во всех слоях общества.

Начало XXI века

Конец XX — начало XXI века ознаменовались конфликтом между Католической церковью Испании и одной из двух крупнейших партий Испании — Испанской социалистической рабочей партией (PSOE). В периоды нахождения у власти социалисты приняли ряд законопроектов, которые резко критиковались католическими кругами, в частности касающихся легализации абортов, обязательности полового воспитания в школе и расширения государственного контроля в сфере образования, в том числе и над католическими учебными заведениями. Особое неприятие церковных кругов вызвал принятый социалистами в 2005 году закон о легализации однополых браков. Принятие закона вызвало резкую критику Церкви, многие иерархи открыто выступали в призывами к участию в демонстрациях протеста. В 2006 году принят закон, сделавший изучение католицизма в школах добровольным. С 2007 года католическая церковь была лишена государственных субсидий в размере 50 млн евро в год - тяжелый удар, если учесть, что её годовой бюджет составлял около 150 млн евро. В качестве компенсации государство разрешило гражданам отчислять добровольно на церковь не 0,52 % своих налогов, а 0,7 %.

Современное состояние

Численность верующих

Различные источники приводят различные данные о численности католиков в Испании. Согласно статистическим данным католических источников в Испании около 94 % католиков, эта цифра относится к числу крещёных вне зависимости от их действительного отношения к Церкви. По данным конференции католических епископов Испании считают себя католиками около 34,5 миллионов испанцев, то есть 73,1 % населения. Согласно опросу Центра социологических исследований в апреле 2014 года католиками себя считают 68,8 % испанцев. Для многих испанцев принадлежность к католицизму — обязательная часть национально-культурной самоидентификации, поэтому ряд людей заявляют о том, что считают себя католиками, даже если они почти никогда не ходят в церковь и не в полной мере разделяют учение Католической церкви. Согласно тому же опросу в апреле 2014 года почти каждое воскресенье и чаще церковные службы посещает 15 % населения, несколько раз в месяц — 9,3 % и несколько раз в год — 14,5 % (из этого числа исключены присутствия на венчаниях, отпеваниях и др.). Таким образом, относительно регулярно посещают католические службы 38,8 % испанцев.

Структура

В Испании существует 55 католических епархий, объединённых в 14 митрополий. Архиепархия-митрополия Толедо служит кафедрой Примаса Испании, обладающего высшей духовной юрисдикцией в Испанской церкви.

Митрополии Католической церкви в Испании:

• Архиепархия Барселоны
• Архиепархия Бургоса
• Архиепархия Гранады
• Архиепархия Мадрида
• Архиепархия Мериды-Бадахоса
• Архиепархия Овьедо
• Архиепархия Памплоны и Туделы
• Архиепархия Сантьяго-де-Компостелы
• Архиепархия Севильи
• Архиепархия Таррагоны
• Архиепархия Толедо
• Архиепархия Валенсии
• Архиепархия Вальядолида
• Архиепархия Сарагосы

По данным конференции католических епископов Испании в стране насчитывается 22917 приходов, 18 043 епархиальных священников, 60 927 монашествующих (49 312 монахинь и 11 615 монахов) представляющих 113 мужских и 299 женских конгрегаций, 1 278 семинаристов и 1 184 учащихся предсеминарий.

В 2010 году в Испании было совершено 301 330 таинств крещения, 74 805 таинств брака. 254 315 детей получили Первое Причастие.

Конференция католических епископов Испании образована в 1966 году. В 1986 году в Испании создан военный ординариат, окормляющий военнослужащих-католиков. По данным на 2014 год в Испании 10 кардиналов, из которых 4 обладают правом голоса на конклаве.

Кардиналы Испании:

• Антонио Каньисарес Льовера (с правом голоса)
• Льюис Мартинес Систач (с правом голоса)
• Антонио Мария Роуко Варела (с правом голоса)
• Сантос Абриль-и-Кастельо
• Франсиско Альварес Мартинес
• Карлос Амиго Вальехо
• Хосе Мануэль Эстепа Льяуренс
• Хулиан Эрранс Касадо
• Эдуардо Мартинес Сомало
• Фернандо Себастьян Агилар

98 храмов Испании носят статус соборов, 112 храмов Испании признаны малыми базиликами.

Деятельность

В стране зарегистрировано более 12 тысяч католических организаций. В XX веке бурное развитие переживали католические движения, такие как Католическое действие, Opus Dei, Comunione e Liberazione, фоколяры и неокатехуменат. Новый импульс в XX веке получила и практика паломничеств. В знаменитом со времён Средневековья паломничестве по пути Святого Иакова в Сантьяго-де-Компостелу каждый год принимает участие более 100 тысяч человек, половина из которых — испанцы. Другими объектами паломничества служат каталонский монастырь Монсеррат и базилика-де-Нуэстра-Сеньора-дель-Пилар в Сарагосе. Среди объектов современной религиозной архитектуры выделяется знаменитый храм Святого Семейства в Барселоне, шедевр Антонио Гауди.

Католическая церковь Испании ведёт большую благотворительную и попечительскую деятельность. На попечении монашеских орденов и конгрегаций состоит около 3 тысяч больниц.

Испания многократно посещалась римскими папами, в частности Иоанн Павел II посетил Испанию пять раз (1982, 1984, 1989, 1993 и 2003 года). Папа Бенедикт XVI был в Испании трижды, в 2006, 2010 и 2011 годах. Последний визит был приурочен к проводившемуся в Мадриде в августе 2011 года XXVI Всемирному дню молодёжи.

Народная христианская культура Испании отличается особым размахом празднования дней Страстной недели перед Пасхой (в Испании принято название «Святая неделя», Семана Санта). Во многих городах в эти дни проводятся красочные процессии.

Литература

• «Испания» //Католическая энциклопедия. Т.2. Изд. францисканцев. М.:2005. Ст. 539—555
• Й. Лортц. История Церкви, рассмотренная в связи с историей идей: Перевод с нем./ Йозеф Лортц.- Москва: Христианская Россия, 1999/ 2000 гг.
• Альтамира-и-Кревеа Р. История Испании, М., 1951.
• Martín Hernández F. España cristiana. Madrid, 1982.

Ссылки

• [www.conferenciaepiscopal.es Сайт Конференции католических епископов Испании]
• [www.newadvent.org/cathen/14169b.htm «Spain» //Catholic Encyclopedia, 1913]
• [www.gcatholic.org/dioceses/country/ES.htm Catholic Church in Spain]
• [www.catholic-hierarchy.org/country/es.html Статистика Католической церкви в Испании на сайте catholic-hierarchy.org]

Отрывок, характеризующий Католицизм в Испании

Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.