Менгер, Карл

Менгер, Карл
Carl Menger
Дата рождения:	23 февраля 1840(1840-02-23)
Место рождения:	Новы-Сонч, Австрийская империя
Дата смерти:	27 февраля 1921(1921-02-27) (81 год)
Место смерти:	Вена, Австрия
Страна:	Австрийская империя Австрийская империя→ Австро-Венгрия Австро-Венгрия→ Австрия Австрия
Научная сфера:	экономика
Место работы:	Венский университет
Альма-матер:	Венский университет, Карлов университет
Известные ученики:	Ойген фон Бём-Баверк, Фридрих фон Визер
Известен как:	основатель австрийской экономической школы

Карл Ме́нгер (нем. Carl Menger; 23 февраля 1840, Нёй-Сандец, Галиция, Австрийская империя (ныне Новы-Сонч, Польша) — 27 февраля 1921, Вена, Австрия) — австрийский экономист, основатель австрийской школы.

Биография

Родился в небольшом городе Галиции, которая тогда входила в состав Австрийской империи. Отец Антон Менгер работал юристом, а мать Каролина была дочерью богатого купца из Богемии. У Карла было два брата, которые также стали известными. Старший Макс стал политиком, а младший Антон — юристом. Детские годы Менгер провёл в сельской местности Западной Галиции, в которой продолжали существовать феодальные отношения. Во времена Третьего рейха считалось, что все представители австрийской школы, включая её основателя Менгера, являются евреями. Фридрих фон Хайек выразил свой протест. 13 октября 1936 года Frankfurter Zeitung опубликовала заметку:

Профессор Ф. А. фон Хайек, профессор экономики Лондонского университета, сообщает нам по поводу отчёта, опубликованного в номере 511/12 6 октября относительно конференции Hochschule национал-социалистической «Rechtswahrerbund», что в прочитанной там лекции было сделано ложное сообщение о еврейском происхождении, помимо всех других ведущих членов «австрийской школы» экономической теории, даже её лидера Карла Менгера. Из полученного нами письма следует, что профессор Хайек, занимаясь по заказу Лондонской школы экономической теории подготовкой к публикации собрания сочинений Карла Менгера, собирал материалы для биографической справки и установил на основе документов, принадлежащих сыну Менгера, что Карл Менгер как по отцовской, так и по материнской линии происходил из семей, живших в немецкой Богемии, что может быть прослежено по церковным записям вплоть до XVII и XVIII веков.

Карл Менгер изучал юриспруденцию в венском и пражском университетах, а затем в 1867 году занялся экономической теорией. Защитил докторскую диссертацию в Ягеллонском университете в Кракове. В 1871 году опубликовал «Основания политической экономии» (нем. Grundsätze der Volkswirtschaftslehre) — книгу, которая принесла ему известность и стала основой для формирования австрийской экономической школы. В 1873 году становится профессором Венского университета, где он преподавал в течение 30 лет, до 1903 года. Ф. А. фон Хайек утверждает, что «копии его лекций по государственным финансам студенты пытались раздобыть для подготовки к экзаменам ещё двадцать лет спустя после его отставки».

В 1876—1878 годах являлся наставником наследника австрийского престола кронпринца Рудольфа, впоследствии покончившего жизнь самоубийством (сопровождал его в путешествиях по Европе, включивших посещение Англии, Шотландии, Ирландии, Франции и Германии). В 1879 году стал заведующим кафедрой политэкономии в Вене. В последующие годы, кроме научной деятельности участвовал в реформировании государственной денежной системы. Был назначен членом Верхней палаты парламента Австро-Венгерской империи.

Передав кафедру своему ученику Фридриху фон Визеру, Менгер сосредоточился на научной работе. Умерев в 1921 году он так и не завершил запланированного второго издания «Оснований политической экономии». Составленная из рукописей книга была опубликована его сыном в 1923 году.

Сын Карла Менгера, также Карл, получил известность как математик, именем которого названа теорема Менгера.

Научный вклад Карла Менгера

Карл Менгер внёс вклад в экономическую теорию, методологию экономических исследований и политическую философию.

Карла Менгера заслуженно считают основателем Австрийской школы в экономической теории.

Основной работой по экономической теории является «Основания политической экономии» (нем. «Grundsätze der Volkswirtschaftslehre», 1871).

Менгер наряду с Уильямом Стенли Джевонсом и Леоном Вальрасом считается творцом маржиналистской революции в экономике.

Основные элементы экономического учения Карла Менгера

Концепция субъективной ценности

К. Менгер отвергал трудовую теорию стоимости и считал, что ценность имеет субъективный характер и не существует вне сознания человека, а труд, затраченный на производство блага, не является ни источником, ни мерилом его ценности.

Особое внимание Менгер уделял парадоксу ценности Адама Смита (известен также как «парадокс воды и алмазов»), суть которого заключается в вопросе: «Почему, несмотря на то, что вода для человека намного полезнее, чем алмазы, цена алмазов намного выше цены воды?». Классическая политическая экономия (А. Смит, Д. Рикардо, К. Маркс) объясняет это противоречие тем, что стоимость товара если и не совсем идентична затраченному на его производство труду, то напрямую от него зависит. Карл Менгер утверждал, что не имеет никакого значения, был ли найден алмаз случайно, или для его добычи понадобился труд тысячи рабочих на рудниках. Более того, в практической жизни никто не задаётся историей происхождения того или иного блага. Из этого Менгер делает вывод, что ценность зависит от субъективной оценки людей, которые наиболее высоко ценят относительно редкие товары и услуги. Так, картина Леонардо да Винчи и картина современного посредственного художника, на написание которых был затрачен одинаковый труд, будут иметь различную ценность. Это противоречит трудовой теории стоимости, что дало основание представителям австрийской школы отрицать её. При этом они игнорировали существенное условие — трудовая теория стоимости рассматривает условия массового товарного производства с применением (или возможностью применения) машин и автоматов. Ценообразование произведений искусства, антиквариата, опытных образцов классическая политэкономия обычно не рассматривает или делает это лишь косвенно.

Менгер считал, что ценность не является объективным свойством вещи. Ценность — это суждение индивида о благе. Поэтому одно и то же благо может обладать разной ценностью для разных индивидов. Необходимыми условиями для обладания блага ценностью являются следующие:

• его полезность для данного индивида;
• редкость.

Субъективная ценность блага определяется полезностью последней единицы потребляемого блага. В теории К. Менгера ценность дана через идею убывающей предельной полезности блага.

Изолированно-хозяйствующий земледелец после жатвы располагает двумястами мер зерна. Одна часть этого количества обеспечивает ему сохранение его жизни и жизни его семьи до следующей жатвы, другая — сохранение здоровья, третья служит материалом для посева на следующий год, четвёртая может быть употреблена на производство пива, спирта и других предметов роскоши, пятая — на вскармливание скота; оставшиеся же меры, которые он уже более не в состоянии употребить ни на какие важные удовлетворения потребностей, предназначаются им на вскармливание животных, составляющих предмет роскоши, чтобы всё же как-нибудь извлечь и из этого зерна пользу.

На основании подхода к ценности с позиции убывающей предельной полезности каждой следующей единицы блага учёный предложил шкалу полезностей, которая получила название «таблиц Менгера»

Таблица Менгера

I	II	III	IV	V	VI	VII	VIII	IX	X
10	9	8	7	6	5	4	3	2	1
9	8	7	6	5	4	3	2	1	0
8	7	6	5	4	3	2	1	0
7	6	5	4	3	2	1	0
6	5	4	3	2	1	0
5	4	3	2	1	0
4	3	2	1	0
3	2	1	0
2	1	0
1	0

Если взять за благо I еду, то первая единица блага имеет максимальную ценность, так как необходима для сохранения жизни, вторая — поддержания здоровья, и т. д. Однако, когда человек пресытился любая следующая единица этого блага имеет для него нулевую ценность. На примере вышеприведённой таблицы, под благом V Менгер привёл табак. До тех пор, пока потребность человека в еде не удовлетворена, табак имеет меньшую ценность для индивида. Однако на определённом этапе наступает момент, когда дальнейшие акты удовлетворения потребности в пище будут представлять для индивида уже меньшее значение, нежели первые акты удовлетворения менее важной, но ещё совершенно неудовлетворённой потребности в табаке.

На основании концепции субъективной ценности учёный подвергает критике теорию обмена классической школы политической экономии: «Исследователи цены приложили усилия для определения проблемы сведением предполагаемой равности между двумя количествами благ к её причинам. Одни искали эти причины в затратах одинакового количества труда на эти блага, другие — в равных затратах производства, возник даже спор относительно того, обмениваются ли блага потому, что они эквивалентны, или блага потому эквивалентны, что в акте обмена отдаются одно за другое». В действительности, согласно Менгеру, происходит обмен менее ценного для конкретного индивида блага, на более ценное.

Учение о благах

Исходным пунктом экономического анализа К. Менгера является исследование соотношений между человеческими потребностями и способностями предметов удовлетворять эти потребности. К. Менгер выделяет ряд условий превращения предмета в благо:

1. существование человеческой потребности;
2. наличие у данной вещи потенциальных свойств, позволяющих ей удовлетворить эту потребность;
3. знание человеком указанных потенциальных свойств вещи;
4. обладание вещью, позволяющее использовать вышеперечисленные свойства.

Согласно Менгеру, благом является то, что удовлетворяет человеческие потребности. Учению о благах посвящены первые три главы «Оснований политической экономии». Он разделял их на несколько типов: низшего порядка — предназначены для удовлетворения непосредственных потребностей; высшего порядка — для производства благ низшего порядка; комплименты — взаимодополняемые, субституты — взаимозаменяемые; экономические — потребность в которых не превышает их доступное на данный момент количество, неэкономические — количество которых превышает потребность.

Он утверждал, что не ценность и цена зависят от издержек производства, а наоборот, благодаря существованию ценности потребительских благ возникает оценка факторов производства, которая и формирует его издержки. Ценность блага высшего порядка, согласно учёному, определяется ожидаемой ценностью благ низшего порядка. Это указывает на то, что ценность благ высшего порядка носит ожидаемый характер. Утверждение о том, что существование временно́го интервала, который необходим для превращения благ производственного назначения в потребительные, порождает неопределённость и неуверенность субъектов хозяйствования относительно конечных результатов их деятельности. В дальнейшем эта идея нашла отображение в экономических теориях риска, неопределённости и ожиданий. К. Менгеру принадлежит также идея о взаимозаменяемости и взаимодополняемости благ высшего порядка. Эта идея получила дальнейшее развитие в современной микроэкономике.

Потребительная и меновая ценность

Потребительной и меновой ценностям посвящена 6 глава «Оснований о политической экономии». При этом он не пытался измерить предельную полезность и субъективную ценность, считая возможным лишь определение порядка потребностей по принципу «от большего к меньшему» (т. н. ординалистский подход).

Учение о товаре

Учению о товаре посвящена 7 глава «Оснований о политической экономии». Менгер различает товар и экономическое благо. Определяя товар, как экономическое благо, предназначенное для продажи, и теряющее свойства товара при попадании к конечному потребителю, он впервые разграничивает эти два важных экономических понятия. Также приводится описание основных свойств товаров, как экономической категории — границы способности товаров к сбыту, степени способности к сбыту и способность товара к обращению. Под границами способности товара к сбыту понимается суммарный потребительский спрос. Так, согласно Менгеру, спрос на сочинение о языке индейцев Латинской Америки тупи не превысит 600 экземпляров при минимальной цене, в то время как граница способности к сбыту произведений Шекспира превышает сотни тысяч. Степень способности товара к сбыту важна для товаров, которые не имеют самостоятельного значения, а нужны лишь как составные части других. Менгер приводит пример пружин для механических часов и манометров. Какова бы ни была их цена, количество продаваемых пружин будет зависеть только от производства часов и манометров. В то же время золото и серебро практически не имеют пределов способности к сбыту.

Нет сомнения, что и в тысячу раз большее количество золота и в сто раз большее количество серебра, чем имеется теперь, всё ещё нашли бы на рынке покупателей. Правда, в таком случае эти металлы сильно упали бы в цене, и даже менее состоятельные люди стали бы употреблять их в виде посуды и домашней утвари, а бедные — в виде украшения, но всё же и при таком из ряда вон выходящем увеличении их количеств, они поступили бы на рынок не напрасно, но, по-прежнему, находили бы себе сбыт, тогда как такое же увеличение количества лучших научных произведений, прекраснейших оптических инструментов, даже таких необходимых товаров, как хлеб и мясо, вызвало бы невозможность продать эти товары. Отсюда видно, что для владельца золота и серебра очень легко всегда найти сбыт любому количеству своего товара, в крайнем случае с небольшой потерей в цене, тогда как в случае внезапного увеличения количества других товаров, потери в цене бывают гораздо большими, а некоторые из них при таких обстоятельствах и совсем не могут быть проданы.

Способность товара к обращению предполагает лёгкость его циркулирования. Некоторые товары имеют одинаковую почти способность к сбыту в руках любого человека. Крупица золота «найденная грязным семиградским цыганом в песках реки Араньош», обладает одинаковой способностью к сбыту, как и в руках владельца рудника. В то же время предметы одежды, постельное бельё и др. товары подобного рода из рук этого же человека потеряют способность к сбыту, даже если бы он им и не пользовался, а приобрёл для перепродажи.

Теория денег

В основу теории Менгера легло понятие способности товаров к продаже, которое впоследствии было исследовано Мизесом. Учению о деньгах посвящена 8-я глава «Оснований политической экономии». Глава состоит из четырёх частей. В первой описывается сущность и происхождение денег. Он указывает на возникающие сложности при обмене продуктов труда в первобытном обществе. В результате интерес людей приводит к тому, что «индивиды отдают свои товары в обмен на другие, обладающие большей способностью к сбыту, несмотря на то, что для непосредственных целей потребления они в них не нуждаются». Во второй части он описывает особые для каждого народа и эпохи деньги. В ранние периоды развития большинства народов Старого Света ими стал скот. Развитие культуры и образование городов приводит к тому, что способность скота к сбыту падает в такой же пропорции, в какой она увеличивается у полезных металлов. Забота и содержание животных не представляет сколь-либо значимых экономических трудностей лишь до тех пор, пока индивид обладает неограниченным количеством пастбищ. С развитием общества средством обмена становятся металлы.

Согласно Менгеру, первым металлом, который стал использоваться в качестве денег, вследствие наибольшей способности к сбыту была медь. Затем, при расширении торгового оборота медь потеряла свою пригодность к функционированию в качестве денег, уступив эти свойства серебру и золоту. Изучив историю Америки до её завоевания европейцами, он находит подтверждение своей теории о приобретении наиболее лёгкими к сбыту товарами функции денег. Так, в доколумбовой Мексике ими служили зёрна какао, бумажные ткани, медь и олово. Использование звериных шкур у охотничьих народов, соли и рабов в Центральной Африке и т. д., согласно Менгеру, доказывает верность выдвигаемых им утверждений.

Научной заслугой стало исследование ценообразования и введения в обиход понятий «цена спроса» и «цена предложения». В четвёртой части он описывает особенности возникновения монет. Обычный обмен товара на слитки металла, который обладает свойствами лёгкого к сбыту товара, предполагает возникновение трудностей при определении пробы. Чеканка монет со строго определённым содержанием металла является наилучшей гарантией полновесности и качества содержащегося в ней металла.

Эта идея о спонтанном возникновении денег оказала огромное влияние на формирование взглядов Ф. А. фон Хайека, Л. фон Мизеса и других представителей австрийской школы.

Спор о методах

В последней трети XIX ст. между К. Менгером и Г. фон Шмоллером развернулась многолетняя полемика относительно методологии развития экономической науки, получившая название «спор о методах» (нем. Methodenstreit).

Основатель т. н. «молодой» исторической экономической школы Густав фон Шмоллер выступил против индивидуализма представителей классической школы. Он утверждал, что экономика должна быть исторической, основанной на эмпирических и индуктивных исследованиях (то есть логических выводов на основе перехода от частных выводов к общим), этично и практически ориентированной, направленной на междисциплинарный подход и изучение институциональной (комплекса исследований различных объединений людей) динамики.

В противовес «историкам» Менгер считал, что экономическая наука не зависит от исторических обстоятельств и национальной специфики. Он утверждал, что задача учёного-экономиста состоит в том, чтобы свести явления народного хозяйства к простейшим элементам. Также он считал, что изучение экономики с помощью методов истории противоречит самой сути данной науки:

Политическая экономия есть наука теоретико-практическая, и считать её наукой исторической – столь же ошибочно, как если бы пожелали историю или статистику народного хозяйства подчинить методологическим точкам зрения теоретических или практических наук.

В своём труде «Исследование метода социальных наук и политической экономии в частности» Менгер подчёркивает, что экономическая наука должна создавать и изучать законы общие для всех времён и народов. Одновременно он пишет об упрёках со стороны оппонентов в «атомизме» (изучении экономической теории вне зависимости от исторической эпохи, влияния общества на конкретные действия отдельного человека) и «космополитизме».

Отзывы об учёном

Положительные

Лауреат нобелевской премии по экономике 1974 года Фридрих фон Хайек так охарактеризовал научный вклад Карла Менгера:

Но ни в экономической теории, ни в любой другой отрасли знаний не может быть много историй, когда бы работы автора, революционизировавшего уже сложившуюся науку и получившего признание как новатор, оставались бы столь же мало известными, как работы Карла Менгера. Трудно представить другую ситуацию, когда работа вроде Grundsätze, которая сумела оказать устойчивое и сильное воздействие, оставалась, в силу чисто случайных совпадений, столь мало известной.

Согласно другому известному экономисту Кнуту Викселлю «После „Principles“ Рикардо не было книги …, которая оказала столь же большое влияние на развитие экономической теории, как Grundsätze Менгера». Ф. фон Визер пошёл дальше и назвал этот труд «архимедовой точкой опоры, с помощью которой можно переделать существовавшую систему экономической мысли».

Критика

Карл Менгер и представители австрийской школы были убеждены, что сложные общественные явления могут быть объяснены как следствие действий конкретных индивидов, которые в своей хозяйственной деятельностью следуют определённым экономическим законам. В сочинениях Менгера многие процессы объясняются на примере человека на необитаемом острове, индивида изолированного от окружающего общества. Строгий методологический индивидуализм привёл к тому, что по образному выражению «австрийцы населили экономическую теорию своими робинзонами». Изначальная установка, что экономические законы должны быть универсальными, а политическая экономия не может описывать и выделять характерные для определённого общества экономические теории, привела его к конфронтации с представителями немецкой исторической школы. Они инкриминировали Менгеру, как её основателю, «атомизм» и «космополитизм».

При всём своём восторженном отношении Ф. фон Хайек отмечает, что в одном месте учение Менгера характеризуется неполнотой. Он пишет, что теория ценности, предложенная австрийским учёным, не учитывает влияния издержек производства в формировании относительной ценности различных товаров, что делает её неполной.

Основные работы

• нем. Grundsätze der Volkswirtschaftslehre, 1871;

русск пер.: «Основания политической экономии»,

издания:

 — Австрийская школа в политической экономии. К. Менгер, Е. Бём-Баверк, Ф. Визер. — М.: Экономика, 1992. — ISBN 5-282-01471-8.

 — Менгер К. Избранные работы. — М.: Территория будущего, 2005. — С. 59−288. — ISBN 5-7333-0175-9.

• нем. Untersuchungen über die Methode der Sozialwissenschaften und der politischen Ökonomie insbesondere, 1883;

русск пер.: «Исследование метода социальных наук и политической экономии в частности».

издания:

 — Менгер К. Избранные работы. — М.: Территория будущего, 2005. — С. 289—450. — ISBN 5-7333-0175-9.

• нем. Die Irrthümer des Historismus in der deutschen Nationalökonomie, 1884. (рус. Ошибки историцизма в немецекой национальной экономике)
• нем. Zur Kritik der Politischen Oekonomie, 1887 (рус. К критике политической экономии)
• нем. Zur Theorie des Kapitals, 1888 (рус. К теории капитала)
• нем. Grundzüge einer Klassifikation der Wirtschaftwissenschaften, 1889 (рус. Основы классификации экономической науки)

Цитаты

Люди — коммунисты везде, где это возможно, в зависимости от существующих естественных условий.

Литература

Список произведений

• Менгер К. Избранные работы. — М.: Издательский дом "Территория будущего", 2005. — 496 с. — (Экономика). — ISBN 5-7330-0175-9.

Библиография

• Базилевич В. Д., Гражевська Н. І., Гайдай Т. В. та ін. Австрійська школа граничної корисності // Історія економічних учень: Підручник: У 2 ч. / Під редакцією В. Д. Базилевича. — К.: Знання, 2006. — Т. 1. — С. 447—470. — 582 с. — ISBN 966-346-149-7.
• Блауг М. Менгер, Карл // 100 великих экономистов до Кейнса = Great Economists before Keynes: An introduction to the lives & works of one hundred great economists of the past. — СПб.: Экономикус, 2008. — С. 210-213. — 352 с. — (Библиотека «Экономической школы», вып. 42). — 1 500 экз. — ISBN 978-5-903816-01-9.
• Злупко С. Н. [www.info-library.com.ua/books-text-3589.html Карл Менгер] // [www.info-library.com.ua/books-book-101.html Історія економічної теорії]. — К.: Знання, 2005. — С. 422—427. — 719 с. — ISBN 966-346-000-8.
• Кубедду Р. Политическая философия австрийской школы: К. Менгер, Л. Мизес, Ф. Хайек / пер. с англ. — М.: ИРИСЭН, Мысль; Челябинск: Социум, 2008. — 406 с. — ISBN 978-5-91066-025-4, ISBN 978-5-91603-009-9.
• Менгер Карл / Незнанов В. И. // Мёзия — Моршанск. — М. : Советская энциклопедия, 1974. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 16).</span>
• Селигмен Б. [gallery.economicus.ru/cgi-bin/frame_rightn.pl?type=in&links=./school/austria/lectures/austria_l3.txt&img=lectures_small.jpg&name=menger Менгер, фон Визер и возникновение австрийской школы] // Основные течения современной экономической мысли. — М.: Прогресс, 1968. — 600 с.
• Туган-Барановский М. И. Менгер, Карл // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Хайек Ф. А. [www.libertarium.ru/14187 Глава 2. Карл Менгер (1840-1921)] // Судьбы либерализма в XX веке. — М.: ИРИСЭН, 2009. — С. 79—118. — 337 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-91066-028-5.
• Шумпетер Й. Глава 3. Карл Менгер (1840—1920) // Десять великих экономистов от Маркса до Кейнса = Ten Great Economists: From Marx to Keynes. — М.: Институт Гайдара, 2011. — С. 125-137. — 400 с. — 1 000 экз. — ISBN 978-5-91129-075-7.
• Ядгаров Я. С. [pulib.if.ua/part/3312 13.1. Экономическое учение К. Менгера] // История экономических учений. Учебник для вузов. — 3-е. — М.: ИНФРА-М, 2000. — 320 с. — ISBN 5-86225-779-9.
• Salerno J. T. Biography of Carl Menger: The Founder of the Austrian School (1840—1921) // [mises.org/about/3239 The Ludwig von Mises Institute web-site].  (англ.) — 19.05.2010.

Ссылки

• [ek-lit.narod.ru/mensod.htm Основания политической экономии]

Отрывок, характеризующий Менгер, Карл

– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.