Преступление без потерпевшего

Преступление без потерпевшего — термин, используемый для обозначения действий, запрещённых законом, но не наносящих непосредственного вреда здоровью и правам окружающих. Часто им также обозначают преступление по взаимному согласию двух или более лиц, в котором никакие другие лица не участвуют. К примеру, в США понятие «преступление без потерпевшего» включает в себя проституцию, азартные игры и употребление нелегальных веществ. Эдвин Шур и Хьюго Бедоу в своей книге «Преступление без потерпевшего: две стороны спора» отмечают: «многие из этих законов порождают вторичные преступления и приводят к появлению новых „преступников“ из числа тех, кто ещё вчера были законопослушными гражданами». Это, в частности, причина, по которой США находятся на первом месте в мире по числу заключённых на 100 тысяч населения. Термин «преступление без потерпевшего» не используется в юриспруденции, но часто используется для того чтобы выразить сомнение в эффективности прошлого, действующего или предлагаемого законодательства; или же для того, чтобы обратить внимание на непреднамеренные последствия его же. Например, в политике, лоббисты часто используют это слово в адрес неугодных им законов, подразумевая что данный закон должен быть отменён.

Квалификация

Несколько примеров действий, не наносящих, с точки зрения Либерально-демократической партии Австралии, третьим лицам вреда, квалифицируемых в некоторых странах как преступления:

• поездка непристёгнутым в машине или без шлема на мотоцикле;
• бейсджампинг;
• участие в боях без правил
• покупка и употребление в рекреационных целях психоактивных веществ;
• просмотр порнографии;
• нагота в публичных местах;
• занятие и/или пользование услугами проституции;

В правовом государстве уголовное право определяет законодательная власть, в свою очередь избираемая суверенными индивидами. Преступление (в отличие от гражданского правонарушения или деликта) является нарушением закона и не подразумевает обязательного наличия индивидов в роли потерпевших. Нарушением закона может быть и только лишь подготовка преступления (субъективная сторона преступления в отсутствие объективной стороны), например покушение на убийство, насилие в отношении юридического лица (в отличие от насилия над физическим лицом), или так называемые преступления против общественного порядка (или общественного договора, или государства), такие как уклонение от уплаты налогов, государственная измена, или, в теократических государствах, богохульство.

Преступление без потерпевшего, согласно принципу предотвращения вреда, который сформулировал Джон Стюарт Милль, не имеет жертвы, поскольку любые действия индивида в отношении самого себя строго суверенны, в отличие от действий, направленных против общества или государства.

В демократическом обществе принятие закона, карающего «преступление без потерпевшего», как правило, в итоге приводит к отмене этого закона, как это случилось с уголовным преследованием гомосексуализма (см. Законы против содомии), отменённым в большинстве демократических стран к концу XX в. Более сурово общество относится к попыткам легализации эвтаназии (легальна в Японии, Нидерландах, Бельгии, Швейцарии, Албании, Орегоне и Вашингтоне) и употребления конопли (см. Легальность конопли по странам).

Неоднозначность трактовки

Понятие «преступления без потерпевшего» по сути спорно. Законы, по официальной точке зрения, принимаются для защиты людей, следовательно, преступлением, как правило, считаются действия, в результате которых индивид или группа людей оказываются пострадавшими, однако зачастую используемые критерии весьма абстрактны. Таким образом, можно выделить пять возможных трактовок «преступления без потерпевшего».

Во-первых, преступления по взаимному согласию, не наносящие (как правило) никому вреда (например мужеложество в США до процесса «Лоуренс против Техаса»).

Во-вторых, преступления, в которых вред причиняется самому себе, например самоубийство или употребление наркотиков. Поскольку «преступник» сам решил причинить себе вред, у данных «преступлений» нет «потерпевшего» в обычном смысле слова.

В-третьих, преступления против абстрактного «общества» или группы лиц, без наличия конкретного потерпевшего. Например, езда на автомобиле без страховки (там, где страхование обязательно по закону).

В-четвёртых, преступления против неконкретных или нефизических «потерпевших», таких как правительство. Этот тип преступлений считается преступлением без потерпевшего не потому, что никому не наносится вреда, а потому, что реципиент вреда не может считаться «потерпевшим» в традиционном уголовном понимании. Таким образом, это скорее вопрос определения понятия «потерпевшего», нежели вопрос о факте нанесения вреда.

И в-пятых, преступления с конкретными «потерпевшими», связанные с непозволением «потерпевшим» совершить узаконенное правонарушение.

Добровольность согласия

Важной частью преступления без потерпевшего является наличие добровольного согласия между сторонами, даваемого в здравом уме и с полным пониманием смысла совершаемых действий. Детям и другим недееспособным лицам может быть отказано в праве давать согласие на определённые действия, поскольку им не хватает когнитивных способностей, чтобы понять смысл этих действий и их последствий, но критерии возрастной дееспособности могут сильно различаться. Законный опекун может давать согласие от имени ребёнка или недееспособного лица, признанного таковым в законном порядке. В разных законодательствах используются различные определения и критерии добровольного согласия. С постулированием обязательности согласия четвёртый тип из приведённых выше не может считаться «преступлением без потерпевшего».

Сторонники реформы

В целом, социальное либертарианство утверждает, что законы, запрещающие преступление без потерпевшего, не имеют рациональных или моральных обоснований в свою пользу, поэтому они должны быть отменены. Также утверждается, что вред от деятельности, направленной на искоренение подобных действий, во много раз больше вреда от их совершения, таким образом, отмена данных запретов мотивируется теми же принципами снижения вреда, которыми изначально мотивировалось их установление.

Свобода личности

Сторонники отмены преследования «преступления без потерпевшего» верят в право каждой личности на политическую свободу. Согласно этому принципу, индивиды имеют право участвовать в любых действиях, каких захотят, если эти действия не наносят вреда окружающим, даже в тех случаях, когда индивид хочет нанести вред самому себе. В данном случае, государство не имеет права диктовать людям определённое поведение, пока их поведение не нацелено на причинение вреда другим. Эти принципы в либертарной философии известны как суверенитет личности и принцип ненападения.

Многие преступления без потерпевшего начинаются с желания людей купить продукцию, которая запрещена или ограничивается на «белом рынке». Высокий спрос на запрещённую продукцию приводит к тому, что люди начинают искать то, что они хотят получить, на чёрном рынке, что, в свою очередь, создаёт монополию преступности в данной сфере. Подобный «криминальный тариф» стимулирует появление и рост хорошо организованных преступных группировок. Организованная преступность, в свою очередь, стремится расширить зоны своего влияния. Огромные прибыли обеспечивают достаточно средств для подкупа государственных должностных лиц, а также капитал для диверсификации.

Экономические последствия

Сторонники реформы утверждают, что отказ от законодательного преследования за преступления без потерпевшего обеспечил бы прибыль [blogs.sfweekly.com/thesnitch/2009/02/legalize_it_ammiano_to_introdu.php свыше 200 миллиардов долларов]. Также утверждается, что отмена законодательного преследования увеличила бы количество рабочей силы посредством реабилитации осуждённых, что также дало бы возможность меньше тратить на содержание множества заключённых, и позволило бы полиции уделять больше времени ловле настоящих преступников.

Также часто говорят, что законы, якобы нацеленные на «уменьшение преступности», на практике приводят к прямо противоположным последствиям: к примеру, «Война против наркотиков» полностью отдаёт все запрещённые вещества на откуп криминалитету, создаёт искусственный дефицит и делает незаконную торговлю в разы прибыльнее. При этом какого-либо значительного уменьшения торговли наркотиками в целом не происходит. Организованная преступность, в свою очередь, начинает преследовать преступление без потерпевшего, создавая уголовную субкультуру, затягивая в неё тех, кто не может покупать на рынке из-за законодательных запретов, втягивает их в преступную деятельность и требует жить по криминальным «понятиям». Что, в свою очередь, провоцирует неуважение к частной собственности, провоцирует насилие и месть, и вводит легальную экономику в широкую депрессию во всех «законодательно регулируемых» сферах.

Экономические недостатки Войны против наркотиков

«Война против наркотиков» — типичный пример преступления без потерпевшего. Употребление психоактивных веществ не наносит прямого вреда окружающим, за исключением ситуаций, когда невозможность легально достать вещества подталкивает к насилию. В упомянутой книге Бедоу и Шур приводят пример: в 1974 году «в Англии героин продавался в аптеке по 6 центов за грамм. В то же время в Америке героин продавался у подпольных торговцев от 30 до 90 долларов за грамм.» Легко видеть, какой доход от подобных запретов имеет преступность.

Если бы запрещённые вещества продавались легально, на «белом рынке», это привело бы к резкому падению цены на них, что также бы резко уменьшило количество совершаемых «вторичных преступлений» с целью достать денег на вещество. И соответственно, если людям не нужно будет совершать преступления и можно будет покупать вещества дёшево и легально, это уменьшит выгоду для организованной преступности. Множество ОПГ основную прибыль получает именно с торговли запрещёнными веществами; декриминализация этой сферы нанесла бы внушительный удар теневой экономике.

Уголовное преследование преступлений без потерпевшего не только создаёт чёрный рынок с огромными прибылями, но также наказывает миллионы людей за действия, которые не причиняли никому вреда, лишая их возможности трудоустройства и нормальной жизни, и заставляя переводить ресурсы общества на укрупнение тюремной инфраструктуры. Количество арестов за употребление веществ увеличивается с каждым годом. По сведениям Бюро судебной статистики, за период 1980—2009 гг. «количество арестов за хранение или использование наркотиков выросло вдвое среди белого населения и втрое среди чёрного».

Сторонники сохранения статус-кво

Противники декриминализации «преступления без потерпевшего», как правило, выдвигают нижеследующие аргументы.

Право большинства

С чистой демократической точки зрения правительства, право большинства всегда больше, чем право меньшинства. Таким образом, если какое-либо деяние является недопустимым по мнению большинства, то даже если в результате этого деяния никто не пострадал, то представители большинства имеют право запрещать и наказывать за эти действия. С этой точки зрения нет никаких неотъемлемых прав личности, только абсолютное коллективное право большинства.

Принципиальная невозможность согласия

Эта позиция утверждает принципиальную неправомерность и невозможность согласиться на определённые действия. К примеру, в случае «en:Operation Spanner», суд Великобритании вынес вердикт, лишающий индивида юридического права получать телесные повреждения в процессе садомазохистских сексуальных действий. Однако, в некоторых странах признаётся право человека быть убитым.

Другой похожий аргумент гласит, что человек, имеющий полную информацию о последствиях, определённо не стал бы совершать подобных действий. То есть, данное преступление не является «преступлением без потерпевшего» из-за отсутствия полноценного согласия. Например, есть мнение что употребление метамфетамина является настолько разрушительным для личности, что ни один человек, зная о последствиях, не стал бы его употреблять. Таким образом, закон оберегает людей от совершения вредоносных действий, поскольку совершающие их люди «сами не ведают, что творят».

Благо общества

Множество законодательств составлено не по принципу защиты индивида, а по принципу защиты государства. Они постулируют, что непосредственный ущерб от определённых видов деятельности настолько велик, что людей необходимо защищать от совершения данных действий путём законодательного запрета, вне зависимости от желания самих людей.

К примеру, психологическая зависимость от некоторых видов деятельности, таких как употребление наркотиков или азартные игры, может сильно повредить эффективности человека в его профессиональной деятельности, увеличить страховые расходы или оказать вредное воздействие на взаимоотношения с семьёй и друзьями, которым это может причинить достаточно вреда, чтобы счесть их потерпевшими. Примерно так же, как законы, предписывающие в обязательном порядке использовать ремни безопасности, призваны защитить людей от травм и смертельных случаев, таким образом заботясь о выгоде общества в целом, поскольку в традиционном обществе финансовая поддержка семей раненых или погибших, также как и отчисления на социальное обеспечение, начисляются за счёт налогов с граждан.

Некоторые типы поведения, по мнению сторонников запретов, разрушают само общество и его традиции, даже если никому не наносится вреда, или же вред наносится по взаимному согласию, или потерпевший вообще не является человеком. Например, мучительство животных запрещено не потому, что «животные имеют права», но потому что получение удовольствия от совершения насилия над живыми существами — это серьёзная социальная проблема, которую следует решать. Упомянутый пример с «en:Operation Spanner» — это другой пример того, когда судебным вердиктом устанавливается неправильность садомазохизма и правительство ставит подобные деяния, даже совершаемые по согласию, вне закона. Также, например, в Ирландии законодательно преследуется богохульство.

Данные законодательные запреты часто заявляют своей целью сохранить нравственность в обществе, или же предотвратить преступления против Бога (в частности, распущенность или кощунство, в церковном понимании). Как правило, подобные аргументы звучат в обществах, где основой законодательства служат религия, моральный кодекс или социальные традиции. Эти аргументы часто оспариваются в не-теократических обществах.

Кроме того, иные «преступления без потерпевшего» могут быть запрещены законодательно, поскольку чрезвычайно способствуют совершению настоящих преступлений. В пример часто приводят употребление наркотиков и азартные игры. В качестве альтернативного метода борьбы с преступлениями такого рода часто предлагают законодательное регулирование данных сфер деятельности.

Одна из проблем с такого рода аргументами в том, что подобные запреты ущемляют права личности, размывают критерии определения потерпевшего, и по сути вредят именно обществу в целом. Например, такие общественные организации, как DRCnet, NORML и другие движения за легализацию, утверждают, что законодательные запреты данной деятельности наносят вред обществу в целом, поскольку разрушают свободный рынок и провоцируют рост теневой экономики.

Благо индивида

Данный вид аргументации утверждает, что общество вправе запрещать индивиду совершать действия во вред самому себе. Доводы в защиту этой точки зрения сводятся к тому, что вред, который люди наносят сами себе, совершая определённые действия, настолько велик, что проще сразу запретить эти действия законодательно.

Проституция, за исключением ситуаций с причинением реального насилия, таких как сексуальное рабство или изнасилование проститутки, часто преследуется именно как преступление без потерпевшего. Однако, даже в таком ключе, иногда потерпевшей считается именно проститутка, поскольку закон считает её «объектом эксплуатации»; например, законодательства Швеции, Норвегии и Исландии преследуют за покупку секс-услуг, но не за продажу.

Другие законы, преследующие преступление без потерпевшего, принимаются якобы для защиты несовершеннолетних: яркий пример — преследование за «взаимное изнасилование несовершеннолетних по взаимному согласию», запрет демонстрации жестоких и непристойных сцен в масс-медиа, и запрет на употребление табака и алкоголя. Данные законы постулируют, что несовершеннолетний человек является недееспособным и не может здраво оценивать последствия своих действий, из чего якобы вытекает необходимость запретить определённые действия лицам до определённого возраста, несмотря на то, что подобные запреты также причиняют неудобства и зачастую нарушают права взрослых дееспособных людей.

Специфические аргументы

Часто утверждается что суицид, эвтаназия и употребление психоделиков не должны преследоваться по закону. Данная позиция гласит, что если человек не причиняет физического вреда другим людям или их собственности, то любые его действия не должны преследоваться законом, включая нанесение вреда себе и своей собственности. С этой точки зрения, до тех пор, пока деяние не является принуждением или обманом, аморально использовать превентивное принуждение для его предотвращения.

Если человек употребляет наркотики (такие как кокаин или марихуана), но не наносит никому непосредственного вреда, часто считается, что подобное деяние не должно быть незаконным, поскольку нет потерпевшего. Некоторые также полагают, что вождение в состоянии алкогольного опьянения не должно быть незаконным, если доказано, что ущерб, причинённый навыкам вождения у водителя, недостаточен для создания ДТП и нанесения вреда другим людям. Во многих странах законодательно требуется определение содержания алкоголя в крови с целью доказать, что имело место вождение в состоянии алкогольного опьянения. Разногласия возникают по вопросу, на каком уровне должна быть граница между нанесением вреда себе и нанесением вреда другим.

В иных случаях, постулирование какого-либо деяния незаконным само по себе может быть причиной преступления. Сторонники легализации наркотиков утверждают, что все криминальные деяния, совершаемые потребителями наркотиков (насилие, кражи, итд.) происходят в основном потому, что потребитель уже поставлен вне закона и ему уже нечего терять, и что криминальной деятельности в среде потребителей наркотиков было бы меньше, если бы они не считались преступниками априори. Часто в пример приводится «сухой закон» в США, введение которого привело к огромным бутлегерским прибылям для таких, как Аль Капоне. Можно также указать на успех декриминализации хранения любых наркотиков в Португалии, в противовес якобы идущим рука об руку с легализацией наркотиков преступностью и смертями.

В большинстве штатов США действуют законы, запрещающие ездить на мотоцикле без шлема или водить машину без ремней безопасности на том основании, что оплачивать возмещение ущерба от аварии приходится всему обществу посредством налогов на здравоохранение. Эти законы вызывают возмущение среди байкеров, поскольку те считают, что, в отличие от езды на автомобиле, езда на мотоцикле — это выражение личной свободы человека, и общество не вправе брать на себя ответственность за человека, который хочет сам отвечать за последствия своих действий.

Примеры легализации

В мировой практике известны многочисленные как легализации, так и присвоения статуса «преступления без потерпевшего» для разных действий. Чаще всего это распространение и употребление алкоголя и лёгких наркотиков, гомосексуализм, проституция и эвтаназия. Для европейских стран в последние десятилетия характерна тенденция к легализации этих явлений.

В Нидерландах легализовано курение марихуаны, как для граждан, так и для интуристов. В Австралии и Португалии разрешено хранить не более 50 грамм марихуаны. «Сухой закон» в США отменён, и есть тенденция к легализации конопли и других «незаконных веществ», как в США, так и в других странах. Занятие проституцией легально в таких странах, как Аргентина, Австралия, Бразилия, Канада, Колумбия, Коста-Рика, Франция, Германия, Греция, Мексика, Италия, Израиль, и во многих других.

См. также

• Рекреационное использование психоактивных веществ
• Эвтаназия
• Принцип ненападения
• Суверенитет личности
• Армин Майвес
• Волюнтаризм (политика)

Литература

• Уолтер Блок «Овцы в волчьих шкурах: в защиту порицаемых»

Отрывок, характеризующий Преступление без потерпевшего

В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.