Пенаты (усадьба)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дом-музей
Пенаты

Музей-усадьба И. Е. Репина «Пенаты»
Страна Россия Россия
Город Репино (Санкт-Петербург)
Дата основания 1899
Строительство 18991962 годы
Основные даты:
1899Усадьба приобретена Репиным
1944Полностью сгорел
1962Восстановлен после пожара
Статус
Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810298000 объект № 7810298000]
объект № 7810298000
Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810298001 объект № 7810298001]
объект № 7810298001
Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810298002 объект № 7810298002]
объект № 7810298002
Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810298003 объект № 7810298003]
объект № 7810298003
Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 540-026
[whc.unesco.org/ru/list/540-026 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/540-026 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/540-026 фр.]
Координаты: 60°09′20″ с. ш. 29°53′48″ в. д. / 60.15556° с. ш. 29.89667° в. д. / 60.15556; 29.89667 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=60.15556&mlon=29.89667&zoom=16 (O)] (Я)

Пена́ты — музей-усадьба художника И. Е. Репина, расположенная в посёлке Репино (бывш. Куоккала) Курортного района Санкт-Петербурга;  памятник архитектуры (федеральный), Приморское шоссе, 411.





История

В 1899 году, когда Репин приобрёл участок земли, где позже будет выстроена усадьба «Пенаты», он уже был прославленным художником, автором «Ивана Грозного» и «Царевны Софьи», «Бурлаки на Волге» и «Крестного хода», «Отказа от исповеди» и «Ареста пропагандиста», «Заседания государственного совета», портретов Серова, Мусоргского, Бородина, Глазунова, Пирогова, Витте и Николая II. Много лет он являлся членом Товарищества передвижных художественных выставок. Вскоре после того как Репин обосновался в Пенатах, он стал профессором и руководителем художественной мастерской в Академии художеств, а с 1898 года — ректором Академии.

Эти многочисленные обязанности и заставили Репина искать дом в окрестностях Санкт-Петербурга: с одной стороны, из Куоккалы было удобно добираться до города, с другой — место на берегу Финского залива было достаточно уединённым, и Репин мог работать спокойно и без помех. Усадьбу назвали «Пенаты» в честь римских богов-хранителей домашнего очага. Изображения этих божков, пенатов, можно увидеть на расписных деревянных воротах усадьбы, созданных по рисунку Репина. Уникальным, ни на что не похожим остается и дом Репина. В доме два этажа, и на первом из них находится скульптурная мастерская, а также жилые комнаты: кабинет хозяина, гостиная и столовая.

В доме на знаменитых «репинских средах» бывали Максим Горький, Корней Чуковский, сюда приходили Маяковский, Есенин, Леонид Андреев, Давид Бурлюк, Короленко, Куприн, народоволец Морозов, композиторы Лядов, Глазунов и многие другие. Репин прожил в усадьбе 30 лет, здесь он умер и здесь же был похоронен.

Настоящее время

В XXI веке усадьба является памятником культурно-исторического наследия федерального уровня охраны, включающим 3 объекта (жилой дом, могила И. Е. Репина, парк) и наследием ЮНЕСКО в целом на основании:

Мемориальный музей в доме Репина был открыт в 1940 году, но во время ВОВ здание сгорело дотла. После Победы дом был восстановлен, и музей открылся вновь 24 июля 1962 года.

Усадьба названа «Пенаты» в честь римских богов-хранителей домашнего очага. Изображение этих божков, пенатов, можно видеть на расписных деревянных воротах усадьбы, созданных по рисунку Репина. Гора за усадьбой названа «Чугуевской» в честь малой родины художника. Возле дома рабочими-латышами пробурен артезианский колодец названный «абиссинским». У колодца «Скамья великого гнева», где Репин критиковал молодых художников. С деревянным садовым театром-беседкой «Храм Осириса и Изиды» и расположенной перед нею площадью Гомера связана общественная жизнь Репина. Здесь летом по воскресеньям устраивались собрания жителей Куоккалы, проходили лекции и танцы под гармонику и балалайку… Площадь Гомера была украшена гранитными глыбами и вывороченными корнями деревьев, покрытых Репином смолой. В глубине сада расположена смотровая башня «Беседка Шахерезады». В конце жизни Репин изъявил желание навсегда остаться в «Пенатах» и быть похороненным в своём саду без гроба, с посадкою дерева.

— Первушина Е. В. Усадьбы и дачи петербургской интеллигенции XVIII — начала XX века. СПб. 2008, с. 312—331

2013 год — на территории усадьбы были созданы две площадки для игры в крокет. 6 октября Федерация крокета РФ и «Пенаты» провели городской турнир по классическому русскому крокету среди 10 команд. Документально известно, что в «Пенатах» у Репина играли в крокет. Эта игра была популярна в России в XIX веке и начале XX века. Забытая забава дачников возвращается, как традиция усадьбы Репина.[1]

Фотографии

Беседка «Шахерезада» в Пенатах была восстановлена в 1960 году, с 1969 года ремонтировалась ежегодно и вносится в план ремонта по настоящее время, оставаясь в опасном состоянии для посетителей[2]. В 1974 году столяры УНР-47 треста № 104 Главленинградстроя отремонтировали «Шахерезаду»[3].

Портреты, написанные в «Пенатах»[4]

Усадьба

  • 27 мая — День рождения усадьбы
  • 5 августа — День рождения И. Е. Репина
  • 29 сентября — День памяти И. Е. Репина

В 1899 году — Репин купил небольшую усадьбу, около 2 га, на имя своей второй жены Н. Б. Нордман. Заросший кустами участок через два года превратился в парк.

Летом 1899 года — в усадьбе вырыли пять прудов с соединяющими их каналами, выходящими в протекающий рядом за усадьбой ручей, названный «Марьина канава» и впадающий в Финский залив.

В 1903 году — по эскизу Репина (народные узоры вышивок) были сделаны ворота с калиткой, на которых обозначено название усадьбы и дата «1903» год, с этого момента в доме стали жить постоянно.

В 1906 году — в конце аллеи Пушкина у поляны «Гомера» справа построена беседка «Храм Озириса и Изиды»[5], которая часто становилась эстрадой. Внешний вид её не менялся с момента постройки. По воскресеньям на поляне устраивались кооперативные, а значит дешёвые народные гуляния: читали лекции, пели, танцевали, пили чай с булкой и леденцами. Таким образом, Репин устраивал себе дополнительный отдых по предписанию врачей. За поляной «Гомера» аллея Пушкина приводит к лестнице, поднимающейся к «Башне Шехерезады»[6] — высокая смотровая с подзорной трубой площадка, двухъярусная, с точёными, ажурными, раскрашенными решётками и балясинами. Рядом на горе были ещё две беседки «Будка Италии» и «Рембрандт». Эту гору назвали «Чугуевой горой», на ней были высажены вишни. Вдоль Чугуевой горы аллея Пушкина и Берёзовая аллея соединяются аллеей сосен. Вокруг дома были разбиты цветочные клумбы. Из выкопанных в прудах валунов сложили альпийские горки. Мелкая галька и булыжники, использовались для мощения дорожек и укрепления берегов. На аллеях и дорожках для перехода через канавы устроены деревянные мостики. Все дорожки и уголки парка имели свои названия в честь друзей или родных, под настроение названия менялись. В парке строились деревянные домики и беседки. До нашего времени дошли только две.

К 1908 году — сразу за воротами были ещё два строения: дом местного финна и вновь построенный дом сына Юрия — добротный двухэтажный, похожий на пенатский, приспособленный для работы художника-живописца. Сейчас по этому месту проходит косая аллея к музею.

В 1911 году — в конце аллеи Пушкина был выкопан самый поздний и нарядный круглый пруд, названный «пруд Рафаэля». Через парк были проложены две параллельные аллеи: от ворот берёзовая, а от дома еловая.

В 1914 году — была пробурена на 72 метра в глубину скважина, оборудованная в артезианский колодец «Посейдон», дававшая чистую воду с большим расходом, которого хватало для проточности прудов и канав. Вода чистая, питьевая с небольшим привкусом железа. Репин считал её целебной и пил до самой смерти. В большом пруду у колодца были посажены белые лилии, на воду спущена небольшая лодочка, там же устраивались фейерверки по праздникам. Зимой на льду пруда устраивалась карусель, а Шаляпин даже катался на коньках.

В 1922 году — входные ворота усадьбы были Репиным переделаны, но основа рисунка осталась та же. В трудные 20-е годы в парке был огород. Кроме дома были ещё сараи и дворницкая одноэтажная постройка, располагавшаяся с правой (южной) стороны от основного дома (в 1920-е годы там жил племянник Репина). Со стороны южного фасада был погреб со стеклянной крышей и стеклянной галереей-переходом от дома. Все эти строения загораживали вид на Пенаты от Большой дороги. По завещанию Нордман для музея все эти постройки должны быть уничтожены. Их и не восстанавливали. Дом открыт в сторону парка. Все комнаты с видом на парк имели выходы в парк, и он был как бы их пейзажным продолжением.

С октября 1930 года — на углу аллей Берёзовой и Сосен находится могила Репина.

В 1940 году — территория п. Куоккала становится советской, дом цел, после эвакуации детей Репина внутренняя обстановка сохранилась, даже еда на тарелках в столовой, видимо уезжали стремительно, полы были устланы разбросанными «документами», в «Пенатах» создаётся музей памяти И. Е. Репина, на могиле был временно установлен гипсовый бюст, взамен креста.

В 1946 году — на могиле установлен памятник в виде гранитного постамента с бронзовым бюстом художника, исполненный в 1909 году Н. А. Андреевым.

В 1994 году — после реставрационных работ в Пенатах памятник был заменён красивым деревянным крестом, как и было ранее до 1940 года.

В XXI веке — парк имеет площадь — 3,8 га; экспозиционно-выставочная площадь музея — 551,2 м², временных выставок — 60 м², фондохранилищ — 7,3 м².

Дом

Одноэтажный дом обрастал пристройками, верандами, балконами.

В 1906 году поднялся второй этаж со стеклянными шатрами, флюгерами, резными украшениями, сделанными по рисункам хозяина. Строительство велось без плана. То, что получилось, подчинено показателям назначения и целесообразности каждой пристройки, где много света, воздуха, удобно жить и работать художнику. По завещанию Нордман, составленного в 1910 году, в случае смерти хозяйки (это случилось в 1914 году в Швейцарии от открытой формы туберкулёза) дом становился собственностью Репина, а потом переходил к Академии художеств при условии, что там будет музей И. Е. Репина.

С 1922 года на территории Финляндии фактической хозяйкой дома стала старшая дочь Репина Вера Ильинична, возвратившаяся из Петрограда и негативно настроенная к Советской России. В 1939 году Вера и её брат Юрий эвакуировались в Хельсинки, забрав часть, принадлежавших им, [ilya-repin.ru/additional.php по распоряжению отца] от августа 1927 года, картин и рисунков.

Весной 1940 года дом был открыт для посетителей как музей. После начала ВОВ в 1941 году мемориальные вещи и часть обстановки, но не вся, были вывезены в Ленинград, в Академию художеств.

В 1944 году от дома и всех построек в парке нашли только фундаменты и остовы печей. Так как обмеров дома ранее не делалось, то восстановление шло по сохранившемуся фундаменту и многочисленным фотографиям. Проект исполнялся архитектурной мастерской Ленпроекта[7] под руководством И. Кацюга, архитектором В. Шерстнёвым. Строительные работы осуществлял отдел капитального строительства Ленгорисполкома. В 1930 −1940 году была составлена опись вещей, сохранившихся в «Пенатах», что облегчало поиски предметов интерьера. По фотографиям интерьеров Академия, стали приобретать несохранившуюся, аналогичную мебель. Были устроены выставки фотографий требуемых предметов. Известно, что в гостиной стоял рояль фирмы Беккер № 34132, который выбирал для Репина композитор А. К. Глазунов. Случайно нашли рояль не только близкий по номеру, но и такой, на котором ранее играл Глазунов. Владелицей рояля оказалась ученица композитора. Часть мебели из петербургской квартиры художника, подлинность которой бесспорна, сохранилась у дальних родственников Репина: инкрустированный псевдовосточный столик, изображённый на картине «Негритянка», нотная этажерка с автографом Репина. Эта мебель и вещи стали дополнением обстановки в «Пенатах». Обеденный стол с вращающейся серединой был вновь сделан благодаря чертежам с объяснением конструкции, сохранившихся в архиве Русского музея. Печи и камины были восстановлены по картинам и рисункам интерьеров. Художник Ю. Мунтян, делавший эскизы для восстановления печей, на развалинах дома в 1944 году подобрал обломки кафеля для образцов. Для маленьких печей в зимней мастерской подошли кафеля, разобранных к тому времени печей Русского музея.

Внешние изображения
[ilyarepin.ru/cms.ashx?req=Image&imageid=50aab9ab-4f13-49d5-94d9-d41c10693776&key=%CD%E5%E3%F0%E8%F2%FF%ED%EA%E0%201876 Картина «Негритянка»]

Вместо некоторых утраченных произведений, которые были в «Пенатах», главным образом работ учеников Репина, удалось отыскать картины тех же художников, относящихся к тому же времени. Так появились этюд В. А. Серова «Пиратка», портреты работ Б. М. Кустодиева, И. С. Куликова, И. И. Бродского, Н. Ф. Петрова, Ф. А. Малявина.

24 июня 1962 года — состоялось торжественное открытие возрождённых репинских «Пенатов».

Парк, дом, внутренний вид комнат воссозданы такими, какими они были в 1905—1912 годах, то есть в наиболее значительный период жизни Репина. Было восстановлено 10 комнат в том числе зимняя веранда. Кухня, ванная и другие хозяйственные пристройки, согласно завещанию не реставрировались, поэтому сейчас здесь гардероб музея и кабинеты для научной работы. Эти три комнаты сохранили старую планировку, но их внутреннее убранство не восстановлено, так как не было необходимых фотографий, а сами комнаты несколько раз меняли своё назначение. Известно, что в угловой была спальня Нордман, затем Надежды Ильиничны, средняя служила малой столовой, а в первой комнате жила прислуга. В музее на стенах этих комнат размещены большие фотографии основных произведений художника. В витринах, расположенных вдоль стен, — архивные документы, биографические материалы.

Прихожая

В начале XX века в прихожую попадали прямо с крыльца. Это небольшое, очень светлое помещение, вся южная стена которого занята узорным окном. У окна на бамбуковой подставке медный гонг — «Там-Там». Он был выписан Нордман в 1909 году из Парижа. Над гонгом плакат, сделанный от руки: «Самопомощь… Сами снимайте пальто, калоши… Бейте весело, крепче в Там-Там… Открывайте дверь в столовую сами…». Самопомощь — это девиз репинского дома. Швейцара здесь не было. Все работали на равных правах, в том числе и хозяева. Прислуживание считалось недопустимым. Та комната, из которой сейчас посетители осматривают прихожую, была малой столовой, где хозяева обедали во все дни, кроме среды. Здесь же находились телефонные аппараты — местный и междугородный. У входных дверей справа стоит старый флаг «Пенатов». Он был голубой и поднимался по средам над домом. На вешалке рядом — репинская крылатка, на столике шляпа и берет. В крылатке Репин изображён советским скульптором М. Г. Манизером. Бюст его работы установлен в центре посёлка Репино. У окна стоит старый деревянный сундук. В 20-е годы он был подарен прислуге Мине Лаутанен, когда она выходила замуж. Летом 1962 года сундук вернулся из Финляндии в «Пенаты» как дар мужа Мине. Напротив входных дверей простое зеркало, вместо подзеркальника — ящик, сбитый из дощечек, покрытый домотканой шерстяной скатертью. Здесь же небольшой кожаный саквояж Репина. В углу самодельные трости и заступ. В прихожей у зеркала большая фотография, сделанная 20 июля (2 августа по н.с.) 1912 года. Гости на ступеньках лестницы беседки «Башенка Шахерезады». Репин и Нордман сидят слева, напротив Репина — художник М. П. Боткин[6].

Кабинет

Внешние изображения
[www.nimrah.ru/upload/2008-10-10_11-35-20.jpg Кабинет И. Е. Репина]
[www.petersburg-bridges.com/images/repino-museum.spb.ru/4_resize.jpg Фотография Репина в кабинете усадьбы в «Пенатах»]

Кабинет пристроен к одной из комнат и как бы выходит в сад. Комната с выступающей полукругом стеклянной стеной всегда полна света. Это самая поздняя пристройка к дому была сделана в 1911 году. В центре кабинета стоит письменный стол. На нём среди личных вещей страницы рукописи воспоминаний. В витринах перед кабинетом книги с дарственными надписями Чехова, Короленко, Бунина, Лескова, Леонида Андреева, С. Н. Сергеева-Ценского, Ц. А. Кюи, Н. А. Морозова, Менделеева. Там же книги о Ленине и его сочинения, присланные в Пенаты по просьбе Репина в 1926 году. По воспоминаниям ученика Репина и старого друга по академии, А. М. Комашко, прожившего в Пенатах около трёх лет, кабинетом художник пользовался часто как мастерской, так как там было много света. В кабинете Репиным были написаны воспоминания «Далекое близкое». Вдоль стен — полки с книгами и статуи русских великанов в маленьком виде скульптора И. Я. Гинцбурга. Это В. Стасов, Л. Толстой, В. Суриков, А. Рубинштейн, А. Кони, Д. Менделеев. На письменном столе в простых рамках стоят фотографии близких: портрет отца, матери и десятилетнего сына Юрия. Здесь же лежат папки с поздравительными адресами, бювары, портфель с монограммой «И. Р.». Прессом для бумаг служил большой кусок зелёного стекла — память о посещении Брянского завода. Слева стоит ящик с большим увеличительным стеклом в деревянной рамке — приспособление, которым пользовались при рассматривании фотографий. Резной ларец, в котором Репину были переданы 436 сочувственных писем по поводу несчастного случая вокруг картины «Иван Грозный»[8]. Небольшая плита из розового мрамора, служившая подставкой для чернильницы, подарена архитектором В. Ф. Свиньиным[9] 21 августа 1910 года в день открытия флигеля Русского музея, построенного по его проекту. Рядом с письменным столом находится гипсовый слепок со статуи «Скорчившийся мальчик» Микеланджело (оригинал в Эрмитаже). На кафельной печке слева бронзовая статуэтка «Нарцисс» — память о путешествии в Неаполь.

Гостиная

В ней по средам собирались гости. Отличалась простотой своего убранства. Главным её украшением были картины — работы учеников и друзей Репина. При входе — слепок со знаменитой скульптуры Венеры Милосской (гостиную иногда называли «комнатой Венеры»). В обычные дни эта комната была кабинетом Наталии Нордман. Здесь всегда стоял рояль. Возле него на стене висит фотография молодого Горького с дарственной надписью. На стене, слева от рояля, висит ковёр ручной работы, вышитый крестом по рисунку архитектора А. Л. Гуна — это подарок от певицы А. Н. Молас[10], пропагандистки творчества Мусоргского. Над дверью, возле лестницы, ведущей в мастерскую, висит портрет Чуковского, исполненный И. И. Бродским в 1915 году. На рабочем столе Нордман, накрытом шёлковой серой в лиловую полоску тканью, которая сохранилась до нашего времени, можно видеть фотографии Репина и самой Нордман. Слева на стене рисунок-портрет Нордман, выполненный Репиным. Каждое воскресенье зимой в гостиной читались публичные лекции по самым разнообразным знаниям. Лекторами выступали и сами слушатели Кипятов Василий Николаевич (дворник г. Башмакова) читал лекцию о пчеловодстве и т. д. Публика была самая разнообразная: сидельцы, приказчики, дворники, кухарки, горничные, фермеры и пр., от 10 лет до 60-летних. Ни перед кем не запиралась большая комната, всегда битком набитая и поражавшая лекторов необычным вниманием. Это, по словам Репина, был мини-народный университет. Летом лекции читались в саду, заканчиваясь пением народных фабричных песен, частушек и танцами. Иногда лекции переносились в летний театр «Прометей», приобретённый Репиным для Нордман на берегу залива в п. Оллила. В 1911 году Нордман открыла там летний дневной детский сад для местных детей. В гостиной находятся работы учеников и друзей Репина. Над входом в кабинет — портрет его сына Юрия, написанный В. С. Сварогом в 1915 году. Над роялем — пейзаж одного из учеников И. И. Бродского (во время ВОВ пейзаж утрачен, сейчас там висит «Лунная ночь» Бродского). Над столиком Нордман висит работа художника К. К. Первухина «Мостик в Венеции», над входом в столовую висит «Зимний пейзаж» ученика Репина А. В. Скалона, ниже, на двери, — фотография группы художников-передвижников. Как память о «Товариществе» — небольшой натюрморт «Ваза с цветами» с подписями Репина, Маковского, Прянишникова И., Поленова В. Ниже висит пейзаж с парусной лодкой, выполненный Васильевым Ф. А. во время поездки с Репиным по Волге в 1870 году. Возле больших стенных часов одна из ранних работ ученика Репина — В. А. Серова, этюд с рыжей охотничьей собакой «Пиратка»[11]. Справа от входа на зимнюю веранду работа чугуевских живописцев — первых учителей Репина. Вверху справа висит двойной портрет майора Куприянова с женой, художника И. Н. Шаманова. Небольшие портреты Леонтия Ивановича Персанова[12] висят в гостиной. Среди них парные портреты супругов Нечитайловых, профиль Логвинова Якова, портрет мальчика на берегу реки, написанные в середине XIX века. В нижнем ряду помещён небольшой этюд Репина, изображающий дом, в котором он жил в Чугуеве. На портрете рыжебородого мужчины в синем халате изображён квартирный хозяин Репина в его первой комнатке на Васильевском острове — архитектора Петрова Александра Дмитриевича. Над дверью на зимнюю веранду висит «Пейзаж», исполненный сыном Юрием. Под большими репинскими часами акварельный автопортрет Веры Алексеевны (1855—1917) — первой жены Репина[13][14]. На фотографии, рядом с автопортретом, Репин с детьми. Справа — старшая дочь Вера (1872—1948), слева — вторая Надежда (1874—1931), затем сын Юрий (1877 −1954), младшая дочь Татьяна (1880—1957).

Зимняя веранда

Восьмиугольная, увенчанная прозрачным шатровым перекрытием веранда почти на две трети стеклянная. Это наиболее ранняя пристройка (киоск) к дому была сделана в 1904 году и вначале служила мастерской. Потом был надстроен второй этаж с удобной большой мастерской, а бревенчатая зимняя веранда обшита досками и окрашена. Стены её снаружи украсились резными изображениями фантастических зверей. Самое светлое помещение дома, выходящее в парк, хотя и расположено в северной части дома. Здесь принимали гостей, пили чай, а и иногда, раскрыв двери и выдвинув рояль, устраивали домашние концерты. Через стеклянные двери веранды в гостиную проникает большое количество света. Летом 1905 года была превращена в мастерскую, для написания двойного портрета Горького с М. Ф. Андреевой. На высокой подставке, в мягком кресле, которое и сейчас можно видеть на веранде, устроилась Андреева, а рядом, на подоконнике, положив ногу на ногу и подперев подбородок рукой, сидел Горький. В этом же кресле Репину позировали: М. Ф. Андреева, Н. Б. Нордман, Л. Н. Андреев, В. Г. Короленко, П. В. Самойлов, В. М. Бехтерев и другие[15].

Это помещение называли и верандой бюстов, вдоль стен стояли скульптурные работы Репина. На прежних местах три скульптурных портрета и самый ранний из них по времени создания (1981 г.) — бюст русского хирурга Н. И. Пирогова Бюст Л. Н. Толстого вылеплен в 1891 году в Ясной Поляне, рядом — скульптурный портрет Н. Б. Нордман от 1902 года. Здесь же находится бюст Репина, вылепленный живописцем Виктором Васнецовым в 1880 году в Абрамцеве. Считается, что это единственное произведение Васнецова в скульптуре.

В 1930 году здесь стоял гроб с телом Репина и отсюда его проводили в последний путь.

Большая столовая

Внешние изображения
[www.petersburg-bridges.com/images/repino-museum.spb.ru/8_resize.jpg Столовая]
[www.virtualrm.spb.ru/files/images/P1280386_.JPG Потомки Репина в Русском музее]

Из гостиной дверь ведёт в столовую. Это просторная комната с большим окном, выходящим в сад. На стенах произведения Репина — портреты близких ему людей: портрет Нордман, выполненный в 1905 году в Италии, портрет дочерей — Веры и Нади (1877), исполненный в технике пастели портрет Г. Г. Ге — актёра Александринского театра, племянника знаменитого художника Н. Н. Ге, картина-эскиз на историческую тему «Клич Минина нижегородцам. Междуцарствие 1612 года» (1876—1915) и другие произведения. Здесь проходили обеды по средам. В центре стоит стол особой круглой конструкции на 20 персон, выполненный по заказу Нордман финским столяром Пекко Ханекайненом в 1909 году (с 1962 года новодел). Вращающийся центральный круглый элемент стола с ручкой не требовал присутствия посторонней обслуги, гости могли обслужить себя сами, без помощи прислуги и даже без помощи соседа. Чистая посуда стояла тут же рядом, а грязная складывалась в выдвижные нижние ящики. К обеду, в шесть часов вечера, оставались только близкие знакомые (столовая не могла вместить всех, кто приходил к Репину в этот день). Под удары гонга и под звуки органчика все входили в столовую. У маленького стола с хлеборезкой каждый брал себе хлеб (этот стол не сохранился). Места за столом определялись по жребию. Номер первый становился председателем, в его обязанности входило снимать крышки с кастрюль с кушаньями. Часть кушаний находилась в «волшебном сундуке». Этот сундук, выписанный Нордман из Дрездена, выполнял функции термоса и стоял у окна в столовой. Сохранились карточки меню вегетарианских обедов с правилами круглого стола. Вкусно приготовленные овощи, фрукты, блюда из различных трав (сена) — супы, котлеты. Одна из карточек от 10.08.1911 года находится на столе. За нарушение правил самопомощи полагалось произнести идейную речь экспромтом с трибуны, расположенной в углу столовой на возвышении, тосты не разрешались. Чем больше нарушений, тем обед получался веселее. Больше всех отличались Чуковский и Н. Н. Евреинов.

Картины со стен столовой художник часто менял, некоторые продавал, дарил, а на их месте появлялись новые. Сейчас в столовой есть и ранние работы, созданные в Чугуеве, произведения последних лет. Справа от буфета висит акварель «Бандурист» (1859 год), слева у изразцовой печи, находится небольшой портрет рыжеволосой девочки, вяжущей на спицах (на обороте надпись «снимал Илья Ефимыч Анюту Петрову 20 л.»), рядом пейзаж «Нормандия» без подписи и даты. Центральное место в столовой занимает портрет Нордман 1905 года, в 1929 году была попытка продать этот портрет, но из-за высокой цены продажа не состоялась. Слева от портрета Нордман — картина (1877 год), изображающая двух девочек, стоящих среди разбросанных игрушек. Это дочери Репина. В 1902 году эта картина была подарена внучке Тасе (в замужестве Татьяна Николаевна Дьякова), дочери Татьяны Ильиничны Язевой, которая в 20-е годы выехала в Париж. Потомки по этой линии регулярно приезжают в «Пенаты» в памятные даты[16].

Здесь же пастель Г. Г. Ге[17] — актёра и режиссёра, который позировал Репину при написании картины «Пушкин на набережной Невы». Ниже — маленький, написанный в парке, этюд-портрет И. П. Павлова, написанный в 1920-е годы. Слева на той же стене портрет скульптора И. Я. Гинцбурга (1907 год в Пенатах). Крайние слева на этой стене — портрет профессора Н. Ф. Денисюка и этюд к картине «Пушкин на берегах Невы». Эскиз-картина «Клич Минина Нижнему Новгороду» (1876—1915) начат был в Чугуеве, но так и не закончен. В нижнем ряду эскиз «Встреча войск». В 1914 году эскиз был продан, после 1917 года попал в Русский музей, в 1940 году передан в Пенаты. Пейзаж «Пруд в Пенатах» написан в мрачных тонах. В простенке у трибуны висит портрет Веры Ильиничны (1926 год), выполненный литографическим карандашом. В конце 1920-х годов Репин не мог подниматься на второй этаж, и столовая служила ему и спальней и мастерской, между трибуной и печью, отгороженный ширмой стоял диванчик, где он спал. В августе 1930 года в день 86-летия в столовой Репин принимал гостей, — в последний раз. В этой же комнате он умер 29 сентября 1930 года.

Зимняя мастерская

Внешние изображения
[www.petersburg-bridges.com/images/repino-museum.spb.ru/7_resize.jpg Репин в своей мастерской в Пенатах]
[artcyclopedia.ru/img/big/006340010.jpg Автопортрет Репина]

Расположена на 2 этаже, куда ведёт узкая крутая лестница. Мастерская была построена по замыслу самого художника в 1906 году. Бревенчатые стены естественного цвета, резные наличники на окнах и дверях, перила лесенок с балясинками — все это свидетельствует о своеобразной стилизации мотивов русской народной архитектуры. Мастерская занимает почти весь второй этаж. Она может быть разделена на три части портьерами. Обилие света, попадающего через стеклянный потолок и большие окна.

В центральной части на большом мольберте — последний автопортрет Репина 1920 года. Художнику 76 лет. Его можно отнести к лучшим работам позднего периода творчества художника. Сохранилась шапка, в которой Репин себя изобразил, она лежит рядом на табурете, справа от автопортрета. У шкафа висит рабочий халат Репина. Рядом на столике в синей вазе — кисти Репина. Справа на низкой табуретке находится его знаменитая подвесная палитра. Интересны работы, связанные с написанием картины «Торжественное Заседание государственного Совета» (1903). Она была выполнена в Петербурге, а в «Пенатах» оказались эскизы композиции — живописный и графический. Здесь же этюды к портретам членов Государственного Совета, выполненные учениками Репина — И. Куликовым и Б. Кустодиевым. Эти художники помогали Репину в работе над картиной. Стены мастерской всегда были заполнены этюдами и эскизами Репина. Работа шла над несколькими картинами сразу, и в мастерской стояло несколько мольбертов с холстами. По средам в мастерскую могли пройти непосвящённые, которым показывались картины и выслушивались критические мнения о них. Репин мог работать и одновременно разговаривать с посетителями, что нашло отражение в его картинах. Но над большими картинами он работал в одиночестве и не показывал их до завершения.

В мастерской «Пенатов» были написаны картины «Пушкин на акте в лицее 8 января 1915 года» (1911), «Какой простор» (1903), «Манифестация 17 октября 1905 года» (1907—1911), «Голгофа» (1922—1925), «Гопак» (1927). По словам художника, в мастерской он проводил лучшие часы своей жизни. К. Чуковский вспоминал, как Репин «утром, едва проснувшись, бежал в мастерскую и там истязал себя творчеством, потому что тружеником он был беспримерным и даже немного стыдился той страсти к работе, которая заставляла его от рассвета до сумерек, не бросая кистей, отдавать все силы огромным полотнам, обступившим его в мастерской».

У входа на балкон на мольберте — большое полотно, на котором изображён большой белоколонный зал, ряды кресел и сидящие фигуры — это эскиз «Торжественного заседания Государственного Совета». Сама картина в Русском музее. Репину помогали его ученики. Ранние работы учеников размещены в первой части мастерской. Над лесенкой, ведущей в костюмерную, находится большой портрет девушки в полный рост — это написанный Ф. А. Малявиным портрет А. И. Тхоржевской-Петровой. Здесь же ранняя работа Б. М. Кустодиева — профильный портрет седовласой пожилой женщины, а над маленьким «тюремным» окошком висит портрет самого Кустодиева, написанный И. С. Куликовым. Молодой человек изображён полулежащим с книгой в руках. В центральной части мастерской, около камина, находятся подлинные вещи запорожских казаков, из коллекции, принадлежавшей учёному Яворницкому Д. И. (стал образом писаря) и служившие при работе над картинами «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», «Черноморская вольница», «Гопак». На столе рядом с «шаляпинским» диваном стоят сохранившиеся только три фигурки запорожцев, вылепленные Репиным, и дошедшие до наших дней, правда без голов и рук. Над маленьким окошком, как и при Репине, висит рисунок, изображающий мальчика с чубом, завёрнутым за ухо. Это портрет Юрия Репина. У камина на стене, на украинской плахте висит старинное оружие — кривая турецкая сабля с красивой изогнутой рукояткой бледно-зелёного рога и фитильное ружьё, восточного турецкого происхождения. Таким трофейным оружием пользовались запорожцы. Ниже на подставке лежат ножны к саблям и шашкам, кожаная фляга для вина, кисет из кожи с бахромой и самодельные ножны для двух ножей. К подставке прислонён любимый музыкальный инструмент запорожцев — торбан. Под его аккомпанемент пели в Пенатах старинные украинские и русские песни и думки. Слева в углу, у самого камина, на манекене «кобняк з видлогою» — верхняя одежда казаков из белого домотканого сукна. В углу, над запорожскими вещами, висит турецкий флаг из зелёной материи с цветными аппликациями. Справа на выступе стены помещён небольшой круглый барельеф с «Запорожцев…» из обожжённой глины, сделанный украинским мастером гончаром Поросным Василием из местечка Опошня. Справа на стене висит небольшой эскиз картины «Черноморская вольница». В Пенатах сохранился один этюд к этой картине — «Молящийся запорожец». Он стоит на мольберте. На стене, рядом с большим окном работа Юрия — скопировавшего в Эрмитаже знамя запорожцев: его центральную часть, на малиновом фоне посредине корабль — знаменитая запорожская чайка с фигурами запорожцев. Слева от копии запорожского знамени висит портрет Юрия (возможно автопортрет). В простенке, у третьей лестницы, ведущей в летнюю мастерскую, висит этюд натурщика мальчика Эди. На фотографии, на площадке лестницы, ведущей в летнюю мастерскую, группа гостей Репина запечатлена около этого произведения. В центре мастерской, у окна, «шаляпинский» диван (подлинник не сохранился, экспонат близок по форме и цвету обивки), назван так потому, что на нём позировал Шаляпин (портрет так и не был завершён). В мастерской находится бюст Шаляпина, выполненный П. П. Трубецким в импрессионистской манере в конце 1890 года и подаренный в 1906 году Репину. Слева от бюста рисунок-портрет Репина работы Трубецкого, как память о его посещении Пенат 13 мая 1906 года. Справа от большого окна на стене размещены этюды Репина: портрет финского поэта Эйно Лейно — к картине «Финские знаменитости», двух солдат — к картине «В атаку с сестрой», эскиз к неосуществлённой картине «Пётр I на верфи». На золочёном мольберте картина Репина «Вид на Везувий ночью», написанная в Италии в 1873 году. В глубине мастерской у окна находится незаконченная картина «Пушкин на набережной Невы», которую Репин писал и переписывал более 30 лет, постоянно меняя композицию. Картина имеет посвящение: на постаменте под бронзовым львом ясно читается надпись «Посвящается Александру Александровичу, Софии Александровне, Михаилу Александровичу Стаховичам» — это были приверженные пушкинисты. В глубине мастерской и на лесенке-подставке доспехи римского воина (бутафория), служившие для работы над картинами, здесь же находится кресло для позирующих и большая ваза с кистями.

Летняя мастерская

Поднявшись из зимней мастерской по одной из лесенок, можно попасть в следующую комнату, окна которой выходят на север. Здесь хорошо работалось летом. Здесь хранил Репин те картины, которые не считал законченными и не хотел никому показывать. Эту мастерскую называли «секретной», её редко посещали посторонние. Первоначально на этом месте был большой открытый балкон, на котором Репин любил рисовать. Построена летняя мастерская в 1906 году, одновременно с зимней, также имеет верхний свет. Нет ни одной фотографии этой комнаты, достоверна только её планировка. Для экскурсантов в этом помещении демонстрируются документальные кадры из жизни Репина (4 минуты)[18]. На стенах рисунки Репина его друзей, учеников. Их накопилось тысячи, несколько книжных шкафов, как правило, никому не показывались, и служили материалом для дальнейшей работы. После смерти художника это наследство было поделено между его детьми, которые их продавали. В Пенатах случайно осталось более сотни его рисунков разных лет. Помещение летней мастерской иногда используется для временных выставок.

Костюмерная

Внешние изображения
[www.rulex.ru/rpg/portraits/25/25308.htm Картина «Казак»]

Из летней в зимнюю мастерскую можно попасть через костюмерную: маленькое помещение, где хранились костюмы для натурщиков. Сейчас эти костюмы помещены в большой шкаф-витрину. Многие из этих вещей изображены на картинах. После смерти Репина они были проданы его дочерью Верой за границу. В 1964 году телогрея (костюм царевны Софьи для картины «Правительница царевна Софья Алексеевна») вернулась в Пенаты, как подарок чешского художника Фиала В. В 1972 году вернулся воротник. Валик из пёстрой ткани изображён в картине «Иван Грозный». В красном гетманском жупане (подлинная запорожская одежда XVII века) изображён В. В. Тарновский на портрете 1880 года. Здесь же национальная одежда арабов: абу — распашной плащ и полосатое шёлковое головное покрывало, купленные Репиным в Палестине в 1898 году.

Открытая веранда

После окончания строительства мастерской рядом с ней, над кабинетом, был сооружён балкон под стеклянной крышей. На него можно было подняться по лесенке прямо из кабинета. Эта пристройка являлась продолжением мастерской, но уже на открытом воздухе. Балкон, с которого был виден парк, и берег залива в шутку называли аэропланом. Здесь же на топчане Репин спал летом. Зимой — в специальном спальном мешке до температуры —20 градусов; когда она становилась ниже, художник спускался в свой кабинет[19].

См. также

Напишите отзыв о статье "Пенаты (усадьба)"

Ссылки

  • [www.liveinternet.ru/community/4031436/post150472368/ Пенаты]
  • [video.yandex.ru/#search?where=all&text=%D1%80%D0%B5%D0%BF%D0%B8%D0%BD&filmId=4D9cdZCsUXI%3D видеоролики]
  • [www.museum.ru/m267 Музеи России]
  • [www.rah.ru/content/ru/section-museum_activity/section-history_and_collections/museum-2005-02-02-12-40-23.html Российская Академия художеств]
  • [repino-museum.spb.ru/ Биография И. Е. Репина]
  • [ilya-repin.ru/pribulskaya.php Прибульская. Репин в Петербурге]
  • [whc.unesco.org/fr/list/540/multiple=1&unique_number=635 Список Всемирного наследия Юнеско (объект 540, подобъект 026)]
  • [getpath.ru/articles/penati Описание музея. Как добраться.]
  • [www.nimrah.ru/events/61/ Петербургский Репинский фестиваль 2009 года]
  • [images.yandex.ru/#!/yandsearch?stype=image&lr=2&noreask=1&text=%D0%9C%D1%83%D0%B7%D0%B5%D0%B9-%D1%83%D1%81%D0%B0%D0%B4%D1%8C%D0%B1%D0%B0%20%D0%98.%20%D0%95.%20%D0%A0%D0%B5%D0%BF%D0%B8%D0%BD%D0%B0%20%22%D0%9F%D0%B5%D0%BD%D0%B0%D1%82%D1%8B%22 Все фотографии]
  • [terijoki.spb.ru/g2/main.php?g2_view=dynamicalbum.UpdatesAlbum&g2_albumId=105913 Пенаты на сайте Териок]

Литература

  • Карпенко М. А., Кириллина Е. В., Левенфиш Е. Г., Прибульская Г. И., Садкова Н. В. «Пенаты». Музей-усадьба И.Е.Репина: Путеводитель. — М.–Л.: Искусство, 1965.
  • Пенаты. Музей-усадьба И. Е. Репина: Путеводитель / Авторы: Карпенко М. А., Кириллина Е. В., Левенфиш Е. Г., Прибульская Г. И.; Под ред. Е. Г. Левенфиш. Научно-исследовательский музей Академии художеств СССР. — Л.: Советский художник, 1969. — 112, [4] с. — 75 000 экз.
  • Карпенко М. А. и др. Музей-усадьба Репина «Пенаты». Путеводитель с иллюстрациями. — Л.: Лениздат, 1976. — 88 с.
  • Первушина Е. В. Усадьбы и дачи петербургской интеллигенции XVIII — начала XX века. — СПб.: Паритет, 2008. — С. 314—315.
  • Kenneth Hudson, Ann Nickols. The Directory of Museums and Living Displays. Third Edition. — Houndmills, Basingstok: 1985. — P. 807.

Примечания

  1. Крокет в «Пенатах». В газете Вести Курортного района № 21(372) 10 октября 2013 года, с. 6
  2. Ленинградская Здравница № 90 за 1970 год
  3. Ленинградская Здравница № 120 за 1974 год
  4. Курортный район. Страницы истории. Выпуск 6. СПб. 2011, с.152-153. ISBN 978-5-903671-25-0
  5. [www.petersburg-bridges.com/ru/lenregion/repino-museum/repino-photos/besedka-xram-ozirisa-i-izidy.html Фотография беседки Храм Озириса и Изиды в парке Пенат]
  6. 1 2 [www.petersburg-bridges.com/ru/lenregion/repino-museum/repino-photos/repin-sredi-gostej-u-besedki-bashenka-shaxerezady.html Фотография Репина среди гостей у беседки Башенка Шахерезады в парке Пенат]
  7. [www.lenproekt.com/ Ленпроект]
  8. [video.yandex.ru/users/gonch-an/view/2077/ Илья Репин, документальный фильм «Восторги над пропастью»]
  9. [www.tsarselo.ru/photos/0/photo10005.html Свиньин Василий Федорович — Социальная сеть города Пушкин]
  10. Молас Александра Николаевна // Отечественные певцы. 1750—1917: Словарь / Пружанский А. М. — Изд. 2-е испр. и доп. — М., 2008.
  11. [getpath.ru/articles/penati/ Репинские Пенаты]
  12. [hudkultura.ru/kniga-kogda-nachinaetsya-hudozhnik-uchebnoe-izdanie/glava-v-oderzhimyy-tvorchestvom-ilya-efimovich-repin/ Глава V. Илья Ефимович Репин — Художественная культура в публикациях Александра Даниловича Алехина]
  13. [ilya-repin.ru/pribulskaya2.php Книга Галины Прибульской. Репин в Петербурге. Творчество художника]
  14. [ilyarepin.ru/facis2 Продолжение. Илья Репин]
  15. [ilyarepin.ru/fotografii/ Фотографии. Илья Репин]
  16. [www.nimrah.ru/events/224/ Заведующая музеем-усадьбой И. Е. Репина «Пенаты» Татьяна Бородина о посещении Санкт-Петербурга потомками И. Е. Репина]
  17. [virtualrm.spb.ru/node/2829 Репин И. Е. Портрет Г. Г. Ге. 1895. НТМИИ | Проект «Русский музей: виртуальный филиал»]
  18. [www.youtube.com/watch?v=DnIrBeAGUmk Дом передвижникиов. Илья Репин и «Товарищество»]
  19. Левенфиш Е. Г. и др. «Пенаты»: Музей-усадьба И. Е. Репина. Путеводитель. Л., 1980.


Отрывок, характеризующий Пенаты (усадьба)

Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.