Норман Озборн

Норман Озборн
Norman Osborn
Норман Озборн на обложке Dark Reign: The Goblin Legacy (Июль 2009 года) Художник — Калман Андрасофски.
История публикаций
Издатель	Marvel Comics
Дебют	как Зелёный гоблин: The Amazing Spider-Man #14 (Июль 1964) не назван: The Amazing Spider-Man #23 (Апрель 1965) как Норман Озборн: The Amazing Spider-Man #37 (Июнь 1966) как Железный патриот: Dark Avengers #1 (Март 2009) как Король гоблинов: The Superior Spider-Man #10 (Июль 2013) как Мэйсон Бэнкс: The Superior Spider-Man #17 (Ноябрь 2013)
Авторы	Стэн Ли Стив Дитко
Характеристики персонажа
Позиция	Добро затем Зло
Полное имя	Норман Вёрджил Озборн
Альтер-эго	Зелёный гоблин, Железный патриот, Супер Адаптоид
Псевдонимы	Норми, Гоблин, Гоблин-лорд, Гобби, Директор Озборн
Вид	Человек
Рост	180 cм
Вес	90 кг
Цвет глаз	зелёные, раннее голубые
Цвет волос	рыжие
Место рождения	Нью-Хейвен, Коннектикут
Гражданство	США США
Семейное положение	Вдовец
Род занятий	Владелец и президент компании «Озкорп», преступник, директор организации «М.О.Л.О.Т.»
Команды и организации
Тёмные Мстители, М.О.Л.О.Т. (реорганизованный Щ.И.Т.), Заговорщики, Громовержцы, Зловещая дюжина, Клуб адского пламени
Союзники
Локи, Часовой, Лунный Камень, Мак Гарган, Меченый, Мадам Гидра, Капюшон, Супериа, Горгон, Рука, раннее — Доктор Дум, Эмма Фрост, Нэмор, Нох-Варр, Виктория Хэнд
Враги
Человек-паук, Железный человек, Капитан Америка, Тор, Соколиный глаз, Ник Фьюри, Люк Кейдж, Фантастическая четвёрка, Каратель, Хобгоблин, Отто Октавиус
Особые силы
Сверхчеловеческая сила, реакция и выносливость Исцеляющий фактор Гениальный интеллект Мастерство рукопашного боя Поглощение суперсособностей при физическом контакте
Оборудование
Как Зелёного гоблина: Взрывные и парализующие гранаты в виде тыкв, Летающий Гоблин-глайдер, Дымовые и газовые бомбы, Перчатки, стреляющие электрическими импульсами до 10 000 вольт Газ, который может на какое-то время нейтрализовать Паучье чутьё Как железного Патриота: Особая броня, дающая способность летать, различное энергетическое оружие, ракеты и другое

Норман Озборн (англ. Norman Osborn) — вымышленный суперзлодей комиксов издательства Marvel Comics. Персонаж был создан сценаристом Стэном Ли и художником Стивом Дитко и впервые появился в The Amazing Spider-Man #14 (Июль 1964) в качестве Зелёного гоблина — его наиболее известном альтер-эго. Первоначально он был аморальным промышленником и главой корпорации «Озкорп». Приняв формулу гоблина, Озборн получил сверхчеловеческие силы, однако эта же формула довела его до полного безумия. Норман начал носить костюм гоблина, хэллоуиновского злодея. У него появился транспорт под названием глайдер, который имел форму летучей мыши. В качестве арсенала он начал использовать взрывные гранаты в форме тыкв, которые и назвал "тыквенные бомбы". С этого момента он стал преступником, терроризирующим Нью-Йорк. Норман Озборн является заклятым врагом супергероя Человека-паука. Он был ответственен за многие ужасные события в жизни супергероя (такие как создание его клонов и убийство его девушки Гвен Стейси). Помимо этого, Озборн вступил в конфликт со многими супергероями вселенной Marvel и был центральным персонажем сюжета "Тёмное правление", где он использовал личность Железного патриота.

Впоследствии Норман Озборн как Зелёный гоблин появлялся в различного рода товарах (одежда, игрушки, коллекционные карточки и видеоигры), а в 2002 году персонаж появился в фильме «Человек-паук» как альтер эго Нормана Озборна, сыгранного Уильямом Дефо. В 2014 году в фильме «Новый Человек-паук. Высокое напряжение» роль промышленного магната исполнил Крис Купер.

История публикаций

По словам Стива Дитко: "Синопсисом Стэна для Зелёного гоблина была съёмочная команда, которая обнаружила египетско-подобный саркофаг. Внутри находился древний мифологический демон, Зелёный гоблин, который, естественно, обрёл жизнь. Я превратил мифологического демона Стэна в человеческого злодея".

Зелёный гоблин дебютировал в The Amazing Spider-Man #14 (Июль 1964). В тот момент тайна его личности не была выявлена, а персонаж обрёл популярность, что привело к его появлению в следующих выпусках. Судя по всему Ли и Дитко имели общее мнение на счёт человека, который скрывался за маской гоблина. Ли всегда хотел, чтобы гоблин оказался знакомым Питера Паркера, в то время как Дитко считал, что это должен быть совершенно чужой и незнакомый для него человек, что, на его взгляд, было бы куда реалистичнее . У Дитко даже была задумка связать человека за маской гоблина с жизнью Джоны Джеймсона.

Дитко покинул серию в выпуске #38, прежде чем он смог выявить личность Зелёного гоблина. Ли же разоблачил его в следующим выпуске как Нормана Озборна, персонажа, введённого пару выпусков назад, который является отцом лучшего друга Питера Паркера Гарри Озборна.

Ключевую роль Зелёный гоблин сыграл в сюжетной арке The Night Gwen Stacy Died, которая разворачивалась в выпусках комикса The Amazing Spider-Man #121-122, где он убил Гвен Стейси, девушку своего злейшего врага Человека-паука.

Впоследствии другие персонажи, такие как Гарри Озборн скрывались за личностью Зелёного гоблина. Сценарист Роджер Стерн позднее представил Хобгоблина как полноценную замену Зелёного гоблина и заклятого врага Человека-паука. Во время Саги о клонах было выявлено, что Норман Озборн выжил после The Amazing Spider-Man #122 и с тех пор играл важную роль в жизни Человека-паука, скрываясь в тени.

Возвращение

После сюжетной линии "Саги о клонах" авторы столкнулись с недовольством читателей, которые были возмущены идеей заменить Питера Паркера на его клона Алого паука, Бена Рейли как истинного Человека-паука. В конце концов авторы решили показать, как один из вечных врагов Человека-паука манипулировал происходящим из-за кулис. Первоначально этим злодеем должен был стать Мефисто, но создателям хотелось более приземлённого персонажа. Именно тогда поступило предложение сделать им полукиборга, известного как "Гонта", воскресившего Гарри Озборна, который погиб в The Spectacular Spider-Man #200 (Май 1993). По задумке, Гарри должен был вернуться в общество, а Питер Паркер думал бы, что это клон Гарри, который вновь захотел стать Зелёным гоблином. Тем не менее было решено отказаться от задумки, сюжетная линия была отклонена главным редактором Бобом Харрасом. Вместо этого главным злодеем было решено выбрать Нормана Озборна.

Озборн вернулся в Peter Parker: Spider-Man #75 и был взорван в конце этого же выпуска. Он вернулся в Spectacular Spider-Man #250, но уже в качестве простого человека, где использовал СМИ, чтобы оклеветать Человека-паука и призвать общественность к тому, что Человек-паук — монстр. Тем не менее он до сих пор использовал костюм Зелёного гоблина в сражениях.

Новые роли

После сюжета "Гражданская война" Уоррен Эллис начал писать "Громовержцев" и спустя несколько выпусков Озборн стал директором команды. Он был одним из тех нескольких персонажей, кого Эллис отбирал для этой роли. Его нестабильность и конфронтация очень понравились автору комиксов и выбор пал именно на него. Тем не менее Эллис не был хорошо знаком с самим персонажем: "Всё что я помню о персонаже Нормане Озборне было в тех выпусках о Человеке-пауке, которые покупали мне родители, когда я был ещё совсем молод, и для меня Норман Озборн был парнем со странным рифлёным ёжиком, вечно потевшим, с выпирающими из головы глазами. Этот парень напоминал Дональда Рамсфелда, как общественного политического деятеля... [ Джо Кесада ] рассказал мне об этом за написанием, когда я долго смеялся". Лазер подтвердил, что новая команда была под контролем комиссии по свехчеловеческой деятельности, которая давала ему возможность делать то, чего он хочет: "Он свободный человек с большой силой... И не секрет чего он хочет. Он хочет получить Человека-паука."

Сюжетная арка "Секретное вторжение заканчивается на том, что Озборн отличился во время вторжения скруллов, где он убил их королеву Веранке. Это позволило персонажу вернуть себе влиятельное положение, что впоследствии привело к сюжетной арке "Тёмное правление". Между тем Энди Диггл продолжил писать "Громовержцев". Озборна Диггл описал как "яростного, безумного, но в то же время прирождённого лидера".

Озборн был главным действующим лицом в арке Тёмные Мстители с #1 (Март 2009) по #16 (Июнь 2010), где он собрал собственную команду, состоящую в основном из профессиональных преступников, а сам взял себе личность, совмещающую в себе идентичность Железного человека и Капитана Америки — Железного патриота. Озборн был главным антагонистом ограниченной серии "Осада", где вместе со своими приспешниками напал на Асгард. В итоге он был остановлен, смещён с должность и брошен в тюрьму, а личность Зелёного гоблина вновь дала о себе знать. Персонаж был классифицирован как враг Мстителей и сделал три незначительных появления в комиксах The Amazing Spider-Man. Первое состоялось в "Brand New Ways To Die", охватывающее The Amazing Spider-Man #570-573, где помимо Озборна конкуренцию Человеку-пауку составляли Громовержцы и Веном. Во второй раз Норман Озборн появился в The Amazing Spider-Man #580, где было выявлено, что изменение реальности Человека-паука Мефисто отразилось и на Озборне. В The Amazing Spider-Man #595-599 Норман пытается убедить своего сына стать супер героем, чтобы он смог убить его и воспользоваться его смертью. Также выяснилось, что он спал с суперзлодейкой Угрозой (бывшая девушка Гарри), полагая, что она родит ему злого ребёнка.

Озборн появился в ограниченной серии, состоящей из пяти выпусков, написанной Келли Сью ДеКонник и проиллюстрированной Эммой Риос. Серия также нашла своё отражение на страницах New Avengers #17-24 и Avengers #18-24,где Норман формирует новых Тёмных Мстителей и превращается в Супер-Адаптоида.

Вымышленная биография

Прежняя жизнь

Норман Озборн родился в Нью-Хейвене, штат Коннектикут. Он был сыном промышленника Амберсона Озборна. После потери контроля над своей компанией Амберсон спился и начал принижать остальных членов своей семьи. Норман начал презирать отца и поклялся самому себе добиться большего в жизни чем он.

В колледже он изучал химию и электротехнику. Там же он встретил свою первую любовь по имени Эмили. Они поженились и она родила ему сына Гарри. Норман основал компанию «Озкорп» вместе со своим бывшем учителем Менделем Штроммом. Сам Норман стал президентом компании. Его жена заболела и умерла, едва Гарри исполнился один год. Утешение от этой трагедии Норман нашёл в работе. Постоянная занятость не давала ему проводить времени с сыном и со временем Норман начал открыто пренебрегать им. Чтобы получить больший контроль над «Озкорпом», Озборн обвинил своего компаньона в краже и тот был арестован. Когда Норман разбирался в имуществе Штромма, он наткнулся на формулу, которая увеличивает физические данные человека. В попытках создать сыворотку Озборн допустил просчёт и в лаборатории произошёл взрыв зелёного вещества, которое попало на лицо Нормана. Авария значительно увеличила физические данные Озборна и его интеллект, однако она также вызвала безумие.

Зелёный гоблин

Норман Озборн берёт себе личность Зелёного гоблина с целью стать боссом преступного мира Нью-Йорка. Он намерен укрепить свой авторитет в глазах преступности путём убийства Человека-паука. Против героя он выступает лично или же через наёмников, таких как Палач. Он множество раз подвергает жизнь Человека-паука опасности, однако ему не удаётся достичь намеченной цели. Тем временем Менедель Штромм возвращается из тюрьмы и создаёт армию роботов в попытке отомстить, но Человек-паук спасает Озборна и Штромм, по-видимому, умирает от сердечного приступа. Чтобы узнать тайну личности Человека-паука Озборн разрабатывает особый газ, который блокирует паучье чутьё героя. Затем он следит за Человеком-пауком и с удивлением узнаёт, что под маской супергероя скрывается Питер Паркер, однокурсник его сына Гарри. Гоблин нападает на Паркера во дворе его дома. Он захватывает героя в плен и доставляет в своё убежище, где открывает секрет своего происхождения. Паркеру удаётся вырваться из ловушки Зелёного гоблина и между ними завязывается сражение. В результате на месте боя происходит взрыв. Паркер вытаскивает Озборна из-под обломков и доставляет домой. Когда Норман приходит в себя, он забывает о Зелёном гоблине и о тайне Питера.

Вскоре память Нормана возвращается к нему и он вновь надевает мантию Зелёного гоблина. Он похищает друзей Питера Паркера и угрожает его пожилой тёте, однако во время битвы он подвергает воздействию одной из своих самодельных бомб, в результате чего вновь теряет воспоминания. Некоторое время спустя Озборн обнаруживает убежище Гоблина и снова вспоминает о своей идентичности. Тем не менее, увидев, что его сына уносят в больницу от передозировки наркотиков, что в очередной раз приводит к потери памяти.

Позже он вновь становится зелёным гоблином и похищает девушку Питера Паркера, Гвен Стейси. Во время битвы на мосту Джорджа Вашингтона девушка падает с моста. Человек-Паук пытается поймать её паутиной, но из-за резкой остановки девушка погибает. Одержимый местью Человек-паук проникает в убежище Гоблина, но не убивает его. Озборн делает это сам, случайно пронзив себя собственным глайдером.

Возвращение

Когда Нормана доставляют в морг, формула гоблина даёт о себе знать. Благодаря исцеляющему фактору Озборн возвращается к жизни. Теперь уже не страдающий приступами амнезии Озборн сбегает из морга и отправляется в Европу. В то время как Норман Озборн находится за границей, для общественности он официально считается мёртвым. Там он строит козни Человеку-пауку, например заменяет Тётю Мэй на генетически изменённую актрису и подстраивает смерть своего сына Гарри. Наиболее эффективно он использует своё состояние когда нанимает группу шпионов, преступников и учёных, чтобы воплотить в жизнь план, который разрушит жизнь Человека-паука. Он использует таких злодеев как Шакал, чтобы отомстить Питеру Паркеру. Именно эту группа людей и участвует в разработке клонов Паркера, в том числе Бена Рейли, который утверждал, что он настоящий Питер паркера, а сам Паркер - клон. Озборн был разочарован, узнав, что даже после этого боевой дух Питера не был сломлен. Во время Хэллоуина Озборн публично заявляет о том, что он жив. Во время решающего сражения Озборн пытается убить своего заклятого врага, пронзая его своим глайдером, однако Бен Рейли жертвует собой, чтобы спасти Паркера. В одно время Озборн пытался или не пытался убить новорождённую дочь Питера.

Вернувшийся Озборн постепенно восстанавливает контроль над своим бизнесом, а также выкупает «Дейли Бьюгл». Джей Джона Джеймсон окончательно теряет контроль над газетой. Также Озборн принуждает Бена Уриха опровергнуть его статью о том, что он Зелёный гоблин. Он продолжает психически мучить Питера Паркера, напоминая ему о всей боли, которую он ему причинил. Озборн решает отойти от своего альтер эго, чтобы общественность не заподозрила, что он Зелёный гоблин. Некоторое время спустя появляется новый Гоблин, который похищает внука Озборна и пересекается с Человеком-пауком. Он также сталкивается с Родериком Кингсли, первым Хобгоблином. Некоторое время спустя Озборн решает вернуться к роли Зелёного гоблина, надеясь, что это даст ему больше силы и власти, однако его охватывает безумие. В это же время Питер узнаёт, что его тётя Мэй жива, а в тот раз погибла актриса Озборна. Между ними вновь завязывается сражение, но Питер вновь побеждает его. Несколько месяцев спустя частично восстанавливает здравомыслие при помощи анти-психических препаратов. Он находит Питера и говорит. что всегда мечтал о таком сыне как и он. Озборн просит его стать его наследником в роли нового Зелёного гоблина, но Питер отказывается. Позднее Озборн решает в очередной раз разрушить жизнь Питера Паркера. Его телохранители спаивают Флэша Томпсона, сажают за руль грузовика и направляют в школу, где работает Питер. Флэш едва не погибает. Однако на этом Гоблин не собирается останавливаться. Он намекает, что убьёт его тётю и девушку. Они сталкиваются на заброшенном складе. Оба истощаются после продолжительного поединка и решают заключить перемирие.

Идентичность Нормана Озборна как Зелёного гоблина раскрывается общественность через «Дейли Бьюгл», когда Озборн убивает одного из репортёров. После боя с Человеком-пауком и Люком Кейджем Озборн был схвачен и отправлен в тюрьму. Он разрабатывает хитрый план, похищая тётю Мэй, в результате которого Челвоек-паук освобождает его из тюрьмы. Озборн сбегает в Париж, но там его ловят агенты Щ.И.Т.а.

Несколько лет спустя после смерти Гвен Стейси, в сюжетной дуге "Грехи прошлого" выяснилось, что Норман провёл ночь с Гвен Стейси, которая была поражена его харизмой. Это привело к рождению близнецов, Габриэля и Сары. Из-за того, что Гвен не хотела подпускать Нормана к детям, тот решил убить её. Из-за особенности ДНК Озборна дети очень быстро росли. Он самостоятельно воспитывал близнецов и с ранних лет внушал им, что Питер Паркер их отец и что это он виновен в гибели их матери. Они нападают на Питера, но тот узнаёт правду от Мэри Джейн и рассказывает её близнецам. Сара верит ему и встаёт на его сторону, однако Габриэль всё ещё считает, что это враньё. Он принимает личность Серого гоблина и пытается убить Питера в момент переливания крови Саре, но та останавливает его. У Габриэля появляется амнезия.

Взлёт и падение

Во время заключения Норман всеми силами пытается избавиться от личности Зелёного гоблина, отчего и принимает различные лечебные препараты. Во время событий "Гражданской войны" и введения Акта регистрации сверхлюдей, Озборн был помилован и назначен директором Громовержцев, команды ответственной за задержку любого, кто воспротивится акту. Своей первой целью Озборн выбирает захват Человека-паука, тайну личность которого он забыл после событий "Spider-Man: One More Day" . Несмотря на все усилия, приложенные Норманом, Человек-паук успешно избегает пленения. Во время вторжения космических пришельцев скруллов Озборн убивает их королеву Веранке. Тем самым бывший преступник завоёвывает всеобщее признание. Правительство назначает его новым директором Щ.И.Т.а, который Норман реформирует в организацию М.О.Л.О.Т.. Используя своё положение он собирается собственную команду, члены которой позиционируются как Мстители. Она состоит из: Лунного Камня (как Мисс Марвел), Меченого (как Соколиный глаз), Нох-Варра (использует личность Капитана Марвела), Венома (представлен как Человек-паук), Дакена (взявшего личность Росомахи), Ареса и Часового. Сам Озборн похищает броню Тони Старка и нарекает себя Железным патриотом, совмещающего в себе образы Капитана Америки и Железного человека. Помимо этого Норман формирует союз с Доктором Думом, Эммой Фрост, Нэмором, Локи и Капюшоном, однако "союз" быстро разваливается, когда Фрост и Нэмор предают Озборна, чтобы помочь Людям Икс.

Стремление Озборна удержать власть в своих руках ставит под угрозу жизни многих супергероев. Озборн объявляет охоту на Старка. Множественные удаления данных из мозга вызывают у Старка повреждения головного мозга. Когда Осборн догоняет ослабленного Старка и жестоко бьет его, Пеппер Поттс в прямом эфире передает побои по всему миру. Прямой эфир ослабляет доверие к Озборну, а Старку начинают сочувствовать. Он разрабатывает взрывное устройство и посылает его к Новым Мстителям, однако Люку Кейджу удаётся перехитрить Озборна, и вместо этого взрывается его собственный дом. Со временем Озборн ставит перед собой цель осады Асгарда, выдавая своё вторжение за решение международного конфликта. Арес категорически запрещает Озборну атаковать землю его асгардских братьев, но Норман обманывает его. заявив, что они первые подвергли угрозе человеческие жизни. Во время Осады Часовой, на которого Озборн имеет сильное влияние, побеждает Тора, а затем и убивает Ареса, который узнал истинные мотивы Нормана и попытался убить его. Тем не менее всё проходит не так как это планировал Озборн, поскольку в Асгард прибывают Мстители. Тони Старк дезактивирует броню Железного патриота, а воскресший Стив Роджерс сражает самого Нормана. В нём вновь просыпается Зелёный гоблин. После того, как герои побеждают тёмную сущностью Часового, под названием Мрак, они связывают Озборна, его Тёмных Мстителей и других преступников. Нормана помещают в тюрьму, где он сталкивается с Зелёным гоблином (в форме галлюцинации) и обвиняет его в том, что тот не дал ему шанса защищать мир в качестве Железного патриота.

Будучи помещённым на секретную подводную тюрьму, Озборн предпринимает меры для своего освобождения. Он использует группу последователей Зелёного гоблина, а также коррумпированных сенаторов.

В ожидании судебного приговора Норман был переведён в другую тюрьму, на этот раз под контролем членов его культа. Озборн планирует вернуть броню Железного патриота и воссоздать Тёмных Мстителей: Джун Ковингтон как Алая ведьма, Ай Апаик как Человек-паук, Скаар как Халк, Барни Бартон как Соколиный глаз, Суперия как Мис Марвел и Горгона как росомахи. Они также воссоздают Рагнорёка как замену Тора.

Во время первого сражения команды с Новыми Мстителями Озборн демонтирует способности Супер-Адаптоида, провозглашает себя главой международной безопасности и приказывает Мстителям сдаться за совершённые ими преступления. Выясняется, что Скаар был двойным агентом. Он предаёт Нормана и Мстители побеждают его. В итоге Озборн попадает в кому.

Когда Хобгоблин возвращается в Нью-Йорк выясняется, что Озборн пропал из своего больничного номера.

Король гоблинов

В какой-то момент он провёл хирургическую операцию на лицо и начал действовать под псевдонимом Мэйсон Бэнкс, чтобы построить новую империю для своего внука Норми Озборна. Когда дети, работающие на Стервятника, обсуждают, что им делать после того как Превосходный Человек-паук (Отто Октавиус в теле Питера Паркера) победил их босса, появляется Зелёный гоблин и говорит, что он и есть тот кто знает все секреты Человека-паука и тот кто вскоре убьёт его. Позднее выясняется, что Гоблин собрал собственную армию в канализации, состоящую из: бывших членов банды Стервятника, некоторых членов Руки, мафиози Филина и приспешников третьего Белого Дракона. В то время как он готовит свою армию для нападения на Превосходного Человека-паука, он берёт себе новый псевдоним, Король гоблинов. Со временем он берёт под контроль более половины преступного мира Нью-Йорка и нарекает себя королём преступного мира.

Он просит Угрозу доставить к нему нынешнего Хобгоблина Фила Уриха, которого недавно одолел Превосходный Человек-паук. Он разрешает ему использовать свой образ, но лишь при условии, что он будет называть себя Рыцарем-гоблином. Затем он лично готовит Рыцаря-гоблина к противостоянию Превосходному Человеку-пауку.

После похищения Карли Купер Озборн узнаёт, что в теле Человека-паука находится сознание Отто Октавиуса. Впоследствии он использует на Карли формулу гоблина, в результате чего она мутирует. Он требует от неё личность Человека-паука, однако она отказывается говорить пока он сам не раскроется. Он уверяет её в том, что он настоящий Норман Озборн, однако отказывается снять маску. Затем он отправляет Купер и Угрозу на задание. В дальнейшем он убивает настоящего Хобгоблина, однако позднее выясняется, что это был дворецкий Родерика Кингсли, а сам Кингсли скрывается за границей.

Когда Отто отвергает его предложение сотрудничать, Король гоблинов начинает свою масштабную атаку на Нью-Йорк. Угроза берёт в плен Анну-Марию Маркони, возлюбленную Отто, которую Гоблин использует в качестве заложницы. Его план терпит фиаско, поскольку он не рассчитывал на то, что Отто пожертвует собой и позволит настоящему Человеку-пауку вернуть контроль над своим телом. После схватки со своим заклятым врагом он пытается сбегать, но тот разоблачает его и вводит противоядие от сыворотки Гоблина. Благодаря вмешательству Лиз Аллан Норману удаётся сбежать. Норман наконец избавляется от своего психического заболевания, вместе с тем потеряв и силы Зелёного гоблина. Он обещает вернуться уже с новым лицом и ввести в ход свой гениальный интеллект.

Секретные войны

Во время Secret Wars Кингпин рассылает приглашение нескольким суперзлодеям посмотреть на конец света, в том числе и Норману Озборну. Их веселье прерывает Каратель, ворвавшийся в бар, чтобы убить как можно больше негодяев перед тем, как всё закончится.

All New, All Different Marvel

Позиция Нормана как Короля гоблинов переходит в руки Фила Уриха. Тем не менее, таинственный человек с перевязанным лицом поставляет оружие гоблина по всему миру, чтобы атаковать «Parker Industries». Впоследствии выясняется, что этим человеком является Норман Озборн, который пережил нападение Карателя, но получил серьёзные ранения. Он по-прежнему жаждет отомстить Человеку-пауку.

Силы и способности

Норман Озборн превратился в Зелёного гоблина благодаря химическому раствору, разработанного на основе формулы Менделя Штромма. В результате этого Озборн получил сверхчеловеческую силу, скорость и выносливость.

В дополнении к этому сыворотка значительно повысила уровень интеллекта Нормана, что позволило ему разработать множество открытий в областях генетики, робототехники, инженерии, физики и прикладной химии. Тем не менее формула гоблина свела Озборна с ума: он был одержим идентичностью Зелёного гоблина и видел множество иллюзий и галлюцинаций.

Оружие Железного патриота

Во время событий Dark Reign Норман Озборн создал личность Железного патриота, которая совмещала в себе образы Железного человека и Капитана Америки. Таким образом он хотел закрепиться в глазах окружающих в качестве супергероя. Будучи Железным патриотом он использовал одну из устаревших моделей брони Тони Старка, окрашенную в цвета американского флага, подобно костюму Капитана Америки. Броня дала Норману сверхчеловеческую силу, прочную защиту, способность летать. Помимо этого она была вооружена по последнему слову техники: взрывные ракеты дальнего действия, миниатюрные лазеры, а также радиосвязь со штабом, Белым домом, напрямую с президентом США и другими Тёмными Мстителями. Тем не менее эта броня сильно уступает современным костюмам Железного человека. Ещё одним недостатком являлся тот факт, что Тони Старк имел пароль к каждому своему творению, отчего, во время Осады Асгарда он дезактивировал броню Железного патриота.

Силы и недостатки Супер-Адаптоида

Во время заключения в тюрьме учёные АИМ превращают Озборна в Супер-Адаптоида, способного поглощать способности мутанта, мутировавшего человека, пришельца, андроида и любого другого разумного существа при контакте с ними. Он обладает значительной выносливостью и прочностью. Норману без труда удаётся поднять и отбросить от себя Люка Кейджа на значительное расстояние. Он также может левитировать. В воздушном бою ему удалось одолеть Вижена.

В течение своего появления он поглотил способности Люка Кейджа, Вижена, Красного Халка и Защитника. Предположительно, он поглотил способности второго состава Тёмных Мстителей. После поглощения способностей Красного Халка, тело Озборна вырастает до колоссальных размеров и приобретает фиолетовый окрасок. Вены утолщаются, а глаза начинают гореть ярким свечением. Он становится похож на Халка и, подобно ему, получает способность хлопком в ладоши создавать ударные волны. Прочность его тела позволила ему выдержать совместную атаку всех Мстителей. Когда Дейзи Джонсон взрывает его сердце, Норман в мгновенье исцеляется. Также он, подобно Вижену, может манипулировать плотностью своего тела.

Несмотря на это, Озборн не контролирует свои способности. При прикосновении к сверхсуществам он автоматически поглощает их способности, хочет он того или нет. Кроме того, его тело неспособно выдержать большого количества сил, о чём его предупредили учёные АИМа. Таким образом он случайно поглощает способности всех Мстителей и Новых Мстителей, когда те одновременно атакуют его. В результате он попадает в кому.

Психические заболевания и другие недостатки

Норман Озборн изображается как психически нездоровый человек. Он страдает от маниакально-депрессивного психоза, имеет ярко выраженное расстройство нарциссической личности. Раннее у него наблюдалось раздвоение личности: в то время как Зелёный гоблин хотел стать новым криминальным боссом Нью-Йорка, Озборн оставался мрачным и жестоким бизнесменом, а также уделял мало внимания своему сыну. Он — садист, которого совершенно не волнуют жизни невинных людей. Он использует их как прикрытие в сражениях со своими врагами.

У Нормана было выявлено биполярное аффективное расстройство. Об этом говорилось в нескольких историях о Человеке-пауке. Под надзором психиатра он принимает антидепрессанты и прочие лекарства, что приводит к резким переменам настроения. Вершиной его безумие является видение галлюцинаций. Иногда он слышит в голове голос своего альтер эго, Зелёного гоблина или видит его лицо в зеркале вместо своего собственного. Раннее высокомерие Озборна не давало ему пройти психиатрическое лечение и он отказывался признать, что болен. Позднее, в разговоре с Часовым он признался, что не сразу принял свою болезнь.

Сверхчеловеческий психолог Леонард Самсон сказал об Озборне: "В медицинской терминологии слова псих и психопат синонимы... и в случае с Норманом Озборном подходят оба. Я бы охарактеризовал его, как биполярного психа с ярко выраженной психопатной манией величия и больной самовлюблённостью. По терминологии Лайма, этот смертельно опасный коктейль, который в беспорядочно хаотичном припадки ярости может сделать его самым опасным человеком на планете."

Веря в собственное превосходство, Норман редко допускает, что он когда-то совершал ошибки, как правило, обвиняя в своих промахах других людей. Он считает себя хорошим отцом, думая, что он всю жизнь обеспечивал Гарри подарками и водил его по интересным местам, а также интересовался его успехами. Став Гоблином, он начинает ещё более презрительно относиться к людям, считая их вредителями. Узнав тайну личности Человека-паука в первый раз, Норман убеждал себя, что ни одна из побед супергероя не является заслуженной, потому как ему либо помогали другие супергерои, такие как Человек-факел, либо он побеждал лишь его подчинённых, а самому Гоблину удавалось скрыться. Он упустил возможность возглавить оригинальный состав Зловещей шестёрки, потому как расценивал это за признание, что он нуждается в помощи других, чтобы одолеть Человека-паука. Несмотря на это, он позже собрал Зловещую дюжину. Будучи директором Громовержцев, он продолжает быть озабоченным Человеком-пауком. Своей первой целью Озборн выбирает захват именно этого супергероя. В разговоре со своей помощницей об Алом пауке Озборну мерещится имя Человека-паука, после чего он принимает антидепрессанты. Когда Норман читает досье на незарегистрированного супергероя Стального паука, от истерично вспоминает про Человека-паука и его пробивает смех. В разговоре с командой он также ошибочно называет Стального паука Человеком-пауком. Когда он сталкивается с Молекулярным человеком, тот погружает Озборна в иллюзию, где тот видит себя Человеком-пауком. Во время его пребывания во главе М.О.Л.О.Т.а он был спровоцирован своей стороной Гоблина вести атаку на Асгард. Гоблин убеждал его, что асгардцы угрожают его власти. Также было выявлено, что Локи во многом повлиял на решение Озборна напасть на Асгард.

Было также показано, что личность Гоблина доминирует над персоной Озборна. Несмотря на это, Озборн продолжает оставаться садистом. Будучи директором Тёмных Мстителей он позволил маниакальному Меченому быть частью его команды, а также убивать невинных людей, лишь бы тот исполнял его приказы. Он отправил своих офицеров сбивать гражданский самолёт, чтобы проверить, сможет ли его враг Пеппер Поттс спасти людей с её доспехами. Он даёт интервью в СМИ, где признаётся в своих грехах, тем самым пытаясь заслужить внимание общественности. Для того, чтобы Часовой высвободил всю свою силу через Мрака, Озборн приказывает Меченому убить его жену. В течение всей сюжетной дуги Dark Avengers Норман пытается перебороть личность Гоблина, однако во время осады Асгарда, после поражения в битве с Капитаном Америкой и Железным человеком, Гоблин берёт верх над ним.

Вне комиксов

Телевидение

• Первое появление Нормана Озборна как Зелёного гоблина на большом экране состоялось в мультсериале «Человек-Паук» 1967 года, где его озвучил Лен Карлсон.
• Зелёный гоблин появляется в мультсериале «Человек-Паук» 1981 года, озвученный Нилом Россом. Гоблина же озвучил Деннис Ховард.
• В мультсериале «Человек-Паук» 1994 года Норман Озборн вновь был озвучен Нилом Россом.
• Фотографию Озборна можно заметить в одной из серий мультсериала «Человек-Паук» 2003 года, который является альтернативным продолжением фильма.
• Гоблин появляется в «Новые приключения Человека-паука», где Нормана Озборна озвучил Алан Рачинс, а Зелёного гоблина — Стивен Блум.
• В мультсериале «Совершенный Человек-Паук» 2012 года, Норман Озборн является наряду с Доктором Осьминогом основным антагонистом. Озборна озвучил Стивен Вебер. В последних сериях первого сезона, Отто Октавиус обманом вводит Озборну препарат, который был выделен из крови Человека-Паука из-за чего Норман Озборн трансформируется в Гоблина, такого же как и в «Ultimate Spider-Man» версии.

Кино

• Норман Озборн является главным антагонистом фильма «Человек-паук» 2002 года, где его роль исполнил Уильям Дефо.
• Дефо повторил роль Озборна в фильме «Человек-паук 2» 2004 года, где появился в качестве галлюцинации Гарри Озборна.
• В фильме «Человек-паук 3: Враг в отражении» Норман вновь даёт о себе знать, когда к Гарри возвращается память. Он советует ему "нанести удар в сердце" Питера.
• Силуэт Нормана Озборна можно увидеть на первом этаже башни «Озкорп» в фильме «Новый Человек-паук», когда Питер поднимается по эскалатору.
• Крис Купер исполнил роль Нормана Озборна в фильме «Новый Человек-паук. Высокое напряжение».

Критика и отзывы

Норман Озборн (Зелёный Гоблин) занял 13 место в списке 100 лучших злодеев комиксов по версии IGN.

Театр

• Норман Озборн как Зелёный гоблин появился в бродвейском мюзикле «Spider-Man: Turn Off the Dark».
• Зелёный гоблин появляется в сценическом шоу «Marvel Universe Live!».

Ссылки

• [marvel.com/characters/852/green_goblin Зелёный гоблин] на Marvel.com
• [www.comicvine.com/norman-osborn/4005-58812/ Норман Озборн] на Comicvine.com
• [marvel.wikia.com/Green_Goblin Зелёный гоблин] на Marvel.wikia.com
• [comicbookdb.com/character.php?ID=318 Зелёный гоблин] (англ.) на сайте Comic Book DB

Отрывок, характеризующий Норман Озборн

– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.