Скандал с договорным матчем в Англии (1915)

Скандал с договорным матчем в Англии 1915 года, также известный как скандал Великой пятницы (англ. The Good Friday scandal) произошёл после игры Первого дивизиона Футбольной лиги между «Манчестер Юнайтед» и «Ливерпулем» на «Олд Траффорд» 2 апреля (Великая пятница) 1915 года. Матч был договорным в пользу «Манчестер Юнайтед». Игроки обоих клубов сделали букмерские ставки на заранее обговорённый результат, надеясь выиграть деньги.

Предыстория

В сезоне 1914/15 «Манчестер Юнайтед» боролся за выживание в высшем дивизионе и к концу сезона ему нужны были очки для того, чтобы не выбыть во Второй дивизион. «Ливерпуль» находился в середине турнирной таблицы Первого дивизиона и в очках не нуждался. Кроме того, к тому моменту уже велась Первая мировая война. К концу марта 1915 года было понятно, что все официальные футбольные турниры в Англии после завершения сезона будут приостановлены на неопределённый срок, что должно было повлечь безработицу и отсутствие средств к существованию у профессиональных футболистов.

Матч

2 апреля 1915 года «Манчестер Юнайтед» выиграл у «Ливерпуля» со счётом 2:0, оба гола забил Джордж Андерсон. Судья и некоторые наблюдатели заметили, что «Ливерпуль» играл слишком расслабленно, не прилагая усилий. Также в матче был нереализованный пенальти, когда при счёте 1:0 в пользу «Юнайтед» после нарушения правил Бобом Перселлом Патрик О’Коннелл промахнулся в ворота «Ливерпуля». Несмотря на то, что О’Коннелл пробил сильно мимо ворот (почти в сторону углового флажка), он не сильно расстроился, а наоборот, смеялся, будучи уверенным, что его команда сможет забить ещё. Действительно, уже во втором тайме «Юнайтед» забил второй гол, после чего ни одна из команд не пыталась изменить счёт. По некоторым данным, в матче был назначен ещё один пенальти, уже в ворота «Юнайтед», который не забил Джеки Шелдон, однако в большинстве источников упоминания о втором пенальти нет.

Зрителям, присутствовавшим на «Олд Траффорд», игра не понравилась даже несмотря на то, что хозяева вели в счёте и в итоге одержали победу: на протяжении матча с трибун слышался свист. Главный тренер «Манчестер Юнайтед» Джек Робсон ушёл со стадиона ещё до окончания игры, недовольный происходящим на поле.

1 дивизион. 31 тур 2 апреля 1915	Манчестер Юнайтед	2:0 </span>	Ливерпуль	Манчестер
15:30 BST	Андерсон  40'  75'	[www.lfchistory.net/SeasonArchive/Game/4028 (отчёт)]		Стадион: Олд Траффорд Зрителей: 12 000 Судья: Шарп
Манчестер Юнайтед: Бобби Бил (вр), Джон Ходж, Уолтер Спрэтт, Джеймс Монтгомери, Пэт О’Коннелл (к), Джозеф Хейвуд, Билли Мередит, Артур Поттс, Джордж Андерсон, Инок Уэст, Джо Нортон Ливерпуль: Элайша Скотт (вр), Эфраим Лонгуорт (к), Боб Перселл, Том Фейрфол, Фил Брэтли, Дональд Мэкинлей, Джеки Шелдон, Билли Бэнкс, Фред Пэгнем, Том Миллер, Джимми Николл

Расследование

После матча стало известно, что крупные суммы денег были поставлены на победу «Юнайтед» со счётом 2:0 (с коэффициентом 7 к 1 или 8 к 1). Букмекеры заморозили выплаты выигрышей по этой игре и сообщили, что заплатят £50 за информацию, которая сможет помочь в расследовании. Футбольная ассоциация Англии провела собственное расследование и обнаружила факт сговора футболистов обеих команд. Было установлено, что в сговоре участвовали: Сэнди Тернбулл, Артур Уолли и Инок Уэст со стороны «Манчестер Юнайтед» и Джеки Шелдон, Том Миллер, Боб Перселл и Томас Фейрфол со стороны «Ливерпуля». Шелдон, ранее игравший за «Юнайтед», был признан главным организатором сговора.

Примечательно, что из «заговорщиков» в самом матче сыграли все четверо игроков «Ливерпуля» и лишь один игрок «Юнайтед» (Уэст). Тернбулл и Уолли в матче не сыграли.

Некоторые футболисты, включая Фрэда Пэгнема из «Ливерпуля» и Джорджа Андерсона из «Манчестер Юнайтед», отказались принимать участие в сговоре. Пэгнем угрожал забить гол, чтобы испортить результат, и в концовке матча пробил в перекладину, что вызвало возмущение его одноклубников.

Во время расследования Пэгнем дал свидетельские показания, в которых сообщил, что перед игрой к нему подошёл Джеки Шелдон и предложил £3 за участие в сговоре, но Пэгнем отказался. Игрок «Манчестер Юнайтед» Билли Мередит отрицал своё участие в сговоре, но признался, что заподозрил неладное, когда во время игры никто не отдавал ему пас.

Наказание

27 декабря 1915 года все семеро футболистов, признанных виновными в участии в заговоре с целью заработка денег, были пожизненно дисквалифицированы. По некоторым данным, участников было больше: в заговоре также участвовали Лоуренс Кук, футболист «Стокпорт Каунти» (он также получил пожизненную дисквалификацию), и Фред Хауард из «Манчестер Сити».

Футбольная ассоциация Англии пришла к выводу, что сговор был инициирован игроками без участия руководства их клубов, поэтому клубы не получили штрафов и снятия очков.

Последствия

Инок Уэст категорически протестовал против своей дисквалификации, заявив о своей невиновности, и даже подал иск о клевете. Однако он дважды проиграл в суде, после чего играл в Ирландии под вымышленным именем, был раскрыт и вновь дисквалифицирован.

Сама по себе дисквалификация не имела немедленного эффекта, так как к моменту её вынесения официальные футбольные соревнования в Англии были приостановлены в связи с войной. Также дисквалификация не распространялась на Шотландию (четверо из семи футболистов были шотландцами), поэтому теоретически футболисты могли продолжить играть в Шотландии, однако и там все соревнования также были отменены в связи с войной.

Футбольная ассоциация Англии объявила, что пожизненная дисквалификация футболистов может быть отменена, если они вступят в ряды Британской армии и примут участие в боевых действиях в войне. Все, кроме Инока Уэста, согласились.

Сэнди Тернбулл был убит 3 мая 1917 год в битве при Аррасе. Артур Уолли был серьёзно ранен в битве при Пашендейле, но выжил и даже продолжил играть в футбол после войны.

В 1919 году со всех участников сговора, кроме Уэста, пожизенная дисквалификация была снята (с Сэнди Тернбулла — посмертно).

Официальные турниры в Англии возобновились в сезоне 1919/20. Продолжили играть трое игроков «Ливерпуля» (Шелдон, Миллер и Перселл) и один игрок «Юнайтед» (Уолли). Фейрфол завершил карьеру. Уэсту сняли дисквалификацию лишь в 1945 году, когда ему было 59 лет.

Хотя мотив заговорщиков был сугубо финансовым, а не турнирным, те два очка, что «Юнайтед» заработал в матче против «Ливерпуля», позволили команде занять 18-е место и избежать вылета, опередив занявший 19-е место «Челси» на 1 очко. «Челси» номинально выбыл из Первого дивизиона, однако ещё до начала сезона 1919/20 Футбольная лига расширила Первый дивизион с 20 до 22 команд, поэтому лондонский клуб остался в высшей лиге.

См. также

• Коррупционный скандал в английском футболе (1905)

Литература

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

См. British Football Scandal

• Simon Inglis. Soccer in the Dock: A History of British Football Scandals 1900 to 1965. — Eclecta Books, 1985. — ISBN 0-00-218162-2.
• Graham Sharpe. Free the Manchester United One: The Inside Story of Football's Greatest Scam. — Robson Books, 2003. — ISBN 1-86105-633-8.

Ссылки

• [www.lfchistory.net/Images/newspapers/echo/1915-04-02-manutd-echo-4028.jpg Отрывок газетной статьи с обзором матча]  (англ.)
• [www.lfchistory.net/Articles/Article/3633 The Good Friday scandal] (англ.). LFCHistory.net.
• Bartram, Steve. [www.manutd.com/en/News-And-Features/Features/2015/Mar/A-century-on-from-the-Manchester-United-vs-Liverpool-match-fixing-scandal.aspx The United-Liverpool scandal: 100 years on] (англ.). ManUtd.com (17 March 2015).
• Airey, Tom & Burnell, Paul. [www.bbc.com/news/uk-england-manchester-32152534 Man Utd v Liverpool: The 1915 Good Friday betting scandal] (англ.). BBC.com (3 April 2015).

Отрывок, характеризующий Скандал с договорным матчем в Англии (1915)

– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.