Кулаковский, Юлиан Андреевич

Юлиан Андреевич Кулаковский
Дата рождения:	25 июля 1855(1855-07-25)
Место рождения:	Поневеж, Ковенская губерния
Дата смерти:	21 февраля 1919(1919-02-21) (63 года)
Место смерти:	Киев
Страна:	Российская империя Российская империя
Научная сфера:	филолог-классик, византинист, историк, археолог, переводчик,публицист
Место работы:	Императорский университет св. Владимира
Альма-матер:	Катковский лицей, Императорский Московский университет
Известные ученики:	Г. Г. Павлуцкий, Г. И. Якубанис, В. П. Клингер, Н. К. Зеров
Известен как:	автор "Истории Византии" в 3-х томах (1910–1915), переводчик "Истории" Аммиана Марцеллина, первый исследователь Ольвии и керченских катакомб
Награды и премии:	Макарьевская премия Императорской академии наук

Юлиа́н Андре́евич Кулако́вский (13 июля (25 июля) 1855, Поневеж, Ковенская губерния — 21 февраля 1919, Киев) — русский филолог-классик, историк Римской и Византийской империй, археолог, переводчик с латыни и древнегреческого, публицист, педагог. Член-корреспондент Императорской академии наук (с 1906), доктор римской словесности (1888), действительный статский советник (с 1902). Председатель Исторического общества Нестора Летописца при Университете св. Владимира (в 1905, 1908—1919), заслуженный ординарный профессор кафедры классической филологии Императорского университета св. Владимира (1884—1919, с 1880 — приват-доцент, с 1884 — экстраординарный профессор, c 1888 — ординарный). Младший брат П. А. Кулаковского, отец критика и литературоведа Сергея Кулаковского.

Биография

Сын настоятеля церкви в городе Поневеж, законоучителя Поневежской гимназии, кандидата богословия Андрея Ивановича Кулаковского (1812—1860) и Прасковьи Самсоновны Бренн (1825—1872). Вырос в многодетной, рано оставшейся без отца семье. Братья: Платон, Осип (1857—1877), сёстры: Екатерина, Мария, Наталия. Первоначальное образование получил в Виленской гимназии, с 1871 года обучался в Лицее цесаревича Николая при Московском университете, который окончил в 1873 году с золотой медалью. За сочинение «Мифы об Оресте по памятникам античного искусства» в 1874 году удостоен серебряной медали. В 1876 году окончил историко-филологический факультет Московского университета со степенью кандидата по отделению классической филологии. Учился у П. М. Леонтьева, Г. А. Иванова. В 1876—1878 — тутор (помощник старшего тутора) в Лицее цесаревича Николая. В 1878—1880 — в научной командировке Министерства народного просвещения за границей: Бонн, Тюбинген, Берлин; слушал лекции и принимал участие в семинарах Т. Моммзена, А. Гутшмида и других. В 1880 году Кулаковский начал в киевском университете св. Владимира чтение лекций по римской словесности и латинскому языку, преподавая римскую историю и словесность на Высших женских курсах.

Его диссертацией pro venia legendi было сочинение «Надел ветеранов землею и военные поселения в Римской империи» (Киев, 1881). В 1882 году Кулаковский защитил в Москве магистерскую диссертацию: «Коллегии в древнем Риме: Опыт по истории римских учреждений» (Киев, 1882), в 1888 в Санкт-Петербурге — докторскую: «К вопросу о начале Рима» (Киев, 1888). Переводчик сохранившейся части «Res Gestae» («История») Аммиана Марцеллина.

Автор множества рецензий, биографических статей и некрологов. Среди последних: о М. Н. Каткове (рукопись), П. И. Аландском (Университетские известия. 1884. № 3), А. К. Деллене (Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского университета св. Владимира (1834—1884 гг.). Киев, 1884), В. И. Модестове (Там же), А. А. Фете (Киевлянин. 1889. № 24, 25), Н. П. Дашкевиче (Университетские известия. 1890. № 11), А. Н. Майкове (Киевлянин. 1897. № 71, 72), М. Н. Муравьёве (Киевлянин. 1898. № 309), М. А. Максимовиче (Чтения в Историческом обществе Нестора Летописца. 1904. Кн. 18. Вып. 1), Теодоре Моммзене (Журнал Министерства народного просвещения. 1904. № 1), В. Б. Антоновиче (ЧИОНЛ. 1909. Кн. 21. Вып. 1/2), Л. Н. Толстом (Киевлянин. 1910. № 318), В. С. Иконникове (Университетские известия. 1914. № 1).

Удостоен сборника в свою честь: Serta Borysthenica: Сборник в честь заслуженного профессора Императорского университета св. Владимира Юлиана Андреевича Кулаковского. Киев: Тип. Т. Г. Мейнандера, 1911. XIII, 392 c., в котором приняли участие А. И. Соболевский, И. А. Лециус, Г. Э. Зенгер, Б. В. Варнеке, А. А. Дмитриевский, Ф. Ф. Зелинский, В. П. Клингер, А. И. Сонни, С. П. Шестаков, Т. Д. Флоринский, И. М. Каманин, Г. Г. Павлуцкий и другие.

В 1891 Кулаковский прочитал публичную лекцию: «Христианская церковь и римский закон в течение первых двух веков» («Известия университета святого Владимира», 1891, XII), где доказывал, что принцип религиозной нетерпимости проведён в государственный строй христианскими императорами Рима. Эта лекция вызвала резкое возражение в «Трудах Киевской духовной академии», 1892 (№ 5 и 6) и 1893 (№ 2 и 4; 168 стр.), где Юлиан Кулаковский сравнивался с Юлианом Отступником. В своём ответе («Университетские известия», 1892) Кулаковский с блеском доказывает справедливость своего взгляда. Во второй половине 1890-х годов Кулаковский производил археологические раскопки на юге России, первым — в Ольвии, одним из первых — в Керчи и Старом Крыму.

Участвовал почти во всех Археологических съездах 1884—1908 годов, был делегатом на Римском международном историческом конгрессе (1903), берлинском съезде историков (1909), III Международном конгрессе историков в Лейдене (1912). Состоял членом Императорской Археологической комиссии, Московского археологического общества, был вице-председателем Киевского художественно-промышленного и научного музея императора Николая Александровича, членом Совета попечителя Киевского учебного округа, членом Высочайше утверждённой комиссии по преобразованию высших учебных заведений (1902) и прочих.

На даче Ю. А. Кулаковского в Красной Поляне (доставшейся ему после смерти брата Платона) останавливались и гостили Вячеслав Иванов и В. Ф. Эрн. Активно общался и состоял в переписке с А. И. Соболевским, Э. Л. Радловым, Т. Д. Флоринским, Н. П. Дашкевичем, В. В. Латышевым, А. И. Маркевичем.

Учениками Кулаковского считали себя Г. Г. Павлуцкий и В. П. Клингер.

Главный труд последних лет жизни — трехтомник «История Византии» — впервые составленная русским учёным дотошная хроника центральных событий Ромейской империи со времени основания Константинополя (359 год) до времени царствования Льва Исавра (717 год). Широкими мазками написанное эпическое полотно государственного устройства Римской империи в IV веке, обзор судеб христианства и нашествия готов, занимающее начальную треть первого тома, служит образцовым введением в историю культуры и государственности позднего Рима и ранней Византии. Кулаковский в 1916—1919 готовил к печати рукопись 4-го тома (её местонахождение неизвестно). Этот труд подвергался критике А. А. Васильевым и П. В. Безобразовым, удостоен сочувственных отзывов Луи Брейе и С. П. Шестакова. Благодаря подробности изложения, «История Византии», написанная прекрасным литературным языком (как и все сочинения Кулаковского), является необходимым подспорьем при изучении истории и культуры Византийской империи IV—VIII веков.

Таким образом, путь ученого от древностей Рима к византийской медиевистике лежал через археологию и эпиграфику Северного Причерноморья.

Был убеждённым монархистом, активно участвовал в монархическом движении. С 1906 года состоял в Русском собрании, в 1909 году был избран в Совет Киевского клуба русских националистов. Участвовал в консервативном академическом движении.

В 1891—1919 годах. жил в Киеве на улице Пушкинской, 40, кв. 6 (дом М. Ф. Михельсона). Скончался от эмфиземы легких и «слабости сердца», похоронен в Киеве. Место погребения неизвестно (предположительно на Байковом кладбище, не исключено пришедшее в запустение на Замковой горе).

Семья

1 октября 1890 года женился на Любови Николаевне Рубцовой (ум. в 1914 в Киеве, похоронена в Вильно), дочери управляющего канцелярией Варшавского генерал-губернатора, тайного советника Николая Ивановича Рубцова. Их дети:

• Сергей (4(16).07.1892, Киев — 11.03.1949, Лодзь, похоронен на православном кладбище в Варшаве: na Powązkach).
• Арсений (1893, Киев — 1930-е, Киев).

Воспоминания о Кулаковском

В. Ф. Асмус (1894—1975), студент историко-филологического факультета Университета св. Владимира в 1914 г.: «Кулаковский был уже старик, но чрезвычайно бодрый, живой и энергичный. На нём был ладно сшитый штатский костюм, нарядные брюки и изысканные носки. Войдя в аудиторию, он быстро поздоровался, оглядел нас очень строгим взглядом и сразу, без всяких предисловий начал чтение. Читал он энергично, стремительно, и каждая фраза говорила о большой учености, о безупречном владении предметом, о педагогическом мастерстве. Никакими записками, конспектами он не пользовался. Он предупредил нас, чтобы, готовясь к экзамену, мы не вздумали пользоваться Модестовым, и крайне нелестно отозвался о его курсе. Тут же посоветовал не готовиться и по „ходящим по рукам“ его собственным литографированным лекциям. Он рекомендовал вести сначала собственноручные записи и по ним приготовляться к экзамену. Когда лекция уже началась, мы переглянулись и подумали, что он, наверное, преувеличивает наши способности и нашу готовность вести записи по его сложному курсу, который к тому же он читал в быстром темпе и пересыпал латинским цитатами из самых древних памятников римской литературы… Лекции были содержательны и интересны, а темперамент Кулаковского делал их живыми, порой драматичными. Мы в полной мере оценили эти качества Кулаковского, когда он дошёл до Плавта и начал анализ содержания его комедий. В аудитории часто раздавался дружный хохот. Особенно запомнились пересказы комедий Aulularia [Горшок], Menechmi [Два Менехма], Miles gloriosus [Хвастливый воин]. Свои мастерские пересказы Кулаковский вел крайне серьёзно, без тени улыбки — в то время как, слушая его, мы часто смеялись безудержно… Темперамент Кулаковского был темперамент политический. Это был профессор, не скрывавший своих „правых“ политических убеждений, его чтения были насыщены политической тенденцией. И герои самого историко-литературного процесса, и ученые корифеи — западные и отечественные — истории римской литературы изображалсиь в его курсе как носители доблестных или вредных политических начал, ими олицетворявшихся. Такими были в изображении Кулаковского и Энний и Лукреций, и Цезарь и Цицерон, и Курциус и Моммзен» (Вспоминая В. Ф. Асмуса… / Сост. М. А. Абрамов, В. А. Жучков, Л. Н. Любинская. М., 2001. С. 212—213). Юлиан Андреевич покорял «ученостью, блеском эрудиции, громадной памятью».

В. А. Романовский (1890—1971), студент историко-филологического факультета Университета св. Владимира в 1909—1914 гг.: «Довольно сильно представлена была греческая и римская литература. В особенности большим влиянием пользовался профессор римской словесности Ю. А. Кулаковский. Он был учеником петербургского профессора В. Г. Васильевского и в особенности берлинского профессора Т. Моммзена. Для филологов Ю. А. Кулаковский читал Лукреция Кара „О природе вещей“, для историков — Тацита, Тита Ливия и др. В особенности он увлекался римскими писателями и перешёл затем к истории Византии… Ю. А. Кулаковский отличался оригинальностью мыслей и, в частности, вызвал недовольство церковников тем, что стал отрицать преследование христиан римскими императорами. Реакционеры даже стали называть его Юлианом Отступником, сравнивая с римским императором Юлианом Апостатом» (Alma Mater: Університет св. Володимира напередодні та в добу Української революції (1917—1920): МАтеріали, документи, спогади / Авт.-упоряд. В. А. Короткий, В. І. Ульяновський. Київ, 2000. Кн. 1. С. 287).

Награды

• Орден Святого Станислава 3-й ст.;
• Орден Святой Анны 3-й ст.;
• Орден Святого Станислава 2-й ст.;
• Орден Святой Анны 2-й ст.;
• Орден Святого Владимира 4-й ст.;
• Орден Святого Владимира 3-й ст.;
• Орден Святого Станислава 1-й ст.
• серебряная медаль «В память коронации императора Александра III»;
• знак отличия XL лет беспорочной службы.

Основные труды

• «Армия в Римском государстве» («Университетские известия», 1881, № 10);
• «Светоний и его биографии Цезарей» («Университетские известия», 1881, № 10);
• «Краткий разбор архаизмов у Плавта в связи с влиянием их на критику текста» («Университетские известия», 1882, № 1);
• «Отношение римского правительства к коллегиям» («Журнал Министерства народного просвещения», 1882, № 1);
• «Организация разработки рудников в Римской империи» («Университетские известия», 1882, № 11);
• «Италия при римских императорах» («Университетские известия», 1884, № 10);
• «Современное состояние английских университетов» («Русский вестник», 1886, № 7);
• «Монте-Кассино» («Русский вестник», 1887, № 9);
• «Археология в Риме» («Русский вестник», 1888, № 1);
• «Философ Эпикур и вновь открытые его изречения» («Университетские известия», 1889, № 4);
• «Классические языки в русских гимназиях» («Русская школа», 1890, № 4);
• «Древности Южной России: Керченская христианская катакомба 491 года» (СПб., 1891);
• «К вопросу о русском народном стихе» («Чтения в Историческом обществе Нестора Летописца», 1891, Кн. 4);
• «К объяснению надписи с именем императора Юстиниана, найденной на Таманском полуострове» ([www.vremennik.biz/opus/BB/II1/53633 «Византийский временник», 1895, Т. 2, кн. 1]);
• «Древности Южной России: Две керченские катакомбы с фресками» (СПб., 1896);
• «Заметки по истории и топографии Крыма» («Археологические известия и заметки», 1896, Т. 4);
• «К истории Боспора Киммерийского в конце VI века» ([www.vremennik.biz/opus/BB/III1/53693 «Византийский временник», 1895, Т. III, кн. 1]);
• «К вопросу о прифагореизме [царя] Нумы [Помпилия]» («Филологическое обозрение», 1896, Т. 10);
• «Цицерон в истории европейской культуры» («Киевлянин», 1896, № 95);
• «Где находилась Вичинская епархия Константинопольского патриархата?»([www.vremennik.biz/opus/BB/IV3/53766 «Византийский временник», 1897, Т. IV, кн. 3-4]);
• «Гонорар в русских университетах» (Киев, 1897);
• «Христианство у алан»([www.vremennik.biz/opus/BB/V1/53835 «Византийский временник», 1898, Т. 5, кн. 1]);
• «К истории готской епархии (в Крыму) в VIII веке» («Журнал Министерства народного просвещения», 1898, № 2);
• «Епископа Феодора „Аланское послание“» («Записки Императорского Одесского общества истории и древностей», 1898, Т. 21, ч. 2);
• «Новые данные из истории Старого Крыма» («Записки Императорского Русского археологического общества», 1898, Т. 10, вып. 3-4);
• «К вопросу о каменных бабах» («Археологические известия и заметки», 1898, Т. 6);
• «Смерть и бессмертие в представлениях древних греков» (Киев, 1899);
• «Карта Европейской Сарматии по Птолемею» (Киев, 1899);
• «Аланы по сведениям классических и византийских писателей» («Чтения в Историческом обществе Нестора Летописца», 1899, Кн. 13);
• «Славянское слово „плот“ в записи византийцев» («Византийский временник», 1900, Т. 7, кн. 1-2);
• «Надписи Никеи и её окрестностей» («Известия Русского Археологического института в Константинополе», 1900, Т. 6, вып. 1);
• «Вновь открытая присяга на имя Августа» («Филологическое обозрение», 1901, Т. 20);
• «Друнг и друнгарий» ([www.vremennik.biz/opus/BB/IX1/53787 «Византийский временник», 1902, Т. IX, кн. 1]);
• «Раскопки в Ольвии (в 1900 г.)» («Отчет Императорской Археологической комиссии за 1900 год», СПб., 1902);
• «Международный конгресс исторических наук в Риме» («Университетские известия», 1903, № 5);
• «Византийский лагерь конца X века» («Византийский временник», 1903, Т. 10, кн. 1-2);
• «К вопросу о происхождении фемного строя Византийской империи» («Сборник статей по истории права, посвященный Михаилу Флегонтовичу Владимирскому-Буданову его учениками и почитателями по случаю 35-летия его учено-литературной деятельности (1868—1903 гг.)», Киев, 1904);
• «К вопросу о фемах Византийской империи» («Изборник Киевский: Тимофею Дмитриевичу Флоринскому посвящают друзья и ученики», Киев, 1904);
• «К вопросу об имени и истории фемы Опсикий» («Византийский временник», 1904, Т. 11, кн. 1-2);
• «Греческие города на Черноморском побережье» («Книга для чтения по русской истории, составленная при участии профессоров и преподавателей», М., 1904, Т. 1);
• «Проект нового устава гимназий» (Киев, 1904);
• «Речь на открытии Киевского художественно-промышленного и научного музея императора Николая Александровича 30 декабря 1904 года» («Освящение и открытие Киевского художественно-промышленного и научного музея императора Николая Александровича», Киев, 1905);
• «Византийский лагерь X века» («Труды XII Археологического съезда в Харькове 1902 г.», Харьков, 1905, Т. 3);
• «Где начинается территория славян по Иордану?» («Журнал Министерства народного просвещения», 1905, № 3);
• «Прошлое Тавриды: Краткий исторический очерк» (Киев, 1906; 2-е изд., доп. — Киев, 1914);
• «Новые домыслы о происхождении имени „Русь“» («Университетские известия», 1906, № 6);
• «„Стратегика“ императора Никифора: Греческий текст по рукописи Московской Синодальной библиотеки с общими объяснениями» («Записки Императорской Академии наук», 1908, Т. 8: Историко-филологическое отделение. № 9);
• «Керчь и её христианские памятники» («Православная богословская энциклопедия», СПб., 1908, Т. 9);
• «Из Берлина: Международный конгресс историков» («Журнал Министерства народного просвещения», 1908, № 10);
• «Лекции по истории Византии» (Киев, 1909, литографированное издание);
• «Римское государство и его армия в их взаимоотношении и историческом развитии» («Военный сборник, издаваемый по Высочайшему повелению», СПб., 1909);
• «К вопросу о дате возвращения Креста Господня в Иерусалим из персидского плена» («Сборник статей в честь проф. В. П. Бузескула: Издан по поводу тридцатилетия его научно-педагогической деятельности», Харьков, 1914);
• «Император Фока» («Университетские известия», 1914, № 1);
• «К критике известий Феофана о последнем годе правления Фоки» («Византийский временник», 1914, Т. 21);
• «Христианская церковь и римский закон в течение двух первых веков» (Пучков А. А. Культура антикварных несходств: Силуэты, профили, личины. Киев: Феникс, 2012. С. 387—431).

Литература

• Юлиан Андреевич Кулаковский (1855—1919): Библиографический указатель (К 80-летию со дня смерти) / Сост. и авт. вступ. ст. А. А. Пучков. Киев: НИИТИАГ, 1999.
• Пучков А. А. Юлиан Кулаковский и его время: Из истории антиковедения и византинистики в России. Киев: НИИТИАГ, 1999 (ISBN 966-7452-03-4); 2-е изд., перераб. и доп. СПб: Алетейя, 2004 (ISBN 5-89329-648-6).
• Матвеева, Л. В. Юлиан Кулаковский. Киев: Стилос, 2002 (ISBN 966-8009-24-X).
• Варнеке, Б. В. Записка об учёных трудах Юлиана Андреевича Кулаковского, профессора Императорского Киевского университета св. Владимира (1876—1906 гг.) // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете. Казань, 1907. Т. 23. Вып. 1. Прил. С. 14-30.
• Латышев, В. В. Памяти Ю. А. Кулаковского // Вестник литературы. 1919. № 9. С. 10-11.
• Соболевский, А. И. Ю. А. Кулаковский: Некролог // Известия Российской академии наук. Пг, 1919. Сер. 6. Т. 13. № 12-18. Сент.-Дек. С. 567—568.
• Деревицкий, А. Н. Памяти профессора Ю. А. Кулаковского // Известия Таврической ученой архивной комиссии. Симферополь, 1920. № 57. С. 324-36.
• Грушевой, А. Г. Ю. А. Кулаковский (1855—1919) и его «История Византии» // Кулаковский Ю. А. История Византии: В 3 т. 2-е изд. СПб: Алетейя, 1996. Т. 1. С. 435—445.
• Фролов, Э. Д. Русская наука об античности: Историограф. очерки. СПб: Изд-во СПб ун-та, 1999.
• Перевалов, С. М. Ю. А. Кулаковский и его труды по истории аланов // Кулаковский Ю. А. Избранные труды по истории аланов и Сарматии. СПб: Алетейя, 2000. С. 542.
• Матвєєва, Л. В. Історичні етюди Юліана Кулаковського // Східний світ. Київ, 2000. № 1-2 ’97. С. 52-83.
• Матвєєва, Л. В. Юліан Кулаковський: сюжети класичного світу (80-ті рр. XIX ст.) // Східний світ. Київ, 2000. № 1-2 ’98. С. 149—166.
• Пучков А. А. Юлиан Кулаковский и его исследование тектоники античного мировоззрения // Кулаковский Ю. А. Эсхатология и эпикуреизм в античном мире / Изд. подгот. А. А. Пучков СПб: Алетейя, 2001. С. 5-44.
• Непомнящий, А. А. Подвижник изучения боспорских древностей: Ю. А. Кулаковский // Боспорские исследования. Симферополь, 2003. Вып. 3. С. 366—379.
• Непомнящий А. А. Новые материалы об изучении Крыма украинскими историками в конце XIX — начале XX века // Рукописна та книжкова спадщина України: Археографічні дослідження унікальних архівних та бібліотечних фондів. Київ, 2002. Вип. 7. С. 131—145.
• Пучков А. А. Кабинет Кулаковского // Кабинет: Журнал-каталог офисной мебели. 2003. Весна-лето. С. 18-19.
• Пучков А. А. Юлиан Кулаковский и его «История Византии» в пространстве российского византиноведения: Последний классик летописного жанра и культура жанра // Кулаковский Ю. А. История Византии: В 3 т. 3-е изд., исправ. и доп. СПб: Алетейя, 2003. Т. 1. С. 5-48.
• Асмус, В. Ф. Философия в Киевском университете в 1914—1920 годах (Из воспоминаний студента) // Вопросы философии. 1990. № 8. С. 98-103.
• Полетика, Н. П. Виденное и пережитое (Из воспоминаний). Иерусалим: Библиотека-Алия, 1982 (1990). С. 75-76.
• Чеканов В. Ю. Ю. А. Кулаковський та його внесок у візантиністику кінця ХІХ — початку ХХ ст. // Український історичний збірник ’2000. К., 2000. С. 219—229.
• Денисенко, О. Кулаковський Юліан Андрійович // Видатні діячі науки і культури Києва в історико-краєзнавчому русі України: Біографічний довідник. Київ: Інститут історії України НАН України, 2005. Ч. 1. С. 304—308.
• Пучков А. А. Юлиан Кулаковский: Профессор и лекции // Кулаковский, Ю. А. История римской литературы от начала Республики до начала Империи в конспективном изложении / Изд. подгот. А. А. Пучков. Киев, Издательский дом А+С, 2005. С. V-LXVI.
• Смолин, М. Б. Кулаковский // Энциклопедия имперской традиции русской мысли. М., 2005. С. 249—252.
• Непомнящий, А. А. Из истории подготовки «Археологической карты Крыма»: По данным переписки Ю. А. Кулаковского с А. И. Маркевичем // Сучасні проблеми дослідження, реставрації та збереження культурної спадщини: Збірник наукових праць Інституту проблем сучасного мистецтва Академії мистецтв України. Київ, 2006. Вип. 3, ч. 2. С. 127—142.
• Непомнящий А. А. Доктор римской словесности: Юлиан Кулаковский // Непомнящий А. А. Подвижники крымоведения. Симферополь, 2006. С. 205—236.
• Чеканов В. Ю. Кулаковський: історик-дослідник чи історик-ерудит? (за матеріалами листування з Г. Ласкіним та В. Латишевим) // Вісник Чернігівського державного педагогічного університету. Чернігів, 2006. Вип. 34. Сер.: Іст. науки. № 4. С. 99-103.
• Пучков А. А. Юлиан Кулаковский и его конструирование мифологии древней Греции // Сучасні проблеми дослідження, реставрації та збереження культурної спадщини: Збірник наукових праць Інституту проблем сучасного мистецтва Академії мистецтв України. Київ, 2009. Вип. 6, C. 369—384.
• Чеканов В. Ю. Київський візантиніст Юліан Кулаковський та міжнародні конгреси історичних наук на початку ХХ ст. // Вісник Київського славістичного університету. Сер. «Історія». 2009. Вип. 41. С. 202—209.
• Пучков А. А. «Люблю преподавание и живу собственно этим»: Навколокар’єрні плітки про Юліана Кулаковського у 1901—1902 роках // Пучков А. А. Культура антикварных несходств: Силуэты, профили, личины. Киев: Феникс, 2012. С. 269—298.
• Пучков А. А. Владимир Соловьёв и Юлиан Кулаковский: Три встречи // Пучков А. А. Культура антикварных несходств: Силуэты, профили, личины. Киев: Феникс, 2012. С. 299—386.
• Пучков А. А. "Музей со львами" и вице-председатель Юлиан Кулаковский. Речь Ю. Кулаковского на открытии Киевского художественно-промышленного и научного музея императора Николая Александровича 30-го декабря 1904 года // Сучасні проблеми дослідження, реставрації та збереження культурної спадщини: Збірник наукових праць Інституту проблем сучасного мистецтва Національної академії мистецтв України. Київ, 2013. Вип. 9, C. 185—203.

В последнее десятилетие, кроме упомянутых («Истории Византии» и «Римской истории» Аммиана Марцеллина), выпущены следующие труды Ю. А. Кулаковского:

• Кулаковский Ю. А. «Школа и мировоззрение Авита, епископа Вьеннского» (Изд. подгот. А. А. Пучков) (Киев: Издательский дом А.С.С, 1999)(ISBN 966-7452-19-0);
• Кулаковский Ю. А. «Избранные труды по истории аланов и Сарматии» (Изд. подгот. С. М. Перевалов) (СПб, Алетейя, 2000) (ISBN 5-89329-303-7);
• Кулаковский Ю. А. «Прошлое Тавриды» (Изд. подгот. Л. В. Матвеева) (Киев, Стилос, 2002) (ISBN 966-8009-16-9);
• Кулаковский Ю. А. «Эсхатология и эпикуреизм в античном мире: Избранные работы» (Изд. подгот. А. А. Пучков) (СПб, Алетейя, 2001) (ISBN 5-89329-461-0);
• Кулаковский Ю. А. «История римской литературы от начала Республики до начала Империи в конспективном изложении» (Изд. подгот. А. А. Пучков) (Киев, Издательский дом А+С, 2005) (ISBN 966-8613-11-2);

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Кулаковский, Юлиан Андреевич

– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.